Длинная вереница мулов, двигавшихся неспешным шагом, и их погонщики с безучастными лицами проходили через торговые ворота прямиком на рыночную площадь Аолянь, еще полстолетия назад носившего имя Джанханагир. О былом сиртакском владычестве здесь еще напоминали округлые каменные башни, вздымавшиеся над обновленным городским пейзажем, и пустующие постаменты на перекрестках дорог. Без стороннего ухода старые постройки быстро покрылись сетью трещин, а ползучие лианы и голуби, облюбовавшие пустующие этажи, быстро довершили разрушительную работу времени. Впрочем, мужчины с характерной смуглой кожей и черными бородами, в закрученных тюрбанах и свободных одеяниях по–прежнему попадались на этих улицах довольно часто, и причиной тому, прежде всего, был здешний базар.

Узкая полоса земли вдоль извилистого русла зеленого Шаанга была одним из немногих мест, где непроходимые джунгли Умбея расступались на достаточную ширину, чтобы город, возведенный здесь, не приходилось бы каждый год отвоевывать заново у буйной растительности. Именно здесь, подобно Аоляню, и располагалось больше десяти пограничных поселений, чье существование обретало смысл лишь в краткие промежутки перемирий, случавшиеся между магараджами северных владений и царскими генералами Юнь. За считанные месяцы торговый оборот каждого городка превышал годовой доход иных зажиточных регионов, и как мотыльки на пламя свечи слетались сюда со всех сторон купцы всех рас и народов, хитрые менялы, иные искатели легкой наживы и те, кто просто надеялся на Судьбу. Любому было понятно, что новая череда войн, как это бывало и раньше, сметет благоденствие этого края, но слишком уж велика была выгода. И хотя мало кто мог похвастать, что сумел пережить больше двух пограничных конфликтов, не покидая устья болотистой реки, но торговый обмен на мелководных переправах порою шел даже в разгар самых жестоких противостояний сиртаков и юнь.

Древесное масло было одной из множества редких вещей, пользовавшихся неизменным спросом к северу от Шаанга. И именно оно, судя по всему, было в больших толстобоких горшках, которые висели в веревочных корзинах по бокам у мулов, входивших в город. Круглые крышки были запечатаны желтоватым воском, а погонщики внимательно следили за тем, чтобы ни одно из животных не решило сократить путь, размолотив свою поклажу о ближайший каменный угол. Двигаясь мимо опустевших деревянных рядов, в которых раньше обычно крутились шустрые приказчики имперских торговых домов, караван вытянулся вдоль крепостной стены, направляясь в сторону базарных складов и резиденции рыночного начальства.

У ворот остались лишь хозяин каравана и два десятка его охранников. Командир караула с удовлетворением принял от торговца маленькое подношение, полученное за быстрый пропуск в обход общей очереди, и ответная улыбка караванщика была столь же искренней. Рассматривая золотую монету, выуженную из холщового кошеля, офицер стражи, чья смуглая кожа выдавала примесь сиртакской крови, удивленно нахмурился.

— Откуда это такие?

Безупречно гладкий кругляш не имел на своей поверхности никаких знаков, но по весу и форме походил на «неразменный» дихрам.

— Я не задаю таких вопросов своим покупателям, — пожал плечами рослый торговец в сером дорожном одеянии.

— Разумно, — согласился стражник, пряча звенящий кошель в один из накладных карманов на дубленом поясе. — Сколько там получилось?

Базарный писарь, стоявший неподалеку, пошевелил губами, заканчивая свои подсчеты, и сделал несколько грубых пометок на прямоугольной «табличке», которую держал в руках. Свинцовое стило оставило на растянутой тонкой коже характерный след.

— Получается… порядка… около семидесяти мулов и два десятка лошадей.

— Обычная пошлина за средний караван, — сделал вывод начальник караула.

— Разумеется, — кивнул торговец и полез обратно за пазуху туда, откуда недавно уже извлек один мешочек с монетами.

В этот момент охрана купца набросилась на немногочисленных солдат, выхватывая длинные кривые ножи. Ранджан ударил офицера стражи снизу в живот чуть выше железной пряжки на поясе, легко пробив каленым клинком грубый панцирь из кожаных полос, представлявший единственную защиту нечистокровного юнь. Оттолкнув умирающего в сторону, раджа зашагал к воротам, открывая первый элемент катха, походя полоснув лезвием по горлу писца, все еще стоявшего на прежнем месте и удивленно таращащегося на происходящее.

