Известно, что утром 14 июля 1943 года американский истребитель на малой высоте пролетел над Виллальбой. Его появление, разумеется, заставило жителей городка высыпать на улицы. Когда он с ревом летел над самыми крышами домов, они увидели прикрепленный к фюзеляжу золотисто-желтый флаг с большой буквой L в центре. Когда самолет пролетал над домом приходского священника монсиньора Джованни Виццини, летчик сбросил вниз небольшой пакет. Но этот пакет поймал итальянский солдат и передал его начальнику местных карабинеров.

За четыре дня до этого события началась «Операция Хаски», в ходе которой союзные войска численностью 160 тысяч человек высадились на широком участке юго-восточного побережья Сицилии. Вслед за ними высадились еще 300 тысяч американских и британских бойцов. Теперь эти огромные силы рассредоточивались по всему острову. Британцы двинулись на северо-восток, в направлении Катаньи, Мессины и материковой Италии. Американцы продвигались на север и запад. Союзники впервые вторглись на территорию державы Оси.

Расположенный в самом центре Сицилии городок Виллальба едва ли имел большое стратегическое значение. Фактически он представлял собой скопление крестьянских лачуг и был известен главным образом благодаря выращиваемой в округе чечевице, которая являлась важной составной частью питания бедняков. Лабиринт его кривых грязных улочек появился в восемнадцатом веке для того, чтобы обеспечить рабочими руками гигантский земельный участок Миччише, который со всех сторон окружал городок. Вся жизнь Виллальбы вращалась вокруг крошечной Пьяцца Мадриче, где находились два бара, отделение Банка Сицилии и церковь.

Между тем на следующий день вновь появился истребитель с тем же необычным флагом на фюзеляже. Летчик снова сбросил пакет, но на этот раз он оказался в руках того, кому был предназначен. На его нейлоновой ткани была сделана надпись на сицилийском диалекте: «zu Calo», то есть «дядюшка Кало». Этим «дядюшкой» был босс мафии дон Кал од -жеро Виццини, который приходился священнику старшим братом. Пакет подобрал слуга Виццини и отнес своему хозяину. Внутри пакета оказался носовой платок из золотисто-желтого шелка, в центре которого красовалась большая черная буква L.

В тот же самый вечер из Виллальбы выехал всадник с посланием для некоего «zu Peppi» из Муссомели. Вот текст этого послания: «Во вторник 20 числа Тури повезет телят на ярмарку в Черда. Я выезжаю в тот же самый день с коровами, быками и буйволом. Приготовь растопку для фруктов и организуй перья для животных. Передай другим смотрителям, чтобы были наготове».

Письмо было зашифровано с помощью типичного для Европы простейшего кода. Его адресатом был босс Муссомели «дядюшка» Джузеппе Дженко Руссо. Ему сообщали о том, что Тури (также мафиози) поведет подразделения американской мотопехоты (телят) в Черда. Между тем дон Калоджеро Виццини в тот же день выезжает с основной массой войск (коровами), танками (быками) и главнокомандующим (буйволом). Мафиози под командованием Дженко Руссо должны подготовить поле боя (растопку) и обеспечить прикрытие пехоты (перья).

Днем 20 июля в условленное время к воротам Виллальбы с грохотом подкатили три танка. На башне головного красовался все тот же флаг с буквой L. Из открывшегося люка появился американский офицер. На испорченном за годы пребывания в Штатах сицилийском диалекте он попросил провести его к дону Кал о. Офицер произнес это имя с почтением. Старый мафиози был дома. Четыре дня тому назад ему исполнилось шестьдесят шесть лет. Услышав о прибытии американцев, он нацепил очки в черепаховой оправе и потащился по городу. На нем не было пиджака, лишь рубашка, а мятые брюки на растянутых подтяжках обтягивали его невероятно большой живот. Добравшись до американцев, он, не говоря ни слова, протянул им шелковый носовой платок, который подобрал его слуга. Вместе со своим племянником, который говорил по-английски, так как недавно вернулся из Штатов, он забрался на танк и уехал вместе с американцами.

Тем временем в Виллальбе местные мафиози стали объяснять горожанам смысл всех этих удивительных событий. Они сообщили, что дон Кало имеет контакты с представителями высших правящих кругов Америки, которые поддерживают с ним связь через Счастливчика Лучано – отсюда и буква L на флаге. Лучано был досрочно освобожден из тюремного заключения в обмен на обещание обеспечить содействие мафии высадке союзных войск. Кто-то добавил, что внутри танка, на котором уехал дон Кало, находится не кто иной, как сам знаменитый американский гангстер сицилийского происхождения. Благодаря своему большому авторитету уважаемому горожанину Виллальбы было по совету Счастливчика Лучано доверено показать дорогу американскому авангарду.

Спустя шесть дней дон Кало вернулся в Виллальбу на большом американском автомобиле. Он сделал свое дело. В ходе прекрасно выполненного маневра по охвату противника в район Чедра были переброшены все эти «телята», «коровы» и «быки». Таким вот образом союзники завершили операцию по захвату Сицилии. Теперь, когда мрачная эпоха фашизма закончилась, дон Кало со своими американскими покровителями был готов вернуть мафии ее законное место в структуре сицилийского общества.

Большинство сицилийцев знают историю дона Кало и желтого носового платка, и многие из них все еще в нее верят. Бесконечные пересказы этого эпизода порой заставляют усомниться в его подлинности. Некоторые из них лишены подробностей, другие изобилуют чистыми домыслами. Сейчас большинство историков считают его басней.

Хотя факты из биографии Счастливчика Лучано представляют значительный интерес, но они отнюдь не свидетельствуют в пользу этой легенды. Еще осенью 1933 года Лучано возглавил итало-еврейский синдикат с целью взять под свой контроль бордели Нью-Йорка. В итоге все закончилось коммерческой неудачей. Когда содержательницы публичных домов стали жаловаться, что дань слишком тяжела и после распределения прибыли у них ничего не остается, они наткнулись на стену непонимания бессловесных мордоворотов Лучано. В результате началось повсеместное преследование «неплательщиков налогов». Запугивание отдельных лиц не могло остановить неуклонное снижение доходов синдиката вымогателей.

Давшая осечку рискованная авантюра привела к таким юридическими последствиями, что в конечном счете закончилась крахом самого Лучано. В феврале 1936 года он и другие члены его банды были арестованы агентами, работавшими на прокурора по особым делам Томаса Дьюи. Решающим доводом в пользу вынесения обвинительного приговора стали показания целого ряда работниц секс-индустрии. В июне того же года Лучано начал отбывать свой не подлежащий обжалованию пятидесятилетний срок в исправительно-трудовой колонии строгого режима Даннемора, штат Нью-Йорк. Это был самый суровый приговор из всех когда-либо вынесенных за принуждение к проституции.

Удача вновь повернулась лицом к Лучано, когда Соединенные Штаты вступили во Вторую мировую войну. В феврале 1942 года загорелся и перевернулся роскошный трансатлантический лайнер «Нормандия», осуществлявший рейсы по скоростной судоходной линии «Голубая лента». Это случилось на реке Гудзон, где лайнер стоял на якоре. Вероятно, причиной катастрофы стал несчастный случай, но в то время никто не был в этом уверен. Чтобы в дальнейшем избежать диверсионных актов, военно-морская разведка пыталась обратиться за помощью к гангстерам, которые держали под контролем береговую линию. Сначала они установили контакты с Джозефом Ланца по прозвищу Носки, который являлся боссом огромного Фултонского рыбного рынка. Он проследил за тем, чтобы агентам военно-морской разведки сделали поддельные удостоверения членов профсоюза, воспользовавшись которыми они могли заниматься исследованием береговой линии. Для усиления мер по пресечению шпионской деятельности разведка по рекомендации Ланца завербовала и Лучано. Счастливчика перевезли из Даннеморы в тюрьму, которая была поближе и отличалась большим комфортом. Там с ним беседовали офицеры разведки. По всей береговой линии ходили слухи, что американские гангстеры по приказу военно-морской разведки устраняли немецких шпионов.

В тот момент Счастливчик Лучано в полной мере сотрудничал с федеральным правительством. Однако нет никаких свидетельств того, что во время войны Лучано был на Сицилии, как нет и доказательств его освобождения в обмен на помощь сицилийской мафии высадившимся войскам союзников. Лишь в 1946 году Лучано был освобожден и выслан из США в Италию. Даже тогда освобождение Лучано не вызывало особых подозрений, поскольку десять лет заключения считались самым продолжительным сроком из всех, которые когда-либо отсидели люди, обвиненные в совершении такого преступления. Человеком, от которого зависело принятие окончательного решения, был губернатор штата Нью-Йорк Томас Дьюи, ставший для Лучано карающим мечом правосудия.

Итак, не было никакого американского заговора с целью склонить на свою сторону мафию во время вторжения на Сицилию. Это очевидно даже по той простой причине, что союзники едва ли доверили бы гангстерам секреты «Операции Хаски», которая на тот момент была крупнейшей десантной операцией в истории войн.

И все же легенда о доне Кало и желтом носовом платке упорно продолжает существовать. В июне 2000 года журналист римской газеты «La Repubblica» взял интервью у первоисточника этой истории, Микеле Панталеоне, известного писателя и политика левого крыла, которому теперь уже девяносто лет. Панталеоне было сказано, что один весьма известный историк выразил скептицизм по поводу этой истории. «Почему бы ему не поехать в Виллальбу и не рассказать обо всем этом там? – сказал писатель в ответ. – Они плюнут ему в лицо. Приехал американский джип и увез Калоджеро Виццини из города, а спустя одиннадцать дней привез его обратно». Несмотря на неопределенность в отношении некоторых деталей, реплики Панталеоне по крайней мере отражают его собственные впечатления о тех событиях. Дом семейства Панталеоне стоит на склоне того холма, где находится Пьяцца Мадриче. Микеле лично знал дона Кало и был в городе, когда в него вошли американцы.

