— Это возмутительно, — сказала она в телефонную трубку, зажатую между щекой и плечом, раскатывая кусок теста скалкой. — Ты звонила в полицию?

Энн добилась, чтобы в парке поставили новое оборудование для детской площадки. Но дело не только в этом, а еще и в том, что такое оборудование стоило не дешево. Пятьсот долларов все-таки деньги не маленькие, но она настойчиво вела переговоры — людям было трудно отказать Энн Лири — и получила самое лучшее оборудование. Она чувствовала себя чуть ли не его хозяйкой. А теперь вот Шана звонит и говорит ей, что на детской площадке ошиваются два подозрительных типа.

— Копы не отвечают на звонок, — сказала Шана.

— Вот так работают наши налоги, — сказала Энн, быстро вырезав из теста десятидюймовый квадрат, а затем, мастерски орудуя ножом, нарезала из квадрата полоски в полдюйма толщиной.

— Все телефонные линии перегружены из-за того, что случилось в центре. Люди убивают друг друга на улицах. Как будто снова началась эпидемия. Я до тебя дозвонилась только с восьмой попытки.

Энн начала аккуратно раскладывать половину полосок поверх начинки пирога, поджимая кончики под края коржа. Потом поверх них, крест на крест, она разложит вторую половину, запечет, и получит идеальный черничный пирог.

— Не понимаю, что за суета вокруг, — сказала она. По радио говорят, это происходит везде, но если это правда, то такое должно происходить и здесь. Но я не вижу, что что-то происходит.

— Не знаю, Энн. Тут, похоже, очень опасно.

— Ты же знаешь, как работают СМИ. Они из всего раздувают сенсацию. Все пройдет, вот увидишь. Через эпидемию мы прошли. И с кучкой людей, пытающихся в своих интересах разжечь конфликт, тоже справимся. Просто не нужно раскисать, пока копы с этим не разберутся. А если копы не справятся, этим займемся мы. Если психи придут сюда, мы покажем им, где раки зимуют.

— Наверно, ты права.

Энн задрала голову к потолку, будто обращаясь к небесам, и чуть не рассмеялась. — Ну, конечно же, права!

После начала эпидемии город заполнили психи. Люди сходили с ума от увиденного, и бродили вокруг в шоке и ярости. Другие уверяли, что наступает конец света, и в панике кидались с кулаками на соседей. Преступники искали, чем бы поживиться. Они были всюду. Некоторые из них неизбежно появлялись в районе у Энн. Люди были напуганы, сидели по домам, но Энн придала им силы. Она сплотила их, и все вместе они прогнали психов.

— И это тоже пройдет, — подумала она. Страх это реальный враг. Просто нужно быть сильным.

— Ну, и что мы будем делать?

Все в районе знали, кто такая Энн Лири, и хотели, чтобы в кризис она взяла руководство на себя. Люди не звонили ей просто, чтобы поболтать. Они ждали от нее действий. Она была казначеем местного родительского комитета и издавала ежемесячный информационный бюллетень для местной ассоциации домовладельцев. После начала эпидемии, она не только организовала кампанию против психов, но и завербовала других домовладельцев в свое сообщество, которое доставляло заболевших соседей в клиники, заботилось об их детях, присматривало за их участками, и все остальное. Это была тяжелая работа, но жившие здесь люди были более чем рады оказывать хоть какую-то помощь. Энн верила, что при большом кризисе люди могут проявить свои лучшие качества, стоит их лишь попросить.

В кухню забежал пес и стал метаться перед стеклянной раздвижной дверью, выходящей на задний двор. Он скулил, лаял и царапал стекло.

— Вешай трубку, — сказала Энн. — А то я тебя еле слышу. Тут у меня пес сошел с ума.

Она открыла дверь, и Эйсер стрелой метнулся и исчез в дыре в заборе, которую ее муж постоянно забывал заделать.

— Это опять я, — сказала она, засовывая пирог в печь. — Мы не можем допустить, чтобы психи бегали по нашему парку. Там играют наши дети, Шана. Если копы слишком заняты, чтобы помочь, этим придется заняться нам самим. Как и в прошлый раз.

