За свою долгую жизнь Бьорну Скитальцу ни разу не довелось побывать в Дун Дондре, и теперь, наверстав упущенное, он был склонен полагать, что потерял не многое. Вероятно, при гномах, да еще в эпоху расцвета, Багровый Чертог, хорошо освещенный, ухоженный и наполненный жизнью, мог произвести величественное или хотя бы благоприятное впечатление. Ныне же это было соединенное запутанной системой переходов скопление пещер (не столь и большое по сравнению с некоторыми гномьими королевствами), где в глаза бросались только грязь, неимоверно закопченные стены и не блещущие разнообразием гоблинские рыла, а в нос... Честно говоря, Бьорн был весьма благодарен Нимраазу за то, что тот заточил их в камеру, расположенную вдалеке от центральных залов Дун Дондра. Безусловно, это было сделано из соображений безопасности, потому как бывшие складские помещения гномов, в одной из кладовых которых они и сидели, находились на самом верхнем ярусе пещер и были связаны с остальной частью лабиринта одним-единственным коридором, что практически лишало шансов на удачный побег. Окажись же Нимрааз чуть небрежнее, и заботиться об охране пленников, равно как и проводить в отношении оных прочие процедуры, ему бы не пришлось вовсе, ибо воздух в наиболее обжитой части Дун Дондра исключал существование иных разумных форм жизни кроме гоблинов. В камере остаточные миазмы, конечно, также присутствовали, но были не опасны для здоровья и лишь распаляли желание поскорее покинуть сей предел скорби.

Между тем, если с мотивацией у Бьорна и его команды проблем не было, то с техническими возможностями наблюдались крайние затруднения. Кладовая гномов, просторная и вполне комфортабельная (если забыть про вышеуказанную вонь), напрочь отрицала любые способы выхода кроме как через дверь, а последняя обещала стойко сдерживать даже атаки крепостного тарана средних размеров. Но и преодоление каким-то чудом двери ничего путного не обещало – помимо гоблинских стражников в коридоре постоянно дежурил один из черных чародеев, а он не смог бы упустить из виду побег пленников при самом выдающемся стечении обстоятельств.

Разумеется, все выглядело бы не столь безнадежно, если бы Скиталец был в состоянии показывать свои фокусы, но на магическом фронте ситуация складывалась совсем туго. Нет, колдовать Бьорн не разучился, он и силенок за прошедшие с момента пленения полтора дня подкопил, но Нимрааз нейтрализовал его чрезвычайно эффективно. Тем способом, который избрал бы сам Бьорн, случись перед ним задача удерживать в узде какого-нибудь волшебника; суть оного сводилась к тому, что на объект накладывались сложной конструкции чары, заключающие его в кокон, непроницаемый для магического воздействия. Попавший в такой кокон маг не лишался дара, он мог творить заклинания, но на очень ограниченном пространстве, фактически в рамках собственного тела. Другой неприятной особенностью наложенных на Бьорна чар являлась полная и окончательная невозможность снятия их изнутри, для наглядности можно представить, что они образовывали настоящий веревочный кокон, который мог легко распуститься, если потянуть за свободный конец веревки. Только вот тянуть надо было снаружи... Существовал и еще один выход – любое заклинание можно попросту сломать, тем более что с течением времени они ослабевают, и Бьорн бесспорно смог бы прорвать блокаду. Скажем, через недельку или дней десять. Пока же оставалось смириться с положением вещей, поскольку ни одного дружески расположенного волшебника, способного дернуть за веревочку, поблизости не наблюдалось.

В общем, в первые же пару часов пребывания в Дун Дондре Скиталец, всесторонне обдумав положение, пришел к выводу, что покуда им в смысле побега не светит ничего. Это не подорвало веру в счастливый исход злоключений, потому как волшебник пребывал в уверенности: ситуация в таком виде не может приобрести стабильный характер – не для того же Черный Властелин их захватывал, чтобы тупо держать взаперти в недрах гор, – а когда что-нибудь изменится, появятся и новые возможности. При этом, по мнению Бьорна, ключевым тут являлось именно «когда». Ту же незавидную участь, постигшую недавно и Элли – при абсолютной собственной беспомощности надеяться на то, что некие внешние события соизволят произойти, – Бьорн готов был терпеть, вот только долго не хотелось бы. Он с воодушевлением воспринимал каждое отворение двери в темницу, но первые два принесли только жратву и разочарование. А вот на третий раз один из подручных Нимрааза пришел с пустыми руками и распоряжением следовать за ним, обращенным к Джерри. «Наконец-то!» – радостно думал Бьорн, глядя, как его подопечный выполняет приказ, однако когда дверь за ним захлопнулась, восторги быстро пошли на убыль. Раздражение, копившееся в душе волшебника, основательно мешало ему думать, да и повода для размышлений особого не было, но тут мозг все-таки вынужден был включиться. Странно все это, мягко говоря. Нет, сам факт того, что Нимрааз решил проявить к ним интерес был естественен и нормален, но почему начали с Джерри, а не с него, Бьорна? И проблема тут была не в ущемленном самолюбии, а в тривиальном здравом смысле. Если уж его сюда притащили, то наверняка по какой-то причине. Так почему ее не объяснить? Почему не вступить в переговоры, не предъявить ультиматум в конце концов? Это могло даже принести результаты, как признавал Бьорн, отдававший себе отчет в том, что в его положении не стоит начисто игнорировать пожелания тюремщиков. А Джерри им зачем? На что он годен в нынешнем, пока еще совершенно никакой состоянии?

Бьорн всерьез принялся ломать голову над всеми этими вопросами, а мы в поисках ответов последуем за Джерри, которого отконвоировали в расположенный неподалеку небольшой покой, где на чем-то сильно напоминавшем трон восседал Нимрааз. У оживших мертвецов обоняние работает иначе, чем у людей, но, видимо, гоблинские ароматы способны пронять и покойника, и это Джерри очень порадовало. Да и вообще единственным неудобством, на которое он мог пожаловаться, было отсутствие поблизости предметов мебели, предназначенных для сидения. А в остальном Джерри был спокоен. Когда их волокли по пещерам, он испытывал ужас и полагал, что его жизнь и карьера вот-вот трагически оборвутся, но потом, оказавшись в камере, резко изменил свое мнение. Исходил он из того, что, пока Бьорн Скиталец с ними и не выказывает признаков беспокойства, ничего страшного произойти не должно.