Неясности, за которыми до сих пор скрыто то, что на самом деле случилось в Виллальбе, сами по себе имеют большое значение, поскольку они являются лишь малой частью целой серии сомнительных эпизодов, характерных для того периода в истории мафии, начало которому положила Вторая мировая война. Для многих итальянцев власть есть нечто, окутанное туманом подозрительной неизвестности. Блуждая в этом тумане, люди желают разглядеть в нем силуэты коррумпированных политиков и судей, масонских лож, секретных служб, ультраправых экстремистов, полиции и военных, ЦРУ и, разумеется, мафии. С самого начала это недоверие оказывало негативное воздействие на итальянскую демократию, появившуюся на свет после окончания Второй мировой войны. Многие сицилийцы, как, впрочем, и в целом многие итальянцы, либо не знают, кому верить, либо верят только тому, кто им нравится. Распространение теории заговоров является своего рода национальным спортом, который итальянцы называют dietrologia, то есть «закулисология». Легенда о доне Кало и желтом платке, возможно, является самым ранним проявлением этой «закулисологии». Она пытается убедить нас в том, что за послевоенным возрождением мафии стояли правящие круги США. Другими словами, она пытается переложить вину на других.

Самым веским аргументом, опровергающим эту легенду, является тот очевидный факт, что сицилийская мафия – слишком сложная структура, чтобы ее можно было воскресить просто с помощью заговора. Подлинная история повторного прихода мафии к власти свидетельствует о том, что вину за ее возрождение следует распределить более равномерно, чем это сделано в байке о желтом платке. Это история о доне Калоджеро Виццини, американских секретных службах и политической жестокости. Но в первую очередь это история о том, как мафия воспользовалась своими традиционно сильными сторонами (умением налаживать связи и действовать безжалостно) для того, чтобы найти себе место внутри итальянской демократической системы, которая медленно формировалась в послевоенные годы. При появлении благоприятных исторических условий мафия вполне способна самостоятельно определить свою судьбу.

Другой исследователь эпизода, случившегося в Виллальбе в 1943 году, предлагает отчет о событиях того знаменательного дня. Этот документ явно ближе к истине. В нем говорится, что дон Кало просто возглавил праздничную делегацию местных жителей, которая отправилась встречать патруль союзных войск. Командир этого патруля выразил желание поговорить с любым ответственным лицом. Спустя несколько дней старый мафиозо был объявлен мэром. В этом отношении история дона Кало является вполне типичной. В Виллальбе, как и в каждой деревне, люди радостно встречали союзников, потому что устали от тех лишений, которые принесли им фашизм и война. К тому же, они любили Америку, ведь многие эмигранты (которых они называли americani) вернулись из Нового Света состоятельными и образованными людьми и привезли из своих странствий новомодные потребительские вкусы. Значительное количество американских солдат было из сицилийских семей, эмигрировавших в «la Мericas.

Продвигаясь по Сицилии, союзные войска без промедлений смещали назначенных фашистами мэров таких городков, как Виллальба. Вместо них американцы ставили новых людей, порой лишь на основе рекомендаций своих военных переводчиков сицилийского происхождения. Чтобы заполнить вакуум власти, жители сельских центров, которые провели два десятка лет вне всякой политики, часто обращали свои взоры в сторону местных «людей чести». Иногда им приходилось делать такой выбор в принудительном порядке. В конце концов, многие уважаемые люди могли заявить о себе как о жертвах фашистских репрессий.

Дон Кало был выдвинут на должность мэра благодаря стараниям католической церкви и американской армии. В том хаосе, который наступил вслед за крахом фашистов на Сицилии, американцы часто обращались за советом к старшим священнослужителям, которые подсказывали им, кому можно доверять. Дон Кало был одним из тех, кого рекомендовали церковники. Он в течение долгого времени принимал участие в деятельности католического общественного фонда, к тому же в его семье имелись клерикалы: два брата дона Кало были священниками, а дядя протопресвитером. Другой его дядя был архиепископом Муро Лучано.

Согласно собственным воспоминаниям дона Кало о событиях дня его вступления в должность мэра Виллальбы, он шел по городу с высоко поднятой головой. Дон Кало утверждает, что он действовал как миротворец и что лишь его вмешательство спасло бывшего мэра-фашиста от расправы горожан. Вполне определенно известно, что на официальной церемонии назначения присутствовал американский лейтенант и священник, представлявший епископство Кальтанисетта. Согласно некоторым источникам, старый мафиози пришел в смятение, услышав крики своих оставшихся на улице друзей: «Да здравствует мафия! Да здравствует преступность! Да здравствует дон Кало!» Считается, что самым первым деянием этого выдающегося горожанина было изъятие из судебных архивов Кальтанисетты, а также из управлений полиции и карабинеров всех материалов по ранее выдвигавшимся против него обвинениям (кража, участие в преступной организации, угон скота, подкуп должностных лиц, ложное банкротство, вымогательство, злостное мошенничество, организация убийств). Таким образом, дон Кало уничтожил все следы своего прошлого, но ему предстояло еще очень многое сделать для того, чтобы обеспечить собственную безопасность и безопасность мафии.

Семнадцатого августа 1943 года, спустя тридцать восемь дней после первых десантных операций, британский генерал сэр Гарольд Александер телеграфировал Черчиллю о том, что Сицилия полностью в руках союзников. (К тому времени вторжение на итальянскую землю уже привело к падению фашистского диктатора Бенито Муссолини, который 25 июля того же года был низложен и арестован.) В течение следующих шести месяцев остров находился под контролем ВПСОТ – Военного правительства союзников на оккупированной территории. Именно в период режима ВПСОТ мафия впервые попыталась определить политический спектр только что вышедшей из войны Сицилии.

ВПСОТ столкнулось с массой нерешенных проблем. В конце лета 1943 года остров находился в ужасном состоянии. Даже до начала «Операции Хаски» многие из его четырех миллионов жителей испытывали нужду. Теперь же обеспечение продуктами фактически прекратилось, а сеть железных дорог была разрушена бомбардировками. Резко повысился уровень преступности. Воспользовавшись замешательством властей, вызванным вторжением союзных войск, из тюрем сбежало некоторое количество заключенных, а торговля на черном рынке, которая значительно расширилась в последние годы правления фашистов, стала для многих сицилийцев единственным способом выжить. В октябре выяснилось, что в Палермо похищен весь запас продовольственных карточек. В незаконный оборот поступили по меньшей мере 25 тысяч карточек. Союзники ввели принудительные закупки зерна. Однако и мелкие фермеры, и крупные землевладельцы предпочитали уклоняться от выполнения этого обязательства. По этой причине торговцы черного рынка пользовались значительной популярностью. Точно так же, как после Первой мировой войны, в сельской местности Сицилии вновь распространился бандитизм.

Вскоре после ухода американских войск полиция стала обнаруживать явные признаки того, что мафия имеет прямое отношение к волне преступности, захлестнувшей остров. В одном докладе, поступившем в адрес управления полиции, приводился список целого ряда городов, в которых власть захватили мафиози:

«В Виллабате мафия взяла под свой контроль муниципалитет. Мэром стал мясник Коттоне – человек с криминальным прошлым… Ходят слухи, что после прихода американских войск мафиози в Маринео, Мисилмери, Чефалу, Пиана, Виллафрати и Болоньетте совершили налет на ферму, расположенную на участке Сталлоне… они захватили оружие и боеприпасы, брошенные немецкими войсками, которые останавливались там на постой… Вчера преступники напали на муниципалитет Ганджи. Говорят, что там подверглись грубому насилию бароны Сгадари, Маркиано и Лидестри, оказавшие помощь в раскрытии разветвленной преступной организации, которая еще в 1927 году действовала в Мадони».

Мафиози явно пытались отомстить за те поражения, которые им нанес «железный префект».

Власти союзников едва ли можно обвинить в том, что они несут ответственность за подобные инциденты. Но они, несомненно, виновны в том, что допустили возрождение мафии как политической силы. Даже перед вторжением на Сицилию британцы и американцы наверняка знали о мафии и, чтобы управлять островом после его освобождения, рассматривали возможность сбора некоторых сведений с помощью местных «людей чести». В секретном документе, поступившем в распоряжение британского военного министерства накануне вторжения, был приведен список сицилийцев, которые могли быть полезны. Так, о некоем Вито Ла Мантия говорится, что он является «главой мафиозного клана… антифашистом, который, если останется жив, мог бы предоставить важные сведения. Будучи человеком необразованным, он тем не менее обладает значительным влиянием».

В течение шести месяцев правления ВПСОТ на Сицилии была запрещена всякая политическая деятельность. Британские и американские официальные представители обнаружили, что формирование лояльных им временных структур управления в городах и деревнях Сицилии является довольно грязным делом. Они не располагали данными о численности имевшихся на Сицилии антифашистских групп, и эти группы не всегда предлагали своих людей для участия в процессе формирования совершенно новой правящей элиты. Союзники были убеждены, что им следует любыми средствами не допускать усиления влияния левых. Мафия и сотрудничавшие с ней политики тотчас проявили готовность стать надежным «инструментом местной администрации». Поэтому в период правления ВПСОТ имели место постоянные контакты между Управлением стратегических служб (УСС, предтеча ЦРУ) и высокопоставленными мафиози. Возглавлявший отделение УСС в Палермо Джозеф Руссо сам был родом из Корлеоне. Недавно он сказал о боссах мафии следующее: «Я знал их всех. Они быстро восстановили свое прежнее единство».

