Как только Дзен вошел в бар, расположенный за виа Национале – широкой мощеной «траншеей», разделявшей холмы Виминал и Квиринал, – он почувствовал себя чужаком. Политический центр страны мог находиться ниже по склону, во дворцах Монтечиторио и Мадама, в историческом центре, но именно здесь собирались те, кто выполнял грязную работу и делал все необходимое, чтобы палата депутатов и сенат принимали нужные решения. Так же, как у их «коллег» из мира бизнеса, которые тоже были здесь широко представлены, это сообщество строилось в соответствии с жесткой иерархией, соблюдение которой распространялось далеко за пределы служебных помещений. Посещать бар или ресторан, куда ходит твой начальник, было так же немыслимо, как занять его кабинет. Это было бы расценено всеми посвященными как поступок неуместный и нескромный.

Дзен не мог точно определить статус клиентуры этого заведения, укромно спрятавшегося в переулке неподалеку от оперного театра, но то, что он на порядок выше его собственного, было очевидно, – скорее высший, чем средний управленческий эшелон. Женщина, высоко восседавшая за кассовым аппаратом, выглядела так, словно в течение нескольких десятилетий большинство мужчин в баре нещадно гоняли ее от стола к столу, прежде чем ей удалось, не достигнув пенсионного возраста, уйти в отставку и занять нынешнюю позицию. Вместе с деньгами за кофе Дзен пододвинул ей свое министерское удостоверение. Женщина взглянула на карточку, потом на Дзена, сунула руку в нижний ящичек, скрытый от любопытных глаз, и протянула ему чистый белый конверт.

Не тратя времени на благодарности и улыбки, Дзен проследовал к бару, где, несмотря на чаевые, которые он положил на стойку вместе с чеком, ему пришлось ждать, пока с должным уважением и вниманием обслужат несколько других посетителей, пришедших после него и не потрудившихся оплатить заказ заранее. Это был клуб, принадлежность к которому нельзя купить. Здесь нужно было быть своим.

Кофе, когда ему наконец его подали, оказался лучшим, какой Дзену когда-либо доводилось пробовать в Риме, хотя город славился в этом отношении разнообразием и высокими стандартами. Отвернувшись от стойки и смакуя густой напиток, Дзен вскрыл конверт. Внутри лежал маленький листок бумаги, на котором от руки было написано: «Сад виллы Альдобрандини, 15.00. Уничтожить немедленно». Дзен разорвал листок на мелкие кусочки и распределил их по двум металлическим урнам, которые одновременно были и пепельницами. На холодную улицу он вышел с тяжелым сердцем. Бывают послания, сам факт получения которых несет в себе послание, и в данном случае оно не сулило ничего хорошего.

Солнце, низкое в это время года, вышло из-за туч и слепило глаза, когда Дзен достиг висячего сада виллы Альдобрандини в конце виа Национале. Он поднялся по мраморным ступеням мимо наружной кирпичной стены какого-то сооружения времен Римской империи. Лишенная мраморной облицовки, она весьма напоминала развалины фабрики конца девятнадцатого века.

Сад, нависавший над улицей на высоте метров десяти, состоял из лабиринта гравийных дорожек, змеившихся между островками лужаек, обнесенными каменными бордюрами и утыканными безголовыми античными скульптурами и голыми остовами умиравших древних каштанов, кипарисов, пальм и сосен. Здесь имелось достаточно вечнозеленых растений, чтобы создавать живой фон, но в целом деревья были тягостно неухоженными, кустарники – увядшими, и все это производило впечатление побитой молью дряхлости.

Обычный контингент здешних обитателей, состоявший из неприкаянных бродяг и одичавших кошек, дополняли окрестные жители, выгуливавшие своих собак, и дамский парикмахерский салон на открытом воздухе. Под деревьями сидело на складных пластмассовых стульчиках с полдюжины женщин среднего возраста, прекрасно отдающих себе отчет в том, чего они – до самой последней лиры – стоят, а гораздо более молодые женщины, имевшие при себе в чемоданчиках и коробках все необходимое для работы, за умеренную плату приводили их в умеренно презентабельный вид. Никаких лицензий, никакой арендной платы, никаких налогов. Нероскошное обслуживание по нероскошным расценкам.

