Фонарь был для них своего рода genius loci : блуждающий круг света, хотя и строго ограниченный, в пределах своего всемогущества вызывал к жизни мириады предметов и перспектив, прежде чем снова отправить их в небытие, полоснув напоследок узким лучом. Этот мир был некогда сотворен из камня и упорядочен, но впоследствии растерял весь свой порядок. Его границы тут и там взорвались, массивные глыбы и камнепады осколков, обрушиваясь, где-то образовывали пропасти, а где-то громоздились, преграждая дорогу. Но фонарь в конце концов всегда помогал отыскать проход. Время от времени обнаруживались провал или глубокая щель, приходилось ползти или протискиваться, остерегаясь торчавших со всех сторон острых краев и мысленно соединяя разрозненные фрагменты, выхватываемые лучом фонаря, в единую картину все еще прямоугольного туннеля, заваленного щебнем.

– А теперь – внимание! – сказал Антон на своем подчеркнуто правильном итальянском. – Здесь – передняя часть воронки.

Оранжевый луч фонаря, опустившись, стал маниакально метаться из стороны в сторону, со скоростью мелькавших мультипликационных кадров выхватывая из темноты причудливые образы, а потом вдруг по какой-то неведомой причине потускнел. Тьма впереди, всего в нескольких метрах, казалось, ничем не отличалась от той, что окружала их в лабиринте туннелей с первого момента, она не была более густой, но маленькое игривое божество отсюда, из этой глубины, почему-то не могло ее рассеять.

– Руди хотел спуститься и посмотреть, что там, внизу, поэтому мы закрепили здесь восьмимиллиметровый самоввинчивающийся болт для страховочной веревки. – Антон направил фонарь на стену, в ней блеснуло металлическое кольцо. – Второй мы зафиксировали вон там. – Фонарь мимолетно осветил естественный скальный уступ. – Планируя экспедицию, мы в основном рассчитывали на горизонтальную проходку, тем не менее прихватили около пятидесяти метров нейлоновой веревки, крепления и минимум другого необходимого оборудования – на всякий случай. Чего у нас с собой не было, так это промежуточных блоков для веревки, поскольку мы полагали, что, если придется преодолевать спуски, это будут гладкие склоны, и мы обойдемся свободно свисающей веревкой. Но как только Руди перевалился через край пролома, он тут же наткнулся на острый выступ. Закрепить на нем веревку было невозможно, поэтому он пополз дальше. Для единичного спуска и подъема это не слишком опасно, но второму человеку проделывать тот же путь уже рискованно.

Его голос вибрировал в замкнутом пространстве, отражаясь от стен, и, как в воронку, затягивался в пропасть, разверстую у них под ногами.

– Руди спустился на всю длину веревки и кричал оттуда что-то, чего мы не могли разобрать. Мы тоже кричали, так как, знаете ли, были взволнованы и чувствовали себя глуповато из-за того, что заблудились. Затем мы увидели несколько вспышек – Руди что-то фотографировал, а потом начал карабкаться наверх. Мы его вытащили, и он рассказал, что там, внизу, лежит тело.

Антон смущенно развел руками. «Я там был, я это сделал!» – таков был девиз Антона и его товарищей по клубу спелеологов Инсбрукского университета. Они покорили, разумеется, и Штеллервег и Каниншенхёле, а еще Траве и Пьедра де Сан-Мартин – две самые протяженные и глубокие системы пещер Северной Испании, не говоря уж о многочисленных пещерах Словении, Мексики, Норвегии и даже Ямайки. И вот, решив в выходные исследовать всего лишь сеть туннелей военного назначения, оставшуюся со времен Первой мировой войны, заблудились в каких-то рукотворных шахтах, к тому же на территории, некогда принадлежавшей их собственной стране! Позор, унижение и… да, отчасти и страх овладели ими еще до того, как они нашли тело.

– Дайте-ка мне взглянуть, – сказал Дзен.