Наивность союзников также сыграла роль в процессе возрождения мафии как политической силы. Британцы считали, что их колониальная империя давно вывела формулу, с помощью которой можно найти надежных «туземцев». На Сицилии, как и в других частях света, где главенствовали представители элиты, землевладельцы и аристократы могли бы применять власть, действуя от имени Лондона (и Вашингтона). Но Сицилия отличалась от Индии. В конце сентября 1943 года союзники выдвинули Лучио Таска Бордонаро на пост мэра Палермо. Британцы считали, что они могут доверять этому почтенному землевладельцу. Но от него явно «попахивало мафией». Позднее Ник Джентиле утверждал, что на самом деле Таска Бордонаро был членом «общества чести». Подобные ему люди назначались на руководящие должности по всей Сицилии. Как и все люди его круга, Таска Бордонаро понимал, что после окончания войны начнется новая битва за земельные участки. Предвидя такую перспективу, он возглавил первую политическую организацию, которая стала действовать на оккупированной союзниками Сицилии. Эта организация была движением сицилийских сепаратистов, которые хотели, чтобы Сицилия стала отдельным государством, пристроившимся под крылом американского орла. Таким способом люди, подобные Таска Бордонаро, надеялись сохранить власть старой элиты и поставить в безвыходное положение левых, которые внушали им страх. Землевладельцы-сепаратисты располагали естественными союзниками, которыми были охранявшие и управлявшие их участками мафиози. В обмен на свою поддержку «люди чести» получали политическое прикрытие.

В январе 1944 года в ходе подготовки к возвращению Сицилии под управление Италии на острове были восстановлены политические свободы, и его население вновь стало принимать участие в бурной политической жизни страны. Именно тогда один из лидеров сепаратистского движения выступил с весьма откровенной речью. Он произнес ее в Баджерье, которая считалась бастионом мафии. Тонкогубый Андреа Финочаро Априле был неистовым оратором, который имел обыкновение отзываться о «Винни» Черчилле, и «Делано» Рузвельте так, словно ежедневно болтал с ними по телефону. В Баджерье он прояснил окружающим, кого еще включил в список тех, с кем близко знаком: «Если бы мафия не существовала, ее следовало бы изобрести. Я друг мафиози, хотя сам я против преступности и насилия». (Впоследствии мафиози-перебежчик Томмазо Бушетта утверждал, что Финочаро Априле был членом мафиозного клана, в который входили все представители его семьи.)

В феврале 1944 года истек срок полномочий ВПСОТ, и Сицилия перешла под управление нового правительства, власть которого распространялась на уже освобожденную южную часть материковой Италии. К этому времени мафиози и сепаратисты сумели создать такое впечатление, что они являются любимыми средиземноморскими племянниками «дяди Сэма». Многим уже казалось, что в будущем Сицилия станет автономным протекторатом Америки и вотчиной мафии.

Если политическое крыло мафии в подавляющем большинстве оказывало поддержку сепаратистам, то ее военному крылу надлежало оказать противодействие новой угрозе, исходящей со стороны левых. Осенью 1944 года министром сельского хозяйства в новом коалиционном правительстве Италии стал коммунист, взявший курс на проведение радикальных реформ, которым суждено было открыть новую, кровавую главу в истории послевоенного ренессанса мафии. Целью этих реформ было окончательное решение земельного вопроса, который в течение более чем столетия был причиной беспорядка, царившего в сельскохозяйственных районах юга страны. Эти меры показали, каким влиянием пользовался Бернардино Верро и движение Fasci. Крестьяне должны были получать большую часть урожая с тех земельных участков, которые они обрабатывали и брали в аренду. Кроме того, им разрешалось создавать кооперативы и занимать участки бросовой земли. Министр сельского хозяйства даже попытался запретить посредничество в сделках между землевладельцами и крестьянами, что было прямым ударом по gabelloti.

Слабость итальянского государства заключалась в том, что оно не имело политической воли, необходимой для быстрого проведения в жизнь этих новых правил. Однако крестьяне восприняли перемены как сигнал того, что власть, наконец, готова удовлетворить их чаяния обрести землю и справедливость. Землевладельцы понимали, что внушавшая им ужас «красная опасность» скоро станет реальностью. Поэтому точно так же, как и после первой мировой войны, состоятельные люди превратились в мафиози, чтобы с помощью силы оказать крестьянам противодействие.

И вновь получивший широкую известность эпизод с доном Кало из Виллальбы (но не вымышленный, а подлинный) ознаменовал начало нового этапа в процессе возрождения мафии. В 1944 году дона Калоджеро Виццини, как и многих других мафиози, более всего беспокоил земельный вопрос. Точнее говоря, его беспокоила судьба земельного участка Миччише, окружавшего Виллальбу. Чтобы взять его под контроль, дону Кало надо было нейтрализовать своего особо непримиримого врага, Микеле Панталеоне, того самого Пан-талеоне, который позже изложит свою версию истории об американском истребителе и желтом платке. Панталеоне был из семьи местных интеллигентов, которые благодаря своим республиканским взглядам оказались среди тех, кому не нравились католики Виццини. Дон Кало настойчиво пытался уговорить Микеле Панталеоне жениться на своей племяннице Раймонде, но этот династический брак так и не состоялся. (Панталеоне знал, к чему могут привести такие опасные затеи, как заключение союза с Виццини.) Что касается дона Кало, для него эта неудача на поприще брачной дипломатии имела весьма плохие последствия. Хуже всего было то, что Панталеоне стал социалистом. Молодой бунтарь обратил внимание на земельный участок Миччише, о котором заговорила пресса левого толка. Для решения этой проблемы он попытался использовать свои связи с местными отделениями партий левой направленности. В ответ на это дон Кало организовал хулиганский налет, в ходе которого был испорчен урожай, собранный на земельном участке семьи Панталеоне, и даже было совершено неудачное покушение на жизнь самого Микеле.

Возможно, эта акция была предупреждением, поскольку главарь мафии также активизировал свои контакты. Называя себя миротворцем, он отправился в провинциальный центр Кальтанисетта, где предложил коммунистам сделку: он поможет им открыть отделение партии в Виллальбе, если один из охранников его собственного земельного участка станет секретарем этого отделения. Коммунисты благоразумно отклонили предложение.

С подобающим его роду деятельности хладнокровием дон Кало в очередной раз воспользовался своими давними связями с консервативно настроенными землевладельцами. Его ближайшим союзником был лидер сепаратистов Лучио Таска Бордонаро, получивший назначение на пост мэра Палермо еще при ВПСОТ. (Их земельные участки находились неподалеку друг от друга.) Второго сентября 1944 года по приглашению дона Кало в Виллальбу прибыл «друг» Винни, Делано и мафии Андреа Финочаро Априле, который выступил с явно провокационной речью. Он пообещал сделать всех богатыми, если Сицилия станет независимой.

Атмосфера в городе накалялась. Микеле Панталеоне лишь усугубил взрывоопасную ситуацию, когда пригласил выступить с речью перед жителями Виллальбы регионального лидера коммунистов Джироламо Ли Каузи. Вероятно, коммунисты Кальтанисетты были обеспокоены тем, что, приняв приглашение Панталеоне, их соратник может столкнуться с осложнениями, которые ему устроит Виццини. Но старый мафиози их успокоил и даже заверил в том, что они могут рассчитывать на его гостеприимство. Никаких неприятностей не будет, если они не станут затрагивать местные проблемы. Шестнадцатого сентября 1944 года в Виллальбу прибыл грузовик с Ли Каузи и его товарищами.

Дон Кало начал с того, что обратился к приехавшим со следующим вежливым вопросом: «Могу ли я иметь честь предложить вам кофе?» Услышав в этих словах скрытую угрозу, левые активисты все же двинулись вслед за стариком, который уже шел своей шаркающей походкой через площадь, в направлении бара. По пути они заметили жирные черные кресты, которыми были перечеркнуты плакаты с объявлениями о митинге, ради которого они и приехали. Угощая гостей кофе и сигаретами, дон Кало попытался их успокоить. Виллальба похожа на монастырь, заверял он, здесь ничто не нарушает спокойствия. Но если они настаивают на том, чтобы выступить с речью, то им следует помнить об учтивости. Когда дон Кало закончил свою маленькую речь, активисты снова отправились на площадь, готовые к тому, что им окажут противодействие.

В отличие от некоторых местных коммунистов и социалистов большинство обитателей Виллальбы считали, что благоразумнее слушать речи, находясь под защитой закрытых жалюзи. Когда активисты вышли из бара, на площади уже собралась группа людей дона Кало. Они стояли, скрестив руки на груди, и с ухмылками разглядывали чужаков. Среди них был и племянник дона Кало, недавно сменивший дядю на посту мэра. Выйдя из бара, старый мафиози присоединился к группе своих людей.

