Джим появился рядом с высоким столом в Маленконтри, прямо перед Гвинет Плайсет, которая руководила прислугой, обслуживающей комнаты. Гвинет тщательно обследовала деревянную столешницу, чтобы та не повредила се лучшие скатерти. Она знала, что Джим с Энджи скоро вернутся, а поэтому скатерти потребуются каждый день.

Увидев Джима, она взвизгнула, — это был непроизвольный крик, потому что она сразу узнала его. Прислуга в Маленконтри почти привыкла к появлению хозяина-мага неизвестно откуда.

На первых порах слуги ворчали, подозревая, что Джим хочет застать их, когда они делают нечто недозволенное. Но со временем они убедились, что у Джима нет и мысли об этом, и даже начали гордиться тем, что он способен появляться таким образом. Немногие замки могли похвастаться тем, что их хозяин внезапно появляется в любое время дня и ночи.

Обитатели замка гордились, что их хозяин маг, более того, слуга, осчастливленный тем, что Джим неожиданно возник в нескольких футах от него, мог рассказывать об этом происшествии всю оставшуюся жизнь.

Джим понял, что Гвинет пыталась присесть перед ним в реверансе, — ни годы, ни фигура не позволяли ей изобразить что-нибудь более выразительное.

— Не желает ли милорд закусить и поесть супа? — спросила Гвинет.

— Нет-нет, — отказался Джим.

За последние одиннадцать дней он наловчился появляться там, где накрыт роскошный обед, но не перегружать себя едой. Он чувствовал, что ему не захочется есть, по крайней мере, еще сутки. Он взглянул на Гвинет. Она была разумной женщиной и знала всех и вся как в замке, так и в поместье. По меньшей мере, стоило прислушаться к ее мнению.

— Гвинет, мне нужен кто-нибудь из слуг или арендаторов, кто сможет стать герольдом на турнире, который состоится завтра в замке графа. Кто, по-твоему, справится с этим?

— Герольд? — задумчиво повторила Гвинет. — Я не разбираюсь в турнирах и герольдах, милорд. Они трубят в трубы, кажется. Единственный, кто умеет играть на трубе, Том Хантсман.

Джим мысленно нахмурился. Слуги были убеждены, что у Джима имеется существенный недостаток: он недолюбливает охоту, а его богатство и положение требовали, чтобы он непременно охотился. И он не раз слышал, как соболезнуют Тому Хантсману, который огорчался, что не может использовать свору охотничьих собак.

Джим уселся на обитую шерстью скамью у стола, подперев подбородок кулаком.

Он раздумывал о Томе Хантсмане. Этот весьма достойный человек вряд ли походил на герольда, который грезился Джиму. Том Хантсман был невысоким, худощавым, стройным мужчиной лет сорока, в прекрасной форме благодаря бегу со своими собаками. Он был чисто выбрит, но его волосы уже поседели, и от него несло псарней.

Единственное, что говорило в его пользу, так это красивый сильный голос. Кроме того, он умел дуть в охотничий рог, представлявший собой обычный коровий, снабженный специальной насадкой. Если он может дуть в подобный рог, то скорее всего хорошо играет и на горне. Каролинус создал магический горн, и, возможно, Джим заставит его звучать.

В действительности кандидатура Тома Хантсмана не так уж плоха. Как жаль, что из-за Джима этот человек выставлен в неприглядном свете. Ведь ни Джим, ни Энджи не любили охоту. Они воспитывались в двадцатом столетии, росли со своими любимыми животными, обожали мультфильмы о них. Их окружала атмосфера любви ко всем созданиям. Они привыкли кормить птиц зимой и помогать любому попавшему в беду зверью. Средневековая охота с травлей зверей, диким лаем собак и еще более диким убийством была глубоко противна Джиму и Энджи.