— О, Энн, не ходи больше патрулировать.

— Я? Я ничего не делаю. Это Большой Том ходит, а не я.

Ее дети прошли мимо нее, нахмурившись. Она проводила их взглядом, поняв, что они что-то задумали.

— Мне нужно идти, Шана, — добавила она. — Нужно идти проверить детей.

— Скажи Большому Тому, чтобы он был осторожен, если пойдет сегодня на патрулирование.

Энн нахмурилась и рассмеялась. — Конечно. Пока, Шана. — Вешая трубку, она включила кран с горячей водой, брызнула немного жидкости для мытья посуды, и стала наполнять раковину. — Дети, подойдите сюда!

В кухню вошел Питер, следом Эллис и маленький Том. Они смотрели на мать исподлобья.

Ну, — сказала она, уперев руки в бока. — В чем дело?

— Папа сказал, что сегодня нельзя выходить на улицу, а нам очень скучно.

Энн выключила кран и опустила стопку грязной посуды, оставшейся после завтрака, в пенистую воду.

— Сейчас вам сказал? — спросила она. — ТОМ!

Большой Том сидел на кушетке в гостиной и смотрел телевизор. Уже час как он должен был быть на работе. Через несколько секунд он вошел на кухню, почесывая затылок. Вид у него был обеспокоенный. Ее муж был крупным мужчиной — не накачанным, не жирным, просто крупным. Его лицо осветила улыбка. Люди считали его натуральным комиком, но когда он был серьезным, его уважали. Он был из тех парней, которые обычно заканчивают, а не начинают драку.

— Власти говорят, что это какая-то чума, — пробормотал он. — Какие-то страшные дела творятся.

— Том. Том. Мы не можем запирать детей в доме.

— По телевизору сказали, всем оставаться дома, дорогая.

— Это просто еще одни психи. Подростки, подсевшие на наркотики.

— Сказали, это те, что впали в кому. Они все очнулись. И ведут себя как маньяки.

Энн фыркнула. — Ой, да уймись ты, наконец. Все это происходит в центре, а не у нас. Здесь только какие-то два психа ошиваются на детской площадке, и я хочу, чтобы ты пошел и поговорил с ними. Вышвырни их оттуда, чтобы наши дети могли поиграть на улице.

— Но они могут поиграть на заднем дворе, — предложил он.

— Том, если бы ты сам посидел здесь с ними каждый день после начала эпидемии, то понял бы, что они как дикие зверята и им нужно больше пространства. Ты не можешь держать детей взаперти в такой прекрасный день. Они скоро весь дом развалят. Я это по своему опыту знаю.

Энн сдержала улыбку, наслаждаясь их игрой. Она знала, что он подчинится ей. Так было всегда. Он действительно любил ее больше всего на свете и, поворчав, всегда делал, что она скажет. Энн была из тех людей, кто учит других, как водить, как парковаться, как вести себя с детьми на публике. Однажды она ввязала своего мужа в драку, когда один мужчина занял два парковочных места у супермаркета своим негабаритным грузовиком. Большой Том извинился перед ним, после того как свалил одним ударом на землю.

— Похоже, ты не поняла, что я говорю, — нахмурившись, сказал ее муж.

Она прищурила глаза. Он не играл. Он был серьезен. Что ж, пусть будет так. Если уж дошло до этого, все руководство она возьмет на себя. Она может быть очень и очень настойчивой.

— Иди, Том. Будь мужчиной.

— Ты хочешь, чтобы я пошел?

— Не ходи, папочка, — неуверенно сказал маленький Том.

— Не говори ни слова, — предупредила его Энн тихим, настойчивым голосом. Все погрузились в молчание. В доме вдруг нависла напряженная атмосфера. Она радостно продолжила, — Ваш отец сегодня не работает, поэтому сможет помочь мне по дому. — Она посмотрела ему в глаза, подзадоривая его. — Хорошо, дорогая, я пойду, разберусь с той проблемой в парке.

