Глава 26

— Президенту Соединенных Штатов? О чем ты, черт возьми, говоришь?

Гриффин сидел ко мне лицом, но если он как-то и отреагировал на мои слова, то я этого не заметил. Единственными источниками света были узкая тусклая светящаяся полоска, тянувшаяся по полу, и огни на крыльях самолета.

— Кто звонил президенту? — снова спросил я.

— Не могу сказать. Наверное, твой друг.

— У меня нет таких друзей.

— Так, значит, у тебя нет друзей? Тогда у тебя есть ангел-хранитель.

— Никто не знал, где я нахожусь. Если только ты не рассказал.

— Давай не будем об этом, — предложил Гриффин. — Не будем переживать по поводу твоего освобождения. Лучше подумаем о том, как удержать тебя в стороне от происходящего. Но при этом ты всегда должен быть готов действовать, на случай если понадобишься.

Я вспомнил кенийский журнал с фотографией Буша-старшего и Ага-Хана. Вспомнил долгие ночи, проведенные вместе с Кэтлин, и все, что она рассказывала о друзьях своего босса в высших кругах.

— Фаридун, — осенило меня. — Фаридун вытащил меня.

— Не будем об этом. Не стоит к этому возвращаться, — повторил Гриффин. — Не говори больше о Гуантанамо. Потому что ты там никогда не был.

— Да. Я никогда не был там целых пять месяцев. Это ты позвонил Фаридуну.

— Когда-нибудь я тебе все расскажу. Но не сейчас. — Гриффин повернул свою черную голову и посмотрел в окно.

Я уснул и проснулся, когда мы взлетали, и снова погрузился в сон.

— Мы летим над Миссисипи, — сообщил Гриффин. Два освещенных огнями корабля плыли сквозь ночь по черной реке. Похоже, мы следовали за ними вверх по течению.

— Большая мутная река, — ответил Гриффин.

В этот момент я понял, что мы действительно летели домой. «Большая мутная река». Помню, как повторил эти слова, а потом — все. Я погрузился в такой глубокий сон, что проснулся, только когда мы катили по посадочной полосе.

— Курт.

— Да?

— Ты почти дома.

В кабине зажегся свет, и я стал моргать, пробуждаясь ото сна.

— Что?

— Мы почти дома. Мы в Макконнелле.

— Хорошо. Слава Богу!

— Тебя здесь ждут. Думаю, ты хотел бы их увидеть.

Они стояли перед большим старым «шевроле-сабербаном» в свете прожекторов, ярких, как на концерте. Я помахал им рукой через крошечное окошко самолета, и Бетси сказала что-то Мириам, поднимая ее на руки и указывая куда-то. Но Мириам смотрела по сторонам. Она выглядела немного растерянной — вокруг все было таким незнакомым.

Трап самолета опустился, и Гриффин взял меня под руку, словно мне была нужна помощь. К моему удивлению, именно так оно и было.

— Я понял, я понял, — сказал я.

Мы вышли из самолета. В воздухе пахло только что вскопанным черноземом. Наверное, мы находились на окраине базы, потому что здесь пахло фермами, землей и сеном, и это был лучший запах на свете. Потом Бетси бросилась ко мне вместе с Мириам. Я взял своего ребенка на руки, обнял Бетси, крепко прижал их к себе и не хотел отпускать. Волосы Бетси пахли духами из маленького флакона с хрустальными голубями. На мгновение я отстранился из-за неприятных воспоминаний о том происшествии на палубе корабля. Бетси вскинула на меня глаза, а потом посмотрела очень серьезно:

— Это ты, Курт? Тебя трудно узнать из-за бороды.

Мириам стирала поцелуи с лица и выглядела немного напуганной.

— О, малышка! Я сам не могу поверить, что это я. И что вижу тебя и Мириам. Иди сюда, кроха, давай поцелуемся, как эскимосы.

Она отстранилась.

— Я не могу… не могу поверить в это. Пойдем, малыш. Пойдем отсюда к чертовой матери… Пойдем скорее домой.

— Нам придется остановиться на ночь в мотеле.

— Раз мы вместе — значит, мы дома.

— Нам нужно о многом поговорить, — сказала Бетси.

— Да, — отозвался я. — Наверное.

Той ночью в «Рамаде» мы не занимались любовью. Мириам лежала на кровати рядом с Бетси, с другой стороны — ее сон был беспокойным. Но это была не единственная причина. Мы не ссорились, но что-то повисло в воздухе между нами, и мы молчали.

— Расскажи, как ты жила все это время, — нарушил я молчание.

— Мне было одиноко, — ответила Бетси. — Так одиноко, что это не передашь словами. Вот так я и жила.

— Но Гриффин заботился о вас.

— Так это был Гриффин? Кто-то побеспокоился о том, чтобы нам было где жить, чтобы были пища и телевизор. Мы жили в Арлингтоне, в штате Виргиния. Но с тем же успехом можно сидеть и в тюрьме. Ни друзей, ни работы, никаких телефонных звонков без присмотра. Боже всемогущий! Курт! Ты уехал, а мы с Мириам оказались за сотни миль от дома под арестом, и я до сих пор не имею понятия, где ты был, чем занимался и зачем.

— Я хотел бы рассказать тебе все, Бетси, но если я начну, то уже не смогу остановиться. А мне нельзя этого делать.

— Тогда скажи мне только одно, — начала Бетси, но в этот момент Мириам издала протяжный стон — ей снился какой-то кошмар. — Просто ответь мне, — снова прошептала Бетси. — Ты спас мир?

— Я остановил нескольких мерзавцев.

Мы лежали рядом, и я чувствовал тепло ее тела, но между нами как будто образовалось силовое поле. Время от времени к парковке подъезжали автомобили. Свет их фар скользил по оштукатуренному потолку, как луч прожектора. Маленькая красная лампочка на телевизоре горела змеиным глазом. Я старался думать о доме на холме около пруда. Но мысли путались. Теперь это была просто мечта, а мне хотелось жить в реальном мире.

Я думал о Гуантанамо, вспоминал обитую войлоком камеру в трюме корабля, я думал о пустыне и о пыли, об ульях и о Нуреддине, идущем в ночи, о Кэтлин и о ее бутылке «материнского молока», о Фаридуне, об исмаилитах и об их друзья, некоторые из которых, возможно, находились в Белом доме. Я удивлялся, как мне удалось побывать в стольких местах и сделать столько дел, но я не мог заговорить с женщиной, которую любил. Я видел Уорис и руки ее отца и снова вдыхал запах смерти, витавший вокруг нее в госпитале. Я вспомнил видеоигру в Гранаде, снова ощутил, как холодная вода льется на мое разбитое тело, лежащее на полу погреба, и снова вонзал лезвие в бычью шею Абу Сейфа…

— Что случилось? — взволнованно спросила Бетси.

— Ничего, — ответил я. — Наверное, дурной сон.

Пленка воспоминаний продолжала крутиться у меня в голове, образы сменяли друг друга, и каждый следующий хуже предыдущих, пока я не дошел до видеозаписи из Гранады. Женщину, которую я убил, и едва различимое лицо Алшами, кем бы он, черт побери, ни был. Алшами был в Гранаде. И я совершенно уверен, что он приезжал и в Сомали. Теперь он пробрался в мой сон. Везде, где бы я ни оказывался, он был со мной.

Окончательно проснувшись, я все еще лежал, глядя на шероховатый потолок.

— Бетси?

— Что, Курт? — Она тоже не спала. Ее шепот выдавал беспокойство. Мириам, повернувшись во сне, обняла маму за шею.

— Почему вы уехали из дома, Бетси? Гриффин мне ничего не рассказывал.

— Забудь об этом, Курт.

— Пожалуйста, расскажи мне… что произошло?

— Я так хотела тебе все рассказать, Курт. Обо всем. Я была так напугана. Но тебя не было рядом.

— Теперь я с тобой.

Еще одна машина подъехала и припарковалась неподалеку от нашего окна. На нас упал луч света. Я услышал, как открылась и закрылась дверь в соседнем номере. Наконец фары погасли.

— Пожалуйста, постарайся, — попросил я, пытаясь совладать с охватившим меня волнением. — Пожалуйста.

— Однажды к нам пришел человек. Он сказал, что он твой друг.

— Как он выглядел?

— Я никогда его раньше не видела, да он и не походил ни на кого из твоих знакомых. Не местный. Не военный. Одет слишком хорошо, как бы он ни старался это скрыть. Он был похож на богатого человека, который пытается выглядеть не слишком шикарно.

— Могу представить…

— Черные волосы с проседью. Волчьи голубые глаза. Средний рост. На вид сорок пять-пятьдесят лет. Он немного похож на актера Алека Болдуина, если знаешь такого. На нем были отглаженные брюки и мягкие коричневые мокасины, хорошо выглаженная голубая рубашка и блейзер, который сидел так, словно сшит на заказ. Тебе это о чем-то говорит? Он никак не подходил на роль твоего знакомого.

— Американец?

— Думаю, да. Мне кажется, он с восточного побережья. Возможно, из Нью-Йорка.

— Гриффин что-нибудь говорил о нем?

— Гриффин показал мне пачку фотографий. Много бородатых мужчин или обритых на компьютере, ты же знаешь, как это делается. Задавал очень много вопросов и все спрашивал, что тот парень говорил о Зу Бере.

— Так.

— Тот человек только однажды упомянул это имя. Сказал, будто ему известно, что ты его ищешь, и он думает, что сможет тебе помочь.

— Бетси, как тебе показалось, он не араб?

— У него такие же голубые глаза, как у тебя, Курт.

— У арабов такие тоже бывают…

— Вам с Гриффином виднее.

— Он хромал?

— Хромал? Нет. Не припомню такого.

— Он запугивал тебя? Угрожал?

— Он напугал меня только тем, что оказался перед дверями моего дома. Это было уже слишком. Этот незнакомец появился после тех мужчин, которые приходили ночью незадолго до твоего отъезда. Но разница в том, что теперь тебя не было, а он стоял на пороге. Знаешь, к нам ведь еще грабители забрались. Думаю, подростки. Но, Курт, я так люблю свой дом и не хочу, чтобы всякие незнакомцы стучались ко мне в дверь. Понимаешь? Нет, он не угрожал. Ничего такого. Он был очень вежлив. Сказал, что нам звонил, но никто не брал трубку. Может, так оно и было. Нам давно следовало выбросить тот телефон.

— Но ты запомнила его лицо?

— Да, черт возьми.

— Гриффин распорядился сделать фоторобот?

— Да.

— У тебя есть?

— Нет. Курт?

— Что?

— Я так давно не видела наш дом. Даже не хочется думать, во что он превратился.

— Да.

На этот раз пауза была слишком долгой. Мириам перестала ерзать на краю кровати, и дыхание у нее стало ровным и спокойным. Но как дышит Бетси, не было слышно — она, как и я, не могла уснуть.

— Бетси?

— Спи, Курт.

— Он сказал, что ему было нужно?

— Он сказал, что хочет помочь тебе, и что-то про Зу Бера. И еще он сказал, что одолжил тебе кое-что.

— Что?

— Думаю, деньги.

— Он так и сказал — деньги?

— Он сказал «кое-что».

— А что ты сказала?

— Я сказала: «О чем это вы говорите?» А он рассмеялся и ответил: «Я просто хочу увидеть его до того, как кто-нибудь выпустит джинна из бутылки».

— И после этого ты позвонила Гриффину?

— Нет. Это он почти сразу же позвонил мне. Я даже не знала, кто он такой. Понимаешь? Он позвонил и сказал, что работает на правительство, сотрудничает с тобой. И хочет поговорить со мной. Потом этот черный парень, «мистер Гриффин», пришел сюда и сказал, что нам придется переехать на некоторое время. Что-то вроде защиты свидетелей. Я, конечно же, отказалась. Но он сказал, что у нас нет выбора. Он сказал, что может увезти нас силой, но не хочет, чтобы дошло до этого. И знаешь почему? Потому что он тоже оказался твоим старым другом, Курт. У тебя столько чертовых дружков, что я не могу этого вынести!

 

Глава 27

Мы выехали затемно. Бетси молча, с закрытыми глазами сидела на переднем сиденье. Мириам спала позади нас. От земли поднималась легкая дымка тумана, восходящее солнце скользило у меня по щеке. В двадцати милях от дома я свернул в глубь штата, машина понеслась навстречу рассвету. Около семи утра мы уже подъезжали к дому.