С другой стороны, Джим понимал, что, с точки зрения четырнадцатого столетия, подобные мысли нелепы. Мясо зверей, добытых на охоте, являлось необходимой добавкой протеинов зимой если не для лордов и леди, то хотя бы для слуг. Дикие звери от кролика до кабана и даже медведя, хотя медведи к этому времени уже практически, исчезли на юге Англии, были не только достойной, но и необходимой пищей. Но все же Джим и Энджи не могли избавиться от мысли, что охота и связанное с ней убийство очень походят на римские развлечения на арене Колизея. Кто-то прервал размышления Джима, тронув его за локоть.

Джим поднял голову и обнаружил, что на столе уже расстелена скатерть и поставлены кувшины с водой и вином, большой стеклянный кубок, а рядом блюдо, полное пирожков.

— Это на всякий случай, вдруг милорду захочется немного перекусить, — прошептала ему на ухо Гвинет.

Джим постарался сдержать вздох. Все бесполезно. Еду поставили перед ним, и слуги огорчатся, если он не поест. Тем не менее, мысли его вернулись к насущным проблемам. Ему пришло в голову, что, хотя Том Хантсман и не идеальный герольд, он связан с охотой, а значит, вовлечен в дела благородного сословия и знает о герольдах больше, чем кто-либо другой в замке.

Кроме того, он единственный кандидат на эту роль.

— Пришли Тома ко мне, — сказал Джим Гвинет.

— Да, милорд.

Джим ждал. Обычно ему не приходилось ждать долго кого-либо из служивших в замке, — они являлись тотчас же, как правило, бегом. Он рассеянно налил себе немного вина и разбавил его водой. Разбавленное вино почти не ощущалось, но это к лучшему. Джим прихлебывал его и размышлял, что скажет клиффсайдским драконам.

Ему было совершенно ясно, что драконы должны оставаться на месте, пока не придет время их появления на сцене — некоторых из них. Общее число клиффсайдских драконов перевалило за сотню. Это слишком много. Вероятно, четверых или пятерых достаточно, чтобы представлять всех.

Кроме того, неплохо бы предупредить их, чтобы они оставались за деревьями и не показывались. Это помогло бы сдержать драчунов среди гостей и избежать излишней нервозности. Наверно, лучше всего объявить гостям, что ожидается появление драконов, но возвести магическую стену между людьми и драконами, чтобы ни те, ни другие не пожаловали друг к другу с визитом…

— Милорд?

Джим оторвался от созерцания кубка и от своих мыслей и увидел, что перед ним стоит Том Хантсман с шапкой в руках.

— А, Том! — произнес Джим как можно более приветливо. — Боюсь, я не обратил должного внимания на псарню, что следовало бы сделать. Помешало мое отсутствие в замке, а также множество дел, которые мне предстоят. Полагаю, с собаками все в порядке?

— С ними все прекрасно, милорд.

— Сколько же их здесь теперь?

— Двадцать девять, милорд. Харебел и Гриппер сдохли нынешней зимой. Но как раз на прошлой неделе Стайекс, одна из молодых сук, принесла девять щенков, пятеро из них, я думаю, составят стаю, если переживут зиму.

— Хорошо! Прекрасно! Все они в добром здравии и всякое такое?

— Им нужно упражняться, милорд.

В голосе Тома не слышалось ничего, похожего на упрек. Джим не сомневался, что Том ежедневно тренирует собак и сам бегает с ними по лесу. Но он не охотился. Он возвращал собак на тропу, если они вдруг устремлялись вслед какой-нибудь дичи. Охота в те времена была занятием людей более высокого ранга, чем егерь, хотя Том знал об охоте гораздо больше любого из окружавших его людей. В его голосе не было упрека, но все же чувствовалось неодобрение.

— Прекрасно, просто прекрасно, — произнес Джим. — Я непременно найду время вывести собак на охоту. Да, так и будет. Однако я хотел видеть тебя не по этой причине, Том. Леди Анджела готовит представление в замке графа.

— Да, милорд.

— И выяснилось, что необходим кто-то, кто может сыграть роль герольда. Я подумал, что ты знаешь, кто нам подойдет. Этот человек должен уметь ездить верхом и играть на трубе.

