— Почему? — требовательно спросил граф.

Граф был упрям, как стадо из двадцати ослов в дурном расположении духа. Чендос не мог оказать большой поддержки Джиму, разве что время от времени мягко повторял доводы Джима, почему графу следует встретиться в лесу с Мнрогаром.

— Потому что, — в который раз терпеливо произнес Джим, — как я уже объяснял, лучше один большой тролль в подземелье замка, чем много мелких троллей, кишащих в твоих лесах, пожирающих твою дичь, а возможно, и твой скот и даже твоих арендаторов и работников. Этот известный тебе тролль, который охотится на твоих землях, довольствуется лесной дичью. Несмотря на свои размеры, он ест меньше, чем способна сожрать дюжина троллей помельче.

— Но это моя земля, черт возьми! И мой долг освободить ее от троллей

— любых троллей. Вместо того, чтобы договариваться с ним, мне следует с отрядом своих вассалов затравить его на охоте и убить.

— Он считает, что это его земля, — сказал Джим.

— Чепуха! — бушевал граф. — Тролли не могут владеть землей! Моя семья живет здесь еще с римских времен!

— Он утверждает, а его размеры дают основания верить ему, что живет здесь уже тысячу восемьсот лет. Таким образом, он владел этой землей еще до того, как сюда пришли римляне.

— Тролли не могут владеть землей! — повторил граф.

Они вновь вернулись к исходной точке. Граф замкнулся на этом доводе и ни на шаг не отступал от него.

Джим подумал, что, хотя граф достаточно храбр — взять хотя бы спуск к конюшням в сопровождении только двух вооруженных воинов, чтобы посмотреть на великана, который, по слухам, там живет, — у него было достаточно времени, чтобы подумать, вспомнить свои года, свой вес, свой давно заброшенный меч и решить, что гораздо удобнее встретиться с троллем, приведя с собой небольшой отряд воинов. Особенно, если речь идет о долге.

Короче, благоразумие явило свой безобразный облик в душе графа, которая в других отношениях была бесстрашна.

Джим подумал было упомянуть, что Каролинус во всеоружии своей магической науки будет охранять их и наблюдать за переговорами. Но он понимал, что на переговорах не должно быть никого, кроме уже названных лиц. В противном случае граф ухватится за возможность пригласить своего наблюдателя из числа тех, кто, по его мнению, должен присутствовать, и тогда переговоры уже не состоятся.

Мнрогар, несомненно, тоже не придет, если появятся не оговоренные с ним представители. Тролль, возможно, смирится с присутствием Арагха. Но, если явится кто-нибудь еще, он, скорее всего, исчезнет до того, как будет произнесено его имя.

Подлинная проблема заключалась в том, что ни у Мнрогара, ни у графа не было никакого желания договориться. Но они должны договориться. Джим вновь вернулся к своим доводам, на которые он не слышал ответа:

— Если ты отделаешься от Мнрогара, милорд, ты не только окажешься перед фактом, что в твоем лесу много троллей, но и никогда не выяснишь, кто из гостей — переодетый тролль.

— А откуда ты знаешь о нем? — прорычал граф. — Все, что нам известно, рассказал этот Мнрогар или как его там, А слово тролля — тьфу!

Джим заметил, что вокруг слишком много этих «тьфу», или, возможно, раньше он не обращал на это внимания.

— Вряд ли тролль, живущий в подземелье замка, настолько обезумел, чтобы трясти стены, готовые обрушиться на него самого, если не предположить, что среди нас находится другой тролль, — мягко вставил Чендос.

Граф повернулся к нему.

— Нет, сэр Джон. — Граф выглядел еще более недовольным, он понимал, что у него нет достойного ответа на слова Чендоса. — Это возможно. Я не совсем уверен. Знаю только, что этот тролль находится внизу, под нами.