Я ожидал увидеть скопившиеся на лестнице газеты, коричневые кленовые листья, которые никто не убирал, и рекламные листовки — все признаки долгого отсутствия хозяев. Так оно и оказалось. Но я был абсолютно не готов к царившей в доме атмосфере безжизненности. Как будто душа покинула это жилище.

Бетси проснулась. Она посмотрела на дом и увидела ту же картину, что и я.

— Посидишь в машине, пока я все осмотрю? — попросил я ее.

Она вышла из машины и отдала мне ключи. Я повертел их в руках, но дверь оказалась незапертой. В доме не было света. Ковер в гостиной намок там, где на него попадала вода через разбитое окно, прикрытое куском фанеры; телевизор и видеомагнитофон из гостиной исчезли. Холодильник на кухне был распахнут, и цыпленок настолько прогнил, что выглядел как ископаемые останки.

Маленький телевизор, стоявший на кухонном столе, тоже пропал. Пропал и мой компьютер. Воду отключили. Наверху, в нашей комнате и комнате Мириам, постели были не убраны. Должно быть, они выглядели так в то утро, когда жена с дочерью уехали. Все ящики туалетного столика были выдвинуты, одежда разбросана. В туалете и ванной комнате было сухо. Аптечный шкафчик открыт, внутри пусто. Из спальни исчез сломанный телефон.

— Мы все приведем в порядок, — сказал я. — Мы…

— Вряд ли, — ответила Бетси. — Я не смогу…

— Ну что ты, сможешь, конечно. Мы все сделаем. У нас будет отличный дом, как раньше.

— Теперь все уже не так, как раньше. И никогда не будет таким.

Мне следовало убедить ее, что мы устроим все по-новому, еще лучше, чем раньше. Но я промолчал. У меня не хватило духа сказать это, я сам в это не верил.

— Пойду в машину… к Мириам, — сказала Бетси. — Попробую оставить ее у Рут. Сегодня у нее выходной. Если я ничего не путаю.

Я позволил ей уйти. Просто позволил уйти. Наша жизнь была разрушена незнакомцами, пришедшими из ниоткуда, о которых Бетси ничего не было известно и о которых я больше не хотел вспоминать. Федеральные агенты. Моджахеды. Гриффин. Долбаные уроды. Что за человек разговаривал в мое отсутствие с Бетси? Инстинкт подсказывал мне, что это сириец, но он не хромал. А Бетси обязательно заметила бы это.

Бетси… Боже! Она выглядела такой растерянной. Для меня она была компасом, моей глобальной системой навигации. Но теперь у нее такой потерянный вид, а я не знал, с чего начать, чтобы помочь ей.

Я прислонился к стене в прихожей и сполз на пол. Мой взгляд блуждал по двери. Я сделал ее своими руками. В правом верхнем углу был небольшой скол. Поначалу я не мог понять, откуда он взялся. Я никогда не видел его прежде. Казалось, что его сделали специально. По краям скола виднелись небольшие частицы шпаклевки. Из этого отверстия что-то вытаскивали, возможно, микрофон, через который прослушивали разговоры со всеми, кто приходил. Если поискать, то наверняка найдутся и другие следы. Возможно, здесь все опутано проводами, после того как к нам вломились «подростки». Наверное, вот так Гриффин и узнал о визите моего неизвестного друга, предупредившего Бетси о джинне в бутылке. Я опустил голову на колени и принял позу, в которой часто сидел в Гуантанамо. Мой неизвестный чертов дружок.

Я прислушался. Почему я не слышал, как Бетси завела машину? Двигатель не работал. Нет… ничего. Я выбежал. Она никуда не уехала. Бетси, ссутулившись, сидела на переднем сиденье, а Мириам плакала сзади. Я с такой силой распахнул дверь машины, что она чуть не оторвалась. Бетси посмотрела на меня, ее медовые глаза были полны слез.

— Я уезжаю, — тихо произнесла она.

— Не уезжай.

— Я вернусь, Курт. Я вернусь… скоро. Прости. Я… я не знаю. Я обязательно вернусь. Только отвезу Мириам. Честно.

— Я люблю тебя, — сказал я.

— Конечно, — отозвалась она.

— Возвращайся, я буду ждать.

Она вяло улыбнулась, захлопнула дверь машины и, дав задний ход, выехала на шоссе.

Я навел в доме порядок быстрее, чем предполагал. По четвергам у Рут по-прежнему был выходной, и она взяла Мириам к себе. Потом мы с Бетси купили все необходимое по кредитной карте Бетси, ее карта все еще действовала, так как в последнее время ею пользовались нечасто. Мы даже купили новый телевизор и видеомагнитофон. День прошел гораздо приятнее, чем я надеялся. Разговаривали мы мало, все ходили вокруг да около, но так и не сделали шага навстречу друг другу. Когда в пять часов вечера Рут привезла Мириам, дом выглядел уже вполне пригодным для жилья.

— Да, Господь милосерден, — сказала Рут, когда я открыл дверь. — Не могу поверить, что ты все еще жив и даже вот — стоишь передо мной.

— Я сам с трудом этому верю. Но знаешь, я чертовски рад тебя видеть, Рут.

— Расскажешь, чем занимался все это время?

— Выполнял обязанности резервиста.

— Это мне Бетси сказала. Но этого мало. А какие именно обязанности?

— Самые обычные. Убивал время. Кто-то же должен делать это.

— Ты был в Афганистане?

— Нет. Никаких захватывающих подробностей.

— Так ты не был там? А я всем говорила, что ты в Афганистане.

— Я никого не стану разубеждать.

— Рут, зачем ты так? — воскликнула Бетси, приходя мне на помощь. — Не надо было привозить Мириам. Я как раз собиралась ехать за ней.

— У вас и так много забот, — возразила Рут. — Я говорила тебе… я говорила ей, Курт, я приходила пару раз, но у меня не было ключей и я не могла войти… и я поняла… ой даже не знаю, что я поняла. Я только осознала, что вы покинули это место. Понимаешь? Я хочу сказать, что касается тебя… было так странно, когда ты вдруг исчез. Ты, а затем Бетси и Мириам.

— Я же тебе все рассказала, — скучно произнесла Бетси. — Командировка Курта была опасной… не спрашивай почему, я сама этого не знаю… и вокруг творится столько странного. Не только здесь, но и по всей Америке. Поэтому они решили охранять нас.

— Я знаю, знаю. То есть теперь я все знаю. Но тогда я этого не знала. Ты ведь могла бы хоть намекнуть. Правда, Курт? Ведь могла бы?

— Мы все подчинялись приказам, — сказала Бетси.

— Я не думала, что это касается и жен, — заметила Рут.

— Да, ты будешь удивлена.

— Мириам сказала, что вы втроем были в Вашингтоне.

— Я брала ее туда пару раз, когда уезжала с базы. Но, Рут, сейчас мы хотим думать только о будущем.

— Но я просто умираю от любопытства.

— А я умираю с голоду, — сообщил я. — Может, поужинаем все вместе в какой-нибудь забегаловке?

— Ой, подождите! — крикнула Рут. — Стойте здесь. — Рут побежала к своему старому «Эксплореру» и открыла багажник. — Я привезла поесть.

— Ты прелесть, — улыбнулась Бетси.

— Курт, не поможешь мне дотащить окорок?

— Он такой большой? — удивился я.

— Для вас мне ничего не жалко.

— Ну зачем это… — сказала Бетси.

Ничто не делает дом таким уютным, как вкусная еда. Через несколько минут, несмотря на то что мы ели с бумажных тарелок пластиковыми вилками, ветчина, картофельный салат, кола и фаршированные яйца придали мне стабильности и даже вселили надежду.

— Курт, война закончилась? — спросила Рут.

— Насколько я знаю, до этого еще далеко.

— А нам здесь кажется, что все уже кончилось, — поделилась Рут.

— Правда?

— Посмотри новости, — продолжила она. — Теперь говорят совсем о другом. Но я хотела бы, чтобы они поймали бен Ладена.

— Да.

— Думаешь, это он за всем стоит?

— Я не знаю.

— Если они поймают бен Ладена, то все образуется.

— Конечно.

— Но остается еще Саддам Хусейн. Он тоже доставляет много хлопот.

— Да, — согласился я.

— Ты ведь участвовал в войне в Заливе?

Бетси опять спасла меня.

— Откуда у тебя этот окорок, Рут?

— Мне подарили его на Рождество. Он висел в подвале, я думала приготовить его на Пасху, но так ничего и не сделала, а потом решила… ну, я подумала, что лучше приберечь его до праздника. Честно говоря, сначала я хотела принести свиные отбивные или еще что-нибудь из «Джамп-старт», но, похоже, они у нас кончились. Я даже посмотрела в углу морозильной камеры… помнишь, у нас там оставалось немного?

— И что с ними случилось? — насторожился я.

— О, они все еще там. Но там такой толстый слой льда, я удивилась, как это морозильник все еще работает. Мне даже не захотелось смотреть, что там с этими отбивными.

— И правильно! Этот окорок — просто объедение, — сказал я.

 

Глава 28

«Сатурн» Бетси по-прежнему стоял в гараже, а мой пикап — за домом, но ни одна из машин не была на ходу. Все следующее утро я провел, пытаясь завести их. Наконец часов в десять, в перерыве между завтраком и ленчем, я отвез Бетси в «Джамп-старт» — она хотела поговорить с Биллом Тьюнингом по поводу возвращения на работу.

— Бетси! Курт! Привет, Мириам! А ты, кажется, подросла! Рад вас снова видеть! — поприветствовал нас Билл — толстый краснолицый мужчина. При первой встрече он всегда производил впечатление весельчака. — Знаешь, Бетси, мы все так переживали. Я оказался в трудном положении, когда ты так неожиданно исчезла. Куда ты увез эту девушку, Курт?

— Билл, — сказал я, — сейчас вы наговоритесь всласть. Рут здесь? Хочу поблагодарить ее за вчерашний ужин.

— Мы должны поддерживать друг друга, — сказал Билл.

Оказывается, все это время Рут стояла у черного хода и курила.

— Привет, Рут, — сказал я. — Хочешь, пока Бетси разговаривает с Биллом, я вытащу тебе свиные отбивные из морозильника?

— Они там так долго лежат, что не знаю, можно ли их теперь есть. Билл обещал разморозить холодильник и освободить его в эти выходные.

— Думаю, лучше достать то, что еще пригодно для еды, — настаивал я, и Рут подмигнула мне.

— Ну, — протянула она, — ты достаточно худой, чтобы пролезть туда. А Билл — слишком толстый. Поэтому там все так и запущено. Тебе дать пакет?

Морозильник по-прежнему был покрыт изнутри инеем и походил на ледяную пещеру. Большой отверткой я шумно скалывал лед, пока не добрался до полки над свиными отбивными и старыми булками для гамбургеров. Здесь несколько месяцев назад я оставил свой «огнетушитель», так как думал, что уеду не больше чем на пару недель. Мешочек со льдом лежал на месте. Я стал освобождать его отверткой. Колол, кромсал, отковыривал. Несмотря на холод, я вспотел. Я вытянул руку и стал искать на ощупь. На мгновение, которого оказалось достаточно, чтобы сердце едва не выскочило у меня из груди, мне показалось, что «огнетушитель» исчез. Затем мои пальцы нащупали его — он вмерз в слой льда. Я поверил в существование ангела-хранителя. Я изо всех сил дернул «огнетушитель», пытаясь вынуть его, но он не сдвинулся с места. Я ухватил его покрепче и стал раскачивать, но он не поддавался.

— Курт, что ты там делаешь? — послышался голос Бетси.

— Ничего, малышка. Пытаюсь вытащить изо льда старые продукты.

— Давай быстрее. Билл хочет, чтобы я поработала сегодня в дневную смену, а мне еще надо вернуться домой.

От тепла моей руки лед наконец-то подтаял, и «огнетушитель» выскочил, издав чавкающий звук. Я положил его в рюкзак. Затем, достав коробку со свиными отбивными, а заодно и коробку с булками для гамбургеров, я бросил их в бумажный пакет и, как только выбрался из морозильника, передал Рут.

Бетси улыбнулась мне.

— Ты похож на Снежного человека, — сказала она, и Мириам рассмеялась.

