За прошедшие девять лет немногое в Империи переменилось, но та ее часть, которую помнил Ли со времен своего путешествия в столицу, несомненно, была уже совсем не той, что прежде. Древние города и многочисленные деревни за эти годы стремительно разрастались за счет новых кварталов и богатых посадов. Молодые храмы возвышались своими черепичными восьмигранными пагодами и стройными башнями–вэнь над равнинами, гладкими как нефритовый стол, над глубокими ущельями горных перевалов и по берегам лазоревых озер. Новые мощеные дороги с каменными мостами, с отводными канавами вдоль обочин и с постоялыми дворами торговых домов разбегались во многих направлениях. Возделанные поля отвоёвывали место у зловонных солончаков и вековых бамбуковых зарослей. В речных протоках вертелись десятки деревянных колес, оживляя механизмы мельниц, кузниц и мастерских. Центральные провинции вокруг Хэйан–кё не знали вторжений врагов почти тысячелетие, и приостановить их развитие и процветание не могли даже редкие шутки природы, вроде жестоких зимних морозов или глухих содроганий тверди, когда запертые в подземельях демоны в очередной раз пытались вырваться на волю.

Тайпэн Хань гнал свой маленький отряд через страну во весь опор, не тратя ни одного лишнего мгновения на задержки и не совсем собираясь облегчать Ли новое знакомство с окружающим миром, после столь долго периода проведенного им в стенах дзи–додзё.

Кроме Сяо Ханя и его дзи, в группу входило еще семь человек. Двое были воинами рода Юэ, потомственными солдатами, чьи предки состояли на службе у самой Йотоки. Остальные члены отряда находились при юном тайпэне в роли солдат–прислуги, но реальной пользы от них в бою, похоже, никто не ожидал.

Единственный, кто порадовал Ли из этой пятерки, был опытный коновал, травник и неплохой охотник по имени Удей, тидань и ну–бэй, выкупленный у своего кочевья много лет назад. По сути, его положение мало чем отличалось от роли дзи, к тому же для Ли общение с Удеем дало прекрасную возможность лишний раз попрактиковаться в языках.

Четверо остальных денщиков выполняли самые разнообразные функции, среди которых было даже мастерское заваривание чая и красивое повествование семейных хроник Юэ. На практике же, прислуга относилась к своим прямым обязанностям весьма небрежно. Это немало удивило и даже в некоторой степени разозлило Ли, но тайпэн, как ни странно, демонстрировал в этом вопросе явную снисходительность. Иногда, казалось, что он вообще не замечает оплошностей или откровенного неуважения к своей персоне, проявленное со стороны своих слуг.

Руководствуясь Догмой, ученик мастера Ю Вея решил исправить возникшую ситуацию, дав слугам наглядный образец для подражания. Дзи начал следить за полевой готовкой и обращением слуг с вещами хозяина, исправлять их мелкие оплошности, а иногда и полностью подменять их.

К глубокому разочарованию Ли, это принесло не ожидаемый им результат, а прямо противоположный. Прислуга попросту перегрузила на него большую часть своих обязанностей. Изменить такое положение вещей дзи мешало с одной стороны собственное ущемленное достоинство ведь, признаться перед Ханем в неумении разобраться с таким простым вопросом, было позорно, а с другой стороны все еще теплящаяся надежда, что рано или поздно его подход принесет свои плоды. Догма всегда призывала к терпению, и Ли предпочел не отклоняться от уготованного ему Пути.

К концу второй декады (новоиспеченный дзи все еще привыкал считать время неделями, как это было принято за стенами школы) отряд Сяо Ханя добрался до берегов Анхэ. Они миновали предместья Сычуяня в вечерних сумерках, так что Ли так и не смог понять, почему вблизи городских укреплений, там где начинался знаменитый Степной Шлях, пылало чудовищное море огней, как будто в том месте собралось и выжидало в осаде настоящее вражеское войско.

На паромной станции царило непривычное запустение, и только матросы с нескольких пришвартованных джонок–куай–сё постоянно дежурили в этом месте. Их хайтин, расположившая свой временный штаб на самой станции, не имела информации о происходящем за пределами провинции. По ее словам, солдаты и немногочисленные купцы, остававшиеся в торговых постах к закату отсюда, могли поделиться со странствующим полководцем более свежими сведениями.

Переправившись на пароме через величественную реку, они заночевали в большом гостином доме купеческой династии Гжень. Как понял Ли из короткого разговора с хозяином, с некоторых пор Гжень имели в западных провинциях Империи огромное влияние, чему кроме вековых традиций способствовал еще и тот факт, что избранница нынешнего Императора приходилась хоть и дальней, но все же прямой родственницей действующего главы торгового дома.

