Джессика осталась совершенно неподвижной, когда Салли резко обернулся. На мгновение молния очертила его силуэт на фоне дверного проема. Когда вслед за этим раздался удар грома, сила духа покинула ее, оставив в темноте наедине с мужчиной, который знал слишком много ее тайн.

Наступил момент, который подразумевают, когда говорят "разверзлась бездна ада". А Салли запросто мог сыграть роль дьявола.

— Спасибо? — повторил он очень тихо, приближаясь к ней. Его ледяной голос пробрал ее до костей. — Спасибо? Ты имеешь представление, чего мне это стоило — стоять там, пока Изон, развесив уши, выслушивал твою ложь? Пожимать плечами, когда он сказал, что не стоит возиться с баллистической экспертизой? Ты убила человека, Джесси, и какими бы вескими ни были твои основания, мы оба знаем, что я позволил тебе выйти сухой из воды. И ты ничего мне не хочешь сказать, кроме "спасибо"?

Он пинком оттолкнул с дороги кофейный столик и рывком поднял ее с кушетки.

— Ты скажешь мне больше. Скажешь правду. Хватит увиливать. Как ты думаешь, сможешь это сделать, Джесси?

— Нет.

Это был самый неудачный из всех ответов. Но это было правдой. Его пальцы крепче сжали ее плечи. Она решила, что он будет ее трясти, но Салли этого не сделал. Когда ее глаза привыкли к темноте, она увидела на его лице отражение внутренней борьбы. Это была та же борьба, которую она замечала на его лице всякий раз, когда он к ней прикасался.

Все вопросы внезапно исчезли. Гнев растворился в предвкушении. Осталось только желание, которое питали воспоминания о том последнем разе, когда Салли к ней прикасался.

Он предупреждал ее в Хьюстоне, что произойдет, когда его гнев исчезнет. На этот раз она не убегала. Она нуждалась в нем, в его силе, в том, за что можно ухватиться в этой темноте.

Ей больше не хотелось быть одной. Хотя бы на время, пока хочется что-то значить для другого человека. Пока не наступит завтра. Пока не попадет в ловушку, которую сама себе расставила.

Джессика медленно подняла руки, положила ладони к нему на грудь и подалась вперед. Она видела, как двигаются мышцы у него на лице, как он цепляется за остатки своего гнева.

— Это ничего не изменит, — сказал он ей, еще сильнее сжимая плечи, удерживая на расстоянии.

"Нет, изменит. Это все изменит".

Но она не стала возражать; просто продолжала придвигаться все ближе, ожидая, когда он проиграет битву, которую сама она уже проиграла. Убегали секунды, и ей приходилось признать, что его сила воли крепче, чем ее, и ей в конце концов пришлось его подтолкнуть.

— Почему бы тебе не перестать думать об этом, а просто сделать это, Салли? — спросила она. — Ты почувствуешь себя лучше. Я почувствую себя лучше. Мы оба…

Салли не дал ей договорить, своим ртом прикоснувшись к ее манящим полураскрытым губам. Как только он приник к ней поцелуем, вихрь желания закружил ее. Именно этого она и хотела — его жара, проникновения в себя его напряженного тела, чтобы одиночество отступило, чтобы она почувствовала себя желанной.

Но Салли сопротивлялся. Он все еще контролировал ее, отталкивал от себя, позволяя ей завладеть только своими губами. На этот раз она хотела получить все. Но когда она попыталась расстегнуть его сорочку, он схватил ее за руки и прервал поцелуй.

— Ты не права, Джесси. Это моя игра. Ты хочешь, чтобы я "просто сделал это"? Так не получится. Со мной не получится. Это займет некоторое время. — Салли завел ей руки за спину. — Я скажу тебе, чего хочу, когда я этого захочу. Таковы правила, Джесси. Все еще хочешь поиграть?