Днем я поехал на старую водопроводную станцию, находившуюся на северо-восточной окраине Уэстфилда. Помню, как ездил туда с классом на экскурсию; мне было восемь лет. Тогда меня больше всего поразило, что на водопроводной станции была большая, пышущая жаром топка. Не могу сказать, для чего она служила, но я надеялся, что она все еще там есть. Я хотел разведать обстановку. И вдруг я увидел на двери кабинета управляющего имя Сэма Перкинса — того самого Сэма Перкинса, который был моим лучшим другом в третьем классе, как раз когда мы ездили на ту экскурсию. Потом его родители переехали, и мы стали ходить в разные школы. Странно, как теряются следы людей даже в маленьком городке. Сначала по инерции продолжаешь наводить о них справки, но постепенно они исчезают из твоей жизни.

Повзрослев, Сэм оказался намного серьезнее, чем могли предположить те, кто знал его ребенком. В городе было полно людей, которые стремились жить правильно, и Сэм старался не отставать. Я ушел в рейнджеры, но время от времени слышал о нем. Он женился, завел двух детей, каждое воскресенье ходит в церковь и еще что-то в этом же духе. Он не был похож на человека, который стучал Библией по кафедре и призывал преследовать негров и евреев. Сэм хотел производить впечатление хорошего христианина и порядочного семьянина. Возможно, он таким и был. Я не знал, каким он был сейчас.

— Курт! Дружище! Ты вернулся! — радостно воскликнул Сэм, когда я появился на пороге его офиса. Он выглядел так, как я и представлял себе: белая рубашка с короткими рукавами, полосатый галстук, правда, лицо у него несколько оплыло и стало каким-то печальным. — Я слышал, что ты уезжал защищать страну.

— Я был в резерве армии, не более, — скромно ответил я.

— После твоего исчезновения ходило много слухов.

— Ты же знаешь, как бывает в армии, — сказал я. — Планируется сделать кое-что по-тихому, а поднимается столько шума. Но уверяю, со мной ничего особенного не случилось.

— Опять рейнджеры?

Меня удивило, что ему известно о моих делах. Но Сэм всегда интересовался окружающим миром.

— Да, примерно. Но говорить об этом не положено…

— Если ты мне расскажешь, то тебе придется убить меня?

— Верно. — Я рассмеялся и слегка покачал головой.

— Как Бетси и Мириам?

— Хорошо. Да, у них все нормально. — Я так и не смог запомнить имя его жены и детей. — А твоя семья?

— Каролина и дети в порядке, спасибо. Бог мой, Курт, я так рад тебя видеть!

— Я тоже. Очень.

— Что я могу для тебя сделать? — Он искренне хотел мне помочь, и я уже собирался попросить его о небольшой экскурсии по станции. Хотелось узнать, чем он занимается. Но тут Сэм задал еще один вопрос: — Ты ищешь работу?

— Вообще-то нет.

— Если хочешь, я могу тебя устроить.

— Сэм, я просто пришел поздороваться, так как проходил мимо, и еще я подумал, что мы с тобой давно не виделись.

— Да, я рад, что ты зашел, — сказал Сэм. — И я знаю, что ты снова начнешь работать по контракту, и тебе, возможно, придется уехать. Но я подумал… что ты мог бы мне немного помочь.

— Что ты задумал?

— Понимаешь, здесь очень плохо обстоят дела с дисциплиной. — Он встал и закрыл дверь офиса. — Как посмотришь на людей, которых приходится брать на работу, то плакать хочется. Те, кто соображает, что слишком умны для такой работы, а другие, слишком ту… ладно, не достаточно умны. Но главное, что никто из них не придерживается старой доброй дисциплины.

— И в чем проблема?

— Это персонал среднего звена. Они наблюдают за компьютерами, проверяют оборудование, сверяют графики. Одна из главных обязанностей — следить за подачей хлора и не допускать утечки. Есть аварийная система, но излишняя осторожность никому еще не вредила. Понимаешь, мы не на атомной станции, и тебе не обязательно быть инженером, так что особенно не переживай. Но нам нужен человек, серьезно относящийся к работе, а главное — умный. Ты имел дело с водопроводной системой?

— Я собирал кухни и кое-что делал сам.

— Этого достаточно. По крайней мере на небольшой срок. Но это очень ответственная работа. Если мы не будем все делать как должно, у людей не будет чистой воды. Или хуже того, она будет плохого качества. А что касается хлора… к нему нужно относиться с уважением. Поэтому когда я увидел тебя в дверях своего офиса, то подумал: «Сэм, твои молитвы услышаны!» Я уволил последнего ночного инспектора на прошлой неделе. С тех пор работаю по две смены. И просто с ног валюсь. — Сэм нагнулся над столом. — Курт, ты мне сделаешь большое одолжение, если поработаешь у нас пару месяцев. Просто освободишь меня ненадолго, пока я не найду кого-нибудь на эту должность. Вот и все. Если решишь уйти, это твое право. А если захочешь остаться, я оформлю тебя на полную ставку.

— Я могу подумать?

— Конечно, — ответил он. — Сообщишь о своем решении завтра?

Я посмотрел на своего друга, который сильно изменился за эти годы, но все равно оставался моим старым другом.

— Пожалуй, ответ уже готов: принимаю твое предложение.

Когда я вернулся домой, в большой комнате работал телевизор и перед ним сидела Мириам. На кухне работала посудомоечная машина. На нашем новом телефоне в спальне мигал сигнал о полученных звонках; Бетси нигде не было.

Я вернулся в комнату к Мириам.

— А где мама?

Заканчивался повтор мультфильма «Скуби-Ду», и Мириам ждала, пока пройдут финальные титры.

— Мама в душе, — ответила она, не отрывая глаз от экрана.

Бетси, заматывая вокруг себя полотенце, показалась в дверях ванной.

— Привет, малышка, — сказал я.

— Нет времени, — отозвалась она. — Ты опоздал, мне надо успеть в «Джамп-старт». Не могу поверить, Билл оказался таким милым.

— У меня тоже приятная новость.

— Неужели?

— Сэм Перкинс с водопроводной станции взял меня на работу. Это поможет нам подняться. Придется работать в ночную смену, зато хорошо платят.

Бетси пыталась понять, серьезно ли я отношусь к этому предложению и действительно ли хочу его принять.

— Очень хорошо, — заключила она.

На вторую ночь я взял с собой на работу Меч Ангела. Печка на водопроводной станции нагрелась сильнее, чем паровой двигатель, и сквозь старое слюдяное окошко пробивалось желто-красное сияние. Через несколько месяцев должны сменить оборудование. Сэм сказал, что ему чудом удалось работать на этом оборудовании так долго при таком низком бюджете. Он едва сводил концы с концами. Я открыл маленькое окошко и затолкал «огнетушитель» в печку, как снаряд в пушку, а потом закрыл и запер заслонку с оконцем. Через секунду раздался хлопок: контейнер взорвался и стал плавиться. Вот и все, Меча Ангела больше не существовало. Моя старая война, моя святая война, наконец-то кончилась. Но я был единственным, кто знал об этом.

 

Глава 29

В первые недели после возвращения в Канзас каждый раз, когда раздавался звонок телефона, я ожидал услышать голос Гриффина. Но на маленьком дисплее телефона так и не появился ни код 703, ни 202. И лишь однажды, когда высветились цифры 917, оказалось, что звонит Гриффин с мобильного телефона. Случилось это около полуночи на второй неделе мая.

— Просто проверка, — сказал он.

— Понятно, — ответил я.

— У тебя все хорошо?

— Да. А у тебя?

— Вроде ничего, — заметил он и, помолчав, добавил: — Мне пора.

Я потом пытался перезвонить по этому номеру, но всякий раз попадал на автоответчик. После такого разговора было непросто уснуть.

В последнее время меня мучила бессонница. Мы с Бетси лежали в постели, но не прикасались друг к другу, не прижимались и не толкали друг друга во сне. И не разговаривали.

Чем занимался все это время Гриффин? Он серьезно рисковал собой, когда вытащил меня из Гуантанамо. С точки зрения его боссов, он заступился за террориста. И хуже всего для него было то, что он одолел бюрократическую систему. Если бы они могли, то заставили бы его заплатить за все сполна. А теперь он даже не использовал меня. Он позволил мне сидеть здесь и ждать, взорвется наш мир или нет, придут ли ко мне опять представители закона или нет, начнется ли моя новая жизнь или нет.

Он выжидал, не произойдет ли здесь что-нибудь. Я понял это, глядя в пустой потолок. Он не станет рассказывать мне, чего он ждет. Возможно, он и не предупредит меня, если что. Или моих жену и ребенка.

Я вспомнил поцарапанную старую пленку, которую мне показывали во время учений по проведению химической атаки. Козу связывают как приманку для тигра где-нибудь в горах на поляне. Но никаких тигров нет. Раздается небольшой взрыв, и в воздухе появляется едва различимое облако. Находящийся в снаряде зарин не виден. Коза не может разглядеть или почуять его. Потом появляются симптомы отравления — слюнотечение, понос, судорога. И через тридцать семь секунд коза умирает.

Теперь я в роли этой козы. Бетси и Мириам тоже. Мы — приманка, часть эксперимента. У меня не было доказательств, но я не сомневался, что все именно так.

— Бетси?

— М-м-м… в чем дело?

— Нас ждут тяжелые времена.

— Что?

— Может, нам стоит уехать? Прямо сейчас сесть в машину и уехать.

— Я же сказала, что хочу остаться дома.

— Здесь небезопасно.

— А где безопасно?

— Только не здесь.

— О Боже, Курт! Ты помнишь, что говорил мне, когда уезжал в сентябре? Ты сказал, что сам Бог не помешает тебе вернуться домой. А теперь ты говоришь, что тебе снова нужно уехать? Потому что боишься, сам не зная чего, и хочешь, чтобы мы уехали с тобой? Ну так поезжай, Курт, куда тебе вздумается. Делай, что считаешь нужным. А я останусь здесь. И если кому-то надо, чтобы я снова покинула это место, то у него ничего не выйдет, пусть хоть в лепешку расшибется.

— Нас могут…

— Что? Убить?

— Нас могут использовать как приманку, чтобы заманить кое-кого в ловушку.

— Тебе что-то известно, но ты не хочешь об этом рассказывать? Да о чем я вообще говорю? Ты и так никогда мне ничего не рассказывал. Но меня это не волнует!

— Я знаю только то, что сказал.

— Я буду очень осмотрительной, — огрызнулась Бетси. — И если понадобится, достану оружие. Отчим научил меня стрелять, и я очень неплохо это делаю.

— Знаю.

— Так что поступай как знаешь, но я никуда отсюда не пойду. Ты обещал вернуться ко мне и сдержал слово. Я сказала, что останусь, и останусь. Я должна и хочу остаться, заметь, в своем доме. Здесь — мой очаг, вот — моя кровать, в соседней комнате — моя дочь, да и мой муж спит в одной постели со мной… если, конечно, останется. А что до остального мира — пусть проваливает к чертям собачьим! Слышишь, Курт?

— Я слышу тебя, малыш.

— Это что — забавно? — спросила она озадаченно.

— Нет, я просто рад. Что бы ни случилось… здесь или где-то еще, я никуда не уйду от тебя. Мы никуда не уйдем.

Я почувствовал, как Бетси зашевелилась. Она нежно поцеловала меня в щеку и снова легла.

— Я люблю тебя, Курт.

— О Господи, Бетси, я тебя тоже люблю.

— Ведь все будет хорошо, правда?

— Когда-нибудь — обязательно. Все будет хорошо. Скоро. — Я хотел верить в то, что говорил. И мне казалось, что Бетси тоже не особенно верит моим словам. Но она снова поцеловала меня, потом отвернулась и, наверное, уставилась в темную стену, думая о своем.

— Давай спать, пока есть такая возможность, — сказала она.

На следующее утро я пошел в супермаркет «Уол-март» с кредиткой Бетси и потратил оставшиеся деньги. Купил дробовик «моссберг» двенадцатого калибра и патроны к нему, «мини-ругер-14» и патроны к нему и, кроме того, компьютер фирмы «Хьюлетт-Паккард» и принтер. Всего на сумму три тысячи долларов.

 

Глава 30

Месяцы, проведенные в клетке, подточили мою выносливость. И ежедневные пробежки давались мне с большим трудом. Когда я в первый раз попытался одолеть свои старые добрые десять миль, то, пробежав около трех миль, где-то в районе Джефферс-Рокс почувствовал себя таким уставшим, что решил перейти на шаг и, прихрамывая, поплелся домой. После этого я изменил программу тренировок и почти весь май и начало июня устраивал легкие пробежки по городу.