Панталеоне забрался на стол и представил главного оратора. Лидер коммунистов Джироламо Ли Каузи был не из тех, кого можно запугать. Всего за несколько недель до этих событий Каузи впервые возвратился на родной остров после двадцати лет отсутствия, большую часть которых он провел в качестве политзаключенного, брошенного в тюрьму режимом Муссолини, и в качестве лидера итальянского сопротивления, боровшегося против нацистов в Милане. Он отличался хладнокровием и в то же самое время был харизматическим оратором, итальянская речь которого изобиловала диалектическими оборотами. Он говорил о том, как жестоко обращаются промышленники и землевладельцы с рабочими и крестьянами. Впоследствии приехавшие вместе с ним активисты утверждали, что слышали одобрительные возгласы, доносившиеся из-за закрытых жалюзи окон: «Он прав! То, о чем он говорит, написано в Евангелии».

Дон Кало был ошеломлен. Не испугавшись, Ли Каузи стал говорить о том, как крестьян Виллальбы обманывает один «могущественный арендатор», что было почти прямым указанием на дона Кало. «Это ложь!» – завопил главарь мафии. Люди немедленно стали уходить с площади. Какой-то старик попросил дона Кало разрешить дослушать оратора. Ведь сейчас все-таки политическая свобода, добавил он. Его сбили с ног, когда раздались первые выстрелы. Затем последовал настоящий кошмар.

Поразительно, но, несмотря на свистевшие пули, Ли Каузи продолжал стоять на своей импровизированной трибуне и даже попытался взять ситуацию под контроль, предложив вступить в открытую дискуссию с любым, кто не согласен с ним. Племянник дона Кало бросил гранату. От ее взрыва Ли Каузи упал, раненный в ногу. Панталеоне позаботился о лидере коммунистов, оттащив его в безопасное место. Чтобы прикрыть отход, он стрелял в воздух из своего пистолета. Более дюжины пулевых отверстий было обнаружено в стене за тем местом, откуда Ли Каузи выступал с речью. Были ранены четырнадцать человек.

Наконец дон Кало унял своих людей и предложил помочь отремонтировать грузовик, который получил повреждения от взрыва гранаты. Спустя несколько дней он направил своего эмиссара в больницу, поручив ему принести извинения лежавшему там Ли Каузи. Но это была пустая формальность – перестрелка в Виллальбе уже достигла своей цели, которая заключалась в том, чтобы запугать людей. Спустя полгода дон Кало укрепил свое политическое влияние, став, управляющим земельного участка Миччише.

Инцидент в Виллальбе широко освещался в прессе освобожденной Италии. Он в большей степени, нежели все ранее совершенные доном Калоджеро Виццини злодеяния, способствовал тому, что его имя получило широкую известность. Но это его не слишком беспокоило. На самом деле то, как он умел уклоняться от юридической ответственности, лишь укрепляло его репутацию. Используя свои связи, он, пока тянулось следствие, устраивал себе длительные выходы на свободу с подпиской о невыезде. Так продолжалось до ноября 1949 года, когда дон Кало и его племянник были признаны виновными в нанесении ранений Ли Каузи. В результате дон Кало был приговорен к пяти годам тюремного заключения. В ответ на это он просто пустился в бега, пока вновь не получил ограниченную свободу, дарованную ему на период рассмотрения апелляционной жалобы. В 1954 году приговор, наконец, утвердили, но дон Кало был помилован. Судья признал, что «ему было указано на то, что дон Кало является главой мафии»; но, учитывая возраст и немногочисленность прежних осуждений, он решил избавить дона Кало от какого бы то ни было наказания.

События в Виллальбе послужили началом длительное периода, в течение которого мафия совершала нападения на лидеров политических партий и профсоюзов, а также на простых крестьян. Этот период продолжался вплоть до 1950-х годов. Десятки подвергшихся нападениям активистов оказались не столь удачливы, как Ли Каузи и Панталеоне. Каждое совершенное убийство имело хорошо знакомые юридические последствия: подозреваемые в совершении убийства освобождались за недостаточностью улик. В некоторых городах и деревнях крестьянское движение подверглось такому террору; что было вынуждено подчиниться требованиям мафии.

Что касается дона Калоджеро Виццини, возникает важный вопрос: считался ли дон Кало и внутри мафии такой же влиятельной фигурой, каковой он, как известно, считался за ее пределами? И могла ли «чечевичная столица» Виллальба быть центром «общества чести»?

Судя по всему, агенты американских секретных служб всегда относились к дону Кало именно как к главе мафии. Открывшееся в феврале 1944 года американское консульство в Палермо полагалось на те сведения, которые получало Управление стратегических служб. В свою очередь, УСС отчасти полагалось на сведения, поступавшие от мафии, и в особенности от дона Кало. Одно время Джозеф Руссо, возглавлявший отделение УСС в Палермо, встречался с ним и с другими главарями мафии «по меньшей мере раз в месяц». В тайной переписке Виццини значился под кодовым именем «Лягушка». Руссо говорил, что мафиози обращались к нему за «моральной поддержкой» и за покрышками для грузовиков, которые им требовались для того, чтобы делать «их славную работу, их добровольный вклад. Каким бы он ни был».

Но даже если этот обмен был столь тривиальным, как утверждает Руссо, и даже если дон Кало вводил УСС в заблуждение относительно власти, которой он обладал на острове, нам не следует думать, что события, развернувшиеся в маленькой Виллальбе, имели второстепенное значение. Еще в 1922 году полуграмотный дон Кало, у которого были обширные интересы в сфере добычи серы, отправился в Лондон для того, чтобы принять участие в переговорах на высшем уровне относительно создания англо-итальянского серного картеля, способного конкурировать с американцами. В состав маленькой сицилийской делегации входил и один из будущих магнатов итальянской химической промышленности.

Имевшиеся у дона Кало контакты с политиками и клерикалами также способствовали тому, что он пользовался огромной политической поддержкой. В течение нескольких лет после проведения «Операции Хаски» некий Анджело Камма-рата занял посты префекта Кальтанисетты, управляющего имуществом местной епархии и продовольственными запасами Сицилии и уполномоченного по аграрной реформе. Он тесно сотрудничал как с епископом, так и с доном Кало.

Происходившие вне контроля мафии экономические перемены также сыграли на руку дону Кало. Война и фашизм стали причиной того, что животноводство и земледелие в течение всей первой половины двадцатого столетия оставались наиболее важными отраслями экономики Сицилии. В суровом 1944 году расположенная в глубине острова провинция Кальтанисетта собрала больше зерна, чем любая западная провинция Сицилии. Сбор и торговля лимонами, являвшиеся основной статьей дохода мафиозного клана Палермо, оказались парализованы экспортным кризисом. Положение дона Кало внутри мафии, вероятно, отражало временное смещение центра криминальной экономики: из столицы и ее пригородов он переместился в сельскую глубинку.

Нельзя сказать, что дон Кало всю жизнь провел на этих холмах. Он имел опорный пункт в отеле «Солее», расположенном на палермской Корсо Витторио Эмануэле. Там он провел последние годы жизни под присмотром двух облаченных в вельвет молодых воров.

Но именно политическое влияние дона Кало оказалось самым значительным его вкладом в дело возрождения мафии. Он принимал непосредственное участие в создании на территории послевоенной Сицилии одной дружественно настроенной к мафии структуры, которая станет свидетельницей затухания сепаратизма и появления новой общенациональной партии, готовой использовать «общество чести» в традиционном для него качестве инструмента осуществления политики на местах.

В сентябре 1945 года, спустя год после побоища в Виллальбе, дон Кало оказался единственным мафиози, который присутствовал на тайном собрании лидеров сепаратистов. На этом собрании было принято решение поднять вооруженный мятеж. Отчаяние заставило сепаратистов пойти на такой шаг. Вместе с уходом ВПСОТ они лишились той поддержки, которую им оказывали американцы. Теперь сепаратистам пришлось соперничать с новой партией общенационального масштаба: христианскими демократами, или, сокращенно, ХД. Согласно одному точному замечанию, вместо того чтобы объявить полную независимость, региональное собрание Сицилии выпустило пар из движения сепаратистов. Дон Кало был на этом собрании, поскольку, используя полученные через него сведения, сепаратисты могли оказать помощь крупным бандитским группам, которые все еще бродили по сельской местности. Несмотря на это, силы мятежников были легко разбиты.

В связи с разгромом сепаратистов дон Кало стал все более склоняться к тому, что именно христианские демократы, а не сепаратисты, будут лучшими проводниками его интересов. Должно быть, как в нем самом, так и внутри мафии произошел плавный, но весьма решительный сдвиг в сторону ХД. Некоторым из политиков партии ХД было суждено стать посредниками между сицилийской организованной преступностью и Римом. В этом качестве мафия с удовольствием использовала их в течение более чем четырех десятилетий.

Христианские демократы совсем не подходили на роль авангарда мафии. На заре итальянской республики они стояли за незыблемость института семьи, частную собственность и социальное спокойствие. На Сицилии они особенно пытались найти поддержку у тех крестьян, которые имели маленькие клочки земли и боялись коммунистов. Помимо прочего, ХД располагали поддержкой со стороны Ватикана, что давало им огромное преимущество. В 1947 году началась «холодная война», и христианские демократы сразу же получили возможность использовать поддержку Америки в своей борьбе с коммунистической партией Италии, которая была самой влиятельной коммунистической партией во всей Западной Европе. В том же самом году лидер ХД исключил левые партии из коалиционного правительства Италии. Весной 1948 года в Италии состоялись первые со времени установления режима Муссолини парламентские выборы, которые закончились триумфом христианских демократов. В течение всех последующих сорока пяти лет они будут удерживать в своих руках государственную власть.