Несмотря на то, что постояльцев в гостином доме практически не было, а слуг и охраны оставалось совсем немного, молодому тайпэну, едущему в Ланьчжоу решать проблемы с карабакуру, оказали весьма радушный прием. О целях своей миссии и пути следования Сяо Хань не стеснялся распространяться всем, кто оказывался достаточно близко к юному полководцу. Ли такой подход не нравился, но он списывал это на возраст своего тайпэна и был уверен, что со временем все эти мальчишеские замашки выветрятся сами собой, едва придет мудрость первого жизненного опыта. Об обязанностях самому совершенствовать своего хозяина Ли также не забывал, действуя, разумеется, исключительно в рамках, установленных Догмой.

Полностью осознать, что именно творится на западных территориях, тайпэн и его люди смогли уже на следующее утро. Прославленный Шлях, всегда оживленный и забитый караванами, теперь казался вымершим, даже больше чем пограничные полупустыни на севере царства Юнь. Все деревни, попадавшиеся им на пути, были разорены и частично выжжены. Это показалось Сяо Ханю весьма странным, ведь по его сведениям карабакуру еще ни разу не добирались в своих рейдах до русла Анхэ.

В небольшом укрепленном форте, где путники остановились на следующую ночь, они получили объяснение увиденному. Солдаты из гарнизона Сычуяня и купеческие наемники, удерживавшие этот форт, рассказали тайпэну и о бандах мародеров, и о реальном бессилии дзито, и о беженцах, которые уже начали грабить другу друга. Сяо Хань хмуро кивал в ответ, слушая эти речи, но вопреки ожиданиям Ли так и не попытался хоть как–то приободрить удрученных воинов, терзаемых не столько усталостью, сколько осознанием собственного бессилия. Это была последняя ночь, которую отряд Ханя провел под защитой надежных стен, дальше на всем пути до Ланьчжоу не сохранилось практически ничего.

Картина разоренной страны так разительно отличалась от тех мест, где они проезжали совсем недавно, что всех спутников тайпэна охватила подавленная мрачность, а кое–кого и явный страх. Ли искренне надеялся, что никто из слуг не сбежит с припасами в самый неподходящий момент. А еще он заметил, как молчалив и замкнут стал Сяо Хань. Похоже, хозяин всерьез размышлял над тем, что увидел и услышал, и его дзи был уверен, что он сделает верные выводы.

Время для разговора наступило, когда до конечной точки их путешествия оставалось два дневных перехода. В смену, когда дежурил Ли, тайпэн сел напротив него на другой стороне маленького костра и, помешивая ивовым прутом раскаленные угли, тихо спросил:

— Ну, как считаешь, получиться?

— Эти земли заселялись десятилетиями, — хмуро сказал Ли, перебирая в памяти обрывки воспоминаний о далеком детстве. — И уйдут новые годы на то, чтобы восстановить утерянное. Но в былые времена кочевники не раз и не два разоряли западные рубежи Империи, однако, это закончилось лишь их собственным поражением и признанием высшей власти Императора.

Сяо Хань согласно кивнул.

— Да, это так. Но боюсь, проблема не только и не столько в карабакуру и разрушениях, которые они сотворили. Здешние жители сделали отнюдь не меньше, и за это многим из них придется ответить.

— Люди доведены до отчаяния, — осторожно ответил дзи, пытаясь понять, к чему именно клонит тайпэн. — Страх превратил их в дикарей, а управители провинций вряд ли могли бы сделать больше, чем они сделали.

— Их вина в этом тоже есть, но ты прав, она не так велика, — в глазах Ханя полыхнуло странное пламя. — А вот по поводу «дикарей». Когда одни подданные Императора убивают других поданных Императора, то за это кто–то должен нести ответственность. Боюсь, быстрого разгрома карликов будет недостаточно, чтобы полностью восстановить порядок. Нам придется задержаться в Ланьчжоу и после, возможно, надолго.

— Вы думаете, наказания поспособствуют установлению мира?

— Наказания? Нет. А вот страх всегда отлично стимулировал крестьян, позабывших о том, как следует себя вести верным подданным. Отец предупреждал меня, что порой нужно пойти на жестокость ради всеобщего блага. Так что, если здесь понадобиться именно это лекарство, то так тому и быть. Порядок в провинциях должен наступить любой ценой, в Золотом Дворце мне дали это понять совершенно ясно.

Ли, слушавший эти слова, не хотел верить в то, что их произносит человек, ставший его тайпэном. И не хотел признавать их правоту, как следовало бы истинному дзи. Что–то было не так во всем этом, что–то непонятное и странное ускользало от Ли. Как будто мир, каким видел его дзи, каким его научили видеть этот мир в дзи–додзё, не совсем соответствовал той бесспорной истине, к которой он успел привыкнуть за последние девять лет. Учителя предупреждали о сомнениях, но никто не говорил, что они тоже могут быть испытанием.

