Бо выключил фары и притормозил у обочины. Поле рядом с домом Мэгги было похоже на сцену из кинофильма о беженцах. Свет прожекторов и фар пожарных машин был направлен на сгоревший остов сарая. Вокруг суетилось множество пожарников, слишком возбужденных, чтобы идти домой, хотя огонь уже был потушен.

Судя по силуэтам, у некоторых на головах все еще были каски, надетые задом наперед. Бо нахмурился. Более длинный задний козырек лучше защищал лицо от жара и искр при сильном пожаре. Старые бревна сарая, пропитанные креозотом, наверное, давали больше жара, чем ожидалось.

Он вылез из машины и приподнял крышку багажника, вынул свои ботинки, защитную куртку, фонарь и лопатку. Потом вернется за гипсом, на случай, если обнаружит стоящие следы обуви, но это вряд ли. Все внутри сарая должно было пропитаться водой и прийти в негодность. Любые следы снаружи, вероятно, затоптали пожарники, главной задачей которых было погасить огонь.

Бо покачал головой. Таким образом, он потерял много вещественных доказательств. Он их не винил. Несмотря на кратковременные дожди накануне, в окрестностях стояла сушь. В жаркие июльские дни достаточно было нескольких искр и слабого ветра, чтобы в лесистой местности возник небольшой пожар. Некоторые дубы в Луизиане были старше самого штата. Ему не доставило бы радости, если бы хоть один из них погиб в огне.

Подойдя к пожарной машине, которая въехала в старые ворота, проделанные в ограде, он заметил, что пожар ограничился полуразрушенным сараем и прилегающей к нему травой. Выжженное кольцо земли указывало на то, что огонь распространялся наружу от сарая, а не по направлению к нему со стороны улицы.

Ладно, решил он, этот пожар тоже возник не из-за горящей сигареты. По крайней мере, не от сигареты, выброшенной из автомобиля. Он назвался и переговорил со старшим офицером, который удивился, почему это следователь из Батон-Руж интересуется таким простым случаем возгорания. Лейтенант указал ему на сообщившую о пожаре «добрую самаритянку», не зная, что Бо и так очень хорошо с ней знаком. Бо поблагодарил его и подошел к Мэгги.

Она стояла у края посадок магнолий, вдалеке от суеты пожарных. Он видел только очертания ее тела. Руки она стиснула на груди, прижимая слишком просторную тенниску под грудью. Похожие на тренировочные брюки были заправлены в черные резиновые сапоги. Все ее внимание было поглощено еще дымящимися развалинами сарая и людьми, которые бродили по полю. Волкодав терпеливо восседал рядом с Мэгги, но чутко повернул голову, заслышав его приближение. Раздалось угрожающее рычание.

Будучи знакомым с размером клыков Гвендолин, Бо моментально остановился.

— Отзовите собаку.

Вздрогнув от неожиданности, Мэгги покрепче схватилась за поводок и резко обернулась. В пляшущих тенях лунного света Бо не мог разглядеть, обрадовалась она ему или нет. Инстинкт подсказал ему, что обрадовалась. Их разговор по телефону занял всего несколько секунд, но ее голос был полон откровенного облегчения, когда он согласился приехать.

Теперь, когда Бо уже был здесь, он подозревал, что этому ее чувству мешает существующая между ними неловкость. Мэгги кашлянула и успокаивающе погладила Гвен.

— Полегче, девочка. К сожалению, этого человека мы знаем. Помнишь?

Она слишком долго возилась с собакой, держа глаза опущенными к земле, и Бо понял, что не ошибся. Ей не лучше, чем ему, удалось препарировать и поместить в перспективу поцелуй вчерашнего вечера. Он зиял между ними предательской пропастью. От него отмахнулись, но забыть не смогли.

Как не забыли и подозрений Бо. Срочные телефонные звонки по ночам обычно не что иное, как извращенное манипулирование и попытка создать алиби. Его работа заключается в том, чтобы отличить факты от фантазий. Когда Гвен успокоилась, он подошел поближе.

— Вы устроили чертовски веселую вечеринку, Мэгги.

— Я ее не устраивала, — ответила она, медленно выпрямляясь и наконец встретившись с ним взглядом.

— Если не вы устроили это небольшое представление, то почему именно вы рассылали приглашения?