– Хорошо, только, пожалуйста, подползайте к краю на четвереньках, а потом, когда я тоже подползу, ложитесь на живот. Одежду вы, конечно, испачкаете, но здесь совершенно сухо, так что грязь потом можно будет просто стряхнуть. Упаси нас Бог от еще одного несчастного случая!

Дзену показалось, что последние два слова были словно взяты в невидимые кавычки, но он не стал это комментировать. Мужчины двинулись вперед предписанным способом и подползли к краю шахты. Антон, перегнувшись, посветил вниз, но там можно было разглядеть разве что отдельные стесавшиеся ступени некогда существовавшей лестницы. Где-то далеко, на дне, – глубину Дзен не мог определить даже приблизительно – едва просматривалось нагромождение камней.

– Это естественное образование? – спросил он.

– Нет-нет. Доломитовые горы получили свое название от породы, из которой они состоят. Это кристаллическая разновидность известняка, практически не подверженная эрозии, даже под воздействием кислотных растворов. Поэтому здесь нет никаких размывов; вот севернее, где известняк мягче, картина другая. Этот провал – дело человеческих рук. Сейчас мы находимся в одном из австрийских туннелей. Итальянцы заминировали его в 1917 году. Свыше тридцати тысяч килограммов взрывчатки – и вот результат.

Он посветил фонарем на ближнюю стенку пропасти.

– Вон там, метрах в двух внизу, вы можете видеть нависающий выступ, – продолжал Антон в несколько педантичной манере. – Именно из-за него мы не могли отсюда увидеть тело. Но когда Руди достиг конца веревки, он включил фонарь, чтобы посмотреть, сколько еще осталось до дна и куда ему предстоит приземлиться, и тут…

– И тут он увидел труп.

– Да. Следовало, разумеется, как можно скорей сообщить властям о находке, но мы ведь сами не знали, в каком месте лабиринта находимся, поэтому Руди сделал несколько снимков, и мы отправились обратно, полагаясь на примерные ориентиры. После двух часов блужданий мы нашли другой выход, не тот, через который вошли. Оттуда я позвонил в участок по мобильному, и мы остались ждать прибытия карабинеров. Ждали, надо сказать, довольно долго.

Он отполз назад приблизительно на метр и только после этого встал.

– Думаю, это все, что я мог вам показать. Выходим?

– А мы-то не заблудимся?

– Нет. Поскольку я возвращался сюда с полицией, дорогу теперь знаю хорошо.

Очутившись снова в своей стихии, фонарь опять стал их провожатым и спасителем, освещая острые края и трещины, которые следовало обходить, низко нависшие скальные уступы в грубо прорубленном потолке туннеля, подземные казармы и склады, а также всевозможные перекрестки и крутые лестничные марши, которые после долгого пути вывели их наконец наружу, в холодные тусклые сумерки.

Они вышли на широкую просеку, когда-то служившую для подвоза грузов ко входу в туннель, который был высечен в утесе, нависшем над долиной на высоте в тысячу метров. Дзен с облегчением снял с себя «дополнительный череп» – шлем, который пришлось надеть по настоянию Антона. Под землей ему приходилось следовать за Антоном, звук их шагов, эхом отражавшийся от скал, и постоянная необходимость внимательно смотреть вокруг, делали молчание естественным и обязательным. Теперь же, когда они шли рядом и единственным звуком было завывание непредсказуемого порывистого ветра, пригоршнями бросавшего в лицо мокрую снежную крупу, молчание угнетало. Невидимое за тучами солнце уже село.

– Дело квалифицируется как несчастный случай? – после долгой паузы спросил Антон.

– Видимо.

– А кем он был? Что с ним случилось? И когда?

– Это пока еще неясно.

Они шагали по каменистой дороге вдоль колеи, выбитой еще лет сто назад металлическими колесами повозок и пушечных лафетов.