Поскольку я работал на водопроводной станции в ночную смену, которая заканчивалась в шесть утра, то бегал, когда Уэстфилд только начинал просыпаться. Вместо того чтобы бежать из центра к дому, как я делал бы в прежние времена, я, наоборот, отправлялся в самый центр города. Пробегая мимо маленьких кирпичных домиков, где всегда горел свет, я видел сквозь кухонные окна, как сонные люди заканчивали завтракать или как отцы семейств садились в пикапы и отправлялись на работу за город на ферму.

У многих перед домами развевался американский флаг. Иногда флаги свешивались с шестов, закрепленных перед входом, а у некоторых шест с флагом стоял во дворе. К почтовым ящикам были привязаны маленькие флажки. Мне пришло в голову, что после 11 сентября в Уэстфилде, как, вероятно, и всюду в Америке, каждый день был Днем независимости. Флажки были прикреплены к багажникам и дверям автомобилей, украшали задние стекла джипов, соседствуя с лежавшим там оружием. Пробегая мимо них по утрам, я думал, что это совсем другие флаги, не те, что я видел в Гуантанамо. Здесь, в Уэстфилде, они были воплощением гордости и веры в нашу страну, что неразрывно связано с верой в самих себя. Теперь я любил этот флаг, олицетворявший тихую гордость. Здесь их было множество, и они развевались вокруг меня каждое утро, когда я бежал по городу.

Часто по утрам, когда я, выбирая самую прямую дорогу, бежал от водопроводной станции мимо мотеля «Супер-8» и по Кофей-роуд, мой путь пролегал мимо супермаркета «Кей-март». Перед зданием супермаркета стоял огромный флагшток, но самого флага не было. «Кей-март» закрыли, когда меня не было. Вход заколочен, вывеску убрали. Компания обанкротилась и стала закрывать магазины, где дела шли особенно плохо. Теперь почти все в городе ходили в «Уол-март». Он был больше, чище, современнее. Поэтому парковка перед «Кей-март» пустовала, здесь стоял только старый раздолбанный «бьюик» да четыре никому не нужных прицепа. И флаг сняли.

Я даже не представлял, что стану переживать из-за «Кей-марта», но, пробегая мимо него, я испытывал нечто подобное. Я помнил время, когда он еще работал: мне было десять и мой отец был еще жив. Мама устроилась туда работать кассиром, и мы приходили к ней, притворяясь обычными покупателями. Нам не хотелось, чтобы в первые дни работы у нее возникли неприятности из-за того, что она разговаривает с посетителями. Но отец и мать давно умерли, и этот магазин, куда мы так часто ходили и который казался мне таким красивым, теперь заколочен.

Я бежал дальше.

Когда я добирался до центра города, то около здания суда и памятника ветеранам мне начинали встречаться люди. Они шли по улицам, и почти каждый из них кивал мне или махал рукой, и я махал им в ответ. Еще только начинало светать, но фермерский городок просыпался рано. Иногда вокруг меня оказывалось столько народу, что я, наверное, выглядел несколько странным, постоянно взмахивая им рукой, как марафонец, приветствующий зрителей на финише. Но в этот момент я чувствовал себя чертовски здорово лишь потому, что вокруг были все эти люди, даже те, которых я едва знал или не знал вовсе, и все же они находили возможным уделить мне немного внимания и кивнуть вслед.

Странно, что достаточно пробежать по городу, чтобы почувствовать, как он тебе дорог. Когда идешь пешком, все совершенно иначе, твое внимание отвлекают разные мелочи: газета на крыльце или товары в витринах магазинов. Когда бежишь, такие мелочи не захватывают внимания надолго. Запах бекона из кафе сменяется заголовком газеты, на смену ему приходит стая ворон, которая будит всех своим карканьем, а твой взгляд уже ловит иногородние номера взятой напрокат «импалы». Во время бега впечатления отрывочны, одни из них вполне предсказуемы, другие — нет, но вместе они создают атмосферу города. Возможно, для этого и бегают, потому и работают не покладая рук, чтобы почувствовать, что это — твой город и ты это заслужил.

Каждый день после непродолжительного сна я садился за компьютер и собирал информацию обо всем, что произошло в мире, пока я был на корабле и в тюрьме. Мне пришлось поплутать по сайтам, но в конце концов я нашел несколько статей о корабле, затонувшем у побережья Японии, и о грузовом судне, задержанном в проливе Ла-Манш. В заметках не было никаких намеков, насколько опасны могли оказаться эти суда. Об остальных кораблях мне не удалось найти информации.

Я читал все, что в свое время прошло мимо меня. Это касалось паники, охватившей мир после событий в Америке. Время от времени попадались сообщения о новых арестах. Абу Зубайда, который находился в подчинении у Абу Зубаира, долгое время считался крупной фигурой. Газеты писали, что его поймали в Пакистане, и через некоторое время он заговорил. Но похоже, никто не знал, насколько правдивы его показания. Время от времени появлялась тревожная информация о банках или атомных станциях. Писали, что эти сведения получены от Абу Зубайды. Но он ничего не говорил о кораблях, по крайней мере в статьях этого не было. Затем, как я понимаю преднамеренно, в прессу просочилась информация о захвате Абу Зубаира. В газетах писали, что и его взяли в Пакистане, что, разумеется, было ложью, и что «его тяжело ранили».

Ну конечно!

Я читал об Израиле и Палестине и об устроенной там резне. Я никогда не бывал в тех местах, и тамошние войны никогда не трогали мою душу. Но я знал, что моджахеды будут использовать их, чтобы подогревать в себе ненависть. Если смотреть на мир с точки зрения мусульманина, то получается, что мусульмане повсюду оказываются под ударом. Везде. Но центром событий была Палестина. Так же как если смотреть на мир с точки зрения евреев, то все евреи подвергаются преследованиям, но центром всего является Израиль. В Интернете также сообщалось о серьезных потерях среди христиан, они тоже не хотели, чтобы о них забывали. В одной из церквей Уэстфилда собирали пожертвования для братьев и сестер во Христе, которые подвергались преследованиям в мусульманском Египте.

Я сидел у себя дома в Уэстфилде, смотрел на экран монитора, а через него — на мир, полный опасностей. Я думал о том, что люди полагали, будто они многое знают, но на самом деле они не знали ничего. Потом я отворачивался и смотрел в окно на лужайку, на дорогу, на велосипед Мириам с Барби и на поливочную машину соседей, из которой били струи воды. И все это казалось мне таким далеким, как будто мы снова оказались в центре урагана и нам как-то удается здесь жить. Но я хотел этого. Это было сильнее, чем мое желание познать Бога и восстановить справедливость. Больше всего я хотел просто не подпускать ураган. Но стоило мне закрыть глаза и прислушаться, я слышал, как завывает ветер. И если я буду беспечен, то ураган обрушится на меня, закроет от меня весь свет, лишит возможности двигаться и говорить даже с самим собой.

Алшами был все еще жив и где-то творил свои дела. Он по-прежнему был опасен. Фаридун сейчас где-то очень далеко, и чем бы он сейчас ни занимался, для кого бы это ни делал, я понимал, что многим ему обязан. Иногда мне становилось интересно, что именно замышляет Кэтлин. Она была прекрасным, замечательным другом. Увижу ли я ее снова? Или получу хоть весточку от нее? Что случилось с Нуреддином? Уцелел ли он тогда? И что стало с Уорис? Нет, не думаю, что я увижу кого-нибудь из них. Я устал. Моя война завершилась. Мне больше нечего делать в тех краях.

Каждый день, примерно в три тридцать, компьютер издавал сигнал. И чем бы я ни занимался, как бы себя ни чувствовал, я вставал и шел за Мириам на летнюю игровую площадку, находившуюся примерно в полутора милях от нас. Потом мы возвращались домой, и все это время она рассказывала о том, что сделала или нарисовала и кто теперь ее лучший друг.

— Как дела у Карлин? — спрашивал я ее.

— Мне не нравится Карлин. Она противная.

Но на следующий день, когда я спрашивал:

— Как там Карлин? Она сегодня не вредничала?

— Папа! Мы с Карлин — подруги навечно!

Я даже не пытался этого понять.

Обычно вскоре после того, как мы с Мириам возвращались домой, с работы приходила Бетси. Иногда мы ели то, что она приносила из «Джамп-старт» или закусочной «Чак-вэгон». Бетси старалась избегать «Макдоналдса». «Кормушка для жиртрестов» — так она называла эти заведения. Иногда я устанавливал на заднем дворе маленький гриль и готовил для нас хот-доги или гамбургеры, и мне казалось, что они получались достаточно вкусными. Но однажды Бетси дала мне пластиковую коробочку из «Уол-марта». «Думаю, тебе это понравится», — сказала она и поцеловала меня в щеку. Это была книга под названием «Рожденные для гриля: американские праздники». Я внимательно почитал ее, и, похоже, после этого моя стряпня стала лучше.

Мы с Бетси старались жить обычной семейной жизнью, и со временем у нас это стало получаться. Но мы так и не могли окончательно наладить отношения. Мы больше не были сообщниками, и мы уже не были любовниками. Когда я дотрагивался до нее, она отстранялась, а если она прикасалась ко мне, я вдруг ловил себя на мысли, что не хочу близости с ней. А иногда она вдруг безо всякой видимой причины пыталась начать разговор с фразы: «У нас проблемы, Курт». Но я ничего не отвечал, потому что это был тот камень, который мне не хотелось переворачивать.

Однако мы старались все наладить, но на это уходило больше времени, чем я предполагал. Наступила середина июня. Гриффин больше не звонил, никто не расставлял ловушек, я освоился со своими обязанностями на водопроводной станции и стал понемногу заниматься плотницким ремеслом. Но временами я по-прежнему слышал вой ветра и тьма сгущалась надо мной, особенно когда я оставался один. И все же мир Уэстфилда вызывал у меня все меньше подозрений, и постепенно я стал терять бдительность, потому что… нельзя же все время быть начеку.

 

Глава 31

— Курт, дружище, прости, что беспокою тебя.

— Сэм, уже полночь! Что ты делаешь в офисе в такой час?

— Я не по работе.

— Я думал, ты пришел помочь мне поменять баллоны с хлором.

— Нет, — сказал Сэм с некоторым удивлением. — Обычно мы не меняем их по ночам. С этой работой справится и один человек.

— Знаю, — ответил я. — Но люди потребляют много воды, и баллоны нужно менять почаще. А раз ты здесь…

— Это может подождать до завтра?

— Только до утра.

— Да. — Сэм вытер лоб тыльной стороной ладони. — Я давно этим занимаюсь, но всегда переживаю из-за этих баллонов. Ты проверил систему безопасности? Маски, дыхательные аппараты? Конечно, проверил. Но давай оставим это до утра. Я хочу поговорить с тобой о другом.

— Давай.

— Я о Четвертом июля. Нам нужен человек, который возглавит шествие и понесет флаг.

— Обратись в Организацию ветеранов войн. Там полно парней, обожающих подобную работу.

— Конечно, Курт. Но когда я говорил кое с кем из них, они предложили… понимаешь, они хотят, чтобы флаг нес человек, который участвовал в войне с террором.

— Ты имеешь в виду меня?

— Других у нас нет.

— Сэм, я не могу рассказывать о том, что делал, и не хочу, чтобы люди расспрашивали меня об этом.

— А нам и не нужно знать, чем ты занимался. Нам достаточно того, что ты в этом участвовал.

— Сэм… — начал было я, но не мог придумать, что сказать. Речь шла об обычном городском параде. Но дело в том, что в детстве я каждый год смотрел его, и, определяясь в рейнджеры, в глубине души надеялся, что, возможно, когда-нибудь смогу его возглавить. Я уже очень давно не вспоминал об этом. — Для меня это будет большой честью, — вырвалось у меня прежде, чем я это осмыслил.