— Это не моя вина. И мне не надо было вам звонить.

— Так почему вы позвонили?

— Чтобы сэкономить время, конечно, — ответила Мэгги с притворной любезностью, похлопывая концом поводка по своей ноге. — Если вы здесь, то я смогу отделаться от всех неприятностей за один раз. Могу просто зажмуриться и проглотить их, как горькую пилюлю.

— Вот это деловой подход, — согласился он. — Вы быстренько покончите с расследованием и перейдете к следующему пожару…

— Мне нужно быть очень глупой поджигательницей, чтобы поджечь сарай рядом с собственным домом, правда?

— Или очень наглой, — тихо высказал он предположение.

Вместо быстрого ответа, которого он ждал, Мэгги пожала плечами:

— Или возможно… только возможно… вы ошибочно приняли страх за наглость, потому что хотели в это поверить.

Правда этого утверждения поразила Бо. Он сделал ставку на виновность Мэгги. Пока она оставалась виновной, не существовало запретных пределов. Ему не надо было беспокоиться о том, чтобы не проникнуть слишком глубоко. Не приходилось слишком тревожиться, вспоминая, как она сидела одна, сжавшись в комок, в тот первый день. Только она не собиралась допустить, чтобы он свалил вину на нее и ушел.

И его совесть тоже.

Возможно, Мэгги и не заслуживала, чтобы сомнения толковались в ее пользу, но она, по крайней мере, заслуживала объективность. До тех пор, пока Бо не сможет доказать ее вину, он должен продолжать копать. Потому что если эти пожары устраивает не Мэгги, то у настоящего поджигателя развязаны руки. О такой вероятности он еще не подумал.

— Если не вы сожгли этот сарай, Мэгги, тогда кто? Я не очень-то верю в совпадения.

— Какое совпадение — я тоже. — Она впервые гневно повысила голос. — Поэтому позвонила именно вам. Так вы собираетесь заняться своим делом или собираетесь заковать меня в наручники и утащить в тюрьму, потому что я — удобная кандидатура?

Наступило неловкое молчание. Бо позволил фонарику скользить в ладони, пока в его руке не оказался только самый его кончик. В конце концов он включил его и тихо произнес:

— Мэгги, вы самая неудобная женщина из всех мне известных. До сих пор это ни капельки не влияло на мое отношение к вам.

Мэгги почувствовала, как эти слова проникли в нее, словно ракета с самонаводящейся головкой. Бо обладал этой властью — властью создавать интимность и превращать простой вопрос в нечто сложное и чувственное. В данный момент двусмысленности ей были ни к чему. Ей нужен был прямой ответ и ясная голова.

— Означает ли это, что вы мне верите?

Под ногами у Бо зашелестела трава, когда он повернулся, чтобы уйти.

— Это означает, что я собираюсь заняться своим делом. Это все, что я могу обещать.

Она смотрела ему вслед, не зная, выиграла она битву или проиграла войну. Интересно, можно ли вообще знать, на каком ты свете, имея дело с Бо?

— Пошли, детка, — Мэгги дернула за поводок. — Лучше сварим крепкого кофе. У меня такое ощущение, что он вернется с вопросами, и лучше нам подготовиться к этому.

Войдя в дом, Мэгги стянула сапоги у кухонной двери, сварила особый кофе — мокко с миндалем мелкого помола, используемый только в особых случаях, — и вынула из укромного места за бутылкой растительного масла хранящийся для той же цели пакетик печенья «Орео». Выложила его на керамическую тарелку и прибавила несколько зачерствевших песочных печений, потом села за стол в просторной кухне, имеющей форму буквы Г, и стала ждать.

Боковая дверь оставалась открытой: она должна увидеть свет, когда он подойдет к дому. И сможет разглядеть его самого. Это было важно. Она решила, что ее реакция на Бо была просто цепной реакцией. Может быть, если она заранее будет готова к его физическому влиянию, то сможет как-то контролировать этот процесс. Или, по крайней мере, управлять им разумно. Все это начиналось с мощного импульса, который пробуждал опасные чувства всякий раз, как она встречалась с Бо.