– Странно, – заметил Антон. – Мы, конечно, подумали, когда нашли тело: какой-то человек, который пытался сделать то же самое, что мы, только один и плохо экипированный. Но на краю провала нигде не было никакой веревки. Так же как, судя по всему, и на дне. Даже если она перетерлась и оборвалась в том месте, где находится выступ, верхний ее конец должен был остаться наверху, в креплении, а нижний – на теле. Если, конечно, этот человек не был спелеологом-экстремалом и не пытался спуститься безо всякой страховки. Но он не был одет соответствующим образом для хождения по горам, а тем более для обследования туннелей, где, как вы знаете, холодно. Судя по фотографиям, на нем вообще не было обуви.

– Он был босым?

– Похоже, да. Конечно, авантюристы, которые отваживаются в одиночку бродить высоко в горах, обычно люди странные, но о таком мне никогда не доводилось слышать. К тому же, если он собирался предпринять нечто экстремальное, то наверняка уведомил бы о своих намерениях кого-нибудь из близких или хозяина отеля и сообщил бы приблизительное контрольное время. Ведь если кто-то не возвращается вовремя, организуют поиски, по крайней мере, в моей стране поступают именно так. Даже если человека не находят, полиция не закрывает дело на случай, если тело когда-нибудь все же обнаружится. У нас в Альпах время от времени находят давно пропавших людей, особенно теперь, когда ледники начинают стремительно таять. Обычно тела бывают смяты льдами, но даже тогда трупы почти всегда идентифицируют, несмотря на то, что они могли пролежать во льду лет пятьдесят, а то и больше. А в этом случае тело не было так уж обезображено и не подверглось разложению, поскольку в туннелях сохраняется стабильно холодный воздух. Можно было предположить, что опознать этот труп совсем не трудно.

– Вы так и подумали, правда?

Там, где каменистая тропа пересекала старую военную дорогу, они повернули направо и зигзагами стали спускаться тем же путем, которым пришли сюда четырьмя часами ранее. Антон – без труда, Дзен – часто останавливаясь, якобы чтобы полюбоваться видами.

– Вы упомянули о фотографиях, – сказал он, когда они вышли на крутой, заваленный обломками камней склон.

– Да, у Руди к поясу был прикреплен фотоаппарат, и он сделал несколько снимков, чтобы у нас были доказательства того, что мы ничего не трогали. В кутерьме мы о них совсем позабыли, но это и не имело значения. Офицеры, приехавшие по нашему вызову, не проявили особого интереса. Они лишь записали наши имена, адреса, очень коротко – наши показания и отпустили. А мы, конечно, были и рады, поскольку все еще пребывали в шоке от случившегося. Так что о фотографиях Руди вспомнил только по возвращении в Инсбрук.

– И где они теперь?

– У меня с собой есть комплект. Если хотите, я дам их вам, когда мы вернемся на базу. Но это всего лишь любительские снимки, к тому же сделанные в спешке и волнении. Качество оставляет желать лучшего. Впрочем, у вас, разумеется, будет доступ к официальным фотографиям, которые были сделаны, когда доставали тело.

– Да, конечно. Тем не менее мне было бы интересно взглянуть на ваши, если не возражаете.

Дорога сузилась перед новым крутым подъемом на скалистый утес, потом пошел еще более крутой спуск, и им снова пришлось замолчать.

К тому времени, когда они достигли маленькой турбазы, расположенной на открытой всем ветрам и заваленной камнями равнине, откуда начиналась дорога в Кортину и восточные долины, уже стояла непроглядная тьма. Когда они открыли двойную дверь, насыщенная дымом духота ошеломила их по контрасту с морозным воздухом снаружи. Бруно сидел в отдельном закутке в конце зала, демонстративно игнорируя тот факт, что его присутствие демонстративно игнорировали все остальные посетители бара. Завидев своего начальника, он поспешно надел фуражку, встал и одернул форму, но Дзен жестом велел ему сидеть. Молодой полицейский кивнул, снова сел и вернулся к сборнику кроссвордов, которые разгадывал до их прихода.