Отработав смену, я поехал домой и припарковался на подъездной дорожке перед домом. В окнах горел свет, но я не стал входить, потому что не знал, что сказать Бетси, и вообще, хочу ли я с ней говорить. У меня была хорошая и довольно забавная новость, касающаяся парада, но я не мог поделиться ею, и меня вдруг охватила грусть, словно кто-то наложил на меня заклятие. Я заставил себя вылезти из пикапа. Я стоял около машины и смотрел на спортивную сумку, лежавшую на сиденье, на старые рейнджерские ботинки, в которых бегал. Что со мной случилось? И почему мне так тяжело? Я не испытывал ничего подобного, когда был на войне. Даже когда находился в плену. А теперь я наконец вернулся домой, и для меня это было настоящим счастьем. Мне доверили возглавить этот дурацкий парад в честь Дня независимости. Все складывалось наилучшим образом. Но что-то во мне говорило: «Пора умирать, Курт. Все кончено». Я не представлял, что именно кончено. Я не знал. Я держал в руках футболку и шорты, которые собирался надеть, и просто прижимал их к себе, как Мириам прижимает тряпичную куклу.

— Курт? — крикнула мне Бетси из окна.

— Да?

— У тебя все в порядке?

— Да, малыш. Думаю, мне стоит пробежаться.

— Ты уверен?

— Конечно.

Я переоделся прямо на подъездной дорожке, а потом побежал старым маршрутом, по которому давно уже не бегал. Он пролегал мимо ручья Круклег в сторону Джефферс-Рокс. Где-то мили через три я понял, что смогу пробежать весь маршрут. Непрерывное движение разрушило тяготевшие надо мной злые чары. Я нашел в себе силы, дыхание выровнялось. Прохладное утро и бег помогли мне преодолеть себя. К тому времени, когда я достиг небольшой тополиной рощицы у камней в пяти милях от дома, я чувствовал, что могу бежать целую вечность.

Неподалеку от деревьев стояла машина «шевроле»-седан, но она была слишком далеко, чтобы ее можно было рассмотреть. Да мне и не хотелось наблюдать, как кто-то трахается, или что еще они собирались делать в этом месте в такое время. Поэтому я продолжал бежать по полю и в который раз восхищался великолепием восхода.

Куда дальше? Я хотел сделать большой круг и направиться к перекрестку на 70-й трассе. По моим подсчетам, я должен пробежать миль двенадцать-тринадцать, пока не вернусь домой. Но я не был до конца уверен, что выбрал правильную дорогу. Я изучал незнакомый мне путь, пробираясь через заросли кукурузы, которая была мне по плечи. Земля достаточно мягка и податлива, по ней приятно ступать. Оказалось, что на другой стороне поля — искусственный пруд, в котором отражалось нежно-голубое небо. Пруд занимал площадь примерно с акр, я обогнул его, а затем легко поднялся по пологому склону на противоположной стороне.

Прошло пятьдесят две минуты с тех пор, как я начал пробежку. Преодолев около семи миль, я размышлял, какой дорогой возвращаться, и я сделал небольшой круг на вершине холма, обдумывая дальнейшие действия. Куда ни посмотришь, домов нигде нет, только поля и пруд с большой ивой на другом берегу. Трудно представить себе более приятное и умиротворяющее зрелище. И вдруг меня осенило: это было то самое место, которое я рисовал в своем воображении.

Утро было ярким и жарким, и, возвращаясь домой, я дышал раскаленным воздухом и обливался потом. Машина Бетси стояла на подъездной дорожке. Видимо, она уже отвезла Мириам на игровую площадку. Я стянул с себя футболку, носки, шорты и бросил все в стиральную машину. Войдя в спальню, я услышал шум воды в душе.

— Бетси? Ты здесь?

— Выйду через минуту.

Я открыл дверь кабинки. Ее мокрые волосы были откинуты назад, открывая лицо, глаза — полуприкрыты, а соски затвердели от прикосновения воды.

— Я выйду через минуту, — сказала она, но я встал под душ и обнял ее, прижимая к себе ее скользкое от воды тело. — Нет, — сказала она. — Нет, Курт, я должна…

Я закрыл ее рот поцелуем и почувствовал, как ее тело вдруг отозвалось на мои объятия. Бетси прижалась ко мне, покрывая поцелуями мои глаза, лицо, шею. Она схватилась руками за мои плечи и обвила ногами бедра. Я сжал ее ягодицы и, нежно лаская, стал поднимать ее вверх — мои руки стискивали, гладили, погружались в нее, возбуждая и вызывая у нее все большее желание. Я прислонился спиной к мокрому кафелю и стал ритмично поднимать и опускать ее, чувствуя, как мой член набухает у нее внутри и я погружаюсь в нее все глубже и глубже. Вцепившись в меня, она выкрикнула:

— Ублюдок! — и укусила меня в плечо. — Ублюдок! Ублюдок! — повторила она, задыхаясь, впиваясь в меня зубами, всхлипывая, извиваясь и отдаваясь мне до дрожи.

Я вынес ее из душа и положил на кровать. Я был все еще внутри ее и сжимал ладонями ее лицо, целовал глаза, губы, ритмично погружался в нее, возбуждаясь еще больше.

— Хватит, — сказала она.

— Нет, малыш, — ответил я. — Я хочу еще.

Я чувствовал, как внутри каждого из нас нарастало напряжение и волны наслаждения обрушивались на нас снова и снова. Она вскрикивала и дрожала, а я продолжал делать движения, ведущие нас к блаженству, и у меня вырывались бессвязные звуки, такие примитивные, беспомощные, банальные, простые и полные радости.

Когда я открыл глаза, то увидел лампочку сообщения, но не помнил, чтобы слышал звонок телефона. Возможно, мы были тогда в душе. Какая разница. Я не собирался подниматься с постели сейчас, когда лежал рядом с любимой женой, чтобы услышать очередное предложение о качественном обслуживании при междугородных разговорах.

— Нам пришло сообщение, — сказала Бетси слабым голосом. Она лежала поверх простыней, прижимаясь ко мне.

— Может подождать.

— Может, это Мириам? — сказала она. — Проверь, а то я буду волноваться.

— Ладно. Сейчас.

Я скатился с кровати и нажал на кнопку. Сначала была тишина, как будто ошиблись номером, потом глухие щелчки переключения, а затем — мужской голос. Я не разобрал первых слов, но потом мужчина сказал: «Давай». А затем прозвучал голос Мириам: «Папа?» У меня перехватило дыхание.

Еще одна пауза на линии, как будто связь прервалась, а потом опять мужской голос, но, похоже, принадлежащий другому мужчине. Незнакомец говорил очень четко, и я не мог уловить никакого акцента: «Мы перезвоним через десять минут и скажем тебе, где искать твоего ангела и куда принести наш Меч».

Бетси сжала зубы, руки у нее дрожали.

— Голос. Проклятый голос! Это голос того человека около двери! — крикнула она. — Я поеду в школу, узнаю, что с Мириам.

— Мы вместе поедем.

— Нет! Оставайся здесь, Курт. Ты ответишь на этот звонок и дашь им все, что они хотят.

Я кивнул, и она уехала.

Второй звонок раздался, наверное, минут через пять. Я поднял трубку после первого сигнала.

— Да, — сказал я, записывая номер, высветившийся на дисплее. От волнения рука у меня дрожала так сильно, что я едва смог разобрать свои каракули. Код зоны был 207. Я понятия не имел, где это.

— Знаешь место, которое называется Джефферс-Рокс? — Тот же голос без акцента, с интонацией, как у диктора телевидения.

— Да, — сказал я.

— Принеси его ровно в полдень.

— А вы привезете мою дочку?

— Мы совершим обмен.

Раздался щелчок.

В дверь постучали, и секунду спустя передо мной стояла Бетси, ее лицо было искажено гневом и отчаянием.

— Ее там нет! Там никого нет! Что ты наделал?

— Все кончится, — сказал я. — Сегодня. Здесь. Сейчас. Но тебе надо будет сделать все, что я скажу.

— Где мой ребенок?

— Я поеду на встречу.

— Я с тобой!

— Мириам там не будет.

— О чем ты, мать твою, говоришь?

— Они не привезут ее. Они попытаются забрать то, что им нужно, но ничего не отдать.

Бетси сначала оттолкнула меня, а затем стала молотить меня, словно хотела вбить в стену.

— Кто ее забрал, Курт? Один из твоих чертовых «дружков»? Один из тех мерзавцев, о которых ты мне никогда не рассказывал?

Я схватил ее за руки.

— Сейчас ты поедешь к Сэму Перкинсу и уговоришь его отдать тебе один из баллонов. Он сначала откажется, но ты должна убедить его. Баллон с хлором. Попроси, чтобы он помог тебе. Придумай что-нибудь… что угодно. Лишь бы это помогло. Потом привези баллон в старый «Кей-март» и положи где-нибудь в здании супермаркета, но так, чтобы его легко можно было найти.

— О чем ты, Курт?

— У меня нет того, что им нужно. Но баллон поможет выиграть время, — я обнял Бетси и улыбнулся, — и Мириам вернется домой к тому моменту, когда будут показывать ее «Скуби-Ду».

Я подбежал к чулану, открыл его и достал дробовик и «ругер».

— Я возьму один из них, — сказала Бетси непривычно ледяным тоном. Она посмотрела мне в глаза. — Ты говоришь, Сэм может отказаться дать мне баллон, значит, мне придется убедить его.

— Ты уверена?

— «Ругер». — Она вырвала у меня оружие, сняла с предохранителя и открыла затвор. — Патроны?

— Здесь. — Я указал на коробку с патронами. Бетси заряжала патронник такими привычными движениями, словно складывала ложки в ящик стола. Она вытряхнула все из своей сумочки и бросила туда патроны. Потом взяла сотовый телефон и пошла через кухню в гараж.

— Один баллон в старом «Кей-марте», — сказала она, хлопнув дверью «сатурна».

Машина резко сорвалась с места и, шурша шинами, помчалась по дороге.

Я наблюдал за ней, пока она не свернула на Гарт-роуд. По крайней мере я убедился, что за ней никто не ехал. Я положил «моссберг» и коробку с патронами на заднее сиденье пикапа, сунул нож за пояс джинсов и поехал к 70-й трассе мимо ручья Круклег.

Мне было интересно, следил ли за нами Гриффин? Видел ли он, как эти подонки забирали мою маленькую девочку? Знал ли, что случилось с ее друзьями? Может, он сидел где-нибудь в фургоне или в одном из пустых домов в паре кварталов отсюда и смотрел на маленький экран, слушая через наушники и попивая кофе? А может, он все бросил? И поблизости не было ни Гриффина, ни его дружков? Возможно, у него был потрясающий план действий, но какие-нибудь бюрократы отвергли его и забыли, а вместе с ним забыли про меня, Бетси и Мириам. Кому было дело до наших жизней?

В зеркале заднего вида никого не было. Никаких признаков слежки.

— Гриффин, теперь ты счастлив? — крикнул я. — Они проглотили наживку. Да. Но поможешь ли ты мне вернуть Мириам?

В зеркале по-прежнему отражалась пустая дорога.

Канава, около которой я припарковался, находилась примерно в четверти мили от рощи и Джефферс-Рокс, на самом верху пологой возвышенности. Русло ручья было довольно глубоким и, когда мне придется преодолеть последние шестьдесят ярдов, могло послужить отличным укрытием. Я полз незаметно, как охотник, пока не подобрался достаточно близко, чтобы изучить их диспозицию. «Шевроле-импала», который я видел на рассвете, был припаркован в тени тополей. Других машин поблизости не было. Кто бы там ни находился, он провел здесь как минимум последние четыре часа, то есть приехал до того, как была захвачена Мириам. Похоже, за рулем сидел мужчина. Еще один курил примерно в пятнадцати футах от машины и ждал чего-то.

Здесь наверняка был как минимум еще один. Возможно, двое.

Точно — я увидел маленькую вспышку, как от блеснувшей на солнце монетки, и понял, что среди стеблей кукурузы, примерно в сотне ярдов от деревьев, сверкнула линза оптического прицела. Стрелок лежал на земле — поле было прекрасным местом для засады. Но был ли здесь кто-нибудь еще? И если был, то где он находился?

Две вороны кружили над верхушками деревьев, яростно выписывая в воздухе фигуры высшего пилотажа, каркая и спускаясь все ниже. Неожиданно они разлетелись в разные стороны и камнем упали вниз. Было похоже, что они атакуют кого-то, как будто пытались защитить свое гнездо. На ветке самого высокого тополя, словно лягушка, сидел на корточках человек с «Калашниковым» наготове. Да, это место хорошо простреливалось со всех сторон. Но я нигде не видел Мириам.