Именно традиционная склонность проводить политику, основанную на оказании взаимных услуг, стала причиной решения ХД обратиться к мафии. Сицилийское отделение партии состояло из множества местных фракций, существовавших за счет частной финансовой поддержки. Лидеры этих фракций охотно устанавливали такие личные взаимоотношения, которые вполне устраивали мафию. Теперь можно было, наконец, возобновить обмен услугами, который всегда существовал между политиками и преступниками и который был столь затруднен при фашистах. Рука руку моет, как гласит сицилийская поговорка.

Союз между «людьми чести» и лидерами ХД едва ли был тайной. В ходе подготовки к решающему дню выборов 1948 года дон Кало и его сатраrе, босс Муссомели Джузеппе Дженко Руссо, приняли участие в роскошном предвыборном банкете ХД, состоявшемся в палермском отеле «Вилла Игеа», который был одним из старинных дворцов семейства Флорио. Оба мафиози сидели за одним столом с лидерами партии. В 1950 году дон Кало был свидетелем на церемонии бракосочетания старшего сына Дженко Руссо. В том же качестве на этой церемонии присутствовал и президент сицилийского регионального собрания христианских демократов. Подобные «случайные встречи» не считались чем-то зазорным, и никто не пытался их скрыть. В то время политики и главари мафии зачастую намеренно выставляли такие встречи напоказ, чтобы показать прочность союза между мафией, которая обладала тайной властью, и крупными политиками нового поколения, которые держали в своих руках бразды официальной власти.

В 1950 году именно христианские демократы стали той партией, которая окончательно решила земельный вопрос. Но сделали они это вполне привычными для них методами. Перераспределение оставшихся земельных участков было доверено независимому правительственному комитету, ставшему инструментом финансовой поддержки местных лидеров ХД. Коррупция была характерной особенностью Сицилии, треть бюджета которой уходила на содержание административного аппарата. Между тем многие землевладельцы смирились с неизбежностью и стали избавляться от своих участков. Зачастую они продавали их мафиози, и в том числе дону Кало, который в тот период получал огромную прибыль с перепродажи клочков земли крестьянам.

В 1950 году правительство объявило о грандиозной программе инвестиций в отсталую экономику Южной Италии. Принятию этой программы суждено было стать главным поворотным пунктом в истории мафии. Впредь, если она хотела получить доступ к основным источникам богатства Сицилии, ей нужно было обращаться к профессиональным политикам, а не к землевладельцам. Процесс восстановления демократии в Италии (и роли мафии как теневой власти на острове) близился к завершению.

И все же, несмотря на все эти факты, конкретная степень власти, которой дон Кало обладал внутри «общества чести», остается неизвестной. Спустя некоторое время мафиози-перебежчики отрицали тот факт, что он когда-либо возглавлял мафию всей Сицилии. На самом деле считается, что дон Кало и его преемник Джузеппе Дженко Руссо раздражали других главарей мафии тем, что сделали себя объектами повышенного интереса средств массовой информации. «Видел в сегодняшней газете Джину Лоллобриджиду» – часто спрашивал один мафиози другого, имея в виду снимок Дженко Руссо, известного своими грубыми, уродливыми чертами лица.

Мы не знаем, насколько централизованной была структура мафии после освобождения Италии союзниками. Существует традиционное предположение, что в ходе последовавших за падением фашизма родовых мук, которые испытывала мафия, ее боссы в первую очередь возродили прежние связи друг с другом. Затем они попытались найти источник информации, располагавший прямым доступом в те сферы, где принимались политические решения, а также верховного руководителя, который благодаря искусству дипломатии мог бы уравновешивать их собственные противоречивые интересы. Кандидатура дона Кало очень хорошо подходила и на ту, и на другую роль.

Он, разумеется, никогда не подтверждал, что данная теория верна. В интервью, которое он дал одной газете незадолго до смерти, престарелый «крестный отец» весьма скромно отозвался о своей работе. «Фактом является то, что каждому обществу нужен такой человек, которому можно поручить разобраться в ситуации, когда она становится сложной. В принципе, такие люди являются представителями государства. Но там, где государство не существует или не располагает достаточной силой, есть отдельные личности, которые…»

С языка заинтригованного журналиста сорвалось слово «мафия».

«Мафия! – с улыбкой пробормотал дон Кало. – А что, мафия действительно существует?»

Десятого июля 1954 года дон Кало тихо скончался на руках своего племянника. В прессе утверждалось, что последними произнесенными им словами было: «Как прекрасна жизнь». Считается, что после его смерти осталось состояние на сумму в 1 миллиард лир. Впрочем, проверить эти сведения невозможно. Практически на протяжении всей истории мафии степень богатства ее членов всегда оставалась тайной. На роскошных похоронах дона Кало присутствовало множество высокопоставленных политических деятелей и авторитетов преступного мира. Все они шли за катафалком, который тащили четыре лошади с черными плюмажами. На неделю были закрыты муниципалитет Виллальбы и штаб-квартира местного отделения ХД. К дверям церкви кто-то прикрепил листок со следующей элегией:

Еще при жизни дона Кало крестьяне Виллальбы часто повторяли посвященный ему же, но гораздо менее возвышенный куплет следующего содержания: «Си avi dinari е amicizia, tenV nculu la giustizia» – «Он, у которого всюду друзья и денег невпроворот, если захочет, то и закону задницу он надерет».

 

Знакомство с семейством Греко

Долгосрочные перспективы дальнейшей деятельности «общества чести» были связаны не с маленькой Виллальбой, а с традиционными бастионами мафии, окружавшими Палермо. Восстановление мафии после разгрома, который ей учинил «железный префект» Чезаре Мори, произошло в значительной степени благодаря тому, что мафиозные методы были разработаны и опробованы именно в этой местности. А эти методы оказались эффективными главным образом потому, что в условиях нестабильного общества они позволяли «людям чести» повышать благосостояние и общественное положение своих семейных кланов.

В период с 1946 по 1947 год шла на редкость свирепая межклановая война, полем битвы которой стала деревня Чиакулли, расположенная на спускавшемся к морю склоне высокого хребта к востоку от Палермо. Ее жители главным образом занимались выращиванием и сбором цитрусовых. Как выяснилось в ходе последующего парламентского расследования, в этой войне друг другу противостояли два семейных клана, связанных узами кровного родства. Во время этой битвы впервые заявили о себе некоторые из самых влиятельных мафиози последующих десятилетий. На первый взгляд кажется, что война в Чиакулли является частью традиционного сицилийского фольклора. Ведь связанные с ней события полностью соответствуют представлениям непосвященных о мафии, например, кровная месть, которая толкает семейные кланы в нескончаемый круговорот взаимной вражды. Все события этой войны укладывались в стилистику весьма расхожей на Сицилии фразы: «Кровью смыть кровь». Однако кое-какие факты вкладывают несколько иной смысл и в происходившие тогда события, и в значение мафиозного понятия «семья».

Из поколения в поколение одно семейство пользовалось безусловным уважением жителей Чиакулли – семейство Греко. В 1946 году люди, носившие это имя, правили как деревней Чиакулли, так и соседним селением Кроче Верде Джардини. По всей вероятности, у обоих семейных кланов Греко был общий предок – Сальваторе Греко, который в составленном на рубеже столетий докладе Санджорджи упоминается как главарь мафии Чиакулли. Словно для того, чтобы подчеркнуть связывающие их тесные узы, обе ветви этой семьи свели возможность выбора имен для своих детей до весьма ограниченного списка. Поэтому среди них числилось три Франческо, три Розы, три Джироламо, четыре Сальваторе и четыре Джузеппе. В силу этого обстоятельства без прозвищ невозможно было обойтись. Добрые отношения между двумя семьями еще более укрепились после того, как босс Чиакул-ли женился на сестре босса Джардини.

Война, которая настроила друг против друга семейства Греко из Джардини и Чиакулли, всерьез началась 26 августа 1946 года. Жертвами стали два патриарха из клана Чиакулли, два брата, одному из которых было пятьдесят девять лет, а другому семьдесят семь. Свирепость, с которой расправились с двумя пожилыми мафиози (нападавшие воспользовались автоматами и гранатами), не оставляла сомнений в символическом характере этой расправы.

И снова никто не был обвинен в совершении убийства, на сей раз – двойного. Но в Чиакулли все подозревали, что вдохновителем нападения был босс Джардини, принадлежавший к семейству Греко. В память о своем военном прошлом он получил прозвище Пидду-Лейтенант. Спустя несколько месяцев Греко из Чиакулли решили перейти от подозрений к возмездию. Двое подручных Пидду-Лейтенанта пали от выстрелов из короткоствольного сицилийского дробовика, который на острове называют lupara. В ответ на этот акт мщения клан Джардини похитил двух своих врагов. Впоследствии была обнаружена лишь одежда похищенных (сицилийцы называют такие исчезновения lupara апса – «белый дробовик»).

Перестрелка, разгоревшаяся 17 сентября 1947 года прямо на главной площади Чиакулли, стала кульминационным моментом яростной борьбы между двумя кланами Греко. Сначала автоматной очередью был убит наповал один из влиятельных членов клана Джардини. С балкона за происходящим наблюдали две женщины семейства Греко: Антонина, которой был пятьдесят один год, и девятнадцатилетняя Розалия – вдова и дочь одного из боссов клана Чиакулли, убитого год назад. Заметив, что человек внизу не умирает от полученных ран, они спустились на улицу и прикончили его кухонными ножами. (Исключительно редким является такое участие женщин в боевой деятельности мафии.) В ответ по ним открыли огонь брат и сестра их жертвы. Антонина получила ранения, а ее дочь была убита. Тот, кто в них стрелял, сам пал от выстрелов восемнадцатилетнего сына Антонины.