В баре была компания немецких мотоциклистов обоих полов, – все в кричаще-ярких кожаных костюмах, и несколько пожилых людей, судя по всему, местных, хотя откуда они здесь могли взяться, оставалось загадкой. Дзен повел Антона в ресторан, примыкавший к бару. Там на маленьких окнах висели такие же, как в баре, занавески в красно-белую клетку, стояли такие же блестящие лакированные деревянные стулья и столы, такой же приглушенный свет лился через матовые плафоны искусно выкованных медных светильников, но было не так людно и гораздо тише, если не считать бормотания диктора из неизменного телевизора, стоявшего на шкафу в дальнем конце зала.

Невзрачная девушка лет пятнадцати подошла к ним с блокнотом в руке. После короткого обсуждения они остановились на сырном ассорти и салями, бутылке красного вина и двух больших порциях супа. Дзен по привычке хотел было заказать мясной с овощами, но Антон благоразумно заметил, что для такого супа нужны свежие овощи, высококачественное оливковое масло и пармезан, коих в этом богом забытом месте наверняка нет. Поэтому они заказали чечевичную похлебку с копченым беконом.

– Надеюсь, вы не считаете нашу вылазку бесполезной и не жалеете о том, что предприняли ее? – поинтересовался Антон.

Дзену понадобилось несколько секунд, чтобы оценить странность вопроса. С официанткой Антон говорил по-немецки, она отвечала ему на том же языке. Остальные посетители ресторана тоже разговаривали по-немецки или, как читавшая новости по телевизору дикторша, на ладино – архаическом диалекте латыни, сохранившемся только в этом изолированном горном районе. По-итальянски в здешних местах нельзя было услышать ни слова. Дзену казалось, что это он, а не Антон Редель, находится за границей.

– Нет, не жалею, – ответил он. – Уверен, и вы тоже.

Австриец рассмеялся.

– О, конечно! Всегда приятно побывать в своей бывшей трансальпийской провинции. К тому же здесь все так дешево. Но на этот раз я получил дополнительное удовольствие оттого, что поездка была оплачена итальянским правительством.

Когда принесли еду, стало очевидно, что выбор Антона был правильным. Похлебка оказалась густой, куски бекона толстыми и нежными – настоящее лакомство, не столько суп, сколько вкуснейшая каша. Сыр и салями на вкус несколько отличались от южных сортов – они были чуть тверже и сильнее подкопчены. Вино – из долины Адидже, откуда они начали свое путешествие тем утром. Очень молодое легкое вино с терпким привкусом дикой малины, слегка игристое, исключительно изысканное, идеально подходило для жирной, тяжелой пищи.

Насытившись, Антон закурил маленькую манильскую сигару.

– Итак, фотографии.

Он встал и направился к лестнице, ведущей к номерам. К столу подошел шофер Дзена.

– Я готов в любой момент, шеф.

Услышав итальянский, Дзен блаженно расслабился, будто погрузился в теплую ванну с лавандовой пеной. Достав из кармана мятую пачку «Национале», он закурил.

– Не суетись, Бруно. Я еще не закончил.

– Отлично. Только вот снег начинается. Если мы в ближайшее время не спустимся с гор… – Он выразительно пожал плечами.

– Я постараюсь закончить поскорей, – заверил его Дзен.

– Пойду прогревать машину.

Когда вернулся Антон с конвертом в руке, Бруно уже шел обратно. В конверте оказалось четыре снимка, Дзен просмотрел их один за другим, не произнеся ни слова. Да и сказать особенно было нечего. Снимки напоминали репродукции произведений модернистского искусства: какие-то пузырьки и стремительные росчерки, цветовые пятна неопределенной формы, то сгущавшиеся, то расплывавшиеся. О том, что они предположительно изображали, можно было догадаться лишь весьма приблизительно.