На часах было 11.48. Я вернулся к своему пикапу, спрятал ружье с патронами под задним сиденьем и положил нож в отделение для перчаток. Затем я побежал к 70-й трассе и добрался до поворота к Джефферс-Рокс. Я подошел к роще безоружным и с пустыми руками.

Мужчина с сигаретой увидел меня издалека. Он был невысокого роста, смуглым и худым. Возможно, индус или пакистанец. Его чисто выбритое лицо немного напоминало мордочку хорька. Когда я подошел поближе и увидел, что у него черные глаза, он вытащил из-за пояса пистолет и направился ко мне.

— Принес? — спросил он.

— Нет, — ответил я. — Где моя дочь?

— Ты принес Меч?

— Нет. Вы привезли мою дочь?

— Меч! Сейчас же! — Он выдернул из кармана телефон и поднял его в левой руке. — Я позвоню, и твоя дочь умрет, — процедил он сквозь пелену сигаретного дыма.

— Ваши руки в крови невинных, — напомнил я ему, — и ад станет вашим уделом.

На долю секунды у меня перед глазами возник образ истекающего кровью, но все еще живого Абу Зубаира. Я вспомнил, что сделал с ним после того, как он стал угрожать жизни моего ребенка. Это мрачное видение придало мне уверенности.

— Где Меч? — спросил человек с сигаретой.

— Когда моя дочь будет в безопасности, я отведу вас туда, где его спрятал.

Мужчина выплюнул сигарету. Он обвел глазами поле и, вероятно, понимая, как хорошо нас видно, указал пистолетом в сторону деревьев. Пока мы шли, он приложил к уху мобильный телефон и стал ждать, когда наберется номер, установится соединение, затем — еще одно. Я подумал, что эти переключения на линии были сделаны для того, чтобы полиция не смогла отследить место звонка. Поэтому-то я и не смог определить код зоны. Возможно, он звонил из обычного автомата на заправочной станции, находившейся неподалеку отсюда.

— Руки за голову! — приказал курильщик, когда я оказался впереди него. Мы прошли мимо машины. У водителя было круглое смуглое лицо и нестриженая борода, как у мусульманских фундаменталистов из группировки Салафи. Я не стал смотреть ни в сторону кукурузного поля, ни на верхушки деревьев. В этом не было необходимости. Я знал, что оба стрелка держали меня на мушке.

 

Глава 32

Человек с волчьими глазами, которого Бетси видела около нашего дома, человек, чей голос она узнала на автоответчике, — я был почти уверен, что его не было в Джефферс-Рокс. Но именно его я жаждал увидеть. Я понимал, что приказы отдавал он. Это он был на другом конце провода и разговаривал с курящим пакистанцем. Но он мог быть где угодно: на шоссе неподалеку или на другом конце света.

— Дай я поговорю с ним, — обратился я к нему.

Курильщик бросил на меня не то сердитый, не то удивленный взгляд, но продолжал говорить по-арабски. Потом он слушал, его лицо исказилось в попытке расслышать и понять то, что ему говорили.

— Дай мне поговорить с ним, — повторил я.

Курильщик махнул пистолетом, показывая, чтобы я отошел.

— Я знаю, что тебе нужно.

Курильщик по-прежнему был сосредоточен на разговоре по телефону, но теперь он неотрывно смотрел на меня, а правой рукой с пистолетом целился мне прямо в лицо. Повинуясь рефлексу, я прижался к дереву, понимая, что это тот самый тополь, в ветвях которого сидит стрелок с «Калашниковым». Теперь он не будет сидеть неподвижно, так как ему надо держать меня в поле зрения. Тяжело целиться в мишень сквозь ветки. Снайперу в поле тоже будет нелегко достать меня, пока мы в роще.

Курильщик направил дуло пистолета мне в грудь на уровне своего лица, затем немного отошел, но продолжал целиться мне в сердце с вытянутой рукой. «Тамам, — сказал он в трубку. — Ладно…» Он скрупулезно выполнял приказы. Ему не нужно было думать. Но что-то его беспокоило. Он стал крутить в руке пистолет легким движением запястья. Что-то в духе рэперов. Этот жест здорово смотрится по телевизору и придает исполнителю мужественности, но в жизни он выдавал охватившее пакистанца нервное напряжение. Я подумал, что если он продолжит в этом же духе, то может пристрелить меня раньше времени. Он не отрываясь смотрел на меня и слушал, что ему говорят по телефону, но, видимо, было плохо слышно. Он потирал корпус пистолета большим пальцем, сгибал и разгибал пальцы, обнимавшие рукоятку. Я следил за спусковым крючком. И за его глазами. Он отвел их, словно пытался смотреть сквозь пространство и читать по губам команды своего босса.

Я сделал шаг в сторону, схватил руку, державшую пистолет, за запястье и скрутил за спину старым приемом кунфу. Я вывернул ему руку из сустава, как ножку индейки. От боли он лишился голоса и, беззвучно открывая рот, выронил пистолет. Но в левой руке он по-прежнему сжимал телефон, словно надеялся, что «моторола» или человек на другом конце провода спасут ему жизнь.

Пули градом посыпались на нас сквозь ветви, но толстая ветка меня спасла. Пакистанскому выродку повезло меньше. Он выглядел так, как будто верхняя часть головы и лицо у него оплавились. Я вытер со своего лица ошметки его мозгов. Кровь попала мне в рот, и я ощутил солоноватый привкус. В воздухе, как осенью, кружились листья, сорванные дождем пуль. Я прижался к стволу дерева, меняя позицию. Прятавшийся в ветвях человек не имел представления об элементарных правилах ведения стрельбы. Похоже, он решил расстрелять все патроны сразу.

Щелчок магазина был самым громким звуком, раздавшимся в кроне дерева. Я нагнулся, поднял пистолет курильщика, прицелился и выстрелил. Стрелок начал падать, но застрял в нижних ветках и повис, как распятый, а пустой «Калашников» раскачивался у него на плече.

Бородатый водитель стал заводить «шевроле». Распластавшись на земле, я выпустил пулю в лобовое стекло. Он откинулся назад. Мотор закашлял, дернулся и замолк.

Снайперу в поле вряд ли удастся хорошо прицелиться в меня, пока я среди деревьев, если, конечно, он оставался там, где я его заметил. Но он мог сменить позицию. Возможно, он уже сделал это. Если я побегу к ручью Круклег, то, может быть, мне удастся туда добраться. Но тогда он начнет преследовать меня, и если он достаточно хороший стрелок, то прикончит меня прежде, чем я доберусь до канавы.

Я вытащил маленькую «моторолу» из темных от табака и крови пальцев курильщика. На другом конце линии было тихо. Я нажал на кнопку звонка, выбрал последний набранный номер и стал ждать. Прошло около минуты. Я смотрел на кукурузное поле, пытаясь обнаружить хоть какие-нибудь признаки движения, но стебли лишь слегка покачивались на ветру. Я не заметил ничего, что выдало бы присутствие снайпера.

— Мистер Куртовик, — раздался голос в трубке.

— Верно, — ответил я с удивлением, но еще больше удивился, услышав, как мой голос с небольшой задержкой повторился глухим отзвуком: «Верно».

— Что случилось, мистер Куртовик?

— Ваши люди… ваши люди… мертвы… мертвы, — сообщил я незнакомцу. Эхо было таким громким, что это сводило меня с ума.

— Только некоторые из моих людей, — уточнил он. — У меня их очень много, и они убьют вас, мистер Куртовик. И ваша дочь тоже умрет.

— Я готов отдать вам… отдать вам… то, что вы хотите… вы хотите.

— Вы должны были принести это с собой.

— Вы ничего не получите, если не вернете мне дочь… дочь.

— Что вы предлагаете?

— Отзовите человека, который прячется в поле… в поле. Отзовите его… отзовите его.

— А что потом?

От ствола у меня над головой отлетел большой кусок, и щепки впились мне в щеку. Я упал на землю и пополз к камням, ожидая следующих выстрелов. Но их не последовало. Я снова почувствовал вкус крови. На этот раз своей собственной.

— Похоже, у вас перехватило дыхание, — усмехнулся мужчина.

— Отзовите его, — повторил я, стараясь перебить эхо и не обращать на него внимания. Сквозь стволы деревьев я видел поле, но по-прежнему не мог обнаружить снайпера.

— Сначала мне хотелось бы ознакомиться с вашим планом, мистер Куртовик.

Мне стало интересно: а не говорил ли я со снайпером?

— Сейчас двенадцать часов девять минут, — начал я. — Если Мириам войдет в холл мотеля «Супер-8»… ровно в час и я смогу в этом убедиться, то тогда… тогда я скажу, где найти Меч Ангела… Ангела.

— Почему мы должны тебе доверять?

— А у вас есть выбор… выбор?

— Убить всех, кого ты любишь, а потом тебя.

— Но вы всегда можете обратиться к этому варианту, не так ли… не так ли? Это ваша единственная возможность получить оружие, которое вам нужно… вам нужно.

Пуля отскочила рикошетом от камня и просвистела в двух футах от меня.

— Близко пролетело? — поинтересовался мой собеседник.

— Вы хотите получить Меч… Меч?

— Да. Не выбрасывай телефон. И позвони из мотеля.

Когда я вернулся к машине, меня трясло от напряжения так, что я не владел собой. Снайпер сидел где-то рядом, наблюдая, следя за мной, ожидая приказа. Я плеснул холодной воды из ручья в лицо и смыл кровь. Потом вытерся футболкой и надел старую голубую джинсовую куртку, которую держал под сиденьем. Потом положил телефон убийцы в карман и позвонил со своего телефона Бетси.

— Мириам у тебя? — Это первое, что она спросила, взяв трубку.

— Пока нет. Но скоро будет. Ты все взяла?

— Да.

— Тогда встретимся…

— Я получила все, что ты сказал, и положила туда, куда ты хотел. За старым фотоателье есть комната. Там все лежит. Но я не хочу тебя видеть, пока ты не вернешь Мириам. — Она повесила трубку и больше по телефону не отвечала.

* * *

На шесть мониторов комнаты службы безопасности мотеля «Супер-8» передавалось изображение, получаемое с двадцати четырех камер, которые контролировали пространство вокруг здания, основные помещения внутри его, а также кухню и прачечную. Заместитель управляющего мотелем Айра Якобсон учился в одной школе с Бетси. Я сказал ему, что собираюсь установить у себя дома систему наблюдения, и попросил показать, как она работает. Айра оказался довольно дружелюбным парнем.

— Разумеется, — сказал он, — похоже, тебе и вправду нужна охрана. Тебя здорово приложили.

Я лишь улыбнулся и сел, глядя на экраны.

На крыльце у входа в мотель никого не было. На парковке позади здания стояло около дюжины машин. Все коридоры выглядели почти одинаковыми. В одном из них горничная толкала перед собой тележку. На дороге у центрального входа тоже никого не было. Я видел, как машины мчались по трассе. Но ни одна из них не замедляла ход и не сворачивала к мотелю.

Я так сосредоточился на входе, что вначале не заметил детей, идущих по пешеходной дорожке через парковку позади мотеля. Они шли строем, как на параде и как их учили на школьных экскурсиях. Наконец я обратил на них внимание, они выглядели напуганными. Некоторые плакали. Это были дети с игровой площадки Мириам. Но с ними не было их учительницы миссис Уоткинс, и среди них не было Мириам.

— Айра, — позвал я управляющего. — Айра, куда направлена эта камера?

— На северную парковку, — ответил он, — позади мотеля.

Дети были уже в здании. Они оглядывались по сторонам и выглядели растерянными. Одна девочка с длинными рыжими косичками, Карлин, несла свернутый в трубочку лист бумаги.

— Где Мириам? — спросил я ее.

Карлин покачала головой:

— Она ушла.

— Куда?

Карлин заплакала и протянула мне листок бумаги:

— Миссис Уоткинс сказала нам передать вам вот это.

Я взял свиток и развернул его, прижимая девочку к груди. Там было написано: «Позвони немедленно». Слова были выведены большими неровными буквами, словно писали пальцем, и написано было чем-то красновато-коричневым, напоминавшим засохшую кровь.

Я нажал кнопку набора номера на телефоне убийцы и в отчаянии стал ждать, когда мне ответят.

— Мистер Куртовик? — раздался мужской голос.

— Да.

— Мы на служебной стоянке.

