Очнувшись, он из всех лиц первым узнал Фрезе.

– Джакомо! Джакомо! Слышишь меня?

Амальди сощурился, чтобы получше его разглядеть. Потом почувствовал руки санитаров, пытавшихся его поднять. Хотел сказать что-то, но голос увяз в горле, и он только махнул рукой санитарам, чтоб не трогали его. Закрыл глаза, припоминая, и тут же открыл. Рядом с ним лежала монахиня; череп ее был расколот пулей. Он ухватился за Фрезе и глазами задал ему вопрос, который голос отказался озвучивать.

– Ты про Джудитту? – догадался помощник. – Я как раз хотел тебе сказать, что не все потеряно.

Амальди улыбнулся и почувствовал, как жизнь возвращается в его тело.

– По… шли… – выдавил он из себя, силясь подняться. Слезы облегчения снова застилали ему глаза. – Нет… я с вами… Я… тоже… по… еду.

Фрезе покосился на врача, осматривавшего раны Амальди. Тот покачал головой.

– Куда ты поедешь? – усомнился Фреде. – На тебя смотреть страшно.

– Помоги, – процедил Амальди, снова пытаясь встать на ноги.

Фрезе протянул ему руку, другой сделав знак доктору помолчать.

– Но сперва пускай тебя перевяжут.

– Не… надо.

– Нет, надо. Ты будто с бойни сбежал. Всю машину мне загваздаешь.

Амальди нашел в себе силы усмехнуться.

– На носилки его, – распорядился врач, – и вниз, в операционную.

На пути в операционную Амальди слышал только топот ног санитаров, громкий, бухающий в барабанные перепонки, заглушающий все остальные больничные звуки. Лампы с потолка то ослепляли его, то пропадали, погружая в темноту, то снова били по глазам. Три раза. Тремя волнами. Три зоны света, три – тьмы. Врач прижимал тампон к его располосованному бедру, пытаясь остановить кровотечение, санитары делали то же самое с ранами на плече и на шее.

Амальди не замечал их усилий, поскольку снова переживал сцену схватки с монахиней. Вспомнил, как она наносила ему удары скальпелем, как потом приставила ко лбу ствол. Двери лифта захлопнулись с грохотом, напоминающим выстрел. Но он не умер. И с Джудиттой не все потеряно, как сказал Фрезе. Он поискал помощника глазами. Лицо у Фрезе было напряженное. Амальди изо всех сил боролся с желанием махнуть рукой, смириться. Раненую ляжку он не чувствовал, зато боль спустилась к колену и ниже и не давала ему дышать.

Лифт наконец остановился, открылись двери, на носилках его пронесли сквозь строй любопытного персонала и больных, которых с трудом сдерживали полицейские. Амальди устало закрыл глаза. Холодный воздух на улице немного привел его в чувство.

– Ну что, выдержишь? – спросил Фрезе, подавая ему куртку.

Амальди кивнул и начал медленно подниматься. Двое подчиненных помогли ему натянуть куртку и усадили в машину. Фрезе сел рядом.

– Где? – чуть слышно спросил Амальди, едва машина тронулась.

– В порту, – ответил Фрезе. – Липучка опять нам помог. Этот парень – просто уникум. Он нашел последний документ. Завещание синьоры Каскарино… вдовы Авильдсена. Документ за номером восемнадцать. Она оставляет все городу, главным образом виллу. Распорядилась устроить там центр детской ожоговой терапии. Прикинь? Ожоговой терапии, сука старая! Сперва спалить, потом вылечить!

– Где?

– В списке ее имущества есть лавка, принадлежавшая семье Каскарино с тех пор, как они торговали рыбой. Лавка в порту… Мы надеемся, что Джудитту он запер там. – Он глянул в глаза шефу. – Она там, Джакомо. Наверняка там.

Амальди мысленно согласился с ним. Скорее всего, она там. Но надо еще убедиться, что она жива. А шансов почти никаких. Иначе зачем бы Авильдсену переходить к следующей жертве? Он хотел обезглавить Айяччио, а это значит, что ему не хватало головы. Последней детали. Выходит, туловище он уже заполучил.

В салоне машины, мчащейся с включенной сиреной по заваленным отбросами улицам, повисла зловещая тишина. Амальди высунулся в окошко и глубоко вдохнул, отчего проснулась боль в ноге.

– Это не столько завещание, – снова заговорил Фрезе, пытаясь разрядить гнетущую атмосферу, – сколько признание синьоры Каскарино и свидетеля, подписавшего документ.

Амальди повернулся к нему.

– Инспектора, который вел следствие по делу о пожаре. Нашего нынешнего мэра, – шепнул он на ухо Амальди, чтобы не услышали двое нижних чинов на переднем сиденье.

Слабость мешала Амальди как следует поставить вопрос. Он лишь слегка пошевелил рукой.

– Что тебе сказать, Джакомо? – все так же вполголоса продолжал Фрезе. – Он завизировал пункт, в котором синьора Каскарино подтверждает, что это завещание является неоспоримым и не может утратить юридическую силу. Оно было составлено в день закрытия дела. Какие тут могут быть вопросы?

Амальди покачал головой.