Сад по площади был невелик, но благодаря своей замысловатой планировке обманчиво казался гораздо более обширным, и Дзену понадобилось некоторое время, чтобы обнаружить своего начальника, стоявшего у дальней стены и обозревавшего впечатляющую панораму: от площади Венеции и Капитолийского холма до отеля «Джаниколо» и гряды гор на северном берегу Тибра. Бруньоли оказался ниже ростом, чем помнилось Дзену по их единственной предыдущей встрече. Под распахнутым темно-синим кашемировым пальто виднелся костюм, который различными почти неуловимыми деталями покроя и выделки ухитрялся намекнуть, что он – не просто одежда, а ироническое высказывание по поводу подобного рода одежды, но сшит костюм был так искусно и выглядел так дорого, что большинство людей никогда бы не заметили разницы, а тем более не догадались бы, что шутка – кульминационный момент которой состоял, конечно, в цене, – направлена на них. Одним словом, это был не деловой костюм, а «деловой костюм».

– Рад видеть вас! – воскликнул Бруньоли, пожимая Дзену руку. – Как хорошо, что вы смогли прийти.

Прозвучало так, будто Дзен оказал ему персональную услугу своим приходом. Не зная, как отвечать на столь непривычную риторику, Дзен промолчал.

– Как идут дела? – продолжал Бруньоли, увлекая подчиненного на боковую аллею, подальше от ближайшей мастерицы и ее клиентки. – Надеюсь, вы довольны своим новым положением?

– Вполне, благодарю вас.

– А ваша личная жизнь? Я слышал, вы переехали и Лукку?

– Да.

– Очаровательное место. Я сам там жить не смог бы – слишком тихо. Но вам подходит?

– Подходит.

– Прекрасно, прекрасно.

Он помолчал, посмотрел вокруг и застегнул пальто. Теперь они находились в тени раскидистых деревьев.

– Насколько я понимаю, вы занимаетесь делом о трупе, найденном в военных туннелях?

Дзен кивнул.

– И каковы результаты?

– Ну, я осмотрел место с одним из австрийских спелеологов, обнаруживших тело, потом коротко побеседовал с врачом-ассистентом больницы в Больцано, присутствовавшим на вскрытии.

– А что насчет карабинеров? В конце концов, ведь дело ведут они.

– Я говорил по телефону с неким полковником Микколи, который охотно согласился встретиться со мной. Однако, когда я прибыл в больцанский штаб карабинеров, мне сообщили, что полковник отсутствует.

– А его коллеги? Они проявили готовность к сотрудничеству?

Дзен колебался.

– Они вели себя корректно, – сказал он наконец.

– Но без сердечности?

– Можно сказать и так.

– Не были особо общительны?

– Нет.

– Нет, – повторил Бруньоли. – Нет. Я так и думал.

Некоторое время они шли молча.

– Видите ли, у нас небольшая проблема, – после паузы сказал Бруньоли, остановившись и разглядывая кору гигантской пальмы.

– Проблема?

– С нашими друзьями из параллельного ведомства. Если говорить начистоту, они захлопнули дверь у нас перед носом. Безо всяких экивоков и вежливых слов. Просто дали понять, чтобы мы проваливали. И это на очень высоком уровне. Действительно, очень высоком.

Они разошлись, чтобы пропустить молодую мать, пытавшуюся успокоить капризничавшего ребенка, которого она везла в прогулочной коляске. Ему бы ножками ходить, подумал Дзен. Этот сад, должно быть, представляется ребенку бразильскими джунглями, и ему хочется исследовать их и завоевать, покорить племена аборигенов и найти утерянное золото Эльдорадо. Но мать боится, что он перевалится через парапет и размозжит себе голову об асфальт там, внизу. Мы разучились доверять своим детям, а еще удивляемся, почему они вырастают такими беспомощными.

– Они объяснили причину? – спросил он Бруньоли, когда они отошли достаточно далеко, чтобы их никто не слышал.

– О, да. Они не были вежливы, а тем более сердечны, но, говоря вашими словами, вели себя корректно. Объяснили. А также в самых решительных выражениях запретили нам разглашать это объяснение кому бы то ни было за пределами министерства. Тем не менее я хочу вам его открыть.

– Минуточку, – перебил его Дзен. – Не думаю, что с вашей стороны будет разумно посвящать меня. Я хочу сказать, что…

Бруньоли рассмеялся и двинулся дальше, уводя собеседника от пожилого мужчины с собакой на поводке и алкоголика, которые прогуливались рядом в кустах.