Великий некогда черный маг, казалось, был удивлен олимпийским спокойствием пленника. Он не настаивал на обязательном преклонении и трепете перед собой, но такая безмятежность граничила с неуважением. И что скрывалось за этим? Непроходимая глупость или исключительная твердость характера? Углубленный осмотр, занявший пару-тройку минут, ничего не выявил, и Нимрааз решил заговорить, начав с нейтрального сообщения:

– Я хочу задать тебе несколько вопросов.

Джерри не собирался бравировать неповиновением и играть в молчанку, поэтому отреагировал естественно – пожал плечами и издал классическое:

– Ну.

– Можно, да? Ты разрешаешь? – В и без того неприятном голосе Нимрааза явственно звучали опасные нотки, и Джерри решил ограничиться скромным кивком. В любом случае он очень сомневался, что сказать: «Валяйте» – оказалось бы уместнее, а по-другому он не умел...

– Хорошо. Давай начнем со следующего: известно ли тебе, что у тебя магический дар?

– Да. Волшебник мне говорил.

– Волшебник? Бьорн?

– А что, у нас тут еще есть волшебник?

Нимрааз нагнулся вперед и понизил голос до шипения:

– Есть. Я, к примеру.

– Ну, вы-то мне еще ничего не говорили.

Черный маг подумал, что в былые времена за один этот коротенький диалог паршивец заслужил бы публичное четвертование. Он подумал, что обязательно почтил бы процедуру личным присутствием. Он всерьез подумал над тем, чтобы нарушить данные ему инструкции и перенести разговор в застенок, который можно было бы на скорую руку оборудовать где-нибудь внизу... Фантазии отпускали неохотно, тем не менее Нимрааз отринул их и нейтрально поинтересовался:

– И как ты к этому относишься? Хочешь ты стать чародеем?

Джерри по-прежнему не видел необходимости отмалчиваться или врать, поэтому честно ответил:

– Может быть. Почему бы и нет?

– Действительно. – Нимрааз чуть помолчал. – И это все, что ты имеешь сказать по данному поводу?

Спустя полминуты тишины черный откинулся на спинку трона и, отвернувшись, забарабанил пальцами по подлокотнику.

– Болтуном тебя не назовешь. Ладно, пойдем дальше. Известно ли тебе, что ты можешь оказаться героем, избранным?

– Да.

– Волшебник говорил?

– Да.

– И что ты думаешь по этому поводу? – Джерри послушно раскрыл рот, но Нимрааз опередил его:

– Погоди. Дай-ка я угадаю. Можно и героем, почему бы нет. Так?

Черный попал в самую точку, поэтому Джерри кивнул и откровенно поделился:

– Так. Но лучше бы стать волшебником.

– Надо же! У нас, оказывается, есть предпочтения. – С трона раздались пугающие скрежещущие звуки, но с некоторым запозданием Джерри опознал в них смех и расслабился. Как вскоре выяснилось, напрасно, ибо тут-то Нимрааза и прорвало: – А покойником ты стать не хочешь, идиот несчастный?! О Тьма, да по сравнению с тобой петух – философ! Неужели ты не понимаешь даже, что я могу уничтожить тебя в любое мгновение?! Не сходя с места!

Джерри под таким напором смутился, но в тоне его сквозила обида:

– Можете. Вообще не вопрос. И это понятно. А непонятно как раз, почему вы решили, будто...

– Что? Что?! А как еще я должен воспринимать твое поведение? Если ты все понимаешь, тогда, наверное, просто решил проверить, насколько велико мое терпение... Нет? Значит, остается только предположить, что тебе недавно являлся во сне Светлый собственной персоной, и он даровал тебе бессмертие или, по крайней мере, обещал неуязвимость. Было такое, а?

– Никто мне не являлся. – Джерри отмел инсинуации с видом оскорбленной гордости, и Нимрааз взял тайм-аут, чтобы это переварить. Ему представлялось очевидным, что если два разумных существа беседуют на доступном обоим языке и понимания не возникает, то одно из этих существ умственно неполноценно. При этом у чародея начинало складываться ощущение, что оппонент придерживается такой же точки зрения на процесс в целом, но они кардинально расходятся в оценке собственного вклада в общение...

– Давай еще разок, – черный заговорил тихо, даже вкрадчиво. – Ты знаешь, кто я такой, отдаешь себе отчет в моих возможностях и ведешь себя так, как ведешь. То есть – нагло. И равнодушно. Почему? Что, по-твоему, мешает мне уничтожить тебя? Раздавить, как букашку, как тлю бесцветную?

– Ну-у... – Джерри пожал плечами. – Так дела не делаются.

Нимрааз настолько опешил, что не нашел ничего лучше, как переспросить:

– В смысле?

– Да просто. Если б вы собирались меня... или нас... шлепнуть, то на фига сюда-то тащить? Прям там бы и шлепнули, где повязали. Эт' раз...

– А есть и два?

Джерри немного помялся, как будто раздумывая, а потом выложил:

– Так всегда происходит. Вам-то оно, конечно, виднее, но и в легендах не зря одно и то же сказывают. Ежели попадает какая важная птица в лапы Черного, то никогда сразу башку не рубят. Заточение там, пытки, это бывает. Иной раз круто приходится, но чтоб без болто... э-э... разговоров всяких – и в могилу, такого я не слыхал. – Пока шло это рассуждение, черный чародей вроде совсем успокоился и даже начал благодушно кивать, как бы соглашаясь, так что Джерри приободрился и закончил скромно, но с достоинством: – Вот я и жду, собственно, когда вы с ерундой покончите и скажете, чего от меня надо, и все такое...