Еще долго говорил Хань, погруженный в собственные рассуждения, еще долго пылало пламя, бросая отсветы на лицо его одинокого слушателя. Больше в ту ночь Ли так и не произнес ни слова.

Прохладная степная темень тихо и незаметно уступила место утру. Ли, несмотря на все старания, так и не смог заснуть, после того, как Удей сменил его на дежурстве. Хмурый степной рассвет не принес ожидаемых откровений, и Ли оставалось лишь попытаться отогнать свои странные ночные размышления. Ему следовало пребывать в мире с собой, хотя бы пока их отряд не прибудет в Ланьчжоу.

Наблюдатель появился в лощине, когда воины Гупте как раз заканчивали завтрак.

— Около десятка! — быстро выпалил возбужденный боец. — Несколько знатных воинов, остальные в простых доспехах.

— Все, как и было обещано, — улыбнулся Гупте, вытирая руки куском мешковины. — По местам. Первыми убрать латников с мечами, один из них и будет тайпэном, с остальными по ситуации, но лучше, чтобы никто не ушел.

Подхватывая шлемы и оружие, карабакуру стремительно разбежались в разные стороны к условленным секретам по обеим сторонам дороги. Гупте, поправив завязки манеритского шлема, вложил в ножны кривой клинок и поспешил на дозорный пост.

На участке Шляха, что тянулся по холмистой гряде, испещренной руслами ручейков и маленьких речушек, Сяо Хань отправил одного из своих воинов вперед. Дорога здесь то поднималась вверх, то быстро виляла вниз, а заросли колючего кустарника окончательно мешали свободно следить за окружающим пространством. Тайпэн не боялся засад, но военные инстинкты глубоко въелись в его кости еще с момента рождения.

Ли, по–прежнему погруженный в свои противоречивые раздумья, не сразу заметил происходящие. Только когда тонкая вересковая стрела с игольным наконечником ударилась об одну из нагрудных пластин доспеха, дзи резко встрепенулся, рефлекторно дернув кожаную петлю на запястье. Второй конец петли охватывал древко копья, лежащего поперек седла, и яри послушно вскочило к Ли в руку.

Стрелы вокруг засвистели уже со всех сторон. Второй воин рода Юэ, ехавший рядом с дзи, вскрикнул и вывалился из седла, схватившись руками за лицо. Между его ладоней Ли успел разглядеть дрожащее черное оперение. Карабакуру всегда любили использовать для своих стрел перья ворон.

Отчаянно заголосил кто–то из слуг, захрипели и заметались лошади. Сяо Хань, выхватив меч и низко пригнувшись к лошадиной шее, бросил коня в галоп куда–то вдоль дороги. Ли, не успевая ничего обдумать или решить, помчался следом за ним.

Группа из семи карликов, выскочившая на утоптанную землю Шляха, встала на пути у всадников, выставив перед собой два длинных копья. Каждое из них коротышки держали по двое, остальные уже оттягивали к уху тетивы своих маленьких луков. Тайпэн с победным кличем врезался во врага, и его тяжелый меч с хряском рассек голову ближайшего карабакуру, прорубив кожаный шлем–капюшон. Ли отклонился чуть вправо и вперед, а затем точно и четко, как учили его все эти годы, выбросил руку с копьем, чуть отпуская полированное древко. Яри вонзилось в грудь вражеского копейщика, без труда пробив кожаный доспех карлика, а затем, по очередному рывку петли, вернулось к дзи.

Ли на полной скорости проскочил заслон насквозь, чтобы пользоваться своим оружием ему требовалось пространство. Тайпэн Хань, напротив, с азартом продолжил рубиться в самой гуще врагов.

На небольшом пригорке справа от Ли появился еще один карабакуру, вооруженный кривым мечом. Низкорослый воин попытался с разбегу запрыгнуть на коня дзи, и Ли уже не успевал его остановить, но прямо на середине прыжка карлика точным ударом в бок сбила стрела с красным оперением. Карабакуру отбросило в дорожную пыль, а дзи бросил короткий благодарственный взгляд Удею, чей конь гарцевал с другой стороны от схватки, которую вел тайпэн. Из саадака тиданя уже торчало несколько вражеских стрел, и похоже было, что, кроме него и Ли, помогать Сяо Ханю в бою уже некому.

Ли погнал лошадь вдоль дорожной обочины, пронзив яри еще одного карлика и хлестнув другого наотмашь по лицу тяжелым плоским наконечником. Копье, ударившее в лошадиный бок, едва не пронзило бедро всадника. Захрипевший конь рухнул на землю, однако Ли, успевший в последний момент высвободить ногу из стремени, выскочил из седла довольно удачно. Его тут же окружило полдюжины карабакуру, но дзи отлично помнил уроки боя против численно превосходящего противника. Используя одновременно наконечник яри и торец тяжелого древка, Ли удачно отбил их первую атаку, сумев даже ранить двоих в плечо и в ногу.