Большой Том выскочил из кухни и вернулся с дробовиком в руке. Дети смотрели на него в ошеломленном молчании. Только маленький Том с трудом сдерживал всхлипы.

— О, Том, только не надо изображать из себя Рэмбо, — сказала она. — Это всего лишь глупые подростки. Я уверена. Просто поговори с ними построже, чтобы они ушли и больше не возвращались.

Большой Том зарядил дробовик, с почти презрительной усмешкой, часто моргая. Ей показалось, что он напуган, и это смутило ее. Она видела Большого Тома напуганным только в день их свадьбы и в день рождения их первенца.

— Окей, я иду, — сказал он.

Энн задрала голову в потолок, чуть не смеясь, и сказала, — Так я и говорила.

— После моего ухода заприте двери.

Она помахала ему в след, тут же переключившись на свои дела. Днем Энн никогда не запирала дверь, и не собиралась делать это сейчас. Если бы ей пришлось запирать дверь, она бы не жила в этом районе.

Когда Большой Том ушел, ее начали терзать смутные сомнения. Тоненький голосок шептал, «Верни его». Но она подавила его, погрузившись в свои бесконечные домашние хлопоты, которыми занималась круглосуточно семь дней в неделю. Она вымыла посуду, высушила и расставила по местам. Достала из печки пирог, поставила остывать. Большой Том любил ее пироги, и она чуть не рассмеялась, вспомнив, как он обычно поедает их. Он вернется, испытывая неловкость за свой испуг, она ничего ему не скажет и поставит перед ним большой кусок пирога со стаканом холодного молока. Она попыталась дозвониться до своих подружек, чтобы высказать им все свои соображения, но с линией по-прежнему были проблемы. Около полудня, сделав детям бутерброды, она начала беспокоиться уже всерьез.

Сев за кухонный стол, дети с угрюмым видом стали есть свой ланч. Маленький Том механически жевал бутерброд, глядя на мать большими, полными слез глазами. Подбородок его подрагивал.

— Где папа? — требовательным тоном спросил Питер.

Эллис прекратила жевать. Маленький Том всхлипнул и потер глаза. Энн, выглядывая в окно, хотела знать то же самое и понимала, что дети сейчас смотрят на нее.

Секундное выражение страха на лице сменилось улыбкой.

— Папа пошел погулять с Эйсером, — сказала она.

Она постояла, потом взяла телефон и попробовала позвонить ему на мобильный, но все линии были заняты. Попробовала еще раз. И еще. Безрезультатно. Все время тот ужасный сигнал «занято», указывающий на сбой системы. Дети пристально смотрели на нее с тревогой.

Ей показалось, что Питер понимает, что происходит. Может даже лучше чем я.

— Ха! — сказала она. Зазвонил телефон.

Из гостиной раздался рингтон Большого Тома, Лео Сайер и Уиглз поют хором «You Make Me Feel Like Dancing».

Энн бросила трубку, смачно выругавшись. Это было в его стиле. Он постоянно забывал брать с собой свой мобильный.

— Где папа, мам? — настойчиво спросил Питер.

— Отправляйтесь по комнатам, — сказала она.

— Я хочу папочку, — завыл маленький Том.

Эллис всхлипывала, закрыв лицо руками.

— Где папа? — спросил Питер.

— У меня появилась лучшая идея, — сказала Энн. — Давайте, вставайте. Все идем со мной.

— Куда мы идем? — спросил Питер.

— Вы идете к нашей соседке Труди, а я пойду за вашим отцом. Вы рады?

Питер кивнул, заметно успокоившись.

— Тогда вперед, солдаты, — скомандовала она. Она нагнулась вытереть маленькому Тому слезы бумажным полотенцем. — И ты тоже, здоровяк. Только сперва допей свой сок.