Нимрааза охватило стойкое чувство ирреальности происходящего, но, с другой стороны, логика Джерри была ясна и отчасти корректна. Просто он по молодости кое-что недосмотрел, и на это следовало указать. Можно даже в мягкой, доброжелательной форме, поскольку впадать в ярость по новой казалось абсолютно бесполезным.

– Видишь ли, в чем дело, молодой друг, я готов пойти навстречу твоим пожеланиям и с ерундой немедленно покончу. А заодно и с этим разговором. Потому как ничего мне от тебя не надо. Совершенно ничего. Да и что бы это могло быть, скажи на милость? А?.. Молчишь? Ну, прояви фантазию, если ты знаешь, что это такое... Все равно молчишь? Очень плохо, а то, глядишь, и заинтересовал бы чем-нибудь, пока еще не поздно. Ты ведь, по сути, прав насчет легенд – с героями и прочими большими шишками из вражеского лагеря цацкались непозволительно много. Но ты только представь на минутку, что будет, если кто-нибудь сделает наконец выводы из ошибок прошлого...

Джерри представил. Ему не понравилось. Совсем не понравилось. И если бы Нимрааз ставил цель все-таки дать ему почувствовать, какой он маленький и никчемный сопляк, то задача была полностью решена. Но теперь черному чародею переживания пленника были уже глубоко безразличны – он нашел (или считал, что нашел) ответ на мучавший его вопрос, а главное, высказанные им же самим мысли были столь нетривиальны и интригующи, что к остальному интерес оказался утрачен. Нимрааз вызвал своего помощника, приказал забрать Джерри и привести следующего, после чего до самого прихода Эрика пребывал в задумчивости, носившей откровенно крамольный характер.

Вкус крамолы сладок, поэтому не удивительно, что появление молодого барона было встречено без энтузиазма. Тем более, что в свете новых веяний и говорить-то с ним было незачем. Правда, как с удовлетворением отметил Нимрааз, данный экземпляр хоть ведет себя нормально, а то после Джерри оставалось ощущение, что мир в последнее время изменился не в лучшую сторону (точнее, сошел с ума). Эрик же вполне вписывался в привычные рамки: старался держаться независимо, даже гордо – спина прямая, голова откинута, одна нога чуть выдвинута вперед, – тем не менее надпись «я не трус, но я боюсь» была выведена на его челе аршинными буквами.

Поскольку прежний план разговора – все эти дурацкие вопросы – уже утратил актуальность, Нимрааз молча изучал Эрика, которому все труднее было сохранять гордый и независимый вид. Ну, о чем можно говорить с этим молокососом? Что он знает? Что интересного может сказать по какому-либо поводу? Оставалось пожалуй, только, немного поизмываться, такой, к примеру, шарик запустить...

– И как, ты думаешь, ты выглядишь со стороны? – любезно поинтересовался черный чародей, и Эрик от неожиданности чуть не выпалил правду: мол, довольно глупо. Однако ему удалось сдержаться, и после некоторого размышления он даже сподобился на агрессивный ответ:

– Как могу, так и выгляжу! – Прозвучало неплохо, четко, без предательской дрожи в голосе. Эрик был собой доволен. И Нимрааз, казалось, тоже был им доволен.

– Молодец. Правильно. Не выдавать страх, хотя коленки трясутся, плевать на угрозы, а то и вовсе смеяться над врагом. Здравая позиция. Именно так, по-твоему, должен вести себя истинный защитник Добра перед лицом превосходящих сил Тьмы?

– А это-то тут при чем? – совершенно искренне удивился Эрик, и Нимрааз вдруг почувствовал, что, возможно, слегка поторопился с выводами о его нормальности.

– Что значит «при чем»? Ты разве не собираешься защищать Добро?

– Собираюсь, – с долей смущения признал Эрик. – Но не сейчас же.

Еще один с железной логикой. Не слишком ли? Черный маг ощутил, что если продолжать и дальше в таком духе, то он рискует просто сомлеть. Резко подавшись вперед, Нимрааз заговорил своим лучшим ледяным, наводящим ужас голосом:

– А когда? В следующей жизни? Пока же и утруждать себя не стоит?! Или, может, с твоей точки зрения, все идет неплохо? Так, что ли?

Молодой барон отчетливо видел, что бесит собеседника, но причин этого не понимал. К тому же на ор и давление со стороны старших у него включался выработанный годами рефлекс, поэтому он позабыл бояться и огрызнулся:

– Нет, все идет неважно. Но что, интересно, я-то могу сделать? – Вопрос не был риторическим, тем не менее черный намерений ответить не показывал, и Эрик решил развить мысль: – Вы нас захватили в плен, посадили под замок. Наверное, я должен хотеть сбежать. Я и хочу, положим. Очень хочу. Только вот как, не знаю. И сомневаюсь, что вы меня за тем позвали, чтобы об этом рассказать.

– Не за этим, – лаконично подтвердил Нимрааз, и Эрик совсем разошелся:

– Тогда, может, чтобы посмотреть, как я от страха трясусь? Необычайно любопытно, должно быть. Считай, и не видели такого ни разу...

– Такого действительно не видел, – снова кивнул Нимрааз и понял, что надо заканчивать. Смысла как не было, так и не предвиделось, а план поизмываться с треском проваливался. Если только он не собирался поощрять глумление над самим собой. – Ты прав, позвал я тебя совершенно зря, поскольку, как я только что объяснял твоему товарищу, никакого дела до вас у меня нет и не может быть. А общаться с вами себе дороже... Скажи-ка, а ты тоже ожидал, что я начну вести с тобой переговоры, на свою сторону переманивать, золотые горы сулить?

– Ну... – Эрик в принципе ожидал именно этого, хотя допускал и возможность худшего развития событий – допроса, угроз, а то и чего похлеще. Признаваться же, что черный в целом верно угадал его настроения, почему-то не хотелось, а ждать, пока он придумает, как выкрутиться, никто не стал.