Краем глаза, дзи успел заметить, в какой момент пала лошадь под Сяо Ханем. Подчиняясь первому порыву, Ли метнулся в ту сторону, но карабакуру, словно предчувствуя это, переместились так, чтобы отрезать ему возможность прийти к тайпэну на помощь. Еще одна стрела отскочила от гладкого наплечника, и молодому воину вдруг как–то сразу стало понятно, что сейчас его просто изобьют из луков на расстоянии. Было лишь два варианта — снова сблизиться с врагами, полагаясь на то, что лучники побояться задеть своих, или наоборот попытаться уйти из–под их прицела, отступив к краю дороги. Широким взмахом копья, Ли заставил вражеских воином попятиться и, получив необходимую дистанцию, бросился назад, проломившись между сухих ветвей кустарника и почти сразу покатившись по небольшой прогалине.

Вскочив на ноги, дзи метнулся в сторону от открытого пространства и, перепрыгнув журчащий ручей, спрятался за ближайшим кустом, обнажив широкий кинжал цзун–хэ. Яри Ли бросил на месте своего падения, так, чтобы его не смогли не заметить преследователи. Это должно было отвлечь их и дать ему время для внезапной атаки, так, во всяком случае, его учили в дзи–додзё.

Но никто так и не пришел. Ли ждал достаточно долго, но когда вокруг воцарилась полнейшая тишина, прерываемая лишь шелестом ветра и стрекотом насекомых, он рискнул покинуть свое укрытие. Подобрав копье, дзи пробрался к дороге, стараясь действовать настолько скрытно, насколько это позволяли ему тяжелые пластинчатые латы. Шлях оказался совершенно пуст. На нем остались следы недавней схватки, бурые лужи крови, стремительно превращающиеся в грязь, и даже какие–то вещи, которые обронили сражавшиеся. Но больше не было никого, ни живых, ни мертвых. Только тяжелый фамильный меч торчал под косым углом из земли в том месте, где рухнул конь Сяо Ханя.

Молодой дзи не сразу поверил, что карабакуру просто ушли. Конечно, забирать всех убитых с поля боя было их древней традицией, но вот так отступить, зная о том, что кто–то из врагов все еще жив. И слишком уж призывно смотрелся меч тайпэна, так сильно смахивая на приманку, к которой Ли непременно должен был бы подойти.

Соблюдая спокойствие, юноша скрытно и осторожно обследовал территорию вдоль дороги со своей стороны, но по–прежнему не обнаружил никаких признаков опасности. Следы карликов и даже места их лежек, где они ожидали своих жертв, Ли нашел достаточно легко, но самих карабакуру не было.

Решившись, Ли перебежал на другую сторону Шляха, ожидая атаки и свиста стрел в любой момент, но ничего не случилось и в этот раз. Новые поиски привели дзи в оставленный коротышками лагерь. Многую утварь и вещи карабакуру побросали прямо так, но с другой стороны учитывая их простоту и дешевизну, карлики могли позволить себе попросту сделать большую часть оставленного ими имущества своими руками из подручных средств на ближайшем привале. Рядом с лагерем нашлись следы крупного отряда, уходящего с чем–то тяжелым в южном направлении.

Вернувшись на дорогу, Ли забрал меч рода Юэ. Обоюдоострый клинок легко вышел из утоптанного грунта, удобно ложась в ладонь, прикрытую латной перчаткой. Дзи поспешно отогнал мысль о том, что больше этот меч может быть никогда и не понадобиться Сяо Ханю. Он был слугой тайпэна и был обязан следовать за ним, он был обязан вернуть ему фамильный меч. Хань вполне мог быть жив, и если карабакуру уволокли его к себе в плен, то долгом Ли было попытаться его освободить, или хотя бы попытаться узнать, где того держат и привести помощь. Закинув яри на правое плечо, а тяжелое лезвие меча на левое, дзи двинулся по следам врага. Все остальное для него было сейчас неважно.

Путь по нехоженым холмистым тропам давался не так легко, как Ли рассчитывал поначалу. Хотя карабакуру и несли с собой тяжелой «мертвый» груз, а также наверняка своих раненых, для них эти места были родными и привычными. К вечеру дзи настолько выбился из сил, что если бы карлики решили оставить на своем пути засаду, то Ли несомненно угодил бы в расставленную ловушку. Говорить о том, что он нагоняет врага, тоже не стоило.