Его голос разлился в ней, как ртуть, делая тело тяжелым и непослушным. Джессика и не помнила, когда ей хотелось близости с мужчиной больше, чем сейчас. Она не рискнула говорить, не доверяя своему голосу. Это была та точка, после которой нет возврата. Салли очень ясно дал это понять. Она глубоко вздохнула и кивнула.

Когда Салли понял, что Джесси сдалась, он улыбнулся и отпустил ее.

— Сними рубашку.

Она скосила глаза в сторону спальни для гостей.

— Но Айрис…

— Она крепко спит, иначе гром уже разбудил бы ее. Снимай футболку. Не говори мне, что стесняешься. — Он понизил голос. — Мы оба знаем, что это не так. И я уже видел однажды, что там, под ней. Мне просто хочется еще раз взглянуть.

Сложив на груди руки, Салли ждал. Когда она потянулась к подолу майки, он почувствовал, как желание охватывает его. Когда она приподняла майку, свет молнии залил комнату, и, несмотря на все свое самообладание, Салли пришлось медленно выдохнуть сквозь зубы, чтобы удержаться от стона.

Она была чертовски близка к совершенству, если вам нравятся женщины с формами. А Салли такие нравились.

— Не хватает пистолета, — заметил он внезапно севшим голосом, когда она стянула майку через голову и бросила ее на кушетку.

— Обычно я его не беру с собой в постель, — ответила она шепотом.

— Мне повезло.

Салли провел пальцами по одной из бретелек лифчика вниз, потом по выпуклости ее груди к центру глубокого выреза. Он почти не отличался по цвету от ее кожи, имел только чуть более темный оттенок и застегивался спереди. Одно неосторожное движение, и она выпадет из этой штуки.

Он позволил пальцам поиграть шелковым бантиком, под которым скрывался крючок, и получил удовольствие, услышав, как прервалось ее дыхание, когда ее пальцы скользнули под застежку. Внезапно Салли опустил руку и сказал:

— Расстегни его. Больше ничего. Только расстегни.

Так как было темно, он не был совершенно уверен, но ему показалось, что ее руки дрожали, пока возились с крючком. Он нетерпеливо оттолкнул их и сам расстегнул его. Потом принялся за пуговицы собственной рубашки, а Джесси в это время пыталась сообразить, куда девать руки и глаза.

Давно уже ему не доводилось быть с женщиной, которая еще могла нервничать по такому простому поводу, как секс.

Ее руки перестали нервно сжиматься и разжиматься, когда он добрался до застежки на поясе джинсов. Джессика наклонила голову, не отрывая от них взгляда. Салли вытащил сорочку из брюк, продолжая расстегивать ее. Он распахнул полы рубашки и потянулся к краям ее лифчика. Одним движением развел в стороны чашечки и притянул ее к себе.

Легкая дрожь ее тела и вздох, который вырвался у нее, когда ее грудь коснулась его обнаженной кожи, чуть не доконали его. Он взял ее за подбородок и увидел, что глаза Джессики закрыты, и внезапно это перестало быть волнующей игрой, борьбой за первенство. Джесси не играла. Это был не просто секс. Это было нечто настоящее, и Салли почувствовал, что теряет власть над собой, почувствовал, как твердая почва у него под ногами превратилась в зыбучий песок.

Неизвестно, чего ожидала Джессика, но только не этого. Не ожидала, что утонет в ощущении близости его разгоряченного тела, прижавшегося к ее телу. Соски покалывало. Это ощущение передавалось по нервным окончаниям и накапливалось между ног. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы удержаться и не попросить Салли прикоснуться к ней, чтобы не тереться грудью о поросль волос у него на груди.

У Салли были свои правила, и он не собирался их нарушать.

Когда он поднял ее лицо за подбородок, Джессика поняла, что должна открыть глаза, должна встретить его неизбежно насмешливый взгляд с таким же вызовом, но не смогла. Ей хотелось притворяться, что Салли испытывает к ней нечто большее, чем простая похоть. Если она откроет глаза, то больше не сможет притворяться.