Бой за старые деревянные ворота был недолгим. Срывая крышки и разбивая глиняные стенки, солдаты Отрекшегося выбирались из пузатых горшков наружу, яростно набрасываясь на защитников Аолянь и всех, кому не посчастливилось оказаться поблизости. По дороге, поднимая облако пыли, к городу стремительно приближались передовые отряды первой тысячи под командованием Нагпура.

Местная стража, едва насчитывавшая четыре неполных сотни, и личная свита царского наместника были не в состоянии оказать достойное сопротивление опытным убийцам Ранджана, и уже к вечеру последние очаги сопротивления были подавлены. Грабежи и пожары прокатились по Аоляню жестоким штормом, завершившись пьяным весельем в уцелевших домах и постройках.

Командиры отрядов до поздней ночи продолжали подвозить к подворью наместника добытые ими трофеи, сваливая в общую кучу долю раджи и его приближенных. Сам Ранджан вышел на улицу и разлегся под большим навесом, едва окончательно насытился плотскими утехами с дочерьми убитого градоправителя. В окружении верных солдат, никто из которых так до сих пор за этот вечер и не притронулся к выпивке или опиуму, Отринувший с мрачным наслаждением наблюдал за тем, как росла перед ним гора из золота, серебра и самых редких вещей.

Нагпур, сидя на корточках рядом с хозяином, по очереди брал в руки мечи и кинжалы, чье качество и стоимость, по мнению сотников, делали их достойным подношением радже–безбожнику. Первый воин Ранджана выбирал подарок не кому–нибудь, а себе, ведь его покровитель никогда не забывал вознаградить Нагпура за собачью преданность, и обрести подобную милость мечтал, наверное, каждый воин в маленькой армии Хулителя.

— Джанханагир пал, на очереди Дзеригихар и Отому, — оглянувшись на повелителя, Нагпур усмехнулся. — Захватить их будет так же легко.

— Их захватывают всегда, — небрежно кивнул Ранджан. — В каждую войну их разоряют подчистую, после чего бросают, как выеденный плод. Их богатства приходят и уходят вместе с кошельками торговцев и поклажей телег. Нам нужно лишь успеть собрать весь урожай в долине Шаанга.

— Ты разрешил своим людям грабить не только всех юнь и иных чужеземцев, но и купцов–сиртаков, невзирая на их статус и земли, из которых они явились, — глаза тысячника прищурились, пристально ловя каждую деталь на лице у раджи. — Кое–кто не слишком одобряет такие действия. Слишком много врагов, слишком много проблем…

— Кое–кто? — рассмеялся Отрекшийся. — Назови имена, и я вырву им языки!

Взгляд Нагпура потяжелел, а его разноцветная улыбка угасла уже окончательно.

— Успокойся, — все также безмятежно продолжил Ранджан. — Я знаю, что если бы имена и были бы, то ты бы назвал их мне. А что касается твоих собственных сомнений, то, пожалуй, мой первый воин — один из немногих, кому я сам захочу давать объяснения.

Из алых складок адхивасы в руках у раджи появился его любимый ритуальный нож.

— Я не просто разрешил грабить всех и каждого, невзирая на имена и происхождение. Я приказал это делать, и никто не смеет ослушаться моего приказа. Но если бы я не отдал его, то чтобы случилось тогда? Меня бы прозвали милосердным и справедливым? Навряд ли. А вот зато «кое–кто» сразу бы стал говорить, что раз я велел не трогать караванщиков–сиртаков, то значит, боюсь гнева Шикавы, — лицо Ранджана приняло сурово выражение. — Но я не боюсь, ни ее, ни кого–либо другого из этих пародий на небожителей. После той ночи в храме Сорока Покровителей, когда девственная кровь так часто и бессмысленно проливалась потоками во славу многоруких, я перестал их бояться.

— Ты так никогда и не рассказывал мне, как у тебя получилось изгнать это чувство покорности и раболепия, в котором воспитывают каждого из нас с самых младых зубов, — в голосе Нагпура сквозил неподдельный живой интерес. — Ведь они вся суть нашего бытия, а служение им и восхваление каждого считается не просто обязанностью, а самой причиной нашего существования.

В стороне от остального двора они могли не опасаться быть услышанными, мало кто рискнул бы интересоваться тихой беседой между раджой–отступником и его ближайшим сподвижником, рискуя собственной головой.