— Да, милорд, — сказал Джим, — но твои действия в отношении этого тролля несколько ограничены. Если ты спустишься вниз с воинами, он ведь может исчезнуть. Но он не исчезнет навсегда. Правда, он выходит поохотиться в лесу, но, чтобы поймать его там, нужна большая удача. Он может выйти и между двумя приемами пищи, ведь он довольно много ест. Скорее, его можно обнаружить, если найти место, где тоннель выходит в лес. Но ведь если поставить там часового, тролль обнаружит его до того, как выйдет из тоннеля, и тогда он выроет еще один тоннель, прямо из своей берлоги. Короче, ты больше выиграешь, если поговоришь с ним, и меньше — любыми другими средствами.

— Но у меня есть мой долг! — рявкнул граф. Он посмотрел на Чендоса:

— Есть у меня долг, сэр Джон?

— Несомненно, милорд, — утешил его Чендос. — С другой стороны, долг можно рассматривать с разных точек зрения. И может вполне оказаться, что переговоры с твоим троллем из подземелья — лучший способ выполнения этого долга.

— Ты так считаешь? — спросил граф. У него не было длинной бороды, как у Каролинуса, чтобы жевать ее, выражая недовольство в подобных случаях. Но Джиму показалось, что, будь у графа борода, он бы ее жевал.

— Конечно, милорд, — быстро сказал Джим, надеясь, что обнаружил брешь в обороне графа. — Вообще говоря, ты единственный, с кем тролль согласен иметь дело. Он, конечно, не будет говорить ни с кем, кроме тебя, и предварительные переговоры, скорее всего, абсолютно необходимы для той цели, которой ты хочешь добиться, — не допустить дальнейшего расшатывания замка, не допустить появления новых трещин в стенах.

— Ты знаешь об этом? — рявкнул граф, наливаясь яростью. Брови его сдвинулись.

— Да, милорд. Каролинус мне рассказал.

— Ax… гм, — вздохнул граф, успокаиваясь.

— Я как раз хотел сказать, милорд, — продолжил Джим, — что для того, чтобы обнаружить неизвестного тролля, несомненно, нужна предварительная беседа. Она возможна только на самом высоком уровне, между живущим в замке троллем и тобой.

— Предварительная беседа? — Граф широко раскрытыми глазами уставился на Джима.

— Переговоры, — объяснил Чендос.

— Ах, переговоры, — протянул граф. — Что ж, я полагаю, существует…

— Правда, — задумчиво, словно только для себя, заговорил Чендос, — подобного прецедента нет. Сомневаюсь, чтобы какой-либо граф где-либо в мире вел когда-либо переговоры с троллем столь преклонного возраста, троллем, который жил здесь, когда римляне правили нашим островом. Вообще говоря, я в этом уверен. История сохранила бы столь необычное событие. Имя графа было бы не только большими буквами вписано в монастырские хроники, но и осталось бы в памяти простого народа…

— Гм…— Граф, прочистив горло, вопросительно посмотрел на Чендоса, который разглядывал, что-то вдали и не хотел встречаться с ним глазами. — Его имя осталось бы в памяти? Да-да. Полагаю, так и произошло бы, конечно, случись такое. Да, ты совершенно прав.

Мысли галопом неслись в голове Джима. Брешь, которую он обнаружил в позиции графа, была очень умно использована Чендосом для того, чтобы задеть тщеславие хозяина замка. В этом мире четырнадцатого столетия, как обнаружил Джим, людей отличала важная черта: все они были несостоявшимися актерами. Наследный принц, например, мог разбрасываться милостями и подарками направо и налево, как ему заблагорассудится. И делал это, несмотря на все попытки сдержать его. Он чувствовал себя вправе, ведь это по-королевски. И какую бы роль судьба ни уготовила человеку, он играл ее до конца.