Дети встали с кресел, и надели обувь. Питер помог младшему брату, а Энн помогла Эллис. Энн заметила, каким взрослым стал Питер в свои семь лет, и с трудом сглотнула, внезапно почувствовав комок в горле. На улице стоял прекрасный, солнечный день. Энн зажмурилась от солнечного света, потом осмотрелась на предмет угрозы, но окрестности выглядели так же, как и всегда. Воздух был наполнен звуками далеких сирен, но здесь на окраинах ничто не вызывало тревоги. Просто зеленые газоны, ухоженные дома, и красивое голубое небо. Только людей не было видно. Вероятно, все были на работе, или сидели дома и смотрели новости. Даже маленький Том оживился, и ей пришлось взять его за руку, чтобы он не отвлекался. Он достиг того возраста, в котором его очаровывало все, напоминающее камень.

Она перевела детей через улицу к дому Труди и позвонила в дверь.

Глухой голос ответил, — Кто там?

— Труди, это я.

— Энн?

— Открой, Труди.

Дверь открылась, и Труди Мартсон выглянула, посмотрев сначала на них, потом вокруг, на тротуар и противоположную сторону улицы.

— Все в порядке, Энн?

— В полном порядке, — ответила Энн, с трудом сдерживая желание повернуться и посмотреть туда, куда смотрит Труди. — Послушай, подруга, можешь присмотреть за малышами, пока я поищу Большого Тома в парке?

Труди открыла пошире дверь, показывая свое изможденное лицо. — Боже, с ним все в порядке?

Энн мрачно улыбнулась. — Вряд ли будет, когда я ему все выскажу.

Голос соседки внезапно стал пронзительным, — О чем он думал, выходя сегодня на улицу?

Энн моргнула. — Да, неважно. Мне нужно привести его домой. Присмотришь за детьми?

— Извини, но я не могу. Хьюго совсем плох. Метался все утро. Кричал в коме. Мне нужно присматривать за ним.

— Ты знаешь, что мы все молимся за Хьюго, Труди. Если он мечется в кровати, значит, скоро очнется. Если он кричит во сне, это уже не кома. Поверь, я была медсестрой до появления Питера. Они все скоро очнутся. Мы надеемся на это.

На лице Труди появилось выражение ужаса.

— Ты в порядке, Труди?

— Да, надеюсь, что да, — ответила женщина усталым и тихим голосом. — Все равно мне нужно присматривать за ним. Я должна быть готова, когда он очнется. — Она вдруг рассмеялась. — Даже после всего произошедшего, я не могу оставить его. Разве этого мало?

— Ну, а теперь у тебя будет три маленьких помощника Верно, помощники?

— Да, мама, — сказал Питер, скептически глядя исподлобья на Труди.

— Это плохая идея, Энн.

— Давайте, дети, заходите, — сказала Энн, проталкивая детей в дверь. Она с трудом сдержала кашель. В доме пахло скисшим молоком. Ее бедная соседка действительно не выходила из дома, с того момента, как заболел Хьюго. — Труди, я прошу всего пятнадцать минут.

— Пожалуйста…

Энн задрала голову к небу, чуть не смеясь. Почему сегодня все с ней так несправедливы? — Ну же, парк совсем рядом. В пяти минутах ходьбы. Я скоро вернусь, клянусь.

Людям было трудно отказать Энн Лири.

Она энергично зашагала по направлению к парку, подгоняемая злостью на мужа, что заставил ее так волноваться, и у края тротуара остановилась. Если где-то здесь прячется пара психов, не самая лучшая идея нарваться сейчас на них. Она была сильной личностью и большой болтуньей, но физически слабой, и терпеть не могла насилие. Ее жесткий язык мог лишь далеко завести, а вот вернутся назад без Большого Тома она не могла. Она обследовала аккуратно подстриженные газоны и деревья на предмет друзей или врагов. Но вокруг не было ни души. Ветер шелестел в ветвях. Игровая площадка была пуста. Качели жутковато покачивались на ветру.

Том? — дрожащим голосом позвала Энн, ненавидя себя за свою робость.

Где же все? Обычно в такой прекрасный день в парке было полно народу, даже по понедельникам, и даже после начала эпидемии.