Палермские боссы стали оказывать давление на Пидду-Лейтенанта, требуя положить конец этой бойне. Такие шумные инциденты, как битва в Чиакулли, невольно привлекали внимание публики к деятельности всей мафии. Более того, после гибели двух пожилых братьев Греко из Чиакулли все ожидали, что Пидду-Лейтенант возьмет на себя ответственность за дальнейшее благополучие обеих ветвей враждующей семьи. От того, будет ли он готов взять на себя эту ответственность, в известной степени зависело его положение среди других боссов мафии.

Пидду попытался прибегнуть к помощи босса близлежащей Виллабаты, которого боялись и уважали, поскольку было известно о связях его семьи с некоторыми из влиятельных мафиози США. То был период, когда баснословные по меркам Сицилии состояния многих американских «людей чести» делали их имена чрезвычайно авторитетными среди островитян. Одним из признаков влияния, которым обладали американцы, является тот факт, что примерно в это же время сицилийцы позаимствовали у американцев термин «семья», применявшийся за океаном в отношении мафиозных группировок, члены которых вовсе не были связаны узами кровного родства. Родившийся в Виллальбе Джо Профачи был гангстером в прибрежной части Бруклина. Впоследствии Джо Бонанно по прозвищу Банан называл его главой одной из пяти нью-йоркских семей. Во время междоусобной войны Греко Джо Профачи жил на Сицилии и позже сыграл решающую роль в умиротворении Чиакулли.

Пидду-Лейтенант последовал совету, который ему дал Профачи. Двое из его осиротевших племянников получили должности на плодовой ферме, которая находилась под управлением семейства. На этой ферме выращивали мандарины, которыми славилась Чиакулли. Двоюродные братья Греко, находившиеся среди обеих враждующих сторон, вскоре стали совладельцами компании по экспорту цитрусовых, а также партнерами, управлявшими деятельностью автобусной компании. Установившийся мир сделал имя Пидду-Лейтенанта авторитетным. Имевшиеся у него связи с мафией Виллабате были официально оформлены, когда его сын женился на дочери босса Виллабаты.

Полиция едва ли представляла себе, что было причиной кровопролитной вражды, вспыхнувшей между кланами семейства Греко. Начиная с первого, двойного убийства, все попытки разобраться в происходящем натыкались на непробиваемую стену кодекса молчания. Однако доверенные лица, которыми полиция располагала в Чиакулли, сообщали, что причина кровопролития заключалась в желании отомстить, возникшем после спора, разгоревшегося семь лет назад между двоюродными братьями Греко. Это случилось 1 октября, на ежегодном празднике Распятия. Тогда, в 1939 году, шестеро молодых людей из Джардини прибыли в Чиакулли, чтобы поклониться распятию, выставленному для почитания верующих. Двое из них были сыновьями Пидду-Лейтенанта. Следуя примеру местных жителей, они вошли в церковь и вынесли из нее скамью, чтобы сидя наблюдать за торжеством. Однако из-за этой скамьи у них вышел спор со сверстниками из Чиакулли, среди которых был и двоюродный брат двоих отпрысков Греко из Джардини. Уже вечером, по дороге домой, ребята из Джардини очутились в окружении вооруженной револьверами и ножами группы представителей семейства Греко из Чиакулли. Те застрелили семнадцатилетнего Джузеппе, сына Пидду-Лейтенанта. Получил ранения двоюродный брат Джузеппе, из клана Чиакулли. Спустя четыре года он умер своей смертью в тюрьме, где находился в ожидании суда.

Итак, согласно слухам, ходившим по Чиакулли, именно семейная вражда стала причиной войны, которая вспыхнула в 1946 году. Но сейчас историки довольно скептически относятся к этой версии. Подтвержденные фактами события этой войны не подвергаются сомнениям. Вопрос заключается в том, могла ли юношеская стычка стать катализатором резни, которая представляла угрозу интересам мафии во всей области, лежавшей к востоку от Палермо? Показательно, что шесть жертв этой войны вовсе не принадлежали к семейству Греко. На карту был поставлен контроль за торговлей фруктами, причем как раз в тот момент, когда мафия только приходила в себя после репрессий Муссолини. Другими словами, вероятно, это была война между мафиозными группировками (или фракциями внутри одной группировки) с целью захвата власти и финансовых источников, а не борьба двух связанных кровными узами семейств, решивших отомстить за поруганную честь.

Пидду-Лейтенант на время отложил месть за смерть своего сына, убитого в 1939 году, и лишь в 1946 году использовал это убийство для того, чтобы оправдать свои намерения взять под контроль всю область Чиакулли-Джардини. Покончив с боссами Чиакулли, он тотчас запустил механизм распространения слухов, чтобы представить дело так, словно отправной точкой этой войны была стычка подростков, не поделивших церковную скамью, и что все это не более чем кровная месть. Когда люди видят, что босс заботится о своей родне, его положение как внутри мафии, так и среди сограждан только укрепляется. Он становится человеком, дружбой с которым следует дорожить. Делая вид, что изо всех сил защищает собственную семью, Пидду-Лейтенант одновременно укреплял и свою деловую репутацию.

Таким образом, есть все основания полагать, что для достижения своих целей мафия в очередной раз воспользовалась версией мифа о «сельском рыцарстве». Прецеденты такого рода измышлений и раньше имели место в Чиакулли. Еще в 1916 году, когда был застрелен деревенский священник, Греко, самые активные члены религиозной общины Чиакулли устроили его похороны и сыграли в этой церемонии заметную роль. В то же самое время они распустили слух о том, что этот священник якобы был дамским угодником и что его убил обманутый муж. Таким образом, убийство было представлено как типично сицилийское преступление, совершенное на почве страсти и из побуждений защиты фамильной чести. На самом деле этот священник был честным и мужественным человеком, пытавшимся пролить свет на бесчестные методы, с помощью которых Греко управляли церковным имуществом и благотворительными фондами. Благодаря искажениям истины выигравшие войну Греко из Джардини могли не слишком беспокоиться, что кому-то станет известно об их подлинной роли в случившемся. Пидду-Лейтенант имел все основания поздравить себя с тем, что выполнил обязанности и отца, и главы мафии. Его пример в очередной раз показывает, какую осторожность проявляют мафиози в запутанном клубке семейных и деловых отношений. В значительной степени эта осторожность находит свое проявление в кодексе поведения. Мафиози постоянно создают, обходят и нарушают правила, определяющие место, которое члены семьи занимают в структуре мафии, причем новые правила возникают едва ли не ежедневно. Так, двум, и не более, сыновьям одного и того же отца разрешено становиться членами какой-либо «семьи». Людям, отцы которых состояли в мафии и погибли в ходе борьбы за власть, запрещено становиться членами мафии из опасения, что они будут пытаться отомстить.

Тщательно следуя установленным правилам, «люди чести» могли превратить свои связанные кровными узами семьи в мафиозные династии. В этом смысле Греко являются наглядным примером. Во время междоусобной войны 1946-1947 годов одному из сыновей Пидду-Лейтенанта, которого звали Микеле, было чуть больше двадцати лет. Спустя тридцать лет Микеле Греко стал высшим боссом мафии. Это был весьма типичный для Коза Ностры руководитель: неулыбчивый и молчаливый, он предпочитал говорить афоризмами и притчами. Влиятельные фигуры всех рангов, от банкиров до аристократов, посещали его поместье – он устраивал званые обеды и охоту. Помимо прочего, на его землях находился завод по очистке героина. Однажды, во время очередной междоусобной войны, вспыхнувшей в 1982 году, в поместье Греко устроили пикник, после которого были убиты десятки мафиози (был уничтожен фактически весь клан Партанна Монделло). Микеле Греко носил дорогие костюмы консервативного покроя и держался на людях с таким достоинством, которое мало чем уступало достоинству священнослужителя высшего сана. Он получил прозвище «Папа Римский». Его стиль руководства отличался не только сдержанностью и претенциозностью, но и профессионализмом, унаследованным от многих поколений предков.

Межклановая война Греко в конечном счете принесла мир и порядок в Чиакулли. Но остальная часть острова обрела покой лишь после того, как был убит «последний бандит» Сальваторе Джулиано.

 

Последний бандит

Начиная с 60-х и 70-х годов девятнадцатого столетия мафия всегда находилась в близких и в то же время двойственных отношениях с бандитами. Когда это было необходимо, «общество чести» использовало и защищало их, но как только они начинали причинять беспокойство, оно выдавало их полиции. В последний раз этой стандартной схемой воспользовались в 40-е годы двадцатого столетия, применив ее в отношении Сальваторе Джулиано, который был самым знаменитым и кровожадным бандитом. Но история Джулиано – нечто большее, чем просто зловещий финал эпохи сицилийского бандитизма. Она способствовала окончательному восстановлению мафии, которая еще недавно была раздавлена железной пятой фашизма; быть может, она также ознаменовала вступление демократического итальянского государства в эпоху террористических актов, направленных против мирных граждан.

