Дождь лил аж до рассвета. Брызги усеивали лицо и разукрашивали ресницы Кометы, пока он свисал с нижней стороны утеса, глядя на ворота Транспортной зоны. Он висел как ленивец, а Дьяк сидел в колыбельке его живота.

Между скал в краснеющем свете вперед тащились два грузовика с миназином. Очень скоро Чарона выйдет их пропустить.

Запрокидывая голову и разглядывая перевернутый мир, Джо мог видеть всю каменистую равнину, будто циркулем отчерченную двумя перегибами Бруклинского моста, до самых погрузочных платформ, где в красном дожде рассвета балансировали звездолеты.

Когда грузовики приблизились к зарослям чаппачапсов, которые в одном месте подступали к дороге, Джо увидел, как Чарона размеренным шагом идет к воротам. 3-пес бежал впереди нее, гавкая через сетку на машины, пока они тормозили. Дьяволов котенок нервно заворочался. Чем он, пожалуй, особенно напоминал своего земного тезку, так это неприязнью к собакам.

Чарона потянула рычаг ворот, и прутья быстро поднялись.

Когда второй грузовик потащился вперед, Джо крикнул с утеса:

— Эй, Чарона! Придежжи их малеха!

Чарона подняла лысую голову и скорчила морщинистую физиономию, приглядываясь;

— Кто там?

3-пес гавкнул.

— А вона кто! — крикнул Джо, затем отлип от камня и выгнулся в воздухе. Падая, они с Дьяком выполнили ловкий перекат. Затем Комета легко вскочил на ноги и встал перед Чароной.

— Ну и ну, — рассмеялась она, засовывая оба кулака в большой карман своего серебристого комбинезона, который блестел от дождя. — Ты прямо, как ловкий эльф. А где ты почти весь месяц прятался?

— На страже в Но-Цикле, — ухмыляясь, ответил Джо. — Глянь на мне твой падарок.

— Рада, что ты по-прежнему его носишь. Ну, входи, пора и ворота закрывать.

Комета нырнул под наполовину опущенные прутья.

— Слышь, Чарона, — сказал он, когда они вместе пошли по влажной дороге, — а Имперская звезда эта чо такое? И где ана? И как туда добрасся? — По молчаливому согласию они свернули с дороги и стали пробираться по грубой земле долины в тени металлического языка под названием Бруклинский мост.

— Это, дружок, великая звезда, которую твои прапрапрадедушки на Земле звали Альфой Возничего, или Капеллой. Она отсюда в семидесяти двух градусах по ступице галактики на гиперстатическом расстоянии в пятьдесят пять и девять десятых, и тебе — если цитировать древнюю поговорку — «отсюда туда не добраться».

— Почему?

Чарона рассмеялась. 3-пес пробежал вперед и залаял на Дьяка, который тут же выгнул спину и начал было высказывать что-то в ответ на своем котеночьем, но затем передумал и гоголем отошел в сторонку.

— Кто-то мог бы вписаться на какой-нибудь транспорт и с этого начать; но у тебя не получится. И это самое главное.

Комета Джо нахмурился.

— Эта ищо пачему? — Он махнул ребром ладони по сорнякам и сшиб головки. — Я свалю с этой планеты — и пряма сичас!

Чарона приподняла голую кожу на том месте, где раньше были ее брови.

— А ты, похоже, серьезно настроен. За четыреста лет ты первый из родившихся на этой планете, кто мне такое говорит. Возвращался бы ты, Комета Джо, к своему дядюшке и жил себе с миром в Родной Пещере.

— Жлуп, — выругался Комета Джо и пнул камушек. — Хачу паехать. Пачему мне не паехать?

— Симплекс, комплекс и мультиплекс, — произнесла Чарона. И я тут же проснулся в сумке у Джо. Похоже, в конце концов появилась надежда. Если найдется кто-то, кто ему объяснит, путешествие станет проще. — Пойми, Комета, здесь симплексное общество. С космическими путешествиями оно не знакомо. Если не считать грузовиков с миназином и нескольких любопытных детишек вроде тебя, никто за эти ворота не проходит. А через год и ты перестанешь приходить, и все твои визиты в конечном итоге выразятся лишь в том, что ты будешь более снисходителен к своим детишкам, когда они станут приходить к воротам или возвращаться в Родные Пещеры с волшебными ерундовинами со звезд. Чтобы путешествовать между мирами, человек должен по меньшей мере иметь дело с комплексными существами, а часто и с мультиплексными. Ты запутаешься в том, где и как себя вести. Уже через полчаса межзвездного перелета ты передумаешь и решишь вернуться, отвергнешь всю эту затею как дурацкую.