— Тебе так хочется стать одним из нас? — ответил Ранджан, расслабленно откидываясь на подушки, как и прежде. — Или просто мечтаешь сбросить оковы богов?

— Хочу узнать правду.

— Правда, как это всегда бывает, проста и примитивна, — изогнутый конец отточенного острия вычищал подсохшую кровь из–под ногтей раджи. — Только два типа существ имеют право именоваться божественными проявлениями. Те, кто никогда не ошибается. И те, кто не испытывает страха ни перед чем. Наша история говорит о том, что под первое правило не подпадет ни один из многоруких. А сказки о неисповедимости их путей или слишком хитрых переплетениях интриг в высших сферах способны убеждать лишь слепых фанатиков. Что же до бесстрашия… Они боятся, потому что не могут контролировать даже то, чем владеют. Я не придумываю и не цитирую чужие слова. Я сам видел страх и смятение на лицах тех, кому возносил хвалу десятки лет. И я престал их бояться. Все еще хочешь узнать почему?

Нагпур кивнул через силу, неторопливо и как–то заворожено. Ранджан медленно провел лезвием клинка по ладони, наблюдая, как набухает кровью тонкий разрез, и густые темные капли, словно тягучий битум, все никак не хотят соскальзывать вниз, чтобы упасть на складки алых одежд.

— Я перестал их бояться, потому, что сам сумел напугать бессмертных богов. И тогда, они перестали быть для меня богами.

— Но раз ты не боишься даже их, то тогда есть ли хоть что–то, что действительно страшит тебя, и если нет, то…

Тысячник осекся, не решаясь договорить, а раджа лишь слегка усмехнулся.

— Нет, я не настолько безумен, чтобы претендовать на такую роль. Я — человек. Простой человек, который сам вершит свою Судьбу. И пока, мне этого вполне достаточно.

Вопреки склонностям большинства придворных чиновников тайпэн Мао Фень не любил тенистых садов, раскинувшихся на открытых галереях величественной императорской резиденции. Да и прохладные кабинеты на самых высоких этажах Золотого Дворца его совсем не манили. Поскольку официально Мао так и не вступил еще в должность высшего военного советника при персоне Единого Правителя, то пока был волен выбирать место для своей работы самостоятельно. Решение будущего тайпэнто озадачило многих, но давать каких–либо объяснений Фень не собирался.

Дворцовые мастерские славились своим необычайным содержимым на всю Империю, и попасть сюда, чтобы хоть мельком взглянуть на невероятные творения человеческой мысли, мечтал не только любой ремесленник, но и всякий постой человек. Несколько этажей отведенных кузнецам, механикам и алхимикам в южном крыле были площадкой для бесконечных экспериментов и научных споров. Разумеется, любой из этих ученых–практиков управлял как минимум одной своей собственной мануфактурой, а столичные цеха и лаборатории готовы были предоставить свои ресурсы в их распоряжение по первому же требованию. Но именно здесь создавались самые необычайные вещи и рождались к жизни наиболее умопомрачительные идеи. Достаточно лишь упомянуть тот факт, что пожары в дворцовых мастерских случались не реже двух раз в неделю, а полы в зале испытания машин по приказу цзун–гуна давно перестали крыть лакированным деревом, выставив на всеобщее обозрение серый фундамент Дворца и бесчисленные «зарубки», появившиеся на нем за эти годы.

«Обзорные» комнаты, представляющие собой квадратные каменные пристройки, расположенные по верхним углам полигона, были достаточно просторны и редко когда использовались сразу все. Поэтому ни у кого не вызвал раздражения или возмущения тот факт, что Мао уютно обосновался в одной из них. Несмотря на постоянный шум, треск и грохот, а также крики механиков, пытавшихся перекричать свои машины и споривших друг с другом до хрипоты, Фень чувствовал себя здесь просто превосходно. Тишину и уединенность толстый тайпэн никогда не считал должным подспорьем в работе, а дел у Мао сейчас скопилось в избытке.