Находясь в зените своей мрачной славы, Сальваторе Джулиано был в равной степени доступен для фоторепортеров и недосягаем для властей. Поэтому все итальянцы мгновенно узнавали черты его лица. На одной из самых известных фотографий он стоит, заткнув пальцы за пояс, на котором висит кобура, и смотрит прямо в объектив. Пиджак снят, на Джулиано довольно просторная рубашка с расстегнутым воротом, выражение лица – из тех, что принято называть открытым. Согласно недавно сделанным подсчетам, после смерти этого человека была написана сорок одна его биография. Таким количеством биографий не обладала ни одна заметная в послевоенной истории итальянского государства личность, И автор каждой из книг обещал посвятить читателя в тайны, которые скрывались за этим крупным, отмеченным мужественной красотой лицом.

Несмотря на такое количество книг, только кино смогло должным образом передать главную особенность жизни Джулиано: видеть лежащие на поверхности явления вовсе не значит понимать их суть. Шедевр Франческо Рози «Сальваторе Джулиано» появился в 1961 году, спустя десятилетие после смерти бандита. Его сняли в горах, окружающих местечко Монтельпре, которое было вотчиной Джулиано. В массовках принимали участие местные крестьяне, а женщина, которая незадолго до съемок фильма потеряла своего сына, сыграла мать Джулиано в той сцене, где она опознает его тело. В своем фильме Росси даже использовал подлинное ружье бандита. На фоне всех этих усилий, направленных на то, чтобы сделать фильм как можно более достоверным, кажется еще более поразительным тот факт, что главного героя постоянно снимают либо сзади, либо под углом, а его знакомое всем лицо либо заслоняют окуляры бинокля, либо оно прикрыто платком матери. Чаще всего его фигура появляется где-то вдалеке. Одетый в белый плащ, он скорее напоминает белое пятно в центре кадра, пустой экран, на котором другие действующие лица излагают свои версии этой истории. Правду о Джулиано следует искать не в фигуре самого бандита, образ которого предлагает Росси, а в сложной путанице отношений между бандитами, крестьянами, полицией, армией, политическими деятелями и мафией. В центре этого клубка взаимоотношений находилась мафия.

Сальваторе Джулиано был младшим из четырех детей в крестьянской семье, проживавшей в горном селении Монтельпре, в пятнадцати километрах к западу от Палермо. В детстве он обожал все американское. Эта любовь к Америке была одним из немногих постоянных пристрастий Джулиано, хотя его политические взгляды были весьма изменчивы и отличались излишней романтичностью.

Свою карьеру на поприще бандитизма Джулиано начал осенью того года, когда союзники высадились на Сицилии. Тогда ему был двадцать один год и он работал рассыльным в электрической компании. Однажды карабинеры поймали его с мешком купленного на черном рынке зерна. Отстреливаясь, он убил одного карабинера и скрылся в холмах.

Спустя три месяца он пополнил список своих жертв, застрелив из автомата еще одного представителя сил правопорядка. Более десятка членов его семьи были арестованы по подозрению в укрывательстве. В начале 1944 года им с помощью Сальваторе удалось вырваться из тюрьмы Монреале, что в огромной мере способствовало укреплению влияния Джулиано и позволило ему сколотить банду.

В течение всего следующего года Джулиано возглавлял банду, ничем не отличавшуюся от прочих. Большинство из его подручных собирались вместе для того, чтобы провернуть очередную махинацию на черном рынке, совершить ограбление или похитить человека с целью получения выкупа. Сделав дело, они потихоньку расходились по своим деревням. Их неотесанный главарь был человеком по-своему привлекательным и обладал врожденной склонностью к саморекламе. Он считал весьма важным выглядеть в глазах окружающих этаким Робин Гудом. Но запугивания и подкуп, а не образ мифического героя, стали теми эффективными средствами, с помощью которых он заставлял людей молчать и оказывать ему помощь. Безжалостные расправы с любым, кто был заподозрен в предательстве, лишили Джулиано ореола «предводителя разбойников». Было подсчитано, что общее количество его жертв достигло ошеломляющей цифры в 430 человек.

Связь Джулиано с мафией вполне соответствует классической схеме. Без покровительства «людей чести» он не смог бы уцелеть в самые первые годы своей деятельности и cделать свою банду самой удачливой на Сицилии. Когда он кого либо похищал, родственники похищенного знали, что им еле дует обратиться к боссу местной мафии, который за долю c выкупа обеспечит безопасное возвращение жертвы. Другими словами, мафия «взимала налоги» и с главаря бандитов, и с людей, которым он докучал.

Впоследствии от одного из наиболее близких к Джулиано бандитов стало известно, что он прошел обряд посвящения в члены мафии. Pentito Томмазо Бушетта говорил, что его представили Джулиано как «одного из наших». Если утверждение Бушетты и соответствует истине, отсюда вовсе не следует, что бандиты были неотъемлемой частью «общества чести». Более вероятным представляется, что Джулиано подвергли обряду посвящения, чтобы укрепить его преданность и наблюдать за его деятельностью.

Тот факт, что Джулиано оказался, втянут в политическую борьбу, выделяет этого «последнего бандита» из числа предшественников. Первыми его попытались склонить на свою сторону сепаратисты. Весной 1945 года Джулиано встретился с лидерами сепаратистов. Среди них оказался и сын Таска Бордонаро, который во времена ВПСОТ занимал пост мэра Палермо. Бандит потребовал 10 миллионов лир в обмен на свое согласие присоединиться к еще не существующей армии сепаратистов. Его уговорили на один миллион плюс звание полковника и обещание снабдить оружием и формой. Как и некоторые другие бандитские главари, Джулиано принял участие в провалившемся мятеже сепаратистов. Он совершил нападение на пять казарм карабинеров. При этом повседневная преступная деятельность не прекращалась. В это время его банда задержала поезд Палермо-Трапани. Несмотря на усилия Джулиано, главные силы сепаратистов были разбиты.

Казалось, с падением сепаратизма Джулиано стал политическим сиротой. Тучи сгустились над ним в 1946 году, когда государство, наконец, взялось за бандитов, а мафия начала избавляться от закоренелых преступников, которым она еще недавно оказывала покровительство. Одного за другим бандитов либо убивали, либо арестовывали. Зачастую аресты производились благодаря контактам, существовавшим между полицией и мафиози.

Как это часто бывало в прошлом, пролегла незримая черта, разделявшая бандитов, которых можно было приносить в жертву, и мафиози, которые держались поближе к политической власти. Полиция обнаружила, что некоторые из бандитских главарей уже мертвы, но имена их убийц так и остались неизвестными. В селениях Западной Сицилии мафия вновь выступала в роли силы «правопорядка».

Со свойственной ему рисовкой Джулиано громогласно ответил на этот вызов, объявив, что он назначил вознаграждение за голову министра внутренних дел. Но чтобы рассчитывать на помилование в будущем, когда политическая обстановка на Сицилии станет стабильнее, он должен был найти новых политических друзей. Он решил предложить свои услуги тем, кто боролся против коммунизма. Через одного американского журналиста он отправил письмо президенту Трумэну, в котором жаловался на «нестерпимый лай коммунистических собак» и объявлял о своем участии в борьбе с «красной угрозой». Результаты состоявшихся в апреле 1947 года выборов нового состава регионального собрания Сицилии ошеломили Джулиано, как, впрочем, и многих других. Сокрушительной победы на этих выборах добились левые партии, объединившиеся в Народный блок. Они получили почти 30 процентов голосов и стали самым крупным политическим объединением в собрании. Это событие подтолкнуло самозваного «короля Монтель-пре» совершить самое постыдное из всех его преступлений.

В памяти итальянцев имя Сальваторе Джулиано будет всегда связано с местечком Портелла делла Джинестра. Похоже, что сегодня нигде на Сицилии нет более мрачного и пропитанного насилием места, чем этот участок открытого пространства, расположенный в конце долины, которая протянулась от Пиана дельи Альбанези д Сан-Джузеппе Ято. Именно там собрались крестьяне, чтобы отпраздновать первое мая 1947 года. По-праздничному одетые люди съехались со всей округи, чтобы попеть песни и потанцевать. Их ослы и телеги были украшены знаменами и лентами. Они собирались отпраздновать восстановление свободы, ставшее возможным после падения фашизма.

В 10:15 утра из моря красных флагов поднялась фигура секретаря Народного блока из Пиана дельи Альбанези, который собирался произнести вступительную речь. Его слова заглушили громкие хлопки. Сначала многие подумали, что это фейерверк, сюрприз от организаторов праздника. Но пули, выпущенные людьми Джулиано, стали находить свои цели. В течение десяти минут продолжался автоматный огонь со склонов окружающих долину холмов. В результате погибло одиннадцать человек, среди которых оказались пятнадцатилетний Серафино Ласкари, двенадцатилетний Джованни Грифо, а также Джузеппе Ди Маджио и Винченцо Ла Фата, которым было по семь лет. Тридцать три человека получили ранения, в том числе и тринадцатилетняя девочка, которой пулей оторвало челюсть.

Это массовое убийство произвело неизгладимое впечатление на местных жителей. Когда Франческо Рози приехал снимать эпизод бойни в Портелла делла Джинестра, он попросил тысячу крестьян вспомнить и точно воспроизвести то, через что они сами, их друзья и родственники прошли четырнадцать лет тому назад. Развернувшиеся в дальнейшем события практически вышли из-под контроля режиссера. Когда раздались звуки, имитирующие стрельбу, толпа пришла в ужас и в панике опрокинула одну из камер. Женщины в отчаянии рыдали и молились. Мужчины бросались на землю и бились в агонии. Одна пожилая, одетая во все черное женщина встала перед камерой и безостановочно повторяла один и тот же вопрос: «Где мои дети?» Двое ее сыновей погибли от рук Джулиано и его бандитов.