Она заметила поднимающийся на востоке дым. Это же в центре. В центре большой пожар. Сирены выли уже где-то неподалеку. Когда она направилась к деревьям, то услышала какой-то треск. Надо же, подумала она. И кто будет зажигать фейерверки в такое время?

— Том! — прокричала она уже смелее. — Том!

Она несколько раз прочесала парк вдоль и поперек, но никого не обнаружила. Она не носила часов, руководствуясь только своим внутренним графиком. Пятнадцать минут вылились в час. Звуки сирен лишь нарастали, пока она вдруг не осознала, что и они стихли. Похоже, все в центре зажигали фейерверки. Прошло еще время, и ее злость переросла в панику. Она чувствовала, что день проскальзывает мимо нее.

— Том, прости меня, — закричала она, слепо бросившись бежать. — Прости меня. Выходи сейчас же!

Энн остановилась, потея и задыхаясь. Туфли были в грязи, брюки порваны. Солнце висело низко над горизонтом. Стихли последние сирены. Она почувствовала, что проиграла какую-то крупную, незримую битву. Треск сейчас исходил отовсюду.

— Я хочу своего мужа, — сказала она в ярости, и сплюнула.

Какое-то ужасное чувство нахлынуло на нее, пронзив ее, как позыв к рвоте, и она упала на колени.

— О, нет, — сказала она, зажимая рот руками. — О, нет, нет, нет, нет, нет, нет.

Энн с трудом поднялась на ноги и бросилась со всех ног, боясь опоздать. Наконец она подбежала к двери Труди, и остановилась перевести дыхание..

— Пожалуйста. — сказала она, колотя в дверь, — Пожалуйста, о, боже.

Но никто не открывал.

Она подбежала к окну и попробовала заглянуть внутрь, но занавески закрывали обзор. Включенный телевизор освещал интерьер. Она заколотила по стеклу, пока пронзительная боль в руке не заставила ее прекратить. В голове мелькнула мысль разбить окно. Вместо этого она бросилась к задней части дома, чувствуя, что вот-вот закричит. Она ощущала, что теряет над собой контроль.

Если кто-нибудь тронет хоть волос на головах моих детей…

Энн не сумела закончить. Она и мысли не могла допустить, что могут пострадать ее дети.

— Пожалуйста, боже, — выдохнула она, — Пожалуйста, боже, пожалуйста, боже…

Стеклянная раздвижная дверь была открыта. Сетчатая дверь была заперта, но сама сетка оторвана.

Дом источал запах скисшего молока.

— Пожалуйста, — прошептала она, делая шаг внутрь.

В гостиной было темно. Телевизор работал, показывая цветную сетку и издавая громкий звук аварийного сигнала.

— Труди? Труди, ты здесь?

Никто не отвечал. Энн пробежала через комнату в кухню. На столе стояло три маленьких стаканчика. Один с недопитым молоком.

— Труди, где мои дети?

В главной спальне стояла разобранная кровать. Кислый запах был там такой концентрированный, что ей пришлось зажать рот руками. Ее вытолкнуло из комнаты с почти физической силой.

— Труди, это я, Энн!

Все комнаты были пусты. В доме, похоже, никого не было. Куда Труди увела детей? Ей нужно время, чтобы подумать. Ей нужно найти их и обезопасить, пока Большой Том не вернулся домой.

Энн вернулась в гостиную. Сигнал аварийного вещания продолжал действовать ей на нервы, и она подошла к телевизору, чтобы его выключить.

О, боже…

— Нет, — сказала она, — Нет, нет, нет, нет…

Ее передернуло, согнуло пополам и вырвало на ковер.

Через несколько секунд, отдышавшись, она смогла снова посмотреть на то, что первоначально было скрыто от ее взгляда.

На полу у камина лежали тела. Труди умерла со странной улыбкой на лице, шея у нее была сломана. В ногах у нее лежали Питер, Эллис и маленький Том.

Что-то изуродовало их. Вырвало из них куски мяса. Кровь была повсюду.