Далекую огненную точку слуга Сяо Ханя заметил на горизонте в ранних сумерках и сердце его предательски дрогнуло. До огромного нагот Ли добрался лишь глубокой ночью, когда вокруг безраздельно властвовали темнота и холод.

Величественный погребальный костер был сложен не за один день, но в тот момент дзи совершенно не обратил внимания на этот факт. Пересиливая слабость тела, Ли пытался разглядеть в глубине пламени хоть что–то. Тела людей, карабакуру и лошадей лежали вперемежку, и даже предкам, наверное, не было известно для чего и почему карлики несли их так долго через степь, чтобы потом, не взяв себе ни единой вещи, придать покойных уничтожающей стихии огня.

Не выдержав больше противостояния с жаром, Ли отошел от нагот, почти сразу наткнувшись на поминальное место карабакуру. На небольшом расчищенном пятачке земли лежали грудой воинские шлемы, полтора десятка небольших кожаных и несколько слишком крупных для карликов. Среди них особенно выделялась изысканная работа столичного мастера, и Ли с ужасом нагнулся, чтобы подтвердить страшную догадку.

Шлем Сяо Ханя из рода Юэ был измят и покрыт засохшей кровавой коркой не только снаружи, но и изнутри, словно кто–то продолжал наносить страшные удары, даже когда тайпэн был уже мертв.

Боль, страх и стыд — всего этого было слишком много для уставшего и измотанного дзи, прослужившего своему господину всего двадцать три дня. Рухнув на колени, Ли почувствовал, как по его щекам текут первые слезы злости и отчаяния. Но пугала его не потеря чести и не наказание за смерть тайпэна, которого он, выходит, бросил на поле боя, а пустота будущего, прячущаяся в красном свете бушующего пламени костра.

От высоких бревенчатых стен Ланьчжоу веяло утренней сыростью и гарью сожженных посадов. Несколько дней назад карабакуру предприняли набег на город. Для полноценной атаки их было мало, но вполне хватило для того, чтобы подпалить пригороды и убить множество простых жителей, не успевших спрятаться в крепости.

Пожилая женщина в старой заштопанной одежде была среди тех, кому повезло. Повезло вернуться на пепелище, оставшееся от ее дома на окраине бывшего посада. В очередной раз пытаясь отыскать хоть что–то среди обугленных балок, она не заметила, как со стороны соседних развалин к ней приблизилась троица молодых парней. Худые, но не слишком изможденные, в плетеных варадзи, темно–серых крестьянских штанах и куртках с нахлестывающимися полами, эти трое были вооружены крепкими деревянными дубинками, а их лица скрывались под соломенными шляпами–тэнгай.

Услышав шорох за спиной, женщина обернулась, но на ее уставшем лице не появилось ни страха, ни презрения.

— Неужели вы и в самом деле думаете, что найдете, чем здесь поживиться? — в этом вопросе не было ни издевки, ни скрытого подтекста, быть может лишь толика искреннего недоумения.

Разбойники коротко переглянулись. Искать на пепелище действительно было нечего, а для других целей жертва была уже явно старовата.

— Ты наверняка знаешь, кто из твоих соседей был побогаче, — заявил тот, что держался посередине. — А у них точно должны быть припрятанные ценности, может, где прикопаны на делянках, а может в тайничке под полом. Покажешь такие дома, и считай свободна. Только веди нас к тем домам, где хозяева точно не могли вернуться после набега за своими пожитками, а то…

— Падальщикам будет нечем поживиться.

Бандиты, увлеченные речью своего главаря, тоже не заметили появления нового действующего лица. Стремительно обернувшись, они уставились на одинокую фигуру возле опаленной изгороди. Разбойники тихо порадовались тому, что это не были городские стражники, которые изредка все–таки высовывали нос из–за стен Ланьчжоу. Тем не менее, неизвестный выглядел достаточно грозно, хоть и потрепанно. Полные доспехи из настоящей стали и длинный меч, который неизвестный держал в правой руке, внушали уважение. Хотя при этом знатный воин был довольно бледен, его лицо покрывала недельная щетина, а губы спеклись как после долгих дней без воды и пищи. Да и боевого коня, вечного спутника имперской знати, поблизости тоже не наблюдалось.

— Кто это тут у нас, такой красивый и грозный? — предводитель мародеров выступил чуть вперед, поигрывая для убедительности своей дубинкой.

— Убирайтесь, — резко ответил воин без попыток вступить в разговор.

— Да ты, паря, еле на ногах стоишь, — разбойник зыркнул на своих помощников через прорезь тэнгай. — Вали его!

Доспех и меч были достаточно хорошей добычей, чтобы рискнуть, и бандиты рискнули. Лезвие клинка рассекло ребра и грудину главаря так, словно и не встретило на своем пути никакого препятствия. Половинки деревянной дубинки, разрубленной пополам тем же ударом, упали в пепельную пыль. Двое других бандитов бросились бежать в разные стороны еще до того, как тело их предводителя коснулось земли.