– У Руди было мало времени, и фотоаппарат у него не из лучших, – пояснил Антон, утопая в клубах сигарного дыма. – Но цифровой, так что я перевел все снимки в компьютерные файлы.

– Файлы?

– На тот случай, если вам понадобится работать с изображениями.

Дзен достал из конверта маленький черный квадратик-дискету, кивнул с умным видом и пыхнул сигаретой.

– Лучше так, – продолжал австриец, забирая у Дзена один снимок и переворачивая его нужной стороной вверх. Только теперь Дзен увидел, что на фотографии запечатлена боковая проекция трупа, лежащего на дне пролома, образовавшегося в результате взрыва. На теле были только рубашка и брюки. Ноги, насколько можно судить, – босые. Лицо повернуто в сторону, но правая рука простерта вперед на острых камнях. Антон указал на какую-то отметину чуть выше плеча:

– Вот это может помочь узнать, кем он был. Эта деталь, разумеется, обратит на себя внимание патологоанатома.

Не было ли в его тоне неуловимой иронии? У австрийцев это всегда трудно понять. Они любят представлять себя неторопливыми, спокойными, почтительными деревенскими парнями, но их империя дала миру несколько самых проницательных мыслителей и выдающихся художников. Дзен позвал официантку и велел принести счет.

– Ну что ж, благодарю за помощь, герр Редель. Надеюсь, ваша завтрашняя экспедиция будет удачной.

– Боюсь, такая погода благоприятствует лишь равнинным лыжам. Но здесь их можно взять напрокат, так что в любом случае скучать я не буду.

Когда они обменивались рукопожатием, Дзен пристально посмотрел своему гостю в глаза.

– Как вы думаете, что там на самом деле произошло?

Не удивительно, что Антона Ределя вопрос смутил.

– Я, конечно, не полицейский… Но если бы это произошло в каком-нибудь другом месте, скажем, в лифтовой шахте заброшенного городского пакгауза, я бы, вероятно, заподозрил, что к этому причастны другие.

– Другие?

– Ну, может быть, какие-нибудь бандиты. Наркоторговцы или что-то в этом роде. Убили человека и спрятали тело в шахте. Или просто сбросили вниз в надежде, что тело никогда не найдут, а если и найдут, то опознать его будет невозможно. – Он улыбнулся Дзену очаровательной, типично австрийской толстогубой улыбкой. – Но это, разумеется, смешно! Здесь, в горах, много опасностей, однако преступных организаций замечено не было.

За утепленными двойными дверьми снег падал большими рыхлыми хлопьями, обманчиво казавшимися невесомыми в лившемся из окон свете, но на бетонной площадке перед домом уже лежал слой толщиной в несколько сантиметров. Бруно сидел в полицейской «Альфе» с опознавательными надписями на бортах, стоявшей прямо у входа. Дзен забрался на заднее сиденье, и они тронулись.

К радости Дзена, Бруно не принадлежал к тем водителям-полицейским, для которых главным в работе было доказать свою мужскую отвагу. На протяжении первого получаса, пока дорога коварно утопала в сугробах, он, учитывая очень плохую видимость, преодолевал бесконечные петляющие повороты и крутые спуски с почти излишней осторожностью. Ниже снегопад постепенно переходил в сыпавшуюся с неба мокрую крупу, а потом и в откровенный дождь. И только когда дорожное покрытие стало блестяще-черным, более надежным, Бруно позволил себе прибавить скорость.

Дзен на своем заднем сиденье расслабился после непривычной физической нагрузки и избытка свежего воздуха, но его продолжал мучить вопрос, который Антон Редель задал, разумеется, просто из вежливости. Считал ли он предпринятую вылазку бесполезной? Если отвечать честно, то да, считал, но только с учетом всех остальных аспектов дела, которое ему, как он подозревал, подкинули вместе с другими в качестве подачки – чтобы не лишать его иллюзии своей востребованности.