– Понятно. О Тьма, куда мы катимся?! Таковы они, нынешние герои!.. – Помолчав несколько секунд, черный чародей тихо, с интонацией, которой Эрик не понял, произнес: – Уйди отсюда! Немедленно!

После исчезновения молодого барона Нимраазу понадобилось некоторое время для восстановления душевного равновесия, но затем он пришел во вполне хорошее настроение и принялся составлять рапорт наверх. Для разнообразия это была победная реляция, в которой сообщалось о благополучном завершении миссии, но особенно нетрадиционной получилась концовка послания, где черный чародей излагал свои рекомендации относительно дальнейшего развития ситуации. Самодеятельность или даже проявление словесной инициативы в организации Властелина Тьмы не приветствовались никогда, и уж кому-кому, а Нимраазу это было прекрасно известно, но он счел такую вольность наименьшим злом. Ибо вне зависимости от указаний высшего начальства предполагал поступить сообразно собственному видению момента, а так вдруг еще и одобрение будет получено...

Тем временем Бьорн Скиталец продолжал переживать далеко не лучший день в своей жизни. Всегда неприятно, когда тебя игнорируют, но после возвращения Эрика и отсутствия новых приглашений, волшебник интуитивно почувствовал, что это становится еще и опасно. Переходит, так сказать, из разряда уязвленного самолюбия в некую реальную угрозу... Естественно, Бьорн взялся за Джерри и Эрика с целью выяснить содержание их бесед с врагом. Ни тот ни другой колоться не хотели, поскольку ничего исключительно важного вроде не заметили, но зато справедливо полагали, что сами в диспуте не слишком-то отличились. Впрочем, надолго их отнекиваний не хватило – Бьорн, даже лишенный магической силы, обладал значительным даром убеждения и в результате получил пересказы разговоров, слово в слово, по два раза. И в отличие от своих подопечных нашел там много чего. И уж особенно показателен был последний спич Нимрааза, произнесенный в честь Джерри. Слова черного чародея пали на хорошо удобренную почву подозрений, и Бьорн практически уверился, что понимает, к чему идет дело. Беда была одна – ни малейших приятных сдвигов в их положении не наметилось. Да, он хотел, чтобы ситуация изменилась хоть как-то, и вот пожалуйста... Только новых шансов на горизонте не забрезжило. Напротив, следовало начать перебирать старые: маленькие, большие, хитроумные, наивные – любые. И срочно, «пока еще не поздно», как выразился Нимрааз...

* * *

Покуда Бьорн безрадостно и безуспешно пытался что-нибудь придумать, Судьба уже взялась за привычную работу по вызволению своих избранников из всякого дерьма, и выражалось это в том, что в одной небольшой пещерке неподалеку от Дун Дондра происходил настоящий военный совет, посвященный проблеме освобождения волшебника и компании. Держали совет Фин и Элли, и это может вызвать законное удивление, учитывая обстоятельства, при которых мы с ними расстались. Однако с тех пор произошли некоторые изменения, причем в количестве достаточном, чтобы было о чем посовещаться.

Собственно, вновь блестяще показала себя концепция, уже апробированная Элли и заключающаяся в том, что если вы оказались на обочине жизни, где скучно, плохо или просто делать нечего, то начать исправление положения нужно с перемещения в сторону центра событий. Вот и на этот раз наслаждаться обществом друг друга во время путешествия по пещерам Ард Гриз Элли и Фин смогли совсем недолго – буквально через пару часов на одном из многочисленных стыков туннелей их внезапно и бесшумно окружила группа невысоких, крепко сбитых теней. Элли успела здорово струхнуть, прежде чем Фин поведала ей, что это свои, а затем всех участников встречи захватили куда более сложные переживания. Потому что, если смотреть на вещи с точки зрения Фин, то это, безусловно, были свои, то есть гномы, но в некотором смысле они были слишком уж свои, а именно: наш старый знакомый Балрокзор и его небольшая дружина.

В последующие часы хуже всех пришлось Элли. Другие (читай, Фин и Балрокзор) были заняты ведением переговоров, пусть даже весьма напряженных и нервных, но это хоть какое-то дело. А девушке, ни слова не понимавшей по-гномьи, оставалось лишь ждать окончания разборки, не питая при этом ни малейших иллюзий относительно того, каким оно окажется. Элли уважала гномиху и отдавала дань твердости ее характера, но считала перспективу сопротивления в какой-либо форме безнадежной. Как высшее достижение, по ее мнению, проходило уже то, что гномы в отличие от гоблинов сразу не повязали им руки-ноги и не поволокли в сторону, обратную Дун Дондру. И стоит признать: это было хорошее, квалифицированное мнение...

К огромному удивлению Элли, в один прекрасный момент, венчавший наиболее бурную часть диалога, Балрокзор неожиданно прекратил спорить, отдал ряд команд, и гномы, выстроившись гуськом, пошли в направлении, в котором они и двигались с Фин до этого. Сама гномиха молча последовала за отрядом, Элли, в легком обалдении, тоже, и думалось ей, что либо путаница какая-то происходит, либо схема лабиринта здесь такая, что иначе не пройти, а вскоре они свернут и... И ничего подобного. После продолжительного марша, к исходу которого Элли совершенно вымоталась, гномы организовали привал, и, судя по предпринимаемым предосторожностям, находились они неподалеку от сердца вражеской территории. Стоит отдать должное, невзирая на усталость, Элли попыталась расспросить Фин, но та почему-то пребывала в исключительно дурном расположении духа и проворчала только, что обязательно все ей расскажет, но потом, после отдыха.

Элли такой подход вполне устроил, но когда, хорошенько выспавшись и позавтракав вместе с остальными какой-то маловразумительной гномьей едой, она вновь получила от Фин ответ, что объяснения будут позже, а пока то надо да се, здорово обиделась. Она даже понимала, всю бессмысленность свего поведения, поскольку было очевидно: гномам – всем вместе и каждому в отдельности – глубоко плевать на ее чувства, но не дуться на весь мир в такой ситуации оказалось невозможно. Да и что еще делать, сидя в одиночестве на голом камне в промозглой пещере, затерянной в недрах гор, населенных существами, которым ты в самом лучшем случае безразличен... В общем, нет ничего удивительного в том, что, когда Фин пришла-таки навестить подругу, села рядом и деловито сообщила:

– Надо решать, как быть дальше, – реакция получилась суховатой:

– Надо, так решай. Я-то тут при чем?