Они прижимались к Труди, словно прося защиты. Они хотели, чтобы Труди защитила их, потому что мамы и папы не было рядом.

— Нет, — сказала себе Энн. Питер все еще сжимал кочергу от камина. Они защищали ее. Мои дети. Это похоже на них. Пожертвовать своей безопасностью ради безопасности других людей. Такие смелые. Мой большой, взрослый мальчик. Он такой смелый. Мой добрый Питер. Такой же, как его папа.

Энн кричала, царапая себе лицо, пока не потеряла сознание.

* * *

Очнувшись, она обнаружила, что бредет посреди улицы, кашляя от дыма. Пол Лиао позвал ее с подъездной дорожки у своего дома. Его жена заталкивала детей в перегруженный «универсал». Через улицу, у тротуара лежало тело, от которого тянулась длинная кровавая дорожка. Вдалеке кто-то кричал. Где-то рядом грохнул выстрел. Разбилось окно.

Какой-то автофургон подъехал и остановился. Открылись двери.

— Она моя, — сказал кто-то. — Прикрой.

Перед ней возник коп в защитном снаряжении. Увидев выражение ее лица, он вздрогнул.

— Психи, — хрипло произнесла она. Она не узнавала свой голос.

— Вы в безопасности, мэм, — сказал коп. — Идите сюда.

Другой коп стоял неподалеку, осматривая местность и держа дробовик наготове.

— Господи Иисусе, ты взгляни на ее лицо. — сказал он. — Я на секунду подумал, что она одна из них.

Через несколько мгновений он начал стрелять. Грохот выстрелов заполнил все вокруг.

— Прогоните их! — закричала она. Она хотела сказать им еще что-то важное, но не могла вспомнить, что. Грохот снова спутал все мысли. Она соображала с трудом. Она то теряла сознание, то снова приходила в себя, от чего часы для нее превращались в минуты. Она помнила, как похоронила детей у себя на заднем дворе. Помнила, как силы уже оставляли ее. Помнила, как копала могилу для себя. Гнев переполнил ее. Ей захотелось закричать на большого копа, но тот куда-то пропал. Было темно — внутри, но не снаружи. Она поняла, что находится в какой-то большой комнате, сидит, привалившись спиной к стене. Обработанное спиртом лицо онемело и горело огнем. Раны на щеках пульсировали под толстым слоем бинтов. Она плотнее закуталась в одеяло, накинутое на плечи. Она чувствовала в комнате присутствие сотен людей. Слышала их кашель, шепот и всхлипы. Когда глаза привыкли к темноте, она увидела лежащие на раскладушках и сидящие на полу рядом с ней тела.

— Том, — сказала она, пытаясь вернуть себе голос. — Том? Том, ты здесь?

— О, боже, еще одна, — проворчал кто-то.

— Ради бога, заткнитесь! — проревел кто-то из темноты. — Дайте поспать.

— Большой Том! — заплакала она. — Ответь, если ты меня слышишь!

— Вы не одна здесь потеряли кого-то, леди, — ответил другой голос. — Успокойтесь.

В темноте всхлипывали люди, разговаривая со своими пропавшими близкими. Кто-то громко кашлял. Рядом, на раскладушке занималась любовью какая-то пара. Под одеялом громко мастурбировал мужчина. В темноте светились огоньки сигарет. В двадцати футах от нее на холодном полу лежал другой мужчина, и, обложившись кучей фотоснимков, бесконечно рассматривал их при свете фонарика.

Энн не могла вспомнить, когда последний раз нормально спала. Она вызвала в памяти тот последний момент. Тогда ей приснился детский зуб, лежащий на накидке Труди. С тех пор она по настоящему так и не спала. Она смотрела на фонарик того мужчины, пока он не вырос в огромное бело пятно. Потом она услышала, как громко спорят двое. Один сказал, что скоро вода и пища кончатся и все начнут убивать друг друга из-за крошек. Другой сказал, что наступает конец света, и только глупцы сейчас могут строить планы на будущее.