Первый поцелуй был нежен. Не больше, чем простое соприкосновение губами. Джессика едва не застонала от разочарования. Все, что она получила за свои страдания, — поцелуй в плечо, когда он снимал с нее лифчик. Ее руки обвились вокруг него, повторяя движения его пальцев, которые исследовали ее затылок. С каждым поглаживанием его рот сдвигался еще на дюйм вдоль плеча по направлению к шее.

Потом Салли положил ладони на ее талию и стал поднимать их выше, пока большие пальцы не смогли поглаживать ее высокую грудь. Джессика тоже передвинула руки, скользнула ими по его бицепсам к плечам и открыла его прикосновениям еще больший участок своего тела. Его губы нащупали жилку, бьющуюся на шее, но, очевидно, он собирался заставить ее подождать еще.

Джессика не была уверена, удастся ли ей это. Ее пальцы зарылись в его волосы.

— Салли, пожалуйста.

Она никогда раньше не произносила слов, так похожих на мольбу.

Он обхватил ладонью ее грудь, слегка приподнял ее, провел большим пальцем по кончику, а его губы одновременно спустились вниз с шеи и захватили сосок в сладостный плен. Джессика старалась не издать ни звука. Но все же она тихо застонала, почувствовав его первый поцелуй. Его рот был таким горячим, жадным и настойчивым… Она чувствовала, как каждое движение его губ эхом отражается у нее между ногами, чувствовала, как там становится мокро.

Когда Салли оторвался от ее губ и резко подхватил ее на руки, чтобы отнести в свою спальню, Джессика даже испытала облегчение, получив передышку от потрясающих ощущений, грозящих захлестнуть ее с головой. Но передышка оказалась не слишком долгой.

Салли опустил ее на ноги, закрыл дверь, прижав Джессику к ней спиной, и резко захватил ее губы своим ртом, одновременно сбрасывая рубашку.

Она воспользовалась моментом и провела ладонями по его груди, пока он не успел оттолкнуть их, наслаждаясь ощущением упругих волосков под своими пальцами. Когда его руки освободились, он не остановил ее. Джессика догадалась, что он расстегивает джинсы. Дрожь пробежала по ее телу, когда она ощутила твердую плоть. Тонкие леггинсы были все равно, что вторая кожа.

Салли пришлось остановить Джесси, когда ее руки потянулись к его ширинке. Он обхватил ее запястья и вернул руки обратно к себе на грудь. Ей можно прикасаться к нему, но нельзя торопить неизбежное. В данный момент он сражался за каждое мгновение, стремясь продлить его.

В его руках она была чудом, мягкая и податливая, откликающаяся на его прикосновения так, словно никогда прежде не подходила к самому краю. Салли этого хотел; хотел подвести ее так близко к беспамятству, чтобы, когда он войдет в нее, достаточно было одного толчка, чтобы она полетела в пропасть.

Положив ладонь на ее живот, он почувствовал, как напряглись ее мускулы, но на этот раз ему не пришлось просить. Она раздвинула ноги, пропуская его к себе. Ее трусики были такими тонкими, что он мог чувствовать ее жар и биение ее желания в своей ладони.

Медленно продолжая томительную ласку, Салли запустил руки под резинку у пояса ее леггинсов и стянул их вниз. Единственной реакцией Джесси стал резкий вздох, а Салли начал целовать ее гладкий живот, и губы его продолжали свое движение, а руки настойчиво разводили бедра в стороны. Когда он коснулся языком ее трепещущей кожи, она замерла, догадавшись, наконец, что он собирается делать.

Но не сказала "нет".

Салли описал круг языком, но вынужден был остановиться, так как его собственное самообладание начало ускользать, когда она затрепетала под его прикосновением. Страсть росла в нем так быстро, что ему пришлось на мгновение прижаться лбом к ее животу и переждать. Вернувшись прежним путем к ее груди, ямке между ключицами и наконец к ее губам, Салли подумал, что не помнит, чтобы ему прежде приходилось сдерживать себя. Не было пока в его жизни такой женщины, которая могла разрушить его самоконтроль, даже не притронувшись к нему.