Императорский воин прошел мимо мертвого разбойника и тяжело опустился на обгорелую балку на месте стены. Женщина медленно приблизилась к нему и глубоко поклонилась.

— Спасибо, за то…

— Воды, — надрывно прохрипел неизвестный, и хозяйка окрестного пепелища увидела, как закатываются глаза ее спасителя.

Молодой парень был, похоже, действительно сильно измотан и пребывал уже на пределе своих сил. Не дожидаясь повторной просьбы, женщина поспешила к уцелевшему колодцу.

Когда она вернулась с небольшим ведерком и черпаком, Ли все еще оставался в сознании. Прохладная колодезная вода пролилась небесным нектаром через иссохшее горло. Дзи не мог точно сказать, сколько дней длились его скитания по степи после той кошмарной ночи, но вот в том, что за это время он не съел ни крошки и не выпил ни капли, Ли был совершенно уверен.

Женщина, наблюдавшая за тем, как он жадно пьет, зачерпнув уже второй раз воды из ведра, смотрела на дзи как–то странно. В этом взгляде не было и намека на благодарность, скорее недоверие и удивление мешалось в нем со страхом и ненавистью. Тем не менее, когда Ли, наконец, напился и отнял от губ глиняный черпак, пытаясь отдышаться, погорелица еще раз начала свою благодарственную речь. Ли попытался ее остановить, но она лишь всплеснула руками и веско возразила:

— Я должна вам это сказать. Они наверняка убили бы меня в любом случае, а так у меня по–прежнему остается хотя бы жизнь. Бесполезная и пустая, но все же. Спасибо вам за это, тайпэн.

За горьким сарказмом, с которым прозвучало окончание фразы, Ли едва не упустил титул, по которому к нему обратились. Вся его сущность разом вздрогнула и протестующие слова уже хотели сорваться с губ, но разум в этот момент взял верх над эмоциями.

А кем еще мог бы быть по представлению несчастной женщины, воин в богатых доспеха с отнюдь непростым мечом? Он был слишком молод для императорского всадника или дзи, уже получившего свой собственный меч, да еще такой. Значит, он мог быть только тайпэном. Но рассказывать и объяснять сейчас все, что случилось, признаваться первому встречному человеку в слабости, говорить о своем позоре и неумении идти по Пути, Ли не захотел. Пусть считает его тайпэном, как только он передаст меч местному дзито, дальше будет не важно, что случиться и что о нем подумают.

— Помоги встать.

Опершись на ее плечо, Ли с трудом поднялся. Ноги предательски задрожали, но он смог устоять.

— Проводишь меня до ворот. В качестве расчета за спасение, — криво усмехнулся дзи.

— Как пожелаете, — тихо согласилась женщина, хотя в ее взгляде и мелькнуло что–то новое.

Они неторопливо направились по дороге между черных развалин к городским воротам. Ли старался идти сам, но периодически чувствовал, как чужая рука направляет и поддерживает и его. Видимо, со стороны все выглядело не так гладко, как хотелось бы ему самому.

— Как тебя зовут?

— Мёши, тайпэн.

— Что это за место и что здесь случилось?

— Это Ланьчжоу, тайпэн, — Ли был слишком устал, чтобы вздрагивать от удивления, когда узнал, что добрался до конечной точки своего путешествия, правда, без Сяо Ханя. — Неделю назад карабакуру сожгли пригороды, но еще хуже того они разрушили дамбы, подававшие воду на окрестные поля. Рисовые поймы сейчас итак осушены, но зерно из поздних сортов может и не взойти по весне.

То, о чем говорила Мёши, было понятно и знакомо Ли, в конце концов, он был сыном деревенского ремесленника и знал что такое недостаток воды для крестьянских полей, особенно в такой засушливой части западных земель, как Ланьчжоу. Голодная весна могла оказаться страшнее самой лютой зимы

— Почему никто не чинит ирригацию?

Мёши снова посмотрела на дзи странным взглядом с тем самым новым оттенком.

— Дзито запретил городским выходить за стены, чтобы не стать жертвой налетчиков. Говорят у него достаточно запасов для горожан, чтобы переждать до следующего лета, когда придет армия и разгонит коротышек, а на остальных ему…

Женщина как–то отрешенно махнула рукой, но Ли так и не успел задать следующий вопрос. Они подошли совсем близко к воротам, от которых в их сторону уже приближались несколько воинов. Круглые шлемы–цунари, стеганые панцири из дубленых полос кожи и простые копья, которыми были вооружены солдаты, выдавали в них городских ополченцев.