Я помчался мимо парковки позади мотеля, перепрыгнул через деревянный забор и подбежал к стоявшему там единственному транспортному средству — старому такси «Додж»-пикап с пайкером сзади. Машина стояла с работающим двигателем, капотом к дороге.

На заднем сиденье расположился сухощавый белый мужчина с бритой головой, пустым взглядом и татуировкой в виде колючей проволоки, обвивавшей шею и бицепсы. У водителя была смуглая кожа, и он походил на мексиканца или жителя Центральной Америки. На щеке у него было вытатуировано три слезинки. Эти типы напоминали скорее бандитов, чем набожных мусульман. Потом тот, что сидел сзади, посмотрел вниз. У него на коленях лежала Мириам. Он слегка придерживал ее одной рукой, направив ствол «магнума» ей в затылок и прижимая лицом к сиденью.

Я почувствовал, как вместе с сильнейшим гневом мной овладевает ледяное спокойствие, похожее на транс. Довольно редкая форма ненависти. Очень тихая.

Водитель сделал жест рукой, словно собирался взять телефонную трубку. Я приложил «моторолу» к уху.

— Садись в машину, — произнес все тот же незнакомец. — Ты с девчонкой отвезешь нас в нужное место. А потом мы завершим наши дела.

— Совсем?

— Окончательно, мистер Куртовик.

 

Глава 33

— Послушайте… — начал я.

Но водитель с татуировками-слезками не собирался меня слушать. Он смотрел вперед на движущиеся по шоссе автомобили, ему мои слова были так же неинтересны, как мне — проезжающие машины.

— Послушайте меня, — повторил я. — Вам не справиться с этим дерьмом, за которым мы поедем, без специального оборудования. Вы понимаете?

— Если мы не получим то, что нам нужно, то убьем тебя и твою дрянную девчонку.

— Вам лучше следить за своими словами.

— Заткнись и говори, куда ехать.

— Эта вещь очень опасна… вы хоть представляете себе, насколько она опасна?.. Вы и глазом моргнуть не успеете, как все будет кончено. В канистре, которую я вам отдам, вирус оспы. — Я лгал. — Если он вырвется наружу, то вы все погибнете. Это лихорадка, сжигающая заживо. Кожа начнет кровоточить и отслаиваться…

— Заткнись!

Мириам застонала на заднем сиденье.

— Cállate! — крикнул державший ее сукин сын. Он шлепнул ее по затылку. Мириам всхлипнула, потом успокоилась.

Мириам, моя маленькая девочка, никогда этого не забудет. Она не забудет своего ужаса, не забудет того, что увидела и свидетельницей чего ей еще предстоит стать. И я не мог оградить ее от ужасного зрелища… от того, что собирался сделать… у нее на глазах.

— Не трогай ее, — прошептал я.

— Куда? — спросил водитель.

— Прямо. Пока не увидишь справа от себя «Кей-март».

— «Кей-март»?

— Он закрыт. Но эта штука находится там.

— Значит, мы едем в «Кей-март»?

— Да.

Водитель нажал кнопку на сотовом телефоне.

— Hay un «Kmart». Dice que tiene la cosa alli. — Он замолчал на секунду, слушая ответ. — Bueno. Ладно.

— Вот он, справа, — показал я.

Окна были по-прежнему закрыты фанерой, а парковка пустовала, не считая старого фургончика со спущенными шинами. Но большой американский флаг развевался на флагштоке перед зданием.

— Вот здесь, — сказал я.

Он затормозил у крытой погрузочной платформы.

— Он там?

— Да.

— Мы подождем здесь, — бросил водитель.

— Почему?

Он ничего не ответил, но я услышал, как Мириам снова застонала на заднем сиденье.

— Заткнись, — сказал человек с татуировкой в виде колючей проволоки и снова шлепнул ее.

— Это уже второй раз, — прошептал я. — Отдайте ее мне.

— Она такая милая и мягкая. Возможно, я оставлю ее себе.

— Закрой свою пасть, — крикнул водитель.

За нами притормозил фургон «крайслер». Потом подъехал взятый напрокат «шевроле»-седан. Из фургона выскочило пять человек, и еще трое — из «шевроле». Большинство из них походило на бандитов, но у одного была жидкая бородка и короткая стрижка, как у членов группировки Салафи, которые считали себя первыми последователями Мухаммеда. Все, кроме одного типа, стали вытаскивать из багажников винтовки. Я рассмотрел его — кожа на лице у него была почти коричневая, как у мексиканца, и он держал снайперскую винтовку с оптическим прицелом. Я заглянул в его черные глаза. Вполне возможно, что именно он стрелял в меня с кукурузного поля. Но мне был нужен не он.

У меня в руке зазвонил телефон.

— Да.

— Вы на месте, — утвердительно произнес все тот же незнакомец.

— Где ты?

— Братья пойдут с тобой и заберут Меч.

— Я никуда не пойду без моей девочки.

— Ты получишь ее, когда у меня будет Меч.

Стрелки́ расположились на погрузочном помосте и по углам здания. Один из салафистов прижимал к уху наушник. Похоже, он ждал приказа.

— Я заберу ее сейчас, — сказал я твердо.

На линии стало тихо, и мне даже показалось, что связь оборвалась. Потом голос зазвучал опять:

— Передай телефон брату на заднем сиденье.

Человек с татуировкой выслушал все, что ему сказали. Он взвел курок пистолета и улыбнулся, а потом направил дуло мне в лицо и передал телефон.

— Вылезай из машины, — услышал я. — Возьми девочку. Но иди медленно.

Выходя из машины и закрывая за собой дверь, я неотрывно смотрел на дуло пистолета. Сукин сын с татуировкой схватил Мириам за волосы и потянул.

— Иди к папочке, — процедил он, и тут я заметил, что на лице у нее синяки. Я взял ее на руки и прижал к себе. В этот момент мне казалось, что я держу в руках будущее всего мира. Она плакала тихо и беззвучно.

— Пошли, — сказал я.

Один из салафистов выбил фанеру, закрывавшую вход, а трое остальных вошли в образовавшийся проем. Они двигались, как люди, обученные ведению боевых действий в условиях города, — уверенно держались и понимали поставленную перед ними задачу. Главный салафист поднял руку к наушнику, прислушался, а потом жестом приказал мне войти. Человек с татуированной колючей проволокой шел за мной.

Внутри «Кей-марта» было темно и жарко, в затхлом помещении пахло пылью. Сквозь пробитое нами отверстие и трещины в фанере пробивался свет, но его было недостаточно, и мои глаза постепенно привыкали к темноте. Все товары исчезли, на полу валялись обрывки чего-то и обломки ящиков. Но высокие стальные полки в центре магазина сохранились. Они тянулись бесконечными рядами. В конце торгового зала вдоль стен висели более широкие полки для тяжелых товаров. Они, как леса, поднимались до самой алюминиевой крыши.

Дуло пистолета уперлось мне в затылок. Я прижал к себе Мириам и услышал голос в телефонной трубке:

— Ты уже в здании?

— Да.

— Отдай то, что нам надо. Живо!

Я стал как можно быстрее передвигаться в темноте, по бокам от меня шли двое вооруженных мужчин, а сзади — татуированный. Другие стрелки проникли в помещение и рассредоточились, прочесывая помещение в поисках тех, кто мог прийти сюда раньше и устроить засаду. Фотоотдел находился недалеко от входа. Печатную аппаратуру увезли, но прилавки остались. В конце помещения находилась дверь в комнату без окон, где обычно хранились химикаты.

— У кого-нибудь есть фонарик? — спросил я. — Он там.

Салафист вытащил из кармана зажигалку «Бик». Большой баллон стоял вертикально в дальнем углу комнаты. Он был обвит тяжелой цепью, которая удерживала его в вертикальном положении и приковывала к водопроводной трубе. На полу валялся полупустой пакет для мусора. Он выглядел так, будто его здесь только что оставили — на нем совсем не было пыли.

— Замок внизу, — сказал я.

— Отстегни его, — приказал мужчина с татуировкой в виде колючей проволоки, он так и держал пистолет у моего затылка. Тот самый подонок, который бил мою девочку. Я опустился на колени, прижимая к себе Мириам, и оттолкнул пакет в сторону. Я почувствовал, что в нем было что-то резиновое, какие-то ремни, и одна, возможно две, канистры.

— Мне нужно больше света, иначе не смогу набрать комбинацию, — обратился я к татуированному.

Он сделал шаг вперед и выстрелил в цепь из пистолета.

— Нет! — крикнул я. — Так баллон расколется, и мы все погибнем!

Он отступил.

Я вертел в руках замок, изучал цепь, осматривал мешок с мусором, пытаясь понять, что мне в нем оставили. Комбинацией на замке должны были быть либо нули, либо день рождения моего отца 31-08-20. Бетси знала об этом. Нули не сработали. Один из салафистов позади меня заговорил в микрофон по-арабски. День рождения тоже не сработал. Возможно, цифры нужно было набирать справа налево. Мириам слегка вздрогнула, впадая в полузабытье. На руках у своего папы она чувствовала себя в безопасности.

У меня в руке опять зазвонил телефон.

— Баллон слишком большой. — В голосе звучало подозрение.

— Это дополнительная защита, — объяснил я.

— Что ты сделал с Мечом? Это не он.

— Нет, он.

— Выходи из маленькой комнаты, — приказал незнакомец по телефону.

— Черт побери, где ты? — спросил я, отбрасывая мешок с мусором через дверь. — Ты меня видишь? Ты видишь меня?

Я уже вышел из комнаты, держа на руках Мириам и оглядываясь по сторонам, пытаясь обнаружить своего преследователя. Двое из салафистов были еще в комнате, они возились с канистрой и цепью.

— Посмотри на эту штуку сам! — крикнул я. — Баллон под высоким давлением. Меч внутри.

Салафист, стоявший рядом со мной, слушал голос в наушниках и смотрел то назад, то вперед. Он стоял между мной и татуированным. Потом он сделал рукой простой жест — как будто нажимал на воображаемый спусковой крючок. Я посмотрел на ствол пистолета.

В руке у татуированного мужчины взорвался пистолет и упал на пол вместе с пальцами. Мужчина уставился на меня, словно я был в этом виноват. Он был в шоке и не мог кричать, даже испытывая адскую боль.

В следующее мгновение раздалось еще несколько выстрелов, послышался свист пуль, и в маленькой комнате взорвался газовый баллон и его осколки поразили двух находившихся там салафистов. Густой хлорный туман стал просачиваться через дверь. Я схватил пакет с мусором, закрыл глаза, задержал дыхание и прижал лицо Мириам к своей мокрой от пота джинсовой куртке. Правой рукой нащупал маску и ремни. Затем надел ее и сделал глубокий вдох. Воздух был чистым. В пакете была еще одна канистра размером с банку из-под кока-колы — защитное средство при работе на водопроводной станции. Мириам отталкивала мои руки, она была во власти страха и отчаяния. Я вытряхнул пластиковое покрывало, надел ей на лицо и завязал шнурки вокруг ее шеи. Пластик окутал ее, зажав ей нос и рот, перехватил крик и дыхание, но секунду спустя маленькая банка наполнила пакет воздухом. Теперь она тоже могла дышать. Но она не хотела и не могла успокоиться.

Прозвучал еще один выстрел, — и снова звук взорвавшегося баллона с газом. Повсюду в густом хлорном облаке слышались сдавленные крики стрелков. Пули свистели в воздухе, оставляя звездный узор на алюминиевой крыше.

Я упал на бетонный пол, прижимая к себе Мириам. Прямо передо мной кто-то хрипел и бился, но я не видел его. Потом сквозь туман я увидел человека с татуировкой. Его тело корчилось и извивалось, как змея, ползущая через дорогу. Он бился об пол головой, пытаясь избавиться от боли. Глаза у него вылезли из орбит, на губах выступила розовая пена, а на раненой руке выступили красные пузыри. Смешиваясь с кровью, хлор образовывал соляную кислоту в его обнаженных венах.

— Это возмездие, — сказал я.

Где-то зазвонил мобильный, который я бросил, когда возился с маской, и теперь не мог отыскать.