Архив, оставшийся от мятежника Мори, представлял собой множество томов с отчетами и донесениями, но при этом был тщательно вычищен предыдущим владельцем от ряда писем и документов, которые теперь предстояло восстановить или хотя бы в общих чертах узнать, что собственно в них содержалось. Для этого во все концы Империи были отправлены гонцы со срочными депешами, и ответом на это стал необъятный поток сообщений от всех военных командиров и начальников гарнизонов из каждой провинции. Справиться с таким объемом бумажной работы было под силу лишь прирожденному крючкотвору или очень упрямому человеку. Фень к числу последних не относился, и поэтому изо дня в день, широко зевая, с тоской в глазах переворачивал груды свитков, просеивая огромную бесполезную массу докладов в поисках действительно важных крупиц информации.

Если в обычной ситуации передача поста тайпэнто заняла бы несколько месяцев, то сейчас Мао предстояло управиться за считанные недели. Конечно, в истории Империи уже бывали случаи, когда войны велись в отсутствии главного военного советника Нефритового престола, но в этот раз сам будущий главнокомандующий не желал оставаться в стороне, пуская все на усмотрение коллегиального совета и безымянной клики чиновников, оставшихся от системы управления, созданной Мори. Личные дела последних, кстати, еще следовало тщательно проверить, но в этом Феню уже помогали люди К»си Вонга, да и немалые ресурсы и связи семьи Синкай также были устремлены теперь на поддержку своего назначенного наследника, взобравшегося на самую вершину армейской иерархии.

Покончив с обедом, толстый тайпэн разложил на массивном столе свитки и пачки листов, приготовившись вновь погрузиться в мир сухих чисел и казенных формулировок. Справа от Мао за большим панорамным окном, застекленным одинаковыми прозрачными квадратами в деревянных рамках, шипел очередной лопнувший котел, и слышалась ругань на трех языках, включая степное наречье. Тихий вежливый стук предупредил Феня о появлении одного из родовых воинов, охранявших покой полководца.

Еще совсем недавно золотая стража незамедлительно отреагировала бы на появление в пределах дворцового комплекса любого вооруженного человека, не имевшего статуса личного императорского вассала. Только самые верные слуги Единого Правителя и те, чьей возвышенной обязанностью было защищать Избранника Неба, могли свободно ходить по этим залам и коридорам, не расставаясь с любимыми мечами и кинжалами. К несчастью, на сегодняшний день золотая стража была не в том состоянии, чтобы, как и прежде, безупречно нести свою службу. Городские бои и массовое самоубийство, завершившее тот роковой день «мятежа» тайпэнто Мори, свели численность личного состава дворцовой охраны с пяти полных тысяч до пары десятков тяжелораненых.

Пока что место воинов в золотых доспехах заняли солдаты аристократических семей чжэн–гун и столичного гарнизона. Отбор на постоянную службу новых пяти тысяч «лучших из лучших» уже начался, но пока он охватывал собой лишь северные и центральные провинции. Отзывать людей из действующих армий и флотов в условиях военного противостояния с Юнь было бы неразумно, но, как правило, именно там и находились сейчас наиболее подходящие кандидаты. Всех этих бойцов еще предстояло собрать вместе и превратить в единый боевой организм, каким являлись их невезучие предшественники. Руководить этим процессом должен был сам тайпэнто, и несколько приказов о назначениях были пока первыми бумагами, подписанными Мао, пусть официально он еще и не приступил к своим обязанностям.

— Верховный распорядитель Джэнг Мэй, — коротко сообщил воин рода Синкай, и Фень сделал ему быстрый знак, разрешая пропустить визитера.

Главный начальник военных запасов Империи перешагнул порог, немедля склонившись в безупречном поклоне, предписанном дворцовым этикетом, и прижимая к груди большой короб, обтянутый кожей ската.

— Приятно рад вас видеть, высокочтимый, — сказал Мао, поднимаясь навстречу гостю.

— На днях мне было доложено, что вы стремитесь ознакомиться со всеми последними новостями, поступающими с окраин Империи, — начал беседу Джэнг, ответив на слова тайпэна не менее учтивым приветствием. — Ко мне только что пришли отчеты из провинции Айт, и я счел возможным занести их к вам лично, дабы удостовериться, что они не потеряются по дороге.

— Весьма предусмотрительно с вашей стороны, — кивнул Фень, сдерживая улыбку.

На взгляд Мао вряд ли бы отыскался хоть кто–то, кто поверил бы объяснению Джэнга относительно его визита. Разве что прямодушный Ли Хань мог бы на такое купиться, и то даже ему, наверняка, пришла бы в голову мысль, что верховный распорядитель военных складов не очень–то подходит на роль писца–посыльного, чтобы самому разносить всякие бумаги по чужим кабинетам. Впрочем, ничего предосудительного Джэнг тоже не делал. Напротив, это было как раз в рамках тех привычных правил, которые властвовали внутри Золотого Дворца, превращая даже самую простую беседу в сложную многоступенчатую круговерть завуалированных полунамеков.