– Хотите сказать, что вам не нужна моя откровенность, доктор? Что ж, честно, но, боюсь, у вас нет выбора. Я обрисую вам ситуацию лишь в целом. Хотя вообще-то это почти и есть все, что они нам сообщили. Если коротко: они считают, что обнаруженный труп принадлежит солдату, убитому по неосторожности во время учений. – Бруньоли сделал паузу, но Дзен от комментариев воздержался. – Требование секретности, согласно утверждениям военных, обусловлено тем, что погибший служил в элитном спецподразделении, которое на добровольных началах было организовано из военнослужащих по образцу британского спецназа SAS и американской «Дельты». Существование такого отделения официально опровергается, и никогда никем не было сделано ни единого комментария по поводу его состава, характера подготовки и проводившихся операций. А тем более по поводу несчастных случаев, имевших место в ходе учений или боевых действий. Родственникам, разумеется, сообщали, но даже им далеко не всегда говорили правду о том, что случилось.

Мобильник Дзена зачирикал. Извинившись перед начальником, он посмотрел на номер звонившего и отключил телефон.

– Так или иначе, – продолжил Бруньоли, – наш источник – а я подчеркиваю, что он представляет очень высокий уровень, – уверяет, что туннели времен Первой мировой войны, где было найдено тело, постоянно используются в качестве учебной базы для этого подразделения. Традиции, корпоративная честь, наши славные предки и тому подобное. Он также утверждает, что молодой человек был убит в результате несчастного стечения обстоятельств. По очевидным причинам они не желают, чтобы все это вышло наружу, и поэтому предпринимают необходимые усилия для сохранения дела в секрете.

– Мой собеседник из Больцано сообщил, что карабинеры совершили налет на больницу на прошлой неделе и увезли труп со всеми личными вещами погибшего, а также фотографии и аудиозапись вскрытия.

Бруньоли остановился у садовой ограды и, подняв голову, стал осматривать бюрократического стиля дворец, сооруженный в соответствии с любимыми архитектурными технологиями Муссолини, исключавшими использование импортной стали. Из окна третьего этажа какой-то мужчина смотрел на них, а может, просто любовался садом в солнечных лучах поздней осени.

– Еще, согласно моему источнику, одежда на погибшем была штатская и с нее были срезаны все ярлыки, – добавил Дзен.

Бруньоли сардонически фыркнул.

– В Министерстве обороны скажут, что это нормально. Эти люди принадлежат к подразделению, специально обученному работать под прикрытием или за линией фронта. Поэтому они не носят традиционной формы.

– И обуви тоже?

– Обуви?

– Труп был босой.

Бруньоли на секунду задумался, потом небрежно пожал плечами.

– Они скажут, что на нем были армейские ботинки, которые пришлось унести, чтобы исключить возможность идентификации. Дзен, они все предусмотрели.

Повернувшись, он зашагал по одной из боковых аллей.

– И когда предположительно произошел инцидент? – поинтересовался Дзен.

– Они отказались уточнять этот вопрос. «Из соображений оперативной безопасности».

Чтобы скрыть растущее чувство тревоги, Дзен остановился и стал суетливо прикуривать. Бруньоли – в буквальном и переносном смысле – вел его под гору, на территорию, которая потенциально могла оказаться весьма опасной.

– Вам, наверное, интересно узнать, почему они оставили труп на месте происшествия? – продолжал начальник. – Так вот, они заявляют, что трагический инцидент произошел в ходе испытаний некоего нервно-паралитического газа – ну, разновидности химического оружия. Поскольку они не знали, насколько велик риск, то решили закрыть доступ к месту происшествия, завалив туннель с помощью направленного взрыва. Родителям сообщили, что их сын погиб в результате несчастного случая, и тело его настолько обезображено, что хоронить его можно лишь в закрытом гробу, чтобы не шокировать скорбящих.

– Но туннель не был завален. Труп обнаружили молодые австрийские спелеологи, а потом вытащили на поверхность карабинеры. Я сам туда спускался.

– Они полагают, что позднее произошло оседание породы.

– Этого не может быть. Порода в тех горах тверда, как железо.

Бруньоли повернулся к Дзену и невозмутимо посмотрел на него.

– Вы, надеюсь, не думаете, что мы верим в их россказни?

– Какая разница, верим мы в них или нет? Мы не можем их опровергнуть, потому что они не допускают нас ни к чему, что помогло бы это сделать. Личность жертвы держится в тайне, равно как время и характер сомнительного инцидента, доступ к свидетелям, вещественным доказательствам и аудиозаписи вскрытия нам заказан. Честно говоря, они могли бы с тем же успехом утверждать, будто пытаются замять дело потому, что жертвой оказался пришелец из космоса, и они опасаются всеобщей паники в случае обнародования этого факта. И если это было спущено нам с «очень высокого уровня», то значит, и прогресса можно достичь только на том же уровне. Поэтому я не вижу, какие действия можно было бы вменить мне в обязанность, чтобы прояснить дело.