Энн удивилась этим голосам. Оказалось, что сейчас уже день. Она снова потеряла счет времени. Лучи утреннего солнца проникали сквозь ряд перфорированных окон под потолком. Комната оказалась автомастерской. Люди бесцельно слонялись вокруг, обменивались свечами и сигаретами, спорили и дрались, справляли нужду в биотуалеты, мылись с помощью губок холодной водой в пластмассовых тазах. В воздухе пахло старым машинным маслом, испражнениями и страхом. Люди собирались вокруг радиоприемников, горячо обсуждали новости, потом расходились. Стены были обклеены цветными объявлениями органов здравоохранения, оранжевыми, красными, желтыми. Они напоминали, что нужно мыть руки, избегать Инфицированных, и приближаться к представителям армии и полиции спокойно, не делая резких движений, с поднятыми над головой руками.

Она поняла, что находится, не в государственном убежище, а в каком-то старомодном лагере беженцев, и к тому же временном. Сколько она уже пробыла здесь? Сколько времени прошло с конца света? Она почувствовала головокружение, будто не ела уже несколько дней. Она подумала о черничном пироге, стоящем на кухонной стойке, и покрытом мухами.

— Власти взяли все под свой контроль, — сказал чей-то голос. — Помощь близко. Не теряйте надежду.

Тощий, контуженый мальчишка был каким-то государственным служащим. Он раздавал списки эвакуационных центров, отпечатанных на желтых листах бумаги.

— Этот уже захвачен, — с отвращением рявкнул кто-то. — Я был там, мать твою.

— Следующий по списку в пяти милях от сюда.

— Да хоть на луне.

— Единственное безопасное место — здесь. Я никуда не пойду.

Мальчишка проигнорировал его, продолжая раздавать желтые листки и долдоня свою душеспасительную мантру с неубедительной улыбкой.

Энн взяла протянутый ей листок. Мертвое лицо мальчишки вытянулось в искусственной улыбке, и он сказал, — Власти взяли все под свой контроль. Помощь близко. Не теряйте надежду. Сообщайте о любых подозрительных лицах.

Представителей власти тут, похоже, не было. Копы, доставившие ее сюда, куда-то пропали. Даже добрая женщина в синем уол-мартовском фартуке, принесшая ей продукты, оказалась добровольцем. Потом она увидела в комнате нескольких мужчин. Они с обеспокоенным видом обменялись рукопожатиями и стали что-то записывать в свои блокноты. Этот временный комитет руководителей постепенно подходил все ближе, и она услышала, как один из них, добродушного вида толстяк в больших очках, говорит людям, что им нужно навести порядок.

— Зачем? — спросил кто-то агрессивным тоном.

Женщина, сидящая на раскладушке, сказала, — Вы прямо как они.

Толстяк заморгал, поправил очки и спросил, — Кто они?

— Правительство.

— Но вы живы благодаря правительству, — сказал он. — Они доставили вас сюда, дали вам еду и воду, одеяла, медикаменты. Мы стараемся навести порядок, на случай если кончатся припасы и правительство не сможет нам больше ничего посылать.

— Как я и говорила, — победоносно сказала женщина.

Энн покачала головой от неприятного ощущения. — По крайней мере, эти парни хоть что-то делают, — подумала она. Она узнала в них отчасти себя.

— Мне бы не помешали батарейки, если у вас есть, — продолжала женщина.

Энн заметила бронетранспортер, припаркованный в дальнем конце гаража, и решила взглянуть поближе. Закутавшись плотнее в одеяло и пряча в заднем кармане полбутылки воды, она побрела сквозь плотные запахи и шум лагеря, пока не нашла свободное место, где смогла сесть, прислонившись спиной к бетонному столбу. Отсюда было хорошо видно эту впечатляющую боевую машину. Над двигателем склонились трое солдат, споря на техническом языке, который для нее был все равно, что иностранный. Энн подумала, что они похожи больше на механиков, чем на солдат. Она смотрела на них, медленно попивая воду из бутылки. Они чистили ветошью детали двигателя, и время от времени поглядывали на окружающую их толпу, как инженеры, ищущие трещины в дамбе.