Я подумал, что все, наверное, поползли к проему в фанерном щите. Возможно, кто-то добрался до него. Возможно, они ждали меня снаружи. С Мириам на руках я не хотел подвергаться риску, но она расходовала кислород слишком быстро. Я должен был вытащить ее из этого ядовитого облака. Хлор тяжелый. Если я взберусь по стропилам вверх по стене, то смогу оказаться над ним. Горло и нос у меня были обожжены — перед тем как надеть маску, я все же вдохнул немного хлора и теперь кашлял. Мириам все еще сопротивлялась, пот бежал у нее по лицу, из глаз текли слезы. Мне пришлось прижимать ей руки, чтобы она не сорвала капюшон, я старался держать ее крепко. Очень крепко.

Леса были прямо передо мной. Я карабкался вверх, к свежему воздуху, балансируя и хватаясь руками за балки. Взобравшись на высоту примерно футов пятнадцать, я посмотрел на ядовитое облако, которое стелилось внизу, как туман в горной долине. Мои глаза уже привыкли к темноте. Я видел все, что происходило внутри. На верхнем уровне лесов, рядом с дверью, кто-то зашевелился. Маленькая фигурка. Головастик. Бетси. Наверняка это была Бетси. На ней была газовая маска, и она лежала ничком. Перед ней была заряженная винтовка с оптическим прицелом. Но в руках у нее был «ругер». Она следила за тем, что происходило внизу, но не видела меня и Мириам. Вдруг леса слегка задрожали у меня под ногами. Здесь был кто-то еще.

— Мириам, милая, я спущу тебя вниз. Пожалуйста, пожалуйста, не снимай мешок с головы. Пожалуйста, малышка, оставайся здесь. Просто полежи здесь. Пожалуйста.

Ее красные от слез глаза были широко распахнуты, челюсти сжаты, а тело напряжено. Она смотрела на монстра в маске. На своего отца.

Я перебрался на следующий уровень лесов под самой крышей и вдруг увидел, что мексиканский снайпер целится в Бетси. Он вытирал глаза, чтобы лучше видеть, но в остальном полностью владел собой. Он замер. Через секунду он ее снимет.

Снаружи завыли сирены.

Моим единственным оружием был нож, спрятанный в ботинке, но я не мог остановиться, чтобы достать его. Я закричал, но маска заглушала мой голос. Снайпер снова вытер глаза, сосредоточился. Я на бегу сорвал маску, давая крику, полному гнева и страха, разнестись эхом под огромной металлической крышей, как вопль баньши. Снайпер прилип к оптическому прицелу и нажал на спусковой крючок. Я прыгнул на него, и мы оба едва не скатились с лесов. Он извивался и пытался освободиться, но я прижал его, навалившись всем телом, он размахивал руками, но не мог ухватиться за леса. Одним движением я выхватил нож и быстро полоснул им по сонной артерии. Струя почти черной в темноте крови брызнула вниз на серо-зеленое облако.

На улице прогремели выстрелы, и поток дневного света прорвался через туман. Пули проделали новые отверстия в фанере, еще больше звездочек появилось на металлических стенах и крыше здания.

Бетси сидела на лесах напротив меня. Она махнула рукой, указав на уровень подо мной, на Мириам. Я хватал ртом воздух, вдыхая яд. Тело лежавшего подо мной снайпера завибрировало. Потом затихло. Потом опять завибрировало. Телефон. Он был намного больше обычного, размером почти с кирпич. Я не стал отвечать, но аппарат забрал.

Бетси держала перед собой руку и смотрела на черные пятна у себя на пальцах. Она нагнулась, чтобы посмотреть, что происходит внизу, но у нее не осталось сил.

Стрельба на улице прекратилась. Через разбитую фанеру ворвался свет, затем в проеме появились силуэты людей, одетых в черное, в резиновых масках и вооруженные, как военные. Я пытался крикнуть им, но горло у меня горело от хлора и крови. Я оставил труп снайпера и спустился к Мириам. Внизу кто-то кричал мне через громкоговоритель. Но я не мог разобрать слов. Я не слышал их. Моя маленькая девочка лежала на платформе неподвижно, как мертвая. Она закрывала ручонками лицо. Она не сняла маску. Она сделала так, как ей сказал папа. А потом она перестала дышать.

 

Глава 34

За стеклом задней двери «скорой помощи» мелькало небо и городские виды: шпиль церкви, красные сигналы светофора, указатель перед «Канзас-инн» — последним мотелем на окраине города. Потом Уэстфилд стал удаляться, дома становились все меньше и меньше и наконец совсем исчезли.

Чья-то рука прижимала к моему лицу респиратор. Горло и легкие жгло, и каждый вдох казался мне последним.

— Моя дочь, — прохрипел я. — Моя жена…

— Они едут в Арк-Сити в машине, которая едет впереди нас, — ответил сопровождающий. — Бетси и ваша маленькая дочка, кажется, ее зовут Мириам, да?

Теперь я узнал Джека Уиттена — владельца ювелирного магазина «Уиттен», где я купил для Бетси кольцо. Это был старый спившийся холостяк, но несколько дней в неделю он вел жизнь настоящего праведника, целиком посвящая себя работе добровольца в Службе спасения.

— Они живы? — спросил я.

Джек помедлил минуту.

— Да, — сказал он. — Да. Только не разговаривай. Все будет хорошо.

Я попытался сесть, но он удержал меня. Он по-прежнему придерживал маску у меня на лице.

— Я слышал, что Мириам в реанимации. А Бетси… Курт, с Бетси все будет хорошо, но она ранена в плечо.

Над нами завыла сирена.

— Вы там такого натворили! — продолжил Джек.

Я открыл было рот, но тут же закрыл его — мучительная боль заставила меня замолчать.

— Кто бы мог подумать, что эти ублюдки приедут в Уэстфилд? И нападут на наших детей! Курт, одному Господу известно, что бы они сделали с этим газом, если бы ты не остановил их!

Он убедительно и с гордостью рассказывал эту наполовину выдуманную историю про «их» отравляющий газ. Возможно, ее попытаются выдать за правду.

— Знаешь, помощник шерифа Николс был зол как черт. Он сказал, что Бетси предупредила его и он позвонил в ФБР, и он считает, что это была самая большая ошибка, какую он когда-то сделал. Ему сказали ждать, пока они не приедут на место событий, и ничего не предпринимать. Представляешь? Черт, если бы Николс ждал, вы, возможно, были бы все еще там.

Я положил руку на голую грудь, собираясь нащупать карман джинсовой куртки, но ее на мне не было, везде были только резиновые трубочки.

— Что тебе нужно? — спросил Джек.

— Телефон.

— Подожди-ка. — Он убрал руку с моего лица, взял с лавки куртку и стал смотреть в карманах. — Давненько не видел таких больших телефонов, — сказал он. — «Иридиум». Что это за телефон?

— Спутниковый.

— Ух ты! Серьезная вещь. Как его выключить? Он может создать помехи в работе приборов.

Я взял телефон и прижал к себе. Мое сердце стучало, а мониторы в карете «скорой помощи» пищали, как автоматы в игровом зале.

— Что ты, черт возьми, делаешь, Курт?

Если его выключили, то скорее всего я больше не смогу его включить. Я нажал кнопку и вызвал меню.

— Прекрати, Курт.

Я прокручивал номера телефонов, просматривая последние звонки. Их было шесть, и все до единого с одного и того же номера — 212-555-3728. Я показал его Джеку:

— Пожалуйста, запиши это.

Свет в больничной палате был тусклым, и единственным доносившимся до меня звуком было шипение кислородного аппарата. Я попытался посмотреть на часы, но у меня на запястье был только пластиковый браслет с моим именем и штрихкодом.

— Прости меня, Курт. — Голос, доносившийся со стула, стоявшего рядом с моей кроватью, был мне знаком.

— Гриффин?

— Я очень извиняюсь.

— Где Бетси? Где Мириам?

— Я не должен был допустить, чтобы их впутали в эту историю.

— Где они, мать твою?

— На этом же этаже.

— Я хочу увидеть их.

— Ты увидишь их, как. только встанешь на ноги.

Я вытащил кислородную трубку из носа и, согнувшись, встал с кровати.

— Держись, — сказал Гриффин.

Кровь закапала на маленький больничный столик, на который я оперся.

— Пошли, — сказал я.

В палате, где лежали мои девочки, царил полумрак. Там было только две кровати. Кровать Мириам стояла ближе к двери. Бетси — на дальней. Мои девочки были в кислородных масках, а боль и страх стерли краску с их лиц. Мириам лежала с открытыми глаза и смотрела в потолок. Я хотел поцеловать и обнять ее, но боялся причинить ей страдания. Она увидела меня и заерзала на кровати. Я отошел. Она снова замерла, глядя на меня полными ужаса глазами.

— Она поправится, — попыталась успокоить Бетси.

— Ты — самая смелая женщина на свете, — сказал я.

— Женщина?

— Нет, ангел-спаситель.

Она улыбнулась, но улыбка быстро исчезла с ее лица.

— Ангел смерти, — сказала она.

— О, милая! — Я обнял ее, стараясь не отключить какой-нибудь из аппаратов. — Сегодня ты спасла столько жизней. Мою, Мириам и тысяч других людей, которых хотели убить эти засранцы.

— Мы остановили нескольких мерзавцев.

— Конечно, мы сделали это.

— Но мы не спасли мир. — Она посмотрела на меня, потом на Гриффина.

— Мы сделали все, что могли, — уточнил я. — Все, что должны были сделать.

— Давай больше не будем возвращаться к этому, Курт.

— Конечно, — ответил я.

Я обнял ее покрепче, и мы долго сидели, прижавшись друг к другу. Мне хотелось, чтобы этот момент длился вечность.

На обратном пути к себе в палату, в темном пустом коридоре, я повернулся к Гриффину и прижал его к стене. Он не сопротивлялся, просто подождал, пока мгновение спустя у меня не перехватило дыхание, и тогда я оказался перед ним совершенно беззащитным, с красным от напряжения лицом.

— Не стоит убивать меня, Курт. Я ухожу из управления, — сказал он. — Сейчас я в самовольной отлучке, пока они не хватились меня.

— Мне плевать, на кого ты работаешь!

— Я ухожу с правительственной службы.

— Почему бы тебе не убраться отсюда и не оставить меня… и всех нас в покое?

— Я ухожу со службы, потому что видел, как тебя предали, и ничего не мог с этим поделать. Я ухожу, потому что после того, как ты вернулся… мы должны были следить за тобой двадцать четыре часа в сутки, чтобы иметь возможность защитить тебя.

— И что?

— Но мы этого не сделали. Управление было вынуждено свернуть деятельность, а ФБР не пришло нам на смену. Я пытался проверить, как у тебя дела, но…

— Хочешь сказать, что я и моя семья были приманкой вроде куска гнилого мяса в ловушке для краба, и никто не потрудился ее вытащить?

— Хуже того. Мне запретили делать это.

— И почему же?

— Проблема юрисдикции. Мне сказали, что у меня нет доказательств, что кто-то может преследовать тебя.

— Что ты сказал в ответ?

— Я сказал, что у тебя есть какое-то незаконченное дело с плохими парнями, что-то насчет джинна в бутылке. Я сказал, что кое-кто из них уже наведывался к тебе домой.

— А они…

— Они ответили, что этого недостаточно, чтобы продолжать работу. И раз мы не смогли вытащить из тебя информацию об этом в Гуантанамо, то нам больше нечего делать.

— Ты должен был меня предупредить.

— Мне не позволили это сделать. Поэтому я ухожу.

— Когда было принято решение?

— Несколько недель назад. И еще раз — вчера, когда мы получили данные наружного наблюдения о странных людях, направлявшихся в твой город. И сегодня, когда узнали, что они здесь. Всякий раз они принимали решение оставить тебя одного.

— Совсем одного.

— Да.

— Они не послали людей, даже когда началась стрельба?

Он кивнул. Я открыл дверь своей палаты.

— Это бессмысленно. — Я просто не знал, что сказать. — Я все еще не понимаю почему.

— Возможно, предполагалось, что эти гады получат то, за чем они приходили.

Груз переживаний придавил меня, как свинцовая пластина.

— Мне нужно отдохнуть, — сказал я. — Но если ты считаешь, что обязан мне чем-то, сделай одно одолжение.

— Какое?

Я вытащил телефон «Иридиум» из висевшей на двери куртки. Он был отключен. Я развернул клочок бумаги, на котором Джек Уиттен записал номер телефона, пока мы ехали в «скорой», и передал аппарат и номер Гриффину.

— Останься в управлении, — попросил я, — по крайней мере еще на несколько недель.