Столь явный афронт удивил гномиху, но, поразмыслив, она признала, что и вправду вела себя не слишком любезно.

– Ладно, извини. Но я серьезно.

– Представь, я тоже.

– Правда? Ну, дело хозяйское. Только, учти: очень долго уговаривать не буду.

Сдаваться так вот сразу было совершенно не в характере Элли, но некая нервозность в облике Фин намекала на то, что угроза насчет отсутствия уговоров будет незамедлительно приведена в исполнение, а посему девушка сделала вид, будто все недоразумения забыты.

– Рассказывай тогда. Чтобы решать, что делать, надо хотя бы знать, что происходит.

– Это да, – согласно кивнула гномиха. – Только пока ничего не происходит...

– Совсем? – не без сарказма вставила Элли, и Фин поморщилась:

– Нет, солнце всходит и заходит, а гоблины жрут и гадят, если ты об этом. Но нас вроде бы не это интересует...

– Правда? И что же интересует нас?

Настроение Фин находилось примерно посередине между «просто скверное» и «отвратительное», поэтому ей показалось, что Элли все-таки перегибает палку и следует ответить резко. С другой стороны, у девушки тоже были причины для недовольства... В итоге, немного поколебавшись, Фин смирила темперамент и решительно перешла к фактической стороне:

– Короче, дела обстоят так. Балрокзор послал одного из ребят на разведку и Дун Дондр, и тот выяснил следующее: наши сидят под замком крепко, сами скорее всего выбраться не смогут, но в то же время ничего такого с ними не делают, и можно особенно не торопиться.

Фин замолкла, словно дала исчерпывающее описание ситуации, но Элли почему-то так не посчитала:

– Еще раз. Ты все это к чему?

– К дождю, к чему ж еще?! – Фин здорово завелась и заговорила в темпе пулеметной очереди: – Знаешь, или начинай соображалкой работать, или закончим на этом. Для начала скажи, зачем мы тут, по-твоему, болтаемся?

Элли пока не имела четкого представления по данному поводу, но на ее счастье гномиха была не в состоянии ждать.

– Золотоносные жилы ищем, наверное? Или просто проверяем, как пещеры здешние себя чувствуют – нет ли завалов, трещин всяких? А по-моему, наших друзей вчера захватили в плен, и мы должны помочь им освободиться! Вопрос один: как это сделать? Или, может, я что-нибудь путаю?

– Не путаешь, – Элли не отважилась спорить. – Но объясняй понятней!

– Что? Ясно ведь – у нас всего два пути. Первый заключается в том, чтобы наблюдать и ждать, пока Бьорн Скиталец сам найдет способ сбежать, а потом только останется присоединиться к нашим и помочь уйти от погони. Но, как я уже сказала, судя по тому, куда их посадили и как охраняют, этого прекрасного момента можно и не дождаться... План номер два: напасть на Дун Дондр самим – короткая внезапная вылазка, уничтожили стражу у камеры, и все вместе ушли. И если бы у наших там... гм... возникли большие сложности, то пришлось бы поступить так незамедлительно. Но поскольку с ними ничего не происходит, то есть время все хорошенько продумать. – Фин немного помолчала, а затем кивнула каким-то своим мыслям и неагрессивно поинтересовалась: – Ну и скажи, что тут непонятного?

– Теперь ничего. Почти. Разве что: зачем тебе понадобилось со мной советоваться. Думаешь, я разбираюсь, как лучше вылазки устраивать?

Фин почему-то не сразу нашлась с ответом, и Элли слегка развила свою мысль:

– Не говоря уж о том, что у тебя есть этот твой Балр... тьфу ты, имечко... Он-то наверняка разбирается в таких делах. Вот с ним и надо решать да советоваться.

Молчание гномихи затянулось и, можно сказать, укрепилось, а Элли, соображалка которой и впрямь стала потихоньку разогреваться, начала вдруг догадываться о причинах всего этого разговора.

– А-а, понимаю... Ты с ними уже поговорила. Только он, видно, сказал, что бред это все, и ежели мы в Дун Дондр полезем, то нам просто по башке настучат. А я тебе нужна для того, чтобы подтвердить: ты права и надо стоять на своем до конца. Так, да?

Элли подумала, что если Фин начнет юлить или, наоборот, сразу согласится с ее словами, то она вернется к первоначальному состоянию обиды безвозвратно, чем бы в дальнейшем оно не обернулось. Однако гномиха вовремя почувствовала, что пора говорить правду.

– Отчасти так, – искренне призналась она. – Балрокзор действительно отказался нападать в лоб. Наотрез отказался. Сказал, атака возможна, только если какой хитрый маневр придумать. Но у меня пока не придумывается ничего... Время есть еще, правда.

– Хм... Ну ты же не надеешься, что я буду военные хитрости выдумывать?

– А вдруг.

Такое неожиданное доверие пришлось Элли по душе. Настолько, что она даже решила попробовать что-нибудь измыслить.

– В чем трудность-то главная? То бишь, почему в лоб нельзя?

– Да потому, что Балрокзор черных чародеев боится! – Было видно, что подобное заявление, создающее дурную рекламу гномьей доблести, далось Фин с большим трудом. – Понятно, так откровенно трусить нельзя, но... может, и можно. Столкновения-то с гадами точно избежать не удастся, наших постоянно хотя бы один стережет. А от черной магии топорами не особо отобьешься...

– Это значит, что без помощи Бьорна не обойтись, – логично заключила Элли, и гномиха мрачно кивнула:

– Угу. Только если б он был в состоянии ее оказать, то давно сам бы оттуда убрался.