То, что у тебя симплексный разум, в каком-то смысле даже неплохо, ибо так тебе спокойней на Рисе. И хотя ты проходишь через ворота, тебя скорее всего не «развратят» ни визиты в транспортную зону, ни случайное столкновение с предметами из других миров вроде тех сапожек и перчаток, что я тебе подарила.

Она, похоже, закончила, и я опечалился, ибо это определенно не было объяснением. А теперь я знал, что Джо наверняка отправится в путешествие.

Но тут Комета Джо сунул руку в сумку, отпихнул в сторону окарину и поднял меня на ладони.

— А эта ты, Чарона, видала?

Вместе они нависли надо мной. За остриями когтей Кометы, за их затененными лицами черная лента Бруклинского моста прочерчивала розовато-лиловое небо. Ладонь Джо под моей верхней частью была теплой. Прохладная капля упала на мои передние грани, искажая их облик.

— Ну... по-моему... нет, не может быть. Где ты его нашел?

Джо пожал плечами.

— Да нашел. А чо эта?

— Клянусь всеми лучами семи солнц, это похоже на кристаллизованного тритонца.

Чарона, разумеется, не ошиблась, и я тут же понял, что она была немалого опыта космолетчицей. Кристаллизованные, мы, тритонцы, не так уж часто попадаемся.

— Наа к Имперской звезде его подвесси.

За сморщенной маской лица Чароны тихо работала мысль, и по обертонам я смог понять, что разум ее был мультиплексным, с образами космоса и звезд, увиденных в черноте галактической ночи, с волшебными пейзажами, незнакомыми даже мне. Четыреста лет в качестве стражницы у ворот в транспортную зону Риса разровняли ее разум почти до симплексного. Но мультиплексность уже пробудилась.

— Попробую тебе, Комета, кое-что объяснить. Скажи мне, что самое важное на свете?

— Жлуп, — охотно ответил Джо, и тут же увидел, как она хмурится. Парнишка был в недоумении. — Миназин, то ись. Без грязных славечек, извиняссь.

— Меня, Комета, никакие слова не трогают. Честно говоря, мне всегда казалось немного забавным, что у вашего народца есть такая вещь, как «грязное словечко» для миназина. Хотя, наверное, становится не так смешно, когда я вспоминаю «грязные словечки» в том мире, откуда я родом. Там, где я выросла, запретным словом считалась вода — ее было совсем мало, и про нее нельзя было упоминать иначе, как по технической формуле в технологической дискуссии, и никогда перед твоим учителем. А на Земле, во времена наших прапрапрадедушек, о пище, съеденной и прошедшей через тело, в приличной компании вообще не упоминали.

— А чо грязнаво в пище и ваде?

— А что грязного в жлупе?

Комету не на шутку удивило то, как легко Чарона пользуется обычным жаргоном. Хотя, подумалось ему, она постоянно общается с водителями и грузчиками, которые славятся своим сквернословием и недостатком уважения ко всему на свете — так, по крайней мере, дядюшка Клеменс говорил.

— Не знаа, — наконец ответил он.

— Это органический пластик, который вырастает в цветке злака мутантного штамма, который распускается только в условиях радиации, проникающей во тьму пещер из самого сердца Риса. На этой планете он используется только как уплотнитель сплава других пластиков, и все же единственное назначение Риса во Вселенском плане — обеспечивать миназином остальную галактику. Все мужчины и женщины на Рисе заняты на его производстве — возделывании или транспортировке. Вот и все, что он из себя представляет. Нигде во всем описании я ни разу не упомянула о грязи.

— Ну, када ево мешок рвесся или рассыпаесся, он вроде как... ну, не грязный, а неприятный.

— Пролитая вода или просыпанная пища тоже неприятные. Но по природе своей они не таковы.

— Проста с парядочными людьми кой о чем не талкуют. Так дя Клем грит, — Джо наконец нашел прибежище в своей выучке. — И раз ты гришь, жлуп самое важное из всего, значить, нада... ну, малеха ево уважать.

— Я ничего такого не сказала. Это ты сказал. И именно поэтому у тебя симплексный разум. Если ты пройдешь через вторые ворота и попросишь капитана одного из транспортов тебя подвезти — а тебя скорее всего подвезут, потому что там таких много, — ты попадешь в другой мир, где миназин значит всего-навсего сорок кредиток за тонну и куда менее важен по сравнению со сквернием, шматенциями, хлопотопами и сикось-накосем, каждый из которых стоит больше пятидесяти кредиток. И ты можешь кричать все эти названия где угодно, но ничего, кроме пустого шума, никто в этом не усмотрит.