Этот человек обладал неоспоримой сексуальной привлекательностью, даже в глухую ночь, небрежно одетый и почти непричесанный. Этого достаточно, чтобы у любой женщины участился пульс. Его высокий рост и мощное телосложение создавали ощущение силы и мужества, из-за чего она по контрасту чувствовала себя невероятно женственной. Когда женщина чувствует себя женственной, гормоны пускаются в рост, как только что политый сад, а рациональное мышление испаряется. Именно тогда на поверхность всплывают опасные чувства.

Голос Бо поддерживал эту цепную реакцию и разгонял до огромной скорости. Дело было не в том, что он говорил, а в том, как он это говорил. Сознательно или неосознанно, но его голос представлял комбинацию нежного шелка и неукротимой энергии, которые выводили ее из равновесия.

Но сегодня ему это не удастся. Сегодня она будет готова. Мэгги схватила одно печенье и стала ждать, глядя в дверной проем. Старалась не думать о Бо. И о пожаре. И о цепной реакции. Но у нее ничего не получалось.

Сначала она заметила слабые проблески света от фонарика, падающие на ряды деревьев. Потом луч застыл, его свет раздробил фильтр из листьев магнолии. Он нашел тропинку Гвен и снятую жердь в ограде. Здорово. Она не задумывалась над тем, как это выглядит в глазах человека, рассматривающего мотивы преступления и возможности поджигателя. Проложенная тропка ни о чем не свидетельствовала, но подтверждала, что она легко могла прямиком пройти к сараю.

Еще одно свидетельство против нее.

Луч от фонаря снова пришел в движение, стал приближаться к дому. Когда он достиг края подстриженного газона, то мигнул и погас. Мэгги глотнула. Почему-то действия Бо напоминали ей о хищнике, выслеживающем жертву.

Светящиеся полосы его желтой куртки отражали свет лампы над крыльцом, когда он шел к дому.

— Мэгги? Скажите своей собаке, что я сейчас войду!

Мэгги посмотрела на Гвен, которая подняла на шум голову.

— Фас, девочка!

Вскочив, Гвен разразилась приветственным лаем. Команда «фас» была игрой, в которую они часто играли. Собака удивленно склонила набок голову, когда в дверях появился Бо, а не Кэролайн. Мэгги протянула руку и ободряюще обняла волкодава за спину.

— Жестокое разочарование, детка. Может, у него и нет для тебя лакомства, но все равно будь с ним поласковей. Входите, Бо, теперь вы в безопасности.

— Безопасность — понятие относительное. — Он прикрыл за собой дверь и постучал лопаткой по ботинкам, пытаясь стряхнуть липкую сажу. Это было безнадежное занятие, поэтому Бо прислонил лопатку к наружной стене и стащил ботинки.

— Я не буду в полной безопасности от Гвен, пока вы не перестанете напрягаться всякий раз, когда видите меня. Она это чувствует.

— Так перестаньте вызывать во мне напряжение.

Бо на долю секунды замер, и Мэгги поняла, что сказала что-то не то и не тому человеку. Лицо его застыло, глаза стали темными, как мокрая речная галька. Захлопнув за собой дверь, он подошел к столу и положил на него фонарь. Окинул Мэгги беглым взглядом, задержавшись на ее босых ногах, затем снова взглянул в лицо. Мэгги поборола инстинктивное желание поджать ноги под стул и сесть прямо. Она осталась в той же позе, обнимая одной рукой Гвен, хотя сердце билось где-то у нее в горле.

— Напряжение, — задумчиво произнес он и снял тяжелую куртку пожарника. У Мэгги пересохло во рту, когда она увидела игру мускулов, обтянутых спортивной рубашкой, обливающей его тело, словно вторая кожа. — Правильно ли называть это таким словом? Вы испытываете напряжение? Это слово кажется довольно безобидным, не правда ли? Напряжение…

Он произносил это слово, словно пробуя на вкус во рту, пока вешал куртку на спинку стула и наклонялся к ней. Добродушный философ исчез, его сменил человек, имеющий дело с суровой реальностью.

— Я многих заставляю испытывать напряжение, Мэгги. Забавно то, что… я ни разу не думал о том, чтобы лечь с кем-то из них в постель с целью снять напряжение.

Бо вцепился руками в спинку стула и ждал реакции Мэгги. Он высказался напрямик. Может быть, слишком напрямик, но он не намеревался провести еще одну беседу, кружась на цыпочках вокруг да около очевидного. Он хотел ее. Это не составляло особенной тайны со вчерашнего вечера, и будь он проклят, если позволит ей сделать вид, будто она не отдавалась поцелую так же страстно, как он.