Каждый король хватался за любую возможность выглядеть большим королем, чем прочие. Каждый принц стремился быть большим принцем, и так далее, включая и графа. Это распространялось и на людей более низкого ранга, каждый стремился показать себя больше и лучше, чем другие из его сословия. Вот и сейчас граф Сомерсетский, стоя перед Джимом, уже видел, как монахи вписывают его имя в хроники. Перспективы намечались самые радужные. Граф был рыцарем и должен всю жизнь оставаться рыцарем, а способы попасть на главную сцену были весьма опасны, и на это надо еще осмелиться. Таким образом, к тому времени, когда люди, подобные графу, сэру Брайену или сэру Гаримору, созревали, чтобы перейти из сквайров в рыцари, они хватались за малейшую возможность, едва перед ними блеснет луч надежды. Цена раны или даже смерть легко забывалась в предвкушении удачи. Ясно, что графом сейчас владели такие мысли.

Однако за последние десять лет граф успел осознать, что в жизни есть и иные ценности, кроме меча и копья. Это осознание вместе с пониманием, что жизнь хороша, что он может прожить еще довольно много лет, заставили графа отступить перед соблазном войти в хроники.

Джим рискнул продолжить игру. Граф еще оборонялся, но именно сейчас или никогда надо подтолкнуть его в нужном направлении. Джим намеревался по возможности не посвящать графа в то, что Каролинус и Арагх хотят участвовать во встрече. Джим решил прощупать почву просто потому, что не доверял графу, полагая, что известное ему может стать достоянием всех.

Если бы граф поклялся не разглашать сказанное Джимом, все было бы надежнее. Но попросить графа дать такую клятву было бы худшим из оскорблений. Тот мог заартачиться и заявить, что его слова вполне достаточно, и вообще-то так, наверно, и есть, но Джим все же сомневался.

— Не соблаговолит ли милорд пройти к бойнице? — сказал он.

Они находились в верхней комнате башни, и из бойниц открывался прекрасный вид на фасад замка и поле между зубчатой стеной и опушкой леса.

— Зачем? — рявкнул граф.

— Я хочу кое-что показать милорду. Это очень важно и должно остаться тайной, если ты позволишь мне…

Граф издал недовольное ворчание, но подошел к бойнице и глянул в нее.

— Видишь, милорд, вот здесь, за зубчатой стеной, за опушкой леса, небольшой проход между деревьями? Возможно, он узок для того, чтобы два благородных человека могли сразиться на копьях, но во всех остальных отношениях это прекрасное место. Вокруг густые заросли, за исключением той стороны, что обращена к замку. Секретность же нужна для того, чтобы мой учитель Каролинус использовал свои великие магические способности вне замка, благословленного епископом, и устроил наиболее удобное место для переговоров между тобой и троллем. Я сяду за стол с вами, а Каролинус будет стоять рядом. Заметь, мы будем видны с зубчатой стены замка, она оттуда не далее чем на расстоянии полета стрелы. Твои воины будут наблюдать за нами со стены, готовые при необходимости тотчас подойти.

— Ха! — воскликнул граф, продолжая сомневаться.

— Здесь есть лишь одна трудность. Дело в том, что тролль ни за что не согласился бы на встречу, если бы знал, что она состоится на открытом месте. Поэтому Каролинус использует магию, чтобы троллю казалось, будто он скрыт плотной стеной деревьев и его никто не видит. Вы же двое и я-в обличье дракона на случай трудностей с троллем — будем совершенно невидимы для окружающих.

Граф уставился на указанное место, потом повернулся и воззрился на Джима. Вскоре его лицо просветлело.

— Ха! — выдохнул он.

Джим оживился. В этом «ха!» он услышал все, что ему требовалось. Однако взгляд графа вновь затуманился.

— Но мой долг…— в сомнении проговорил он и бросил взгляд на Чендоса.

— Милорд, — мягко произнес Чендос, — о долге, несомненно, следует думать в первую очередь. С другой стороны, некоторые вещи стоят выше обыденного…

Глаза Чендоса сверкнули, перебегая от Джима к графу, это длилось лишь мгновение, и Джим не был уверен, что Чендос бросил взгляд на него. Тем не менее, лучше воспользоваться возможностью, чем упустить ее.