Последнюю фразу Дзен произнес самым бесстрастным и бюрократическим тоном, на какой был способен, и это произвело эффект. Чтобы разрядить обстановку. Бруньоли рассмеялся и, взяв Дзена за руку, повел к единственному входу-выходу из нависавшего над улицей сада.

– Дорогой доктор! О том, чтобы вменять вам что-либо в обязанность, и речи быть не может. Это же не старые времена! Помните мой девиз? «Личный выбор, личная инициатива, личная ответственность!» Если у вас самого нет потребности разобраться в сути дела, вы не сможете действовать эффективно и добиться желаемых результатов.

– А каковы эти желаемые результаты?

Бруньоли сделал широкий жест рукой.

– Вы правильно возражали против того, чтобы вас обременяли излишней конфиденциальностью, поэтому я не буду вдаваться в детали и называть какие бы то ни было имена, но факт в том, что при нынешней политической ситуации, когда, по широко распространенным слухам, грядут неизбежные перестановки в правительстве, между высокопоставленными игроками военного министерства и нашего собственного ведомства существует явная напряженность. Поверьте мне, потенциально ставки очень высоки.

Они оба остановились как вкопанные, когда из кустов справа внезапно появилась изможденная фигура нищего. Одна рука у него была ампутирована по самое плечо, а цвет кожи неотличим от цвета окружающих стволов. Кроме шортов и майки, на бедолаге ничего не было. Громким голосом нищий отрывисто и безостановочно повторял какие-то неразборчивые резкие фразы.

Бруньоли пошел дальше, а Дзен, порывшись в карманах, высыпал в единственную руку попрошайки пригоршню мелочи.

– Не стоило этого делать, – заметил Бруньоли, когда Дзен догнал его. – Вы их только поощряете.

– Это мой страховой полис.

– Что это должно означать?

Однако Дзен предпочел не отвечать.

– Какое отношение текущая политическая ситуация имеет к столь специфическому делу? – спросил он.

Бруньоли тяжело вздохнул.

– Доктор, вам, безусловно, приходилось участвовать в расследованиях, где вы не могли сразу достичь основной цели из-за недостатка улик или нежелания свидетелей сотрудничать, или из-за чего-то еще, но у вас была возможность двигаться вперед, преследуя промежуточные цели, достижению которых обстоятельства не мешали, и, используя их в качестве рычага, вы вскрывали в конце концов главную проблему. Здесь – тот же случай. Для нас было бы контрпродуктивно и, скорее всего, бессмысленно пытаться открыто противоборствовать военным по этому делу, которое в любом случае лежит на периферии наших реальных интересов. Но, понимая, что они на самом деле лгут нам сквозь зубы, такой опытный оперативник, как вы, мог бы накопать потенциально интересный материал, что дало бы нам преимущество, необходимое для решения более важных задач.

Дзен медленно кивнул, словно вся эта велеречивость и абстрактные концепции заставили его задуматься. На самом же деле он взвешивал риски, вытекавшие из того, примет он или не примет предложение Бруньоли.

– Значит, вы хотите… – нерешительно начал он.

– Чего я хочу, так это крупного скандала, который много дней, а то и недель не будет сходить с первых газетных полос. Еще лучше – чтобы на плаху легла какая-нибудь высокопоставленная голова, а в идеале я хочу разоблачения, которое скинет всех военных руководителей с пьедестала уважаемых государственных деятелей и низведет до положения ночных уборщиков. Впрочем, я удовлетворюсь и малым – просто каким-нибудь угольком, чтобы подбросить в топку и породить этим всеобщий хаос.

Дзен долго молчал.

– Австрийский спелеолог дал мне несколько сделанных его приятелем цифровых снимков трупа, – сказал он наконец. – Они не очень ясные, но он предполагает, что с помощью компьютера качество можно значительно улучшить.

Бруньоли энергично кивнул.

– Никаких проблем! Одной из первых моих инициатив на нынешней должности была модернизация всего оборудования. Поднимитесь на второй этаж, в отдел технического обслуживания… – Он запнулся. – На этих фотографиях что-то есть?

– Как я уже говорил, они не очень хорошего качества, но, кажется, на них видна некая отметина на правой руке убитого, возможно, татуировка. Она может оказаться полезной для идентификации жертвы.

Бруньоли в раздумье поджал губы.