— Я только завершил обеденную трапезу, но не отказался бы выпить немного горячего чая с пряностями, — тайпэн сделал приглашающий жест в сторону окна, рядом с которым красовался длинный стол, уставленный разнообразными закусками в небольших вазочках и несколькими пустыми пиалами из костяного фарфора. — Не желаете ли составить мне компанию?

— Почту за честь, — расплылся в ответной улыбке Джэнг.

Через несколько минут ароматный напиток уже был разлит по чашкам, а грохот и ругань за стеклянной перегородкой окончательно прекратились, уступив место ритмичному стуку какого–то иного механизма, сменившего собой треснувший паровой котел. Воздав должное прекрасному чайному сбору и умело составленному букету специй, Мао и Мэй неторопливо перешли к разговору.

— Последние донесения с юга полны вдохновляющих вестей, — заметил Джэнг.

— Да, я слежу за развитием событий, как, наверное, впрочем, и каждый военачальник, остающийся пока не у дел, — согласился Мао, прихлебывая горячий чай. — Действия Ханя в тылу у Юнь серьезно переполошили войска Манчи, а сбор главных сил в Вулинь завершен почти на половину.

— В такое тяжелое время каждая победа Империи, пусть и самая незначительная, дарит людям надежду и восстанавливает в их глазах могущество нашей страны, — ответил верховный распорядитель все в той же благодушной манере, а тайпэн лишь слегка прищурился, ожидая, когда же собеседник перейдет к главному. — Но каждое действие в природе имеет и обратные последствия, благодаря чему и соблюдается баланс вселенской гармонии. Радость и задор легко сменяются чувством безнадежности, если гром войны раздается не за горизонтом, а у порога собственного дома.

— Боюсь, справиться со всеми трудностями коллегиальному совету может и вправду оказаться сейчас не под силу, — Фень был предельно сдержан и подбирал подходящие слова весьма аккуратно. — Мы готовились к набегам мародеров, но, к сожалению, изначально понимали, что ополчение не сможет оградить от южных захватчиков каждую деревню и поселение.

— Вы правы, — Джэнг был столь же подчеркнуто вежлив. — Но сиккэн Сумиёси обратил свое внимание на то, что один из отрядов, вторгнувшихся в Нееро, значительно превосходит прочие даже в их общей совокупности. А, кроме того, эта группа явно имеет свой целью продвижение вглубь страны и уже вскоре будет на границах с Маннай.

— Об этих нескольких тысячах юнь мне известно, — кивнул Мао, не упустивший из виду прозвучавшее имя Всесильного Тэна. — Кажется, это остатки тех сил, которые уничтожила эскадра Ханя в Йосо и у паромных переправ Чаанцзянь.

— Да, таковы сведения армейской разведки и императорской тайной службы.

— Они хорошо организованы, раз сумели сохранить порядок после поражения и поставить себе новую цель, выбрав к тому же не бессмысленное преследование ради мести, а, куда более болезненное для Единого государства, вторжение на незатронутые территории. Их ведет умный лидер, царский тысячник, кажется, которому подчиняются из страха или в силу личной преданности, в противном случае он не сумел бы удерживать их так долго, несмотря на уже захваченную добычу, — Мао наигранно вздохнул и развел руками. — К сожалению, нам нечего пока противопоставить такой угрозе. Рейд Ли Ханя исчерпал даже те человеческие резервы, о которых мы и не подозревали. Можно было бы пойти по его стопам, и превратить в пешее войско оставшихся у нас матросов Центрального флота. Отдельные порты и гавани вдоль побережья защищены своими собственными малыми эскадрами, а пока корабли Юнь сдерживаются силами тайпэна Руо Шеня, нам не грозит крупномасштабное нападение с моря. Однако боюсь, на берегу от бравых мореходов будет немного толку, да и лишить экипажей большую часть океанских судов было бы все же слишком неосмотрительно.