— Я и не думаю нигде ничо кричать, — заверил ее Комета. — И из тваго базара пра «симплекс» мне ясна тока то, шо я знаа, как ся вести, даже есси куча народу пра эта не ведает. Может, я ищо не такой вежливый, как нада, но как ся вести, я знаа.

Чарона рассмеялся, и пес прибежал назад и потерся мордой о ее бедро.

— Возможно, я сумела бы объяснить это чисто в технологических терминах, но с прискорбием понимаю, что пока ты сам не увидишь, ты этого не поймешь. Поэтому остановись и посмотри наверх.

Помедлив у расколотого камня, они посмотрели наверх.

— Дырки видишь? — спросила Чарона.

В панелях мостового настила тут и там были точечки света.

— Похоже на случайные точки, верно?

Джо кивнул.

— Это симплексный взгляд. Теперь иди дальше и продолжай смотреть.

Глазея вверх, Комета размеренным шагом двинулся вперед.

Точки света погасли, зато тут и там появились другие, затем и эти погасли, но другие — или, возможно, первоначальные — появились.

— Надстройка балок над мостом перекрывает некоторые дырки и не дает тебе воспринимать все сразу. Но теперь встаешь на комплексную точку зрения, ибо сознаешь, что там есть больше, чем видится с любого отдельно взятого места. А теперь беги и не опускай головы.

Джо побежал по камням. Скорость мерцания возросла, и он вдруг понял, что дырки образуют узор — шестиконечные звезды, пересеченные диагоналями из семи дырок каждая. Только когда мерцание происходило так быстро, можно было воспринимать весь узор...

Споткнувшись, он плюхнулся на четвереньки.

— Видел узор?

— Уфф... ага, — Джо покачал головой. Его ладони под перчатками саднило, а одно колено было содрано.

— Это был мультиплексный взгляд.

3-пес нагнулся и лизнул ему лицо.

За всем этим с трезубой развилины куста несколько укоризненно наблюдал Дьяк.

— Ты столкнулся с одной из главных проблем симплексного разума, пытающегося охватить мультиплексную точку зрения.

При этом запросто можно плюхнуться на четыре точки. Я действительно не знаю, сможешь ли ты совершить переход, хотя ты очень молод, а многим людям постарше приходилось отступать.

Конечно, я желаю тебе удачи. Хотя что касается первых ступеней путешествия, ты всегда сможешь обернуться и осадить назад, и даже после первого короткого прыжка к Крысиной Дыре ты увидишь куда более обширную часть Вселенной, чем большинство людей Риса. Но чем дальше ты будешь заходить, тем сложнее будет вернуться.

Комета Джо оттолкнул 3-пса в сторону и встал. Его следующий вопрос родился как из страха перед попыткой, так и из боли в ладонях.

— Бруклинский мост, — произнес он, все еще глядя вверх.

— А пачему ево ваще так завут? — Джо задал этот вопрос так, как задают вопрос без ответа, и будь его разум достаточно остр, чтобы выразить подлинный смысл, он бы спросил: «Почему вон то сооружение должно ловить меня на ошибке?»

Но Чарона уже отвечала:

— На Земле есть сооружение, схожее с этим, которое тянется меж двух островов — хотя оно немного поменьше. «Мост» — это название строения такого рода, а «Бруклин» — название места, к которому оно ведет, потому оно и называется «Бруклинский мост». Первые колонисты принесли с собой название и дали его тому, что ты здесь видишь.

— То ись, эта неспроста?

Чарона кивнула.

Внезапно в голове у Джо родилась идея, резко вильнула и со звоном и лязгом вновь появилась где-то в затылке.

— А смагу я Землю увидеть?

— Слишком далеко в сторону это тебя не заведет, — ответила Чарона.

— И я смагу увидеть Бруклинский мост? — его ноги вдруг стали буквально зудеть.

— Я видела его четыреста лет назад, и он все еще там стоял.

Комета Джо внезапно вскочил и попытался поколотить кулаками небо, что показалось мне безукоризненно комплексным поступком и вселило еще большую надежду; затем он пробежал вперед, запрыгнул на одну из опор моста и из чистого избытка чувств разом вскарабкался на сотню футов вверх.

На полпути к вершине Джо остановился и посмотрел вниз.

— Эй, Чарона! — крикнул он. — Я думаю на Землю слетать! Я, Камета Джо, думаю слетать на Землю и увидеть Бруклинский мост!

Внизу под нами привратница улыбнулась и погладила 3-пса.