Вот почему Джесси так опасна. С того мгновения, как он ее увидел, она обладала властью разрушать его сдержанность. Он всю жизнь боролся с эмоциями, и вот теперь нашел женщину, которая смогла заставить его чувствовать, заставила хотеть раствориться в ней.

При каждом соприкосновении их губ Салли подталкивал ее к кровати. Мягким толчком опрокинув ее на кровать, Салли стал избавляться от джинсов.

Теперь ее глаза были широко открыты, и внезапно их взгляд стал настороженным, когда он опустился на колени у нее между ног. Она открылась для него, но ее дыхание было частым, а мышцы живота напряглись под его рукой. Когда его твердая плоть уперлась в ее шелковистые складки, она дугой выгнула спину и закрыла глаза.

Но Салли все еще сдерживался, действовал медленно, он хотел быть уверенным, что она готова его принять. Дразня ее, он проводил пальцами по бедрам, вверх и вниз. Он чувствовал, как с каждым кругом, который описывали кончики пальцев, ее желание все разгоралось, грозя превратиться во всесокрушающее пламя.

Когда наконец она подняла бедра навстречу ему, Салли проиграл битву и погрузился в нее. Услышал, как она резко ахнула, как тонкая преграда — доказательство ее девственности — порвалась от его толчка, но было уже слишком поздно. Ничего нельзя было теперь изменить. Салли замер, боясь шевельнуться, чтобы не кончить. И боясь не шевелиться из опасения, что делает ей больно. Буря, которая бушевала снаружи, не шла ни в какое сравнение с той, которая бушевала в нем самом. На него нахлынуло понимание того невероятного факта, что Джесси принадлежит только ему, и больше никому. Еще один кусочек души ускользнул от него.

Он вгляделся в ее лицо, уверенный, что увидит на нем сожаление. Но не смог определить этого, потому что глаза Джесси были закрыты так же плотно, как и прежде. Но бедра ее медленно начали двигаться, испытывая его, заставляя придержать ее, опасаясь, что исчезнет последняя крупица его самообладания.

— Посмотри на меня, Джесси, — приказал он, и напряжение в его голосе было очевидным даже для него самого.

Она медленно открыла глаза, но в них не было ни сожаления, ни страха. Только страсть и ожидание. И доверие. Это сочетание оказалось смертельным. Когда он слегка отодвинулся, она втянула воздух, всхлипнув от разочарования, а не от боли. А когда снова вошел в нее, она издала вздох облегчения.

— Еще, — просила она тихим, словно вздох, голосом.

С каждым толчком Салли все убыстрял темп, пока не почувствовал, что ее тело подхватило его ритм. Желание достичь освобождения мучило их, они никак не могли получить его, оно приближалось с каждым разом, как он заполнял ее собой. Ее взгляд ни разу не дрогнул. Он ни разу не подумал о том, чтобы остановиться. Да и не смог бы.

Наконец глаза Джесси снова закрылись, а спина выгнулась дугой. Руки вцепились в края подушки, и она простонала его имя так тихо, что он едва расслышал. Потом она ахнула, но все равно он не был готов к сотрясающей все тело Джесси дрожи удовлетворения.

Ее оргазм потряс его, погрузил в наслаждение, которое разрушило всю его сдержанность. Когда ее восторг проник в его душу и необратимо связал с ее душой, из горла Салли вырвался хриплый стон. Его самого начала сотрясать дрожь наслаждения, заставляя двигаться мощными толчками, отказавшись от всякой попытки контроля. Существовала только Джесси, дрожь ее тела под ним, ощущение сжимающей его плоти, когда он выплеснулся в нее. Так глубоко, как только мог проникнуть.