Элли наконец уяснила суть проблемы, нашла ее содержательной (в смысле, реально имеющей место) и честно напрягла извилины. Правда, очень скоро обнаружилось, что результата не предвидится, поскольку думать просто не о чем...

– Фин, а чего тут вообще можно придумать? Если ты мне все сказала, то наше дело сидеть и не рыпаться, и это, по-моему, ясно... – «даже тебе» Элли сочла за лучшее опустить.

– Есть еще кое-что, но как из этого пользу извлечь, я тоже не вижу.

– Тогда и говорить об этом не надо, да?

Фин проглотила подкол спокойно и после небольшой паузы сообщила:

– Похоже, с тем, куда мы направляемся, Скиталец не обманул никого. Балрокзор с ребятами ожидали нас в Ард Гриз уже несколько дней, а позавчера у них обнаружилась компания – отряд светоносцев. Тот самый, что приезжал в Сонную Хмарь, насколько я понимаю. Внутрь гор они лезть опасаются – местных пещер не знают, – и поэтому просто стерегут перевал Кор Даран. Ни воздушного шара, ни разборок в ущелье светоносцы вроде бы не засекли, но точно не известно – после моего... в смысле, нашего появления Балрокзор снял за ними наблюдение.

– Интересно, – оживилась Элли. – И что же, они болтаются на перевале и ничегошеньки не подозревают?

– Скорее всего. Светоносцы далеко не болваны, но горы – не их территория. С гномами, да даже с гоблами погаными им тут не тягаться.

– Зато они умеют противостоять черной магии. Это я сама видела...

Лицо Элли дотоле не слишком выразительное, приняло настолько задумчивое и отчасти даже мечтательное выражение, что гномиха не могла этого не заметить и не отреагировать:

– Ну, губы-то особо не стоит раскатывать. Если б что-нибудь путное отсюда наклевывалось, то я бы с этого начала.

– Да? А тут в чем загвоздка? Почему светоносцев не позвать на помощь, если она нужна кровь из носу? Небось, опять Балрокзор против? И уж, как водится, наотрез? – Элли проявила завидную прозорливость, и Фин почуяла некий подвох, тем не менее ответила как на духу:

– Да, он не хочет иметь со светоносцами никаких дел. Говорит, это чуть ли не опаснее, чем с черными драться.

– И почему меня это не удивляет?..

– Слушай, ты это все к чему? Я тоже Орден Света на дух не выношу и связываться с ним не имею ни малейшего желания. Не знаю, как у вас в Даланде, но гномы во всем мире считают, что светоносцы – это полное...

– Да погоди ты! И в Даланде так считают, и мне они ничего хорошего не сделали. Но вопрос-то в другом. Сама разве не замечаешь?

– Чего?

Элли наморщила лоб, будто пытаясь что-то вспомнить.

– Слово есть, умное такое. Когда разные вроде вещи на одно и то же указывают. Или событий несколько, а причина у них одна...

– Тенденция, что ли?

– Вот-вот, она самая. И у тебя с Балрокзором точно тенденция.

– Надо ж! А я думала, мы просто друг друга терпеть не можем...

– Валяй, смейся! Времени до фига, дел нет, можно вволю подурачиться.

Фин не ощутила себя пристыженной, однако в ее мозгу забрезжил лучик понимания того, к чему клонит Элли.

– Хочешь сказать, что Балрокзор нарочно все возможности отвергает?

– А то. Сама посуди: его задача – доставить тебя куда-то там целой и невредимой. Ежу понятно, что проще всего это сделать, если не давать тебе влезать ни в какие передряги... Я вообще не понимаю, как мы здесь оказались. Чего ты ему такое сказала, что он не потащил тебя за шкварник, куда там он собирался?..

– Это к делу не относится. – Фин продемонстрировала нежелание обсуждать эту тему яснее некуда, но любопытство у Элли разыгралось не на шутку.

– Сомневаюсь. Да и почему бы не рассказать? Все равно ведь всплывет рано или поздно. И скорее всего в самое неподходящее время, как часто со всякими тайнами случается...

– Ой, да ничего нового я ему не сказала. Все та же история Скитальца о спасении мира. Что без нас... то есть без тех, кто в Дун Дондре сидит, Черный Властелин захватит мир, всему светлому конец, и гномам от этого тоже не поздоровится.

– Угу, – Элли даже не стала делать вид, что приняла это за чистую монету. – Только когда Скиталец сам в Вудстоке ту же байку сказывал, Балрокзор, помнится, ему не поверил. А тебе – сразу пожалуйста. Или ты дала честное слово принцессы, и он обмяк тотчас?

Фин не могла трактовать подобные инсинуации иначе как прямое оскорбление и чуток взъярилась:

– Нет, он ни тотчас, ни через полчаса не обмяк! Только представь, что и у Балрокзора голова не ватой набита! И не одними приказами моего батюшки, между прочим! Положение в Вудстоке и здесь разное немного, не находишь? Там он мог забрать меня, и спасайте свой мир сколько душе угодно. А сейчас, не приди он на помощь, спасать окажется некому да и нечего. И за это в будущем могут к ответу призвать так, что мало не покажется! Поэтому он был вынужден воспринять мои слова серьезно и идти в Дун Дондр!

Элли сочла объяснение логичным и готова была признать, что не совсем права, однако ощущение, будто гно-миха не договаривает, никуда не делось...

– Ну, пусть так. А потом что? Он нам поможет, мы его поблагодарим, и он отправится восвояси... Скажешь, ты его и на это уболтала?

– Нет, – Фин не стала ни врать, ни изворачиваться. – На это его не уболтаешь.

– И что? – Предупреждая очередную порцию молчания, Элли улыбнулась и по-дружески подмигнула. – Давай, колись уже! От того, что мне скажешь, хуже точно не станет!

– Да, дала я ему честное слово, – сдалась Фин, – что, когда все здесь закончится, я уйду с ним. Добровольно.

– А-а... – На лице Элли появилось приторно-печальное выражение. – Плохо. Зато понятно. Прямо один к одному все.

– То есть?