– Зачем?

– Не знаю. Он же не какой-нибудь придурок, а инспектор, значит, должен был понимать, что его подпись равносильна признанию.

– Зачем?

– Боюсь, нам придется ему задать этот вопрос.

Амальди положил ему руку на колено.

– Это твое дело, – сказал он. – Твоя и слава.

– Честно говоря, я мог бы прожить и без этой кучи дерьма.

Амальди кивнул и стал смотреть на дорогу. Она уже шла под уклон, к порту. Еще несколько сот метров, и он узнает, суждено ли было другой девушке стать мешком.

Фрезе почувствовал его страх.

– Держись, Джакомо. Так или иначе, ты его взял.

– Не я его взял, – сказал Амальди, вспоминая монахиню, лежащую на полу больничной палаты. – Айяччио… был уже мертв. Так уж нам повезло. Мне и Айяччио.

Фрезе покивал и подумал об убитом охраннике, которому не так повезло.

– Зачем? – в свою очередь спросил он.

Амальди пожал плечами. Едва ли теперь удастся получить ответ на эти вопросы.

Машина остановилась. Водитель выключил сирену. Фары осветили пустынную площадку, засыпанную мешками с мусором, как и весь город. Открывая дверцу, Амальди подумал, что его кошмар, начавшийся среди мусора двадцать лет назад, среди мусора же и закончится.

– Вон она, – сказал Фрезе, показывая на заржавленный ставень. – Подожди меня здесь.

– Нет, – сказал Амальди и крепко взял его за локоть. – Я сам.

Он вышел из машины и, уже не чувствуя боли, приволакивая раненую ногу, пошел к лавке.

– Джудитта! – крикнул он, молотя кулаками по ржавому железу, пока полицейские возились с замком. – Джудитта! – завопил он снова (непонятно, откуда силы взялись). – Джудитта!

Амальди не мог сдерживаться; на пределе своих возможностей он орал и громыхал железом. Вот сейчас весь мир обрушится на него и погребет под обломками. Он не мог больше оттягивать этот момент. Железный ставень наконец поднялся со странным, зловещим скрипом.

– Джудитта! – еще раз крикнул Амальди, врываясь в помещение.

Старый светильник неохотно освещал полупустое пространство. В центре его стоял верстак, некое подобие алтаря. На нем неподвижно лежала голая, распятая Джудитта. Раскинутые руки приторочены к верстаку кожаными ремнями, ноги связаны грубой пеньковой веревкой. Волосы разметались по металлической поверхности верстака. Рядом с ней еще одно тело, если его можно назвать телом. Две человеческие руки. Две человеческие ноги. Деревянное туловище. Головы нет.

Амальди подошел. Все внутри сжалось в комок. Увидел кровь на ее лице. И вдруг Джудитта повернула к нему голову.

Сердце едва не выскочило из груди. Бормоча бессвязные фразы, он распутал ремни, развязал веревку, прикрыл ее тело своей окровавленной курткой. Джудитта вся посинела от холода, от обезвоживания и была почти без сознания.

– «Скорую»! – хрипло выкрикнул он, оборачиваясь к Фрезе.

– Уже едет, – ответил заместитель и поднял палец, приглашая послушать вой сирены.

Амальди обхватил Джудитту и стал покрывать поцелуями ее лицо и разбитую губу.

Девушка медленно приходила в себя. Наконец встретилась взглядом с Амальди. Она не поняла, что он ей говорит, но увидела, что он весь в крови. С трудом подняв руку, погладила кровавую полосу на шее. Казалось, они снова узнают друг друга по ранам.

Джудитта разомкнула пересохшие губы.

– Молчи, – сказал Амальди и улыбнулся ей.

Их слезы, проливаясь, смешивались и смывали кровь.

Двое полицейских, подхватив ее с двух сторон, помогли ей добраться до двери. Фрезе подставил дружеское плечо шефу. Джудитта еле волочила ноги и все время оборачивалась на Амальди. А тот ковылял к выходу, пытаясь ее догнать. Несмотря на слабость, оба смеялись.

Когда ее сажали в машину, Джудитта вдруг заметила Макса Пескьеру и нахмурилась. Парень состроил жалобную, виноватую гримасу.

– Это он тебя спас, – пробормотал Амальди, усаживаясь рядом с ней.

Джудитта откинулась на сиденье. Почувствовала, как игла входит в вену и внутрь вливается теплая, немного щиплющая жидкость. Потом к лицу ей поднесли респиратор, и сразу навалилась усталость, закружилась голова от притока кислорода. Джудитта шевельнула рукой, и Амальди тут же стиснул ее руку в своей. Она взглянула на него и поняла, что любит.

– Прости, – сказал он.

Или ей просто почудилось?.. Но это не важно. Теперь уже все не важно.

Джудитта отняла от лица респиратор и прошептала:

– Не уходи от меня.

Амальди едва заметно кивнул и прикрыл глаза.

– Ты смирился?

Он наклонился к ней и без тени улыбки коснулся губами ее губ. Потом вернул на место маску и приложил палец к губам.

Джудитта позволила заунывному вою сирены себя убаюкать.

Ее руку Амальди так и не выпустил.