– Может, вам будет интересно взглянуть на это, – так выразился начальник отдела, вручая Дзену стопку папок по возвращении с еженедельного брифинга в Министерстве внутренних дел на римском холме Виминал. – Дела, полагаю, все проходные, но ваше участие и, возможно, ваши предложения были бы весьма ценны.

Дзен принял папки и в тот же вечер взял их с собой в квартиру в Лукке, где жил теперь со своей новой подругой Джеммой. Папок было восемь, и само их количество подтверждало подозрение Дзена, что дела эти никем всерьез не воспринимались. Большинство дел действительно оказалось абсолютно рутинным. Исключение составляло то, которое и привело его в Альто Адидже. Это дело обращало на себя внимание уже самим своим «происхождением». Вместо того чтобы быть переданным одной из провинциальных квестур в полицейское управление Рима, дело пришло в столицу «по каналам» от карабинеров, которые занимались им поначалу. Когда Дзен сделал несколько звонков, чтобы прояснить некоторые аспекты, его интерес моментально возрос. Ему не раз и прежде доводилось уточнять детали по телефону, и он хорошо знал, как звучит в таких случаях стандартный ответ: смесь обскурантизма, ревнивой скрытности и явного желания поскорее спихнуть незваного абонента на подчиненных, дав при этом понять, что у офицера, которому ты звонишь, есть куда более важные занятия, чем пустая болтовня. Такова обычная процедура, и он сам нередко к ней прибегал, когда оказывался на месте такого офицера.

Но на сей раз все выглядело совсем иначе. Дзена мгновенно соединили со старшим офицером, полковником Микколи, проявившим почти обескураживающую готовность ответить на любые вопросы, которые могут интересовать уважаемого коллегу. Разумеется, Дзен не должен терять времени даром! Полная открытость и сотрудничество двух правоохранительных служб есть залог и основа эффективной работы по соблюдению правопорядка в современном демократическом обществе. «Mi casa es su casa », процитировал полковник, добавив, что в девяностые годы ему довелось в течение нескольких месяцев работать в тесном сотрудничестве с испанским департаментом по борьбе с терроризмом, когда он занимался делами басков, которые якобы не один год прятались на Сардинии.

Он охотно рассказал несколько забавных анекдотов, касающихся той операции, но – почти ничего о деле, по поводу которого Дзен звонил. Все пока еще совершенно неясно, а делать скороспелые умозаключения было бы неразумно. Тело извлекли из системы туннелей и на вертолете отправили в центральную больницу Больцано. Да, вскрытие произведено, но точных выводов сделать не удалось. Нет, определенно идентифицировать жертву пока невозможно. Наиболее вероятная причина смерти – несчастный случай, но преступление тоже полностью не исключается. Короче, это вопрос времени, в худшем случае дело может обернуться одной из тех маленьких тайн, которые традиционно ассоциируются с этой горной местностью, чья удаленность и изолированность всегда привлекают к себе – как бы получше выразиться? – любителей экстремального спорта и разного рода искателей острых ощущений. Разумеется, он сразу же сообщит все новые подробности, если таковые появятся. Было очень приятно обсудить дело с доктором Дзеном. Нет-нет, напротив, это ему было чрезвычайно приятно.

Дзен успел уже привыкнуть к широко распространенному явлению, которое его друг Джорджио де Анджелис называл «итальянской ссорой»: новая культура пустопорожних слоганов, неискренних улыбок и ничего не значащих обещаний, наложенная на извечную жесткую вражду, царящую в общественной жизни. Он с удивлением обнаружил, что гниль коснулась и военного корпуса, в частности службы карабинеров с ее стародавними традициями и корпоративным духом. В любом случае к нему это не относилось. Он должным образом «рассмотрел» и вернет дело. Ведь никто не скажет ему спасибо, если он по собственной инициативе предпримет дополнительные усилия.