Увидев румянец, заливающий шею Мэгги, Бо понял, что застал ее врасплох. На этот раз Мэгги потеряла дар речи. Ее щеки порозовели. Глаза внезапно стали казаться слишком большими для ее лица. Выражение на нем представляло собой смесь тревоги и желания. Невероятная комбинация, она задевала в нем многие струны.

Когда Мэгги наконец ответила, голос ее заскрипел, словно несмазанное колесо.

— Вы приехали… Приехали сюда потому, что хотели…

— Нет! — оборвал ее Бо, ибо их разговор уже вышел из области легких шуточек. Поэтому его ответ был серьезным. — Если мы ляжем в постель, это не внесет даже самой поверхностной ясности в наши отношения. Все гораздо глубже, Мэгги Мей. Но в ответ на ваш вопрос скажу, что приехал сюда потому, что когда женщина, охваченная тревогой, звонит в час ночи, то надо оторвать задницу от постели и попытаться помочь. Даже… — Он осекся, но было уже поздно.

— Даже если вы считаете ее поджигательницей, — закончила она за него. И вдруг отстранила Гвен и встала. Прежняя Мэгги снова владела ситуацией. — Ну, по крайней мере, мы вернулись на знакомую территорию. И… и не называйте меня Мэгги Мей. Хотите кофе?

— Если это вас не слишком затруднит.

Мэгги подняла брови и пошла за кофе.

— Бо, вы причиняете больше затруднений, чем любой из знакомых мне мужчин. И пока что я вас пускала в дом, несмотря ни на что.

Она принесла кофе и подала ему керамическую кружку, расписанную разноцветными яркими пятнами, словно нанесенными цветными мелками.

— Это верно, — признался он и сел к столу, пододвинув стул. — Вы ждали целую армию?

Мэгги замерла, уставившись на горку печенья на блюде, аккуратно сложенные салфетки, ложечки, сахарницу и молочник, словно они появились тут по волшебству без ее ведома. Господи! Она сама дала пищу для продолжения допроса. Вздохнув, она тоже присела к столу.

— Подливай масла в скандал, — произнесла она, вертя в руках свою чашку. — Вот пример одного из вредных советов моей матери. Мне понадобилось повзрослеть, чтобы понять — она переделала выражение «подливать масла в огонь».

— Возможно, ее выражение правильнее.

У Мэгги вырвалось не подобающее леди фырканье.

— Тогда это единственное, что она сделала правильно. Ей не удалось бы выиграть конкурс на звание лучшей матери года. Власти штата отобрали меня у нее, когда мне было восемь лет. Больше я ее никогда не видела.

— Мне очень жаль. — Бо помешивал сахар в чашке кофе со сливками, выжидающе поглядывая на нее.

Мэгги пожала плечами и сделала еще глоток.

— Не стоит. Это не было трагедией. Меня беспокоит только то, что я могу вспомнить всего пару детских домов и семей приемных родителей, но до сих пор стираю белье в том же стиральном порошке, который использовала мама. Покупаю тот же сорт маргарина и бумажных полотенец. Могу закрыть глаза и ощутить запах гардений.

Мэгги медленно зажмурилась, вызвав в памяти этот запах.

— Мне казалось, что эти духи делают ее неотразимой. Пробиралась в ее комнату и душилась ими, чтобы тоже стать красивой. — Она открыла глаза, но смотрела в прошлое, а не на то, что было перед ней. Подергала себя за нижнюю губу и продолжала: — Невозможно благоухать гардениями и не быть красивой, знаете ли. Только маме духи были для этого не нужны. Совсем. Она была из тех женщин, которые навсегда врезаются в память.

Смутившись, Мэгги осеклась и снова стала помешивать ложечкой кофе. Не в ее привычках было говорить о матери. Не в ее привычках было делать многое из того, что она делала в присутствии Бо. В данный момент Мэгги не была уверена, рассказывает ли о матери в стремлении отдалить необходимость отвечать на вопросы Бо или продлить его визит. Она опасалась, что верно второе. Когда она подняла глаза, Бо смотрел на нее с этим своим сочувствующим выражением на лице. С тем самым, которое ей хотелось считать подлинным, а не просто профессиональной уловкой следователя.

