Записку от директора отец читал медленно, поочередно наставляя огромный палец на каждое слово, точно пытался удержать расползающихся во все стороны жуков. Дочитав, он аккуратно положил листок на стол, вздохнул и принялся задумчиво тереть глаза. По крыше мотеля печально барабанил дождь.

— На ногах у тебя, конечно, пакость, но она не заразная, — сказал отец.

— Знаю, — отозвался Роб.

— И директору твоему я это уже объяснял. По телефону. Помнишь?

— Помню, сэр.

Отец вздохнул. Потом перестал тереть глаза и взглянул на Роба.

— Ты хочешь посидеть дома? — спросил он.

Роб кивнул.

Отец снова вздохнул.

— Я запишусь на этот, как его… на приём. Пусть врач чёрным по белому напишет, что эта штука не заразная. Договорились?

— Да, сэр, — ответил Роб.

— Но не сегодня. Через пару дней. А ты покуда отдохни. Годится?

— Да, спасибо.

— Ты должен давать им отпор. Пацанам этим. Я знаю, тебе это не по душе. Но ты должен научиться бить в ответ. Иначе не отстану!'.

Роб кивнул. Он вспомнил, как отчаянно молотила руками и ногами Сикстина. И улыбнулся.

— А пока ты дома сидишь, поможешь мне с уборкой, — добавил отец. — И починить тут надо кое-что, по мелочи. Бошан вечно что-то требует. Часов в сутках не хватит, чтобы ему угодить. Ну а сейчас давай-ка смажем ноги. Тащи лекарство.

Отец наложил толстым слоем густую, пахнущую рыбой мазь. Начал втирать. Роб терпел, стараясь не переминаться с ноги на ногу.

— Пап, а Бошан — самый богатый человек на земле? — спросил он.

— Да что ты? У него ничего и нету, кроме этого занюханного мотельчика. Ну, ещё лес вокруг. Но он любит прикидываться богачом. Щёки раздувает. А почему ты спросил?

— Просто так, — ответил Роб.

Он думал о тигре. Как тигр метался по клетке взад-вперёд. Он наверняка принадлежит Бошану. А чтобы купить тигра, надо всё-таки быть очень богатым, верно? Вот бы сейчас снова увидеть тигра! Хоть глазком. Но вдруг его нет? Вдруг это был мираж, который развеялся вместе с утренним туманом?

— Можно погулять? — спросил он, когда отец закончил процедуру.

— Нет уж, — сказал отец. — Сиди дома. А то всю эту дорогущую мазь дождём смоет.

Роб покорно, даже с каким-то облегчением, принял запрет. Лучше мечтать о тигре, чем прийти и убедиться, что его нет.

На ужин отец приготовил макароны. Готовил он на электроплитке с двумя конфорками. Она стояла прямо на столе, возле телевизора. Макароны отец переварил. Вода выкипела, и почти все макароны пристали ко дну кастрюли. Робу отец дал целые, но их было немного. А себе взял соскобленное со дна месиво. Сверху посыпали тёртым сыром.

— Когда-нибудь у нас с тобой будет настоящая плита, — сказал отец. — И я смогу приготовить что-нибудь по-настоящему вкусное.

— Макароны тоже вкусные, — соврал Роб.

— Ты ешь, ешь, — закивал отец. — У меня возьми. Я не голодный.

После ужина отец заснул в шезлонге, откинув голову и приоткрыв рот. Он всхрапывал, а его ноги — большие, с кривыми пальцами — пошевеливались и иногда дёргались. Между всхрапами было слышно, как урчит у отца в животе — громко и протяжно, точно у самого голодного человека на свете.

Роб устроился на своей кровати и начал вырезать тигра. Чурбачок попался удачный, кленовый, ножик был острый, и мысленно Роб уже хорошо представлял своё будущее творение. Но под руками у него получалось нечто совсем иное. Точнее, некто. Только это был не тигр, а человек. С острым носом, маленькими глазками и костлявыми ножками. Когда дело дошло до платья, Роб понял, что это Сикстина.

Он отложил ножик. Отодвинул фигурку на расстояние вытянутой руки. Недоумённо покачал головой. Вот мама точно так и говорила: никогда наперёд не знаешь, что скрывает в себе дерево. Оно само подскажет, а твоё дело — не спорить и не сопротивляться.

Роб работал над фигуркой допоздна, а когда наконец заснул, ему приснился тигр. Только не в клетке, а на воле. Тигр бежал по лесу, а на спине его кто-то сидел, но Роб не мог различить, кто именно. Но вот тигр подбежал ближе, и Роб понял, что на нём сидит Сикстина. В праздничном розовом платье с кружевами. Роб помахал ей во сне, и она помахала в ответ. Но не остановилась. Они удалялись — тигр и девочка на тигре. Лес расступался, пропуская их, и смыкался вновь.