Тем не менее его терзало неотступное ощущение, основанное на многолетнем опыте и знании того, как ведутся подобные расследования: что-то здесь не так. Спустя несколько дней ощущение окрепло настолько, что он позвонил в квестуру Больцано и попросил их затребовать копию акта о вскрытии непосредственно из больницы. Полученного ответа оказалось более чем достаточно, чтобы укрепить его сомнения.

«Официальный ответ больничной администрации гласит, что подобный запрос может быть рассмотрен лишь в случае, если он направлен через Министерство обороны, представляющее собой государственное учреждение, в компетенцию которого входит данное дело. Согласно нашим источникам, однако, акт вскрытия и фотографии, сделанные в его ходе, вместе с самим трупом, а также одеждой и предметами, имеющими к нему отношение, более не находятся в больнице, а переданы в распоряжение офицеров службы карабинеров утром 15 числа сего месяца».

Именно после этого Дзен решил, что ему стоит прокатиться на север. Как бы хорошо ему ни было в Лукке, он был готов покинуть ее на несколько дней и особенно рассчитывал на встречу с полковником Микколи, учитывая, что их телефонный разговор состоялся через три дня после событий, отмеченных в факсе из квестуры. Поэтому он забронировал себе билет первого класса в спальном нагоне ночного поезда, который останавливался во Флоренции за несколько минут до полуночи и прибывал и Больцано около четырех утра.

Когда Дзен явился в местный штаб карабинеров, ему сообщили, что полковник Макколи «в отъезде». Более того, его помощник, как выяснилось, никогда не слышал о Дзене и ничего не знает о деле, по которому тот приехал.

К счастью, Дзен заранее подготовил запасной вариант. Один из немногих существенных фактов, отмеченных в полученном из службы карабинеров отчете, имел отношение к трем молодым австрийцам, нашедшим тело. Имена, адреса и домашние телефоны, как положено, имелись в протоколе, и, понимая, что терять ему нечего, Дзен стал их обзванивать. Первые две попытки оказались тщетными из-за языкового барьера, но на третий раз он дозвонился до Антона Ределя, который родился и вырос в Альто Адидже и прилично говорил по-итальянски. Тот охотно согласился вернуться на место трагедии и рассказать, как все было, попросив лишь оплатить ему дорогу из Инсбрука, где он в настоящий момент учился в университете, и обратно.

За крутым поворотом дороги впереди показалась группа разбросанных по обрывистому склону горы низких строений. Большинство из них было заброшено, но в некоторых горел свет, а в центре деревушки имелись бар и магазин с бензоколонкой. Бруно свернул туда и припарковался.

– Нужно заправиться, шеф, – объяснил он.

Воздух внутри бара был таким же удушающе спертым и жарким, как и в заведении наверху, но, когда полдюжины посетителей увидели униформу Бруно, температура словно сразу упала на несколько градусов.

Дзен подошел к стойке и попросил два кофе и стаканчик необычно выглядевшей жидкости домашнего изготовления в литровой бутылке. Ему пришлось повторить заказ несколько раз, прежде чем женщина за стойкой наконец кивнула и, шаркая, удалилась, ничего не объяснив. В ожидании ее возвращения Дзен просмотрел статью из валявшейся на стойке немецкоязычной газеты о некоем богатом венесуэльце, который взорвался в машине у ворот своей виллы в Кампьоне д'Италия. Отлично, подумал он, чем скорее это тупиковое дело, в которое он по глупости ввязался, перестанет быть лишь отечественной новостью, тем лучше.

В баре появился Бруно, на ходу проверяя содержимое своих многочисленных карманов и застегивая их на молнии. Две чашки кофе и рюмка ликера были поставлены перед ними без единого звука. По правде говоря, в баре вообще никто не произнес ни слова с того момента, как они вошли.

– А здесь тихо, правда? – заметил Бруно.

Дзен закурил, ничего не ответив.