— Извините, что прерываю вас, — сказал Джим, — но, возможно, в этом деле имеются отдельные подробности, которые тебе, милорд, лучше обсудить наедине с сэром Джоном. Пожалуй, мне лучше сейчас покинуть вас, вы всегда можете послать за мной, как только я понадоблюсь.

Граф хмыкнул, Чендос кивнул, и Джим вышел в коридор, чтобы отправиться к себе и немного отдохнуть в тишине — если там возможна тишина — с Энджи.

— Когда долг касается важнейших вещей, которые плохо понимают обычные люди, или даже, если угодно, мелкопоместное дворянство, милорд…— заговорил Чендос, когда за Джимом закрывалась дверь.

Джим поспешил вниз, испытывая огромное облегчение. У него не было никаких сомнений, что миссия Чендоса увенчается успехом, тот найдет путь к сердцу графа. Джим заметил реакцию графа, когда тот услышал, что его воины будут наготове и помогут, увидев, что между ним и троллем не все гладко. Это объяснение скорее всего снимет последние сомнения графа. Хозяин замка не боялся жестокости судьбы. Он боялся потерять то, что осталось ему в жизни, или получить раны, которые не позволят ему наслаждаться жизнью. В представление о полноте жизни входила, наверно, и Агата Фалон.

Последнее соображение заставило Джима задуматься. Играли ли граф и Агата Фалон в обычные игры в интересах какой-то стороны или на кону стояло нечто большее? Принц Эдуард считал, что целью Агаты является сам король. Но, возможно, это еще одна загадка, в которой следовало разобраться. У Джима абсолютно не было времени на решение дополнительных проблем. Сейчас, мрачно подумал он, спускаясь по лестнице, неплохо бы отдохнуть от рождественских каникул.

— Угадай-ка, Энджи…— заговорил он, входя в свою комнату и видя, что Энджи, закрыв глаза, откинулась на спинку стула.

— Что? Что такое? — вскричала Энджи, широко раскрыв глаза. — Роберт…— Она вскочила со стула.

— Нет-нет-нет…— Джим жестом показал на стул. Внезапно он почувствовал себя виноватым, поняв, что Энджи воспользовалась выпавшей ей редкой минутой отдыха от собственных обязанностей.

Она опустилась обратно на стул, без особой нежности взглянув на мужа:

— Зачем ты меня разбудил?

— Извини, Энджи. Я не сообразил, что ты задремала.

Джим действительно огорчился. Но какой-то частью сознания он понимал, что, хотя сам полностью поглощен исполнением поручений Каролинуса, все это беспокойство о Роберте касается не только Энджи. Будь она такой же, как большинство женщин ее ранга и положения в этом мире, она оставила бы Роберта на попечение служанок и совершенно забыла о нем среди праздничных развлечений.

Нет, ни Энджи, ни Джим не были в восторге от развлечений, которые им предоставляла эта эпоха. Энджи явно не понравилась соколиная охота. И ей не понравилось, что ее разбудили.

— Что случилось? — спросила она. — Не успела я присесть на минутку, ты явился!

— Я не подумал, что ты можешь задремать. Знаешь, тебе надо больше спать и чаще выходить. Кормилица и Анна вполне состоянии позаботиться о Роберте. Если что-нибудь произойдет, одна из них останется, а другая поищет тебя.

— Наверное. — Энджи все еще напоминала кошку, которую погладили против шерсти. — Что случилось? Что ты хочешь мне рассказать?

— Ты, наверно, забыла, что я здесь живу.

— Это правда. — Лицо ее прояснилось. — Но могу поклясться, ты разбудил меня, чтобы о чем-то рассказать.

— Действительно, мне надо многое тебе рассказать, но у меня не было возможности. Кто в соседней комнате, кроме Роберта?

— Анна. Когда Роберт спит, спят и остальные. Ладно, садись и рассказывай.

Джим уселся. Он непроизвольно потянулся за кубком, вином и бутылью с водой.