— Не смею оспаривать вашего мнения, высокочтимый, — ответил на это Джэнг. — А со своей стороны хочу добавить, что даже согласись мы создать подобную армию, то ресурсов, оставшихся в моем распоряжении, на это могло бы уже и не хватить. Не считая одних походных армейских телег и тягловых животных, в которых мы уже испытываем сильную нехватку из–за того, что изначально большая часть обозного снабжения была передана Закатной армии, на складах практически не осталось обуви и спальных комплектов. Да и полевые кухни, пекарни и кузни едва ли можно снарядить сейчас всем необходимым хотя бы на треть.

— Возможно, стоит немного растрясти мошну всех щедрых купеческих домов и прочих высокородных столичных семейств? — лукаво усмехнулся Фень и получил в ответ от Джэнга понимающую улыбку.

— Этим вопросом уже занимаются компетентные назначенцы, которые могут курировать ситуацию на соответствующем уровне, — верховный распорядитель дал Мао понять, что услышал его предложение. — Тем не менее, проблема с маленькой вражеской армией остается пока нерешенной. Я слышал мнение, что будущему тайпэнто не мешало бы заняться этим делом вплотную, доказав тем самым, что он достоин своего назначения.

— Я отнесусь с уважением к данному мнению, от кого бы оно ни исходило. Правда, мой уровень информированности пока что будет скорее препятствием на пути к цели, нежели инструментом в ее достижении.

— Не волнуйтесь, я уверен, что уважаемый Вонг отнесется с пониманием к вашему желанию незамедлительно получать все сведения касающиеся отряда вторжения и иных моментов, так или иначе связанных с ним.

— О, вы безусловно правы, мудрость К»си Вонга, наверняка, позволит ему сделать правильные выводы из моей заинтересованности.

Далее разговор как–то быстро и лаконично свернул на нейтральные темы, и, обсудив погоду и последнюю постановку императорского театра «Хэйан», Мэй незамедлительно вспомнил об оставшихся у него делах, которые непременно стоило закончить к вечеру. Завершив чаепитие, тайпэн и распорядитель тепло распрощались, возвращаясь к своим прежним обязанностям.

Когда массивная перегородка закрылась за спиной у Джэнга, оставляя Мао одного, толстяк налил себе еще чаю в фарфоровую пиалу и, пригубив немного напитка, прислонился спиной к стене, погружаясь в задумчивость. Итоги вежливой беседы, скрывавшей в себе чересчур много подтекстов, стоило внимательно проанализировать.

Фень не обманулся. Кто именно говорил с ним через Джэнг Мэя, было кристально ясно. Состязаться в любимой игре с сиккэном Сумиёси Тэном было чревато, но и подыгрывать ему во всем на этот раз наследник семьи Синкай не собирался. В прошлый раз их ближнесрочные цели совпали, как и нередко бывало до этого, но между мотивами, что двигали высшим государственным служащим, и конечной задачей, которую ставил себе Мао, была слишком большая пропасть. И сиккэн, вероятно, понимал это также хорошо, как и Фень. Это не лишало смысла очередной союз, но толстый полководец чересчур хорошо помнил, что в предыдущем случае его довольно долго использовали «в темную», и о многом ему пришлось догадываться самому. Только это позволило Мао, в конечном счете, вовремя выйти из–под удара и оказаться на стороне победителей, убедительно сыграв свою роль как для Мори, так и для Ханя.

Сиккэн делал теперь свой первый ход в новой партии, хотя, вполне возможно, он просто продолжал предыдущую, и в ней для Феня уже была уготована какая–то роль. Такой подход не нравился Мао, но он прекрасно знал, когда следует упираться, а когда напротив подыграть и сделать вид, что ничего не заметил. Пока ничто из предложенного будущему тайпэнто не противоречило его собственным замыслам, и вероятно вопрос с юньскими мародерами даже можно было в конченом итоге обернуть в свою пользу. Главное, не упустить момент и сорвать лучшую ставку, умело просчитав риски и сделав соответствующие приготовления.

Приняв окончательное решение, Мао плотоядно оскалился и вытащил из–за пазухи своего роскошного суо маленькую плоскую коробочку из красного дерева. Откинув крючок, тайпэн приоткрыл крышку и аккуратно извлек на свет пачку тяжелых гадальных карт, что были так любимы в среде кочевых цынь–гань. Разложив все картинки перед собой, тайпэн проколол специальной булавкой мизинец на левой руке и капнул кровью на «рубашку» каждой из карт. В своей Судьбе Мао привык полагаться не только на силу духа и разума, а потому часто предпочитал задавать интересующие его вопросы напрямую.