— Прощайте, тайпэн, — Мёши резко остановилась и отвернулась в сторону. — Меня они все равно не упустят за стены, раз уж я вышла наружу. И еще раз спасибо вам.

Солдаты Ланьчжоу не дали Ли времени, чтобы окликнуть женщину или сделать что–либо еще. Подойдя к дзи, они подчеркнуто резко вытянулись по стойке «смирно», а их командир со знаками различия десятника выступил вперед.

— Достопочтимый полководец, могу ли я иметь честь говорить с тайпэном Сяо Ханем из рода Юэ?

Дзи упомянутого наследника Йотоки слишком устал, чтобы уловить странные интонации в вопросе городского стражника. И объясняться с кем–либо он по–прежнему не хотел. Равно как и врать, или присваивать себе чужое имя и титул.

— Мне надо видеть дзито Ланьчжоу, — хрипло ответил Ли, не поднимая глаз.

— Конечно! Конечно! — просиял десятник лицом, и воины, быстро окружив дзи, повели его к воротам.

— Откуда вы знали, что к вам направляется тайпэн Хань? — несмотря на все свои злоключения, Ли не смог не удовлетворить свое любопытство.

— Три дня назад прибыл гонец от тайпэнто с посланием для вас, — возбужденно затараторил десятник, — тогда мы и поняли, что с вами что–то случилось, раз гонец не нашел вас в пути, а в город вы так и не прибыли. Посыльный уехал этим утром, решил, что вы уже точно не появитесь, особенно после новостей о тайпэне Доу Вэне.

Ли даже не нужно было ни о чем дальше спрашивать, командир воротного караула сам рассказал ему все о тайпэне Вэне, который был направлен в Ланьчжоу из земель тиданей, где находился с посольской миссией по поручению императорского сиккэна. А также о том, как засада карабакуру расправилась с тайпэном и его людьми чуть ли не ввиду городских стен, как переживал дзито по поводу того, что та же самая участь могла постигнуть и тайпэна Ханя.

«И постигла».

— Мне удалось отбиться, — коротко ответил Ли на повисший в воздухе вопрос.

— Хвала предкам, что сохранили вас своим благословением!

В голосе десятника не было приторной лести, но не было и привычной пустоты, которая появляется в словах от слишком частого употребления. Он был искренен и рад тому, что услышал, и это невольно заставило разум Ли начать думать над тем, что он услышал.

Они миновали массивные створки ворот, как раз тогда, когда дзи понял главное. Карабакуру методично и злонамеренно истребляли тайпэнов посылаемых в Ланьчжоу. Они знали, когда и где их можно будет подстеречь (в памяти против воли тут же всплыл громадный нагот), и стремились не допустить того, чтобы те попали в город. Но почему?! Если с нападением на отряд Тао Шеня все было предельно ясно, то чем им могли помешать несколько хороших воинов? Неужели они так боялись, что те смогут по новому организовать людей, избавить их от страхов и придать уверенности? Только из–за этого?! Конечно, такой подход не был лишен смысла, но так не могли думать карабакуру, которых помнил Ли в своем детстве. Не так изощренно, не так глубоко и всеобъемлюще. И, похоже, понимание всего этого, пусть лишь поверхностно и инстинктивно, но все же передавалось и простым людям.

На лицах воинов, столпившихся у ворот, Ли увидел то, чего действительно испугался. Они смотрели на него со жгучей черной ненавистью и пугающей искренней надеждой. Дела и в самом деле были совсем плохи, если так в Ланьчжоу встречали посланника Императора, кое–как добравшегося сюда через весь разоренный край.

Путь через город Ли запомнил смутно, усталость и пережитое давали себя знать. В сознание врезались лишь лица людей, сбегавшихся посмотреть на него, как на какую–то диковинку. И дзи искренне сочувствовал им, понимая какое разочарование настигнет всех, как только он выскажет свою исповедь дзито.

Дом городского правителя прятался в самом сердце Ланьчжоу за бревенчатой стеной частокола, обшитого белыми досками. Рядом поднимались еще более высокие стены городского гарнизона. Десятник, так и сопровождавший Ли с момента их встречи, посторонился, пропуская дзи в ворота поместья.

Крепкий мужчина в синих чиновничьих одеждах, с короткими черными волосами, в которых поблескивала серебром первая седина, спешил навстречу Ли по дорожке выложенной шлифованным камнем. Ему уже явно доложили о прибывшем госте.

— Тайпэн Хань! Вы не представляете, как я рад нашей встрече!

И хотя в глазах дзито промелькнули сомнения, когда он увидел в каком состоянии и в каком виде находится, «тайпэн», он низко поклонился, а в его голосе, как и у десятника стражи, не было фальши и лести.