– Вот то и есть. Балрокзору твоему выгодно ничего не делать: помогать он не отказывался, даже стремился изо всех сил, просто не смог, ну, не сложилось. А ты цела, и как бы дело не обернулось, он тебя по назначению доставит. Что еще ему надо?

Фин собиралась поспорить – были аргументы про честность и благородство гномов и т. п., – но пока собиралась, передумала, ибо интуитивно почувствовала, что ее подруга попала в самую точку. Честность, благородство – это здорово, но расчетливость прежде всего, и это каждому гному с пеленок известно... Выводы отсюда, с точки зрения Фин, напрашивались очень скверные.

– Тогда мы и впрямь ничего сделать не сможем. Мне Балрокзора в военных вопросах не переспорить, будет авторитетом давить, и точка. Да и ребята ему подчиняются, а не мне... Безнадега похоже.

– А вот и нет, кстати. – Элли скромно потупила глаза. – Стоит ли это делать, не знаю, но если сделать... Как думаешь, стал бы твой Балрокзор сидеть сложа руки и черных чародеев бояться, если б тебя вчера вместе с остальными забрали?

Фин сразу уловила мысль, но ее новизна слегка шокировала, нужно было свыкнуться... Получалось не очень.

– Это что ж? Так вот пойти в Дун Дондр и сдаться? Скучно стало без друзей, да и вообще в беде своих не брошу... Странно будет, нет?

Элли подумала, что на месте гномихи больше беспокоилась бы о другом – не о том, как половчее попасть в плен, а что там с ней может произойти. Вдруг пришибут случайно, как ничего не значащую личность, или побег накроется, да и мало ли чем все обернуться может... Вслух же она заметила:

– Так откровенно сдаваться нельзя. Лучше всего, чтобы тебя поймали при попытке пробраться к своим. Или можно прикинуться, будто ты на разведку пришла... Нет, это плохо. Начнут докапываться, зачем ты вынюхиваешь, да для кого... Надо просто на глаза каким-нибудь стражникам попасться и убегать не слишком быстро. И... это... не сопротивляйся сильно, я тебя прошу, а то не ровен час разозлятся, и того... Понимаешь?

– Ну-у... Понимаю в общем и целом.

Они немного помолчали, но потом Элли не удержалась:

– Еще раз говорю, из этого может толк получиться, но надо ли? Опасно, как ни крути. – На лице Фин возникла привычная презрительная усмешка, и Элли с досадой покачала головой. – Напрасно ты так. Глупо ничего не бояться. А это не шутки! К тому же, если немедленной угрозы и впрямь нет, то когда-нибудь волшебник выберется сам, и все будут довольны.

– Я в любом случае не буду, – очень прозрачно намекнула Фин и тяжело вздохнула. – Если тебя это порадует, то я боюсь слегка. И понимаю, насколько рискованный это поступок. Только болтаться по пещерам и смотреть на довольную рожу Балрокзора еще хуже. Гораздо хуже... Единственное, что уйти может оказаться непросто, они ведь присматривают за мной.

– И сейчас?

– Сейчас нет, наверное. Понятно, что я с тобой пошла поболтать. Им это неинтересно.

– Тогда не вижу больших сложностей. Из этой пещеры два выхода. По-моему, гномы находятся там, – Элли махнула рукой в сторону, откуда пришла Фин. – Так что можно выйти через дальний конец, и все. Если ты знаешь дорогу в Дун Дондр, конечно.

– В общих чертах. Здесь недалеко, уж как-нибудь найду... А у того выхода Балрокзор охрану и в самом деле не выставил, у него людей не слишком много.

Они вновь ненадолго умолкли, и поскольку было непохоже, что у Элли остались в запасе конструктивные идеи, Фин решила обобщить услышанное:

– Значит, я сейчас от всех сбегаю, пробираюсь в Дун Дондр, ненавязчиво сдаюсь в плен и жду там с остальными, когда придут спасатели. Так?

В виде сухой выжимки план Элли почему-то не очень понравился, но она лишь молча его подтвердила.

– Интересно, как все-таки Балрокзор с черными справится? – задумчиво проговорила Фин. – Сильно он врет или нет – не знаю, но проблема действительно есть. И что насчет светоносцев?

– Знаешь, тут я ничего сказать не могу. Не разбираюсь я в этих делах. Но сдается мне, навряд ли мы придумаем, как все устроить, лучше, чем Балрокзор. Главное, чтоб у него возникло желание действовать, а там пусть уж он сам решает. В одном не сомневаюсь: как только я ему скажу, куда ты отправилась... – В этот момент Фин пробурчала нечто нечленораздельное, и девушка переспросила: – Чего?

– Да ничего. Как бы он тебе голову, не дослушав, не открутил.

– А может?

– Вообще-то может. Но скорее всего не станет. В любом случае, вали все на меня!

– Хорошо.

Тут они замолчали в третий и последний раз, а спустя пару минут Фин встала, потянулась, разминая руки-ноги, и совершенно буднично сообщила:

– Ну, а чего ждать тогда? Пойду я.

Элли на мгновение захотелось обнять ее, сказать что-нибудь теплое, но в итоге она только кивнула:

– Давай!

* * *

«Все слишком просто... Все слишком просто... Да нет, все слишком сложно!» – выдав сию содержательную мысль, дракон Рандорф, чья огромная туша привычно обвивала трон Черного в Цитадели Мрака, едва заметно дернул кончиком хвоста, и искушенному наблюдателю это наглядно показало бы, что исполняющий обязанности Властелина Тьмы находится в дурном расположении духа. А именно: крайне раздражен и нервничает. В силу преклонного возраста и, скажем прямо, обострившейся в последние годы природной лени Рандорф всячески избегал шевелить чем-либо кроме извилин, и в данном контексте подергивание хвостом – жест весьма символический – могло быть истолковано единственным образом.