— Ни в Маленконтри, ни во всей округе никто не умеет играть на трубе, милорд, — решительно проговорил Том.

— О? Я считал, что труба очень похожа на охотничий рог,

— Не совсем, милорд. Наконечник рога дает звук. На трубе же звук получается, когда герольд приставляет губы к мундштуку.

— О! — повторил Джим.

Внезапно ему пришло в голову, что он чересчур многословен. Если егерь прав, Джиму придется играть на трубе с помощью магии. Но он нуждался в человеке, который умеет сидеть в седле. Он уже давно решил, что в любом случае будет говорить вместо герольда. Ему просто нужен одетый соответствующим образом всадник. Хотя даже одежду герольда можно создать с помощью магии.

— Прекрасно. Тогда все в порядке, — сказал он. — Не знаешь ли ты в замке или в поместье парня — лет пятнадцати-двадцати, который умеет управлять конем и прямо сидит в седле? Кого-нибудь похожего на герольда, если его должным образом одеть?

— Ну, есть Нед Данстер, милорд, — ответил Том. — Он умный парень и послушный. Он хорошо помнит, что ему приказывают. Мне кажется, ему лет семнадцать, может, на год меньше. Прислать его к милорду?

— Пожалуйста, Том. И… мне понравилось известие о приплоде. Если я когда-нибудь использую эту свору, получится весьма интересная охота.

Он почувствовал себя последним из грязных политиканов, произнося это. Однако люди общественного класса Тома привыкли, что люди класса Джима обещают что угодно, а затем забывают… А ему нужен кто-нибудь, кто исполнит роль герольда, когда он будет представлять Мнрогара ожидающей турнира толпе. Он почувствовал себя еще более виновным, увидев, как зажглось лицо Тома от этой скромной надежды.

— Я тотчас же пошлю Неда к милорду.

Том возвратился через несколько минут вместе с Недом Данстером, ясноглазым пареньком ростом чуть выше его самого. Он был в том возрасте, когда мальчики прощаются с юностью и становятся мужчинами. Неплохо сложен, с прямыми светло-русыми волосами и светло-карими глазами. У него был квадратный подбородок и открытое лицо, которое лучилось неподдельной радостью.

Радостью светилось все его существо. Не той обычно притворной радостью, к которой Джим привык в средневековом обществе, но постоянным удивлением и счастьем от всего, что его окружало. Похоже, он, прожив почти два десятка, все еще находил окружающий мир чудесным и полным интереснейших открытий. Он вместе с Томом Хантсманом остановился напротив высокого стола.

— Милорд, — сказал Том, — вот доезжачий, о котором я говорил, Нед Данстер.

— Милорд…— Нед стянул с головы мятый головной убор, который некогда походил на берет.

— Нед, — сказал Джим, — Том Хантсман говорит, ты умеешь ездить верхом.

— Да, милорд, я начал ездить на лошадях мельника еще маленьким мальчиком, до того, как пришел в замок.

— Хорошо, но я хочу, чтобы ты сыграл на трубе герольда.

— Трубе герольда? — уставился на него Нед. — Прошу прощения, милорд, что такое труба герольда?

— Она похожа на охотничий рог, пустая твоя голова, — проворчал Том, — только сделана из железа или меди, да и побольше, и дуют в нее иначе.

— Это верно, Нед, — сказал Джим. — В трубу дуют иначе, но тебе не придется этого делать. Просто поднесешь ее к губам, и она сама заиграет. Я хочу, чтобы ты выехал на коне впереди рыцаря в черных доспехах, поднес трубу к губам и сидел спокойно, пока будут объявлять всякие новости. А когда я велю, повернешься, проедешь мимо рыцаря и заедешь за шатер, из которого вы оба выедете. Сможешь это сделать?

— Я попытаюсь, милорд, — сказал Нед, чуть-чуть заикаясь, но, как заметил Джим, скорее от возбуждения, чем от сомнения в своей способности успешно выполнить задание.