– Тогда лучше делать это в частном порядке.

– Вы не доверяете нашему техническому персоналу?

– Доверяю в профессиональном смысле. Но я не могу быть уверен, что они не оставят копию в каком-нибудь компьютерном файле, где ее смогут найти наши противники. И если фотография хоть что-то будет значить для нас, то для них она будет значить гораздо больше.

Дзену понадобилось несколько секунд, чтобы ухватить мысль.

– Министерство обороны имеет шпиона на Виминале? – спросил он.

– Я был бы крайне удивлен, если бы это было не так. Не говоря уж о секретных службах. Обиженные оперативники, уверенные, что их незаслуженно обошли повышением, приспособленцы, которым остался до пенсии год или два и которые хотят воспользоваться последней возможностью набить карман, еще кто-нибудь в этом роде. Карабинеры из Больцано вас уже видели и почти наверняка доложили о вашем визите своим хозяевам в Министерстве обороны. Даже если бы я принял вас сегодня у себя в кабинете, это могло бы немедленно стать там известно, и были бы сделаны очевидные выводы.

– Тогда, наверное, вам лучше использовать кого-нибудь другого, – быстро вставил Дзен. – Кого-нибудь, кто не имел до сих пор никакого отношения к делу.

По выражению лица Бруньоли можно было понять, что он легко разгадал эту попытку улизнуть от поручения.

– Нет-нет, Дзен! Вы для этого дела самая подходящая фигура. В конце концов, тот факт, что вы начали расследование, делает вполне естественным и то, что вы его продолжаете. А что действительно должно храниться в тайне любой ценой, так это существование какой бы то ни было связи между вашим и моим уровнями. Когда некий офицер сам по себе добросовестно ищет дополнительные улики, это одно. Но если наши недруги заподозрят, что мы действительно задумали, они безотлагательно примут меры, чтобы нейтрализовать угрозу.

А возможно, и «некоего офицера», добавил про себя Дзен.

– Правила будут таковы: вы докладываете обо всем только мне и только лично, – продолжал между тем Бруньоли. – Никаких телефонов, ни мобильных, ни стационарных, никакой электронной почты, факсов, писем, открыток, почтовых голубей и иных способов открытой связи, если, разумеется, я сам не инициирую контакт. Наш modus operandi должен быть таков, чтобы мы могли, пока идет операция, отрицать при необходимости любые свои действия. Если вам понадобится со мной связаться, напишите записку без подписи с указанием места и времени, запечатайте ее в чистый конверт и оставьте у кассирши в том баре, где вы сегодня были.

Дзен удивленно поднял бровь.

– Она заслуживает доверия?

Бруньоли не отказал себе в удовольствии многозначительно помолчать, после чего не без некоторого бахвальства ответил:

– Она была моей любовницей. – Он взглянул на часы, словно смутившись своей откровенности, и добавил: – Ну, ладно, мне пора. Пожалуйста, пробудьте здесь после моего ухода не менее десяти минут. Я почти уверен, что за нами не наблюдали, но осторожность не помешает.

– Еще только минуту… – Дзен достал из кармана записную книжку и ручку. – В Больцано я встретил полицейского Бруно Нанни. – Он написал имя и фамилию, вырвал листок из блокнота и протянул Бруньоли. – Он проходит там свой обязательный срок службы в трудных точках, и, похоже, служба ему действительно трудно дается. Вообще-то он прекрасный полицейский, безотказный и способный, но в Альто Адидже чувствует себя совершенно не в своей тарелке, и я бы сказал, что отдельные срывы, которые у него случаются, могут отрицательно сказаться на репутации ведомства в этом весьма чувствительном регионе. Мне страшно неловко обременять столь банальной просьбой такого человека, как вы, но я хотел спросить, не могли бы вы…

– Куда он хочет перевестись? – перебил его Бруньоли.

– В Болонью.

Бруньоли кивнул.

– Я сегодня же направлю докладную в отдел кадров.

– Думаю, так будет лучше всего.

К удивлению Дзена, Бруньоли подошел к нему и потянул за рукав.

– Эй, доктор! – сказал он, усмехаясь. – Не воспринимайте все эти предполагаемые перемены слишком буквально. Да, многое изменилось, но главное остается прежним. Это относится и к вашим отношениям со мной и с людьми, которых я упомянул. Вы поработаете для нас, а мы позаботимся о вас. Понимаете, что я имею в виду?

Дзен несколько раз быстро кивнул, потом сказал:

– Да. Да, я очень хорошо вас понял.