— Приемные родители? — спросил Бо. — Детские дома?

— О, да. Я их много сменила за свое детство. Сначала предполагалось, что это только на несколько месяцев. Пока мама не уладит свои дела. Наверное, это ей так и не удалось. Месяцы превращались в годы. Теперь они называют это «дрейфовать по приемным родителям». Если бы я знала, что меня собираются забрать у нее, я бы, наверное, солгала, когда моя учительница во втором классе начала задавать вопросы.

Бо слишком хорошо помнил эти вопросы. Только он-то лгал, когда его спрашивали, завтракал ли он или стирает ли мама его одежду. Придумывал истории о семейных потрясениях и предлоги тому, почему он никогда не приглашает друзей к себе домой. Избегал детей, чьи мамы забирали их из школы на блестящих новых автомобилях, потому что они бы стали его жалеть. Он даже сам расписывался в своем дневнике начиная с младших классов.

Это были плохие три года.

Внезапно Бо почувствовал, что надо сменить тему. Ему не хотелось совершать путешествие в глубины памяти и определенно не хотелось иметь еще один повод для сочувствия Мэгги.

— Послушайте. Уже поздно. Давайте с этим покончим.

Мэгги съежилась от этого холодного, бесчувственного приказа. На какое-то мгновение она забыла, что Бо не ее друг, с которым можно поговорить по душам до рассвета.

— Вы правы. Простите, что наскучила вам. Как глупо с моей стороны! Я забыла, что вас интересует только возможность затащить меня в постель или засадить в тюрьму.

В его глазах промелькнул гнев, но он ничего не ответил.

— Так давайте покончим с этим, Бо. Что вы нашли в сарае? В какую неприятность я теперь попала?

— Я ничего не нашел в сарае. Но поскольку пожар начался ночью и нет свидетельств тому, что в сарае хранились горючие материалы, думаю, можно исключить самовозгорание.

Отодвинувшись от стола, Мэгги схватила блюдо с печеньем как раз в тот момент, когда он потянулся за одним из них.

— Да, давайте исключим самовозгорание. Мы ведь не хотим, чтобы все было так просто.

— Кому принадлежит этот участок? — Он повернулся на стуле, чтобы не выпускать ее из виду.

Она поставила блюдо на кухонный стол и стала искать большую пластиковую коробку, на которой еще сохранилась крышка, чтобы сложить в нее печенье. Не нашла и удовлетворилась миской и алюминиевой фольгой.

— Это для меня загадка. Он продавался около двух лет назад. На объявлении стояло название «Холкем Риэлти». Уверена, что они могут вам сказать, кто владелец и продали ли они участок.

Мэгги ссыпала печенье в миску.

— Только толку от этого не будет. Мы с вами оба знаем, кто бы ни был владельцем, ему глубоко наплевать на этот сарай. Возможно, участок только вырастет в цене без него. Владелец не стал бы поджигать сарай ради страховки. Чтобы ее получить, необходимо что-то застраховать, а ни одна страховая компания в мире не застраховала бы эту развалюху.

— По-видимому, вы хорошо разбираетесь в страховках, Мэгги.

Она метнула в него испепеляющий взгляд.

— Составляла заявки на получение страховок, чтобы заработать деньги на детский садик. Господи, Бо, у меня есть телевизор, и я не тупица. Не надо быть ученой, чтобы догадаться.

Бо не стал спорить. Просто задал следующий вопрос:

— Ваше дежурство с семи до трех?

— Да. — Она смела крошки в раковину и вымыла свою чашку из-под кофе. Мэгги не была такой уж прилежной хозяйкой, но сейчас возня с бессмысленными делами по уборке давала ей возможность игнорировать пристальное внимание Бо.

— Большинство людей при таком расписании спало бы в час ночи. Почему вы не ложились, Мэгги? Страшный сон? Бессонница?

— Интересная книга.

— Какая?

— Путеводитель по Ирландии! — Она швырнула губку на столик. — Не помню ее точного названия. Она лежит на тумбочке у кровати. Хотите на нее взглянуть?

— Да. Действительно хочу. Я пойду с вами.

Когда он поднялся, до Мэгги дошло, что он только что вежливо обозвал ее лгуньей. Что еще хуже, она сдуру пригласила Бо Грейсона посетить свою спальню, и он принял приглашение.