— Ты слишком много пьешь.

— Здесь все много пьют, — сказал Джим, имея в виду обитателей средневековой Англии. Он наполнил свой кубок вином пополам с водой. — Сейчас мне это необходимо. Я беседовал с графом, пытался устроить его встречу с троллем из подземелья, Мнрогаром. Я уже говорил тебе о нем.

— Да, я знаю о Мнрогаре. Но почему он хочет говорить с графом?

— Он не хочет. И граф тоже не хочет говорить с ним. Это я хочу, чтобы они поговорили. Возможно, беседа позволит им понять друг друга, и граф разрешит Мнрогару подняться наверх целым и невредимым и учуять, кто среди нас скрытый тролль.

— Не могу поверить, что среди нас скрывается тролль.

— Понимаю. Мне тоже трудно в это поверить. Это трудно даже Каролинусу, а ведь более невероятной вещи, чем его неверие, и не представить. Но Мнрогар клянется, что это так. Более того, он действительно огорчен. Я ведь объяснял, это всегда была его территория и никакой другой тролль не может жить здесь. Сложность в том, что они должны встретиться вне замка. И место встречи должно внушать графу чувство безопасности, как, впрочем, и Мнрогару. Мы наконец нашли такое место, и вот только что с помощью Чендоса я договорился с графом.

Джим рассказал обо всем Энджи.

— Хорошо. — Энджи выглядела уже полностью проснувшейся и отдохнувшей. — Значит, тебе больше не о чем волноваться.

— Ха!

— Ты слишком часто повторяешь это в последнее время.

— Ну и что, здесь все так говорят.

— Так говорят мужчины, — сказала Энджи, и тон ее ясно выразил, что мужчины с тех пор, как покинули пещеры, так и не научились толком разговаривать. — Но что ты имеешь в виду? У тебя есть еще поводы для беспокойства?

— Да. Гоблин из нашего замка явился сегодня в эту комнату. Драконы хотят прийти на праздник к графу. Сюда приехал Жиль. Брайен все еще надеется, что я захочу биться с ним на копьях и он покажет мне кое-какие новые приемы. То, что при этом я могу сломать шею, ясное дело, никто в расчет не принимает.

— Расскажи мне обо всем.

Джим рассказал.

— Гоблин из камина нашей буфетной, — задумчиво заметила Энджи, когда Джим закончил свое повествование, — А я удивлялась, почему он не появляется в замке.

— Думаю, он мог появиться, коли уж привык к нам. Но надо, чтобы мы с тобой были в комнате только вдвоем. Он очень пуглив и застенчив. Но его заставил найти нас Секох, он велел гоблину передать мне послание. Полагаю, это было его единственной заботой. Не ожидаешь же ты от сверхъестественного существа проявления большого интеллекта.

— Это верно. Мне нравится Ррнлф, но даже при его огромной голове, а количество мозгов должно ей соответствовать, во многих отношениях он очень простодушен. Я не хочу сказать, что он простак в обычном смысле. По-моему, он немного наивен.

— Возможно, все сверхъестественные создания…— начал Джим но тут в дверь поскреблись. — Что еще там такое?

Сочтя слова Джима разрешением просунуть в комнату голову, часовой открыл дверь:

— Сэр Брайен хотел бы войти, милорд.

— Конечно, — сказал Джим. Брайен, оттолкнув часового, уже входил в комнату.

— Джеймс, Анджела, — сказал он, с размаху опускаясь на единственный оставшийся свободным в комнате стул. Джим, да и любой другой человек, кроме средневекового рыцаря, сказал бы, что Брайен рухнул на стул. Но Брайен, как и вся опоясанная рыцарским поясом братия, был настолько натренирован годами, проведенными в седле, что и на табурете или скамье сидел, как на коне. Он явно отдыхал, но держался прямо, будто на параде.

— Хорошенькое дельце! — сказал Брайен,

— Что такое? — спросила Энджи.