Слух Джима, ставший чувствительнее после того, как он столько пел на праздниках у графа, уловил особенности говора Неда, которые с помощью магии легко перевести на современный английский. Казалось, у Неда проявляется легкий намек на то, что позднее, в двадцатом веке, назовут сомерсетширским акцентом.

— Ну хорошо, я рассчитываю на тебя. Сейчас я ненадолго оставлю тебя здесь, но позднее, сегодня же, возвращусь и перенесу тебя с помощью волшебства в замок графа Сомерсетского. Именно там мы ставим представление, в котором ты сыграешь свою роль.

— Я, милорд?

— Да, ты, — проворчал Том.

— Оставайся на псарне, я пошлю за тобой, — сказал Джим.

— Он там и будет, — пообещал Том. — На псарне хватает работы, ее более чем достаточно, чтобы занять его на целый день.

— Отлично, до скорой встречи, Нед. Спасибо, Том, что нашел его для меня.

— Это честь для меня, милорд.

Том с Недом ушли. Джим встал из-за стола и отправился в буфетную. Он рассчитывал увидеть там Гвинет Плайсет, но время было послеобеденное, и она уже ушла. Довольный, что остался один, Джим подошел к камину, в котором и зимой, и летом постоянно поддерживали огонь. Рядом стояло сооружение из подвешенных цепей, рукояток и прочих приспособлений, на нем держали блюда, которые ждали своей очереди, поближе к теплу. Сейчас это сооружение было свободно, и Джим отодвинул какие-то рукоятки и прокричал в камин:

— Гоб Первый! — Ответа не последовало. Он повторил попытку. — Гоб Первый! — прокричал он более резким тоном. — Я знаю, что ты там. Это я, твой хозяин Джеймс. Немедленно сойди сюда.

Личико Гоба высунулось в комнату из-под каминной доски:

— Ты один, милорд?

— А ты видишь кого-нибудь еще? — спросил Джим резче, чем хотел. — Гоб Первый, когда я тебя зову, ты должен прийти. Ты знаешь, что со мной ты в безопасности, неважно, есть кто-нибудь со мной или нет.

Гоб выскочил из камина и застыл, сидя на струйке дыма, которая выдвинулась за пределы топки.

— Я очень огорчен, милорд. Прошу извинить меня. Жизнь приучает к осторожности… Но теперь я буду приходить сразу, милорд. Поверь мне.

— Хорошо. А теперь я перенесу сюда Секоха, и мы отправимся с визитом к другим драконам, которые гораздо крупнее Секоха.

— Другие драконы! — вскричал Гоб Первый, прыгнул к Джиму на плечо, обвил ручками его шею и прижался к нему так крепко, что Джим едва смог продолжить:

— Тише-тише, Гоб. Вспомни, кто ты и где ты. Ты Гоб Первый де Маленконтри и находишься в Маленконтри.

Хватка Гоба Первого ослабла.

— Это верно, — сказал он; в его голосе звучали страх и печаль.

Джим мысленно представил себе Секоха. Как уже бывало прежде, сначала он осознал образ, а затем перед ним внезапно возник и сам болотный дракон. Выглядел он испуганным, но испуг сразу пропал, как только он узнал Джима.

— Милорд, — сказал он, усаживаясь и с трудом делая нечто вроде поклона. — Как я здесь очутился?

— Я перенес тебя волшебством.

— Волшебством? — переспросил Секох.

— Волшебством! — воскликнул Гоб Первый, вновь прижимаясь к шее Джима. Он крутился вокруг Джима, и вскоре его голова повернулась к Секоху. — Это Секох? — прошептал он Джиму на ухо.

— Ты же знаешь, что это он. А теперь переходи на другое плечо, и мы поговорим с ним.

— О, милорд, я не могу. — Гоб дрожал, шепча Джиму на ухо. — Я всегда держался подальше от него. А теперь он так близко. Я не осмелюсь…

— Осмелишься, — твердо сказал Джим. — Помни, я с тобой. Ты сидишь на моем плече. Чего же ты боишься?