Сделав глубокий вдох, Ли приготовился говорить. Говорить так быстро и так уверенно, чтобы его не успели бы перебить, пока он не закончит. Но заготовленная речь замерла на языке дзи в последний момент.

Он вспомнил сожженные дома вокруг Ланьчжоу и разоренные деревни вдоль Шляха. Вспомнил лица солдат и горожан. Вспомнил Мёши, и понял, наконец — ее сомнения были вызваны тем, что она так до конца и не смогла поверить, будто бы тайпэн решил вмешаться ради спасения ее жизни, рискуя своей собственной. Он вспомнил слова Сяо Ханя на том последнем привале. Вспомнил мастера Азая и мастера Вэя. Вспомнил о Догме, и о Пути. Не о своем, а том, что ведет всех в этом мире. Вспомнил о Служении и об Империи, которой он посвящал свою Службу.

— Мне надо привести себя в порядок и отдохнуть, — как будто бы со стороны услышал Ли свой собственный голос, хриплый и усталый, но спокойный и собранный.

— Разумеется, — кивнул дзито.

— И принесите все письма на мое имя, присланные тайпэнто.

— Конечно же, тайпэн Хань. Прошу вас в дом, для меня это будет честью.

Урок мастера Су Яна.

Будущий семнадцатый Император династии Цы любил проводить время в родовом поместье своей семьи и в соседних деревнях, где появлялся под видом простого купеческого приказчика и заводил немало друзей и знакомств. Лучше всего он сошелся с кузнецом Май–май, балагуром, забиякой и любителем крепкой выпивки. Кроме того, Май–май славился как искусный боец не только развивший свои мускулы, поднимая молот, но и изучив многие техники рукопашного боя, столь популярного у простого сословия во все времена. Сила и знания Май–май делали его несравненным уличным задирой, а сам кузнец часто похвалялся, что во всей Империи не найдется равного ему.

Однажды приехав в деревню, где жил его друг, будущий Император застал Май–май за сборами в дорогу. На вопрос, что же случилось, кузнец ответил:

— В роще у поворота к старым полям поселился бродячий монах, и все в округе уже говорят о том, что он невероятно силен и быстр, и даже я не смогу справиться с ним! Я же хочу доказать обратное всем этим пустобрехам!

— Как зовут того монаха? — спросил сын Избранника Неба.

— Со, сын Хэ, — ответил Май–май.

— Я слышал немало о нем, и многое из того, что говорят, может оказаться лишь пустыми россказнями, но стоит ли таких усилий, доказывать людям твое превосходство?

— Стоит, — уверил его кузнец.

Ранним утром наследник Императора и его друг добрались до рощи у нужного поворота. Среди вековых деревьев они отыскали поляну, на которой молодой монах, раз за разом, повторял простейшее дыхательное упражнение.

— Так это ты Со?! — выступил вперед Май–май.

Монах кивнул, не прерывая своего занятия. Кузнец объяснил, кто он и зачем пришел.

— Сейчас, увидев такого тщедушного и слабого противника, я сомневаюсь, что стоило идти сюда. И все же я поколочу тебя, чтобы остальные не распускали глупых слухов.

— Прежде чем мы сразимся, — ответил Со, — докажи, что достоин сойтись со мной. Каждое утро после гимнастики я хожу к ручью, что течет у подножия рощи с другой стороны. Там я беру один из валунов и приношу его сюда, а потом разбиваю головой и повторяю свои упражнения.

В доказательство Со указал на несколько больших камней, лежащих на краю поляны и расколотых на неравные части. Гордость и уверенность в собственных силах не позволила Май–май уступить. Спустившись к ручью, кузнец ухватил самый большой валун и, покраснев от натуги, принес его в рощу. Поставив его посередине поляны, Май–май оглянулся на безмятежного монаха и ударился лбом о камень. Будущий Император не успел остановить кузнеца, и его друг упал без сознания с разбитой головой.

— Кажется, я только что победил, — безразлично заметил Со Хэ.

— Но так нельзя, — возразил сын Единого Правителя. — Ведь эти камни разбил не ты…

— Конечно не я, — не стал отрицать монах. — И ни один человек не смог бы этого сделать лишь головой или голыми руками.

— Значит, ты признаешь, что это было нечестно?

— Разумеется, обычно я не сражаюсь с теми, кто слабее меня, но твой друг сам хотел этого поединка, и я не смог ему отказать.

— Но это не было поединком! И ты не сильнее его!

— А разве истинная сила человека измеряется лишь мощью его рук или ног? — Со Хэ искоса посмотрел на своего собеседника и добавил. — Будущему Императору не пристало не знать таких простых истин. К счастью, у него есть верные подданные, что всегда с готовностью покажут ему на своих ошибках то или иное отражение правды жизни.