– На первый взгляд тихо, – громко продолжил шофер, опершись о стойку и обозревая зал. – Но видимость бывает обманчивой. На самом деле все жители этой деревни страдают редкой и в конце концов смертельной болезнью, чье неумолимое течение может быть приторможено лишь приемом живой человеческой крови. – Он мрачно кивнул, словно подтверждая диагноз. – Такова плата за многие века кровосмешения. Бедные люди. Их потому так мало и осталось, что сюда редко кто заглядывает, и они от отчаяния вынуждены тянуть жребий между собой. Но их обычная практика – заманивать проезжающих обещанием горячих напитков и бензина. Когда-то эта дыра была шахтерской деревней, здесь в горах до сих пор сохранился муравейник заброшенных шахт. Они прячут там трупы и перепродают машины мафии. Время от времени где-нибудь по дороге в Кортину пропадают туристы. И никто ничего не может доказать.

Он указал пальцем на пол.

– Вот здесь, прямо под тем местом, где вы стоите, доктор, находится люк. Хорошо, что вы приехали сюда не один. А то оглянуться бы не успели, как уже лежали бы в погребе со сломанной ногой, а эти твари бежали бы вниз по лестнице, хохоча, визжа и в нетерпении отталкивая друг друга, чтобы вскрыть вам артерию и попировать.

Резко повернувшись, Бруно ткнул пальцем в одного из посетителей, хлипкого мужичонку.

– Ну, ты, карлик! – взревел он. – Сколько литров человеческой крови ты выпил за этот год, а? Сосал свернувшуюся густую красную массу как материнское молоко! А этот боров рядом с тобой рылся мордой в еще теплых внутренностях в надежде найти последнюю каплю, прилипшую к кишкам!

Положив деньги на стойку, Дзен взял Бруно за плечо и вывел на улицу. Уже и на этой высоте начинался снегопад.

– Ты что, рехнулся? – сказал Дзен, когда они снова уселись в машину. – Ты знаешь, какие у нас проблемы на этой территории. Что же ты делаешь?! Хочешь, чтобы здесь в горах появилось еще одно террористическое движение?

– Простите, шеф. Сорвался. Но все будет в порядке – они не понимают по-итальянски.

– Прекрасно понимают.

– Разумеется, но ни за что в этом не признаются. Придется им проглотить мой маленький спектакль. Пусть побесятся.

Дзен тяжело вздохнул и закурил сигарету, чуть приспустив стекло. Залетая через щель, снежинки, словно мухи, садились ему на лицо.

– Ты откуда родом? – смягчившись, спросил он.

– Из Болоньи. Когда я рос, мне было там скучно, но теперь жду не дождусь, чтобы вернуться. Это как разлука с женой. А вы откуда, шеф, если позволите спросить?

– Из Венеции.

Некоторое время они ехали молча.

– Ненавижу горы, – сказал после паузы Бруно.

– Я тоже.

– И людей, которые здесь живут. Не потому, что они иностранцы. Это и их страна, и что касается меня, я совсем не против, чтобы они в ней жили. Но все умные, предприимчивые, интеллигентные люди давно уехали, потому что тоже ненавидели горы. Я хочу сказать, кому захочется тут жить? Вот и остались одни отбросы. Деревенские идиоты, насильники над детьми и женщинами да безмозглые неудачники и умственно отсталые всех мастей.

Снова наступило молчание.

– Сколько тебе осталось служить? – спросил Дзен.

– Три месяца и тринадцать дней. Дзен кивнул.

– С профессиональной точки зрения, полагаю, было бы разумно в твоем случае сделать исключение.

Бруно заинтересованно взглянул на него в зеркальце заднего вида.

– А вы можете этому поспособствовать?

– Попробую. Если ты довезешь меня до места целым и невредимым самое позднее к девяти часам.

– Вам нужно на вокзал?

– Нет, я передумал. Высади меня возле больницы. Оттуда я возьму такси.