Между тем, если бы тот же наблюдатель попытался проникнуть в причины снедавших старого дракона тревог, то пришлось бы ему нелегко, ибо на первый взгляд день этот шел привычным чередом. С утра Рандорф ознакомился со свежими донесениями (среди которых был и рапорт Нимрааза, прослушанный без всяких эмоций), разобрался с насущными проблемами, связанными с обострением политической ситуации на юге и востоке, затем плотно потрапезничал и предался степенным послеобеденным размышлениям. Ничто, как говорится, не предвещало...

Но, повторюсь, так все выглядело лишь со стороны. На деле новости из Дун Дондра сразу вызвали у Рандорфа неприятные ощущения, к которым вполне применимо редчайшее для драконов слово – смятение. Более того, Рандорф намеренно отложил анализ проблемы в надежде, что все само собой утрясется и рассосется хотя бы в его собственной голове. Не вышло, о чем ясно свидетельствовала мысль, приведенная нами выше, и старый дракон, признав, что легких путей не будет, взялся за анализ ситуации всерьез.

"Итак, все получилось легко. Бьорн Скиталец, герой и Черный захвачены. Кто из двух последних кто по-прежнему неясно, но они в плену, с ними можно сделать что угодно. Здорово. Прямо-таки неправдоподобно здорово. Где бездарность Нимрааза, где неуклюжесть и тупость гоблов? Почему Судьба не пришла на помощь к столь важным для нее личностям? Ведь согласно традиции обязательно должна была...

Ну, не пришла и не пришла. Видно, прав был Черный, что этим своим фокусом он полностью изменит расстановку Сил, сломает предначертания и прочую муть. Тоже неплохо. Но действительно – что дальше? Нельзя же вновь просто отмахнуться от них, как от ничего не значащей мелочи, и послать приказ, мол, пусть спокойно сидят под замком, пока мы тут с остальным миром разделаемся. Нельзя. Глупо, да и выберется Скиталец... Нет, конечно, надо было заранее подумать, но кто мог предположить, что Нимрааз не облажается? Все ж больше для вида делалось – придаем, так сказать, герою важность, мешаем жить, силы большие отвлекаем. А эта образина возьми, да и поймай их! Чудеса в решете. И как от большинства чудес толку от них х... м-да...

Ладно, в запасе у нас есть предложение, так почему бы его не рассмотреть? За наглость Нимрааз еще ответит, но что мы по сути-то думаем? Просто прикончить их всех в одночасье?.. Хм. Как сказал бы Черный, радикальное решение. И свежее, ничего не возразишь. Доводы у него убедительные – и впрямь, сколько можно не делать выводы из истории, вести с врагами беседы, хитрости всякие измысливать? Зачем нам вообще нужны герои и волшебники, если самому тупому гоблину в мире ясно, что не нужны они нам, мягко говоря, ни зачем? Все верно. И если б дело только героя этого безымянного касалось, то какие вопросы!.. Скитальца жаль немного, умный он мужик, интересно с ним, однако ж можно и обойтись. Потерпим. Но главная-то загвоздка в другом. И даже не надо прикидываться, будто с самого начала не было известно, что она возникнет обязательно...

Любопытно, а как бы поступил Нимрааз, если бы узнал, что его начальник находится сейчас в его руках в чужом обличье? Эх, обидно, не с кем об заклад побиться, а то можно было бы ставить наверняка: Бьорн и его команда оказали ожесточенное сопротивление и погибли при захвате... Но Нимрааз не знает, что в Дун Дондре сидит сейчас Черный Властелин, и определить это никак не сможет. И это хорошо. Или плохо. Вот, собственно, это мне и предстоит решить...

Но куда более любопытно, конечно, что сам Черный себе думал? В наивности его не заподозришь, и план-то его всем хорош, кроме того, что слишком уж самоубийственный. Всегда ведь складывается такое положение, когда тот, кто руководит Силами Тьмы, может прихлопнуть героя и его ближайшее окружение, но не делает этого по каким-то хитромудрым причинам. В этот раз подходящий момент наступил почти сразу, и, по-моему, было очевидно: я идиотских ошибок повторять не буду. На что же он рассчитывал? Что мне будет известно, под чьей личиной он скрывается, и уничтожение врага произведется избирательно? Что я оставлю его в живых, ибо мы давние знакомые, отношения у нас неиспорченные, можно даже сказать, хорошие, да и вообще?.. Мог он так думать? Мог, наверное. Но вот достаточно ли у него для этого было оснований?

Трудно сказать на самом деле. Очень трудно. Идеи узурпировать навеки трон Владыки Тьмы меня и впрямь не посещают, потому как «навеки» мне не грозит. Еще бы лет двести-триста протянуть, и то хорошо. С другой стороны, лежать тут значительно приятнее, чем в сырой пещере, куда время от времени охотники за сокровищами наведываются, а играть во Властелина Тьмы намного веселее, чем дрыхнуть и суетливо гоняться за ужином. Не говоря уж о том, что игра идет всерьез, на победу, и с этой точки зрения противников надо уничтожать. С легким сердцем, с тяжелым – да с каким угодно. Главное, чтоб быстро и надежно... Но опять же – личные симпатии. Имеют место, никуда не денешься. А угроза от этих противников пока такая, что и в упор не видно...

Нет, эдак никуда мы не придем. Надо по-другому рассуждать. Как это однажды Черный выразился?.. А-а, требуется исключить фактор личных взаимоотношений, вот как. И верно, в общем. Можно ведь безо всякого лукавства признать, что это не наше с ним личное дело. И что тогда? Останемся Черный, я и мир по отдельности. При этом со мной все ясно, на мир плевать, а Черный... Ну да, есть одно соображение. Есть, чего уж там, от себя правду не утаишь... Обречен он. Что бы и как ни случилось. Просто потому, что победить не может. Как это будет выглядеть? Добро одолеет Зло – меня то бишь, а его поблагодарят за участие и оставят в покое? Чушь! Черный Властелин на покое – кто в это поверит?!"

Здесь поток мыслей старого дракона прервался, и хотя он долго еще лежал без сна, измениться уже ничто не могло. Лишь перед тем, как вызвать слуг, Рандорф кратко подвел итог:

«Ладно. Извини, старина. Будем прощаться!»

Конец первой книги