Последовала пауза, и Джим почувствовал, что Гоб копошится где-то в районе его затылка, стараясь не показываться на глаза Секоху.

— Привет, Гоб, — сказал Секох.

— Г… Гоб Первый де Маленконтри. — Голос гоблина дрожал, когда он произносил это.

— Приветствую Гоба Первого де Маленконтри, — сказал Секох.

— П… приветствую Секоха, — все еще дрожа, произнес Гоб.

— Гоб Первый, — сказал Джим, — отправится с нами, Секох. Мы идем рассказать клиффсайдским драконам, как они должны вести себя у графа завтра днем. Очень важно, чтобы они четко выполнили все именно так, как от них ждут. После того как я поговорю с ними, ты останешься и проверишь, насколько они готовы к выходу. Ты полетишь вместе с ними и убедишься, что они точно выполняют мои указания. Ты справишься?

— Конечно, милорд, — мрачно ответил Секох. — Они выполнят все, а не то…

— И кое-что еще. Гоб Первый де Маленконтри храбрее большинства гоблинов, но и он слегка обеспокоен тем, что все клиффсайдскне драконы соберутся в одном месте. Он не знает их так, как тебя…

— Верно! — воскликнул Гоб.

— Я подумал, может, ты убедишь его, что пугаться нечего, ведь ты, например, ничего не боишься.

— Это правда, — подтвердил Секох, — я ничего не боюсь… и, Гоб, я привык, что меня боятся. Но я понял, что не следует быть таким.

— Тебе, возможно, не следует, — возразил Гоб. — Ведь ты дракон.

— Я маленький дракон. Болотный. Одна из ветвей нашей породы подверглась вредному влиянию Презренной Башни, причем испытала его на болотах, там, где мы строим свои жилища.

— Презренная Башня, — повторил Гоб Первый. — Презренная Башня? Это что, совсем рядом?

— Недалеко, — спокойно бросил Секох.

— О Боже!

— Чего ты хнычешь? — осведомился Секох. — Близко ли, далеко ли, какая разница? Большой дракон, маленький — это тоже безразлично. Я сражался вместе с милордом Джеймсом и его соратниками, среди которых был и Смргол, старый мудрый дракон, который научил меня не обращать внимания на страх. Вместе с ним я вступил в борьбу с драконом, который был гораздо крупнее меня, и победил.

— О! А что, есть драконы гораздо крупнее тебя?

— Их много. И они еще больше. Они меня не беспокоят. Если один из них обидит меня, я вцеплюсь ему в глотку!

— Вцепишься? — Гоб Первый уставился на Секоха. — Но если они крупнее тебя? Разве ты не понимаешь, что кто-нибудь из них может вцепиться в твою глотку?

— Нет. Никогда не думай так. В борьбе есть одно правило. Не жди. Вцепляйся в глотку первый!

— Тебе-то хорошо. Вон у тебя какие большие зубы.

— Зубы есть и у тебя, — заметил Секох.

— Есть, но очень маленькие.

— А какое значение имеет размер? Важно только бесстрашно идти на врага!

Гоб Первый опять прильнул к шее Джима.

— О, милорд, — прошептал он ему на ухо, — я никогда не осмелюсь на это! Я ведь гоблин, а не дракон.

— Так же говорил когда-то и я, — заметил Секох. — О, я только болотный дракон, повторял я всем и каждому. Ха! Когда мы придем к клиффсайдским драконам, понаблюдай за мной — как я говорю с ними, как веду дело! Ты все поймешь!

— Милорд, — проговорил на ухо Джиму Гоб, — разве мне надо идти?

— Боюсь, что да, — ответил Джим. Он пытался вызвать образ главной пещеры, где все клиффсайдские драконы собирались в экстренных случаях. И теперь эта картина твердо отпечаталась у него в голове. — Мы отправляемся втроем.