Раскаты далекого грома замерли, когда Салли наконец вынырнул на поверхность. Реальность позвала его, как всегда, и впервые в жизни ему пришлось сделать над собой гигантское усилие, чтобы оторваться от женщины. Если он не отодвинется на некоторое расстояние, то снова будет заниматься с ней любовью, а он не мог так рисковать. Он уже проиграл Джесси достаточно большую часть самого себя.

К тому времени, как он натянул джинсы и поднял свою рубашку, собираясь предложить ей, Джесси свернулась клубочком в изголовье его кровати, прижав к себе обеими руками подушку из соображений скромности. Ее вид потряс его до глубины души. Ему хотелось успокоить ее, хотелось снова оказаться в ней. Она принадлежит ему. Он никогда не предполагал, что такое возможно.

Если ему был необходим визуальной образ того, что произошло в действительности, то лучшего он и придумать не смог бы. Нельзя отрицать, что Джесси отдалась ему, изменив всем своим обычаям. Слепо веря, что он не причинит ей вреда.

Потрясенный, Салли понял, что она не могла доверить ему правду, поэтому отдала то единственное, что могла дать. Себя. А он этого не заслуживает. Джесси должна была сберечь себя для человека, который умеет любить. Он же ничего не мог предложить ей.

Тревога неожиданно сжала его сердце. Джесси позволила ему шагнуть прямо в ловушку. Она намеренно положила в эту ловушку приманку. Но сексуальные чары захватили их обоих. Она не представляет себе, на что он способен, не представляет, чем рискует, уничтожая контроль, который сдерживает тьму.

Не сказав ни слова, он бросил ей свою рубашку и вышел из комнаты. Ему невыносимо было смотреть на то, что не должно принадлежать ему. Он имел дело с жестокими, темными сторонами жизни. Его душа обладала способностью к насилию, с которой он боролся каждый день. Он был плохим до мозга костей, а Джесси заслуживает лучшего. Любая женщина заслуживает лучшего. Джессика поймала рубашку, которую он кинул ей, не понимая, что же случилось. Он снова был полон гнева. Она сделала непростительную вещь. Соблазнила Салливана Кинкейда и заставила его потерять контроль над собой. Она ожидала от него чего-то настоящего и получила. Теперь ей оставалось только держаться за это. По крайней мере, в дальнем уголке своего сердца, куда никто не может заглянуть.

Натягивая его рубашку, Джессика закрыла глаза и прижала воротник к своему лицу. Салли. Каждая клеточка ее тела помнила его прикосновения, короткое мгновение боли, ощущение его горячей плоти внутри себя, невероятное выражение благоговения и нежности на его лице, когда он заставил ее открыть глаза. Ему хотелось этого соединения, хотелось знать, что здесь нет ошибки, что она принадлежит ему.

В тот момент, впервые за долгое время, она почувствовала себя в безопасности, поняла, что кому-то нужна. У Салли был настоящий талант — давать обещания одним прикосновением, одним взглядом. С ним она была бы в безопасности, но это обещание также означало, что она не может в него влюбиться. Только не в Салли. О нет, этот человек был сам по себе. Он не позволил бы любить себя.

"Да поможет Господь любой женщине, которая полюбит этого мужчину! "

Да поможет Господь ей самой, потому что она, кажется, оказалась этой женщиной.

Джессике дороги были те мимолетные узы, которые возникли между ними, когда он вошел в нее. Когда он, наконец, полностью подчинился тому, что между ними произошло. Когда он нуждался в ней, чтобы встать на якорь и вернуться домой. Она хотела, чтобы он вернулся навсегда.

"Хотела луну с неба! " Хотела получить звезды, но ад обещал быть более реальной наградой.

Их близость все изменила, но ничего не решила. Проблемы остались те же. Все еще надо было защитить Айрис, спасти Фила Мунро и лгать. А потом, когда все кончится, если она останется в живых, надо собраться с духом и сказать правду.

Салливан Кинкейд мог простить ложь, убийство взломщика, попытку спасти Фила, но никогда не простит прошлого. Для него она всегда будет убийцей. Убийцей на службе правительства, но все равно убийцей.