Несмотря на гнев, который вызвали в обществе известия о бойне в Портелла делла Джинестра, «Король Монтельпре» в течение последующих трех лет оставался на свободе. После этого массового убийства горячая лава социальной напряженности, которой отличалась послевоенная Сицилия, стала медленно застывать, превращаясь в новый политический ландшафт, главной частью которого становились христианские демократы. Именно эти политические перемены, а не ярость и скорбь, вызванные деяниями Джулиано, постепенно превращали его в рудимент, анахронизм. Победы христианских демократов на выборах постепенно избавляли от необходимости использовать окровавленный меч антикоммунистического террора, которым размахивал «последний бандит».

Джулиано продолжал нападать на активистов крестьянского движения, но члены его банды постепенно попадали в руки властей – часто благодаря информации, поступавшей от мафии. В то же самое время становилось все сложнее понять смысл действий Джулиано. Летом 1948 года он убил пятерых мафиози, в том числе босса группировки Партинико. До сих пор неизвестно, зачем он это сделал. Не случайно многие убеждены в том, что именно это событие окончательно определило дальнейшую судьбу Джулиано. Тем не менее, спустя год он все еще обладал достаточной силой, чтобы убить шестерых карабинеров, которым устроили засаду в Белло-лампо, совсем рядом с Палермо.

Все это время расследование массового убийства в Портелла делла Джинестра продвигалось с трудом, преодолевая нагромождения домыслов, суть которых сводилась к тому, что кто-то (возможно, министр внутренних дел) приказал Джулиано устроить эту бойню. Сам бандит написал открытое письмо, в котором взял на себя всю ответственность за совершенные убийства и опроверг предположение, что за ним кто-то стоял. Он утверждал, что его люди должны были стрелять поверх голов собравшихся и что гибель крестьян – результат ошибки. В качестве доказательства того, что произошел несчастный случай, он привел тот факт, что погибли не только взрослые, но и дети: «По-вашему, у меня камень вместо сердца?» Восемьсот гильз, обнаруженных на месте преступления, сами по себе недвусмысленно опровергают циничную ложь Джулиано.

Выступая с речью в Портелла делла Джинестра, посвященной второй годовщине массового убийства, лидер сицилийских коммунистов Джироламо Ли Каузи, уцелевший после взрыва гранаты в Виллальбе и ставший сенатором, публично призвал Джулиано назвать имена виновных. Это заявление привело к весьма необычной открытой дискуссии между двумя лидерами. Ли Каузи получил от главаря бандитов письменный ответ: «Только люди без стыда и совести выдают имена. Этого не сделает человек, который стремится вершить правосудие, который ставит себе целью не уронить свой авторитет и для которого эта цель важнее собственной жизни».

В своем ответе на это послание Ли Каузи напомнил Джулиано о том, что его самого почти наверняка предадут: «Неужели вы не понимаете, что Шельба (министр внутренних дел, сицилиец) непременно вас убьет?»

Джулиано дал понять, что знает тайны сильных мира сего: «Я знаю, что Шельба хочет меня убить, он хочет меня убить, потому что он у меня на крючке. Я могу утверждать, что он принимает в расчет те свои дела, которые, доведись их раскрыть, поставят крест и на его политической карьере, и на самой жизни». Никто не знал, насколько этим заявлениям можно было верить.

Летом 1950 года арестованным сообщникам Джулиано, которые находились неподалеку от Рима, в местечке Витербо, были наконец предъявлены обвинения, и их привлекли к суду, который должен был дать ответы на все вопросы. Но не успели начаться слушания, как завеса таинственности, окружавшая банду и ее главаря, стала еще более непроницаемой, – как раз в это время был обнаружен труп Джулиано. Его нашли во дворе одного из домов местечка Кастельветрано, у самых границ горных владений Джулиано. Фильм открывают кадры (с придирчивой точностью воспроизводящие то, что происходило в действительности), на которых мы видим труп бандита, лежащий лицом вниз во внутреннем дворе дома. На нем носки, сандалии и окровавленная нижняя рубашка. Из-под тела вытекает тонкая струйка крови, высыхающая на изрытой следами борьбы земле. Правая рука Джулиано, на которой можно разглядеть кольцо с бриллиантом, вытянута в направлении полуавтоматического пистолета марки «Беретта». На самом деле, в этом эпизоде присутствует доля иронии, поскольку Рози прекрасно знал, что «подлинное» место гибели Джулиано – точно такая же фальсификация, как и его кинематографическая версия. Когда репортеры стали фотографировать труп бандита, карабинеры заявили, что именно они убили Джулиано в ходе яростной перестрелки. Но один мужественный и любознательный репортер вскоре доказал, что официальный отчет является фикцией. Заголовок его статьи гласил: «Единственное, что известно наверняка, это то, что он мертв». Как только была дискредитирована официальная версия смерти Джулиано, появился более правдоподобный вариант, согласно которому бандита застрелили прямо в постели, вероятно, это сделал его двоюродный брат и заместитель Гаспаре Пишотта, доверенное лицо карабинеров. Сами же карабинеры перенесли труп во двор, чтобы газетчики могли его сфотографировать и тем самым окутать тайную операцию туманом. Для чего – так и осталось неясным. Джулиано убили как раз в тот момент, когда его, судя по всему, можно было бы арестовать; несомненно, имелись политики, полицейские, карабинеры и мафиози, для которых мертвым он представлял меньшую опасность.

Во время судебных слушаний члены банды Джулиано своими показаниями усиливали подозрения властей. Снова было заявлено, что министр внутренних дел Марио Шельба принимал участие в сговоре, результатом которого стала бойня в Портелла делла Джинестра. Эти обвинения часто противоречили друг другу и были невразумительны. Бандиты явно выгораживали себя, перекладывая ответственность за содеянное на политиков высшего ранга и полицейских. Несмотря на всю абсурдность этого балагана, он сбивал людей с толку и внушал тревогу. В конце концов, суд пришел к заключению, что ни один высший чиновник не причастен к организации массового убийства и что банда Джулиано действовала совершенно самостоятельно. Она поставила себе целью наказать местных левых за результаты недавних выборов.

Вердикт присяжных мало кого удовлетворил по той простой причине, что оставил без внимания слишком много фактов, вызывавших озабоченность. Хотя сегодня уже нет ни малейших шансов раскрыть загадочные обстоятельства, которыми сопровождались бойня в Портелла делла Джинестра и убийство Сальваторе Джулиано, тем не менее, стоит составить список противоречий и недомолвок. Начиная с момента гибели Джулиано сторонники теории заговора пытаются соединить отдельные эпизоды в целостную картину. Вот некоторые из вопросов, которые у них возникли.

Кое-кто из свидетелей вспоминал, что как раз перед тем, как учинить побоище в Портелла делла Джинестра, Джулиано получил письмо. Прочитав это письмо, он тщательно его уничтожил и обратился к своим сообщникам со следующими словами: «Ребята, час нашего освобождения близок». Потом он ознакомил их с планом нападения на отмечающих праздник крестьян. Никто так и не узнал, от кого было это письмо.

После бойни начальник полиции Сицилии встретился с высокопоставленными мафиози группировки Монреале. Эта встреча состоялась в Риме, в принадлежавшем полицейскому доме. Мафиози вручили ему письменные показания Джулиано, а он, в свою очередь, отправил их на дом прокурору апелляционного суда Палермо. Возможно, этот человек также вступал в контакты с Джулиано. Как бы то ни было, следы показаний затерялись.

Тот же самый начальник полиции поддерживал постоянную переписку с Джулиано, используя для этого те же самые каналы мафии. По крайней мере однажды он действительно встречался с главарем бандитов – они вместе вкушали panet-tone и запивали его ликером.

Единственным, кто мог и, возможно, хотел открыть правду о Портелла делла Джинестра, был Гаспаре Пишотта – ловкий кузен Джулиано, предавший и, вероятно, убивший его по поручению карабинеров. Когда он находился в составе банды, у него был пропуск, подписанный полковником карабинеров. С помощью этого документа он мог беспрепятственно передвигаться по острову и даже, в сопровождении офицера полиции, посещал врача – он страдал туберкулезом. На суде в Витербо Пишотта сделал следующее заявление: «Мы одно целое: бандиты, полиция и мафия – как Отец, Сын и Святой Дух».

Согласно обвинительному заключению суда, Пишотта получил пожизненный срок за участие в событиях в Портелла делла Джинестра. Находясь в заключении, он проводил время за написанием автобиографии и занимался вышивкой по шелку. Между тем стало ясно, что власти начинают относиться с большим доверием к некоторым из его показаний. Предстоял новый суд, на котором Пишотту должны были обвинить в убийстве Джулиано, а полиции и карабинерам предъявить обвинения в лжесвидетельстве и других преступлениях. Встретившись со следственным судьей, Пишотта заявил, что намерен раскрыть гораздо больше того, что уже рассказал.

Утром 9 февраля 1954 года Пишотта приготовил себе чашку кофе. В ней он развел то, что считал лекарством от туберкулеза. Он умирал в течение целого часа. Все его тело содрогалось от жестоких конвульсий, характерного симптома отравления стрихнином. Его автобиография исчезла.

Пишотта был отравлен в палермской тюрьме Уччардоне, которая с середины девятнадцатого века стала своеобразным университетом мафии. Невозможно себе представить, что его убили без санкции «общества чести». Независимо от того, какое отношение имела мафия к загадочным обстоятельствам бойни в Портелла делла Джинестра и ликвидации банды Джулиано, именно она добилась того, что вся правда так и осталась неизвестной.