Салли не очень-то умеет прощать. Ни себя. Ни окружающих. Зная это, она вышла из спальни, чтобы встретиться лицом к лицу с человеком, в которого влюбилась. А надо было притворяться, что не произошло ничего из ряда вон выходящего.

За спиной у Салли скрипнула дверь, но он не доверял себе настолько, чтобы обернуться. Гроза миновала, двинулась в глубь материка, и теперь над океаном сиял лунный свет. Салли уставился на пляж, на откатывающиеся волны, оставляющие на песке ручейки из жидкого серебра. Это напомнило ему о том, как Джесси принадлежала ему, оставив в нем яркие, чувственные воспоминания, которые никогда не исчезнут.

Он почти ненавидел ее за это.

Его первые слова были намеренно грубыми. Ему наплевать. Доза реальности никому еще не повредила, а вот разочарование, напротив, могла погубить. Они погубили его мать. Джесси лучше знать расклад, даже если он вынужден будет насильно вдолбить ей правду, как последний сукин сын.

— Ты глупа, если считаешь, что можешь доверить мне свое сердце.

— Ну, по крайней мере, ты считаешь, что у меня оно есть. Поэтому, полагаю, это лучшее начало беседы, чем тогда, когда ты обозвал меня бессердечной сукой, — парировала она.

Салли невольно улыбнулся и так погрузился в подробности истории с девственностью Джесси, что забыл, что у этой невинной розы имеются шипы. Она использовала острое словцо, как внешнее прикрытие внутренней невинности. Он прятал свою истинную сущность за полицейским значком и белой шляпой. Они — две стороны одной монеты.

Обернувшись к ней лицом, Салли прислонился к влажным перилам, ухватившись за них пальцами. На ней была его рубашка, рукава закатаны, а ноги видны почти во всю длину. Пробор в волосах неровный, она явно расчесывалась пальцами. Иррационально, но тот факт, что она выглядела точно в соответствии с истиной — как женщина, которой только что овладели, — снова рассердил его. Напомнил ему о том, что Джесси им манипулировала.

— В этой рубашке ты представляешь собой прекрасную мишень, — резко бросил он.

— Не имеет значения. Дом копа — это последнее место, где меня будут искать.

— Почему это?

Она указала ему на очевидное.

— Люди моей профессии избегают встречи с законом.

— Ах, да. Я на минуту забыл, что ты наемный убийца, а не голубоглазая невинность, — ответил он тоном, полным сарказма. — Тебе придется мея я простить, если я слегка рассеян. Не могу даже припомнить, был ли я у кого-нибудь первым. — И вбил последний гвоздь, прибавив: — И я не могу себе представить, чтобы такую подробность можно было забыть, как ты считаешь?

— Я и не забыла.

— И все же ты не сказала мне ни слова. А тебе не кажется, что я имел право это знать?

— Ты бы не тронул меня пальцем, если бы я тебе сказала? — с насмешкой спросила она.

Салли оттолкнулся от перил, злой, как черт. Потому что Джесси была права. Он бы и близко не подошел к ней, если бы знал об этом.

— Черт побери, Джесси, я даже не предохранялся.

— С медицинской точки зрения я здорова.

— Ну, если ты действительно здорова, то нам грозят крупные неприятности, — огрызнулся Салли.

Судя по тому, как дрогнули ее брови, об этой возможности она не подумала. А Салли не раз размышлял о ней, тщательно обдумал и отверг. В Салливане Кинкейде не было качеств, необходимых отцу. У него их в генах не было заложено.

— Я тебя ни о чем не прошу, — тихо ответила она. — Никаких обязательств. Мы просто занимались сексом.

По глазам Салли она поняла, что он считает ее лгуньей. Секс был всего лишь небольшой частью того, что между ними произошло

— Почему мы не можем оставить все на этих условиях? — спросила Джессика.

Потому что Салли не мог и не хотел этого. Он должен все знать.

— Почему я?