Она решила держаться к ним поближе. Ей было очевидно, что мужчина, споривший утром, был прав. Это место долго не продержится. Если что-то случится, самое безопасное место в комнате будет за солдатами с их оружием. Она ненавидела себя за эти мысли. Энн проклинала себя за свое желание выжить.

В течение трех дней она наблюдала, как они ремонтируют машину. За это время число беженцев сократилось почти до сотни. Копы так и не вернулись. Еда и вода стали заканчиваться. Биотуалеты были заполнены до краев. Участились мелкие правонарушения. Многие люди ушли, решившись добраться до одного из эвакуационных центров.

На третий день женщина из «Уол-марта» принесла ей дневной рацион — на этот раз только бутылку воды и энергетический батончик.

— Извини, но на сегодня это все, дорогая, — сказала она. — Но не переживай. Мне сказали, попозже будет еще одна доставка. Правительство обещало.

— Значит, дела в мире налаживаются?

На лице женщины мелькнул страх, быстро сменившийся лучезарной улыбкой.

— Конечно! — сказала она.

Атмосфера в убежище была напряженная. Люди злились, что их пайки сократились донельзя, и искали виноватых. Матери требовали молока для своих кричащих от голода детей. Прошел слух, что ночью в дальнем конце комнаты изнасиловали нескольких женщин. Большинство беженцев требовали, чтобы были почищены биотуалеты и убраны трупы, которые лежали вдоль восточной стены аккуратными ровными рядами, в блестящих черных мешках. Некоторые мужчины ругались, обвиняя друг друга в потреблении большего количества припасов, чем остальные. Люди толпились вокруг руководящего комитета, требуя ответов. В конце концов, толстяк в очках пробился сквозь толпу и неуверенно подошел к солдатам.

— Могу я поговорить с командиром, — сказал он напряженным, тонким голосом.

— Я сержант Тоби Уилсон, сэр, — сказал один из солдат густым баритоном, протягивая огромную ручищу. — Можете называть меня просто Сержант.

Толстяк с энтузиазмом пожал командиру руку, радуясь теплому приему.

— Рад познакомиться, Сержант. Я Джошуа Адлер.

— Так что мы можем сделать для вас, мистер Адлер?

— Я и несколько других парней пытаемся навести здесь порядок.

— Угу. Мы видели.

— Что ж, вы, наверное, знаете, что ситуация с припасами очень скверная. Правительство пообещало, что они пришлют еще. Я тут составил список припасов…

Толстяк стал листать блокнот, но Сержант остановил его.

— Мистер Адлер, мы не имеем к этом никакого отношения. Мы ничего об этом не знаем. Мы здесь лишь для того, чтобы отремонтировать машину. Она нуждается в профессиональном техническом обслуживании. Поскольку здесь такого нет, нам приходится чинить ее всеми подручными средствами. А на это требуется время.

— Понимаю…

— Мы почти уже разобрались, и надеемся, что вернемся в строй в самое ближайшее время. Наш главный приоритет — вернуться туда, где мы можем быть полезны.

— Хорошо, я понял. Сержант, может быть, вы мне расскажете, что там нового снаружи…

— Плохи дела, — ответил Сержант.

— Плохи?

— Хуже не бывает. Плохи, потому что мы проигрываем войну.

— Так кто же сейчас главный?

Сержант пожал плечами, — Наверное, вы.

В другом конце гаража распахнулись двери, впуская прохладный, чистый воздух. В помещение вошли трое вооруженных до зубов солдат в громоздких защитных костюмах и противогазах, отчего они походили на каких-то жуков.

— Оставайтесь на своих местах, — скомандовал один из солдат. Его голос звучал из противогаза как из бочки. Энн со своего места по началу даже не поняла, кто говорит. — Пожалуйста, сохраняйте спокойствие.

Первый солдат, похоже, был командиром. Сжимая пистолет в руке, он прошел мимо толпящихся у раскладушек людей, заглядывая всем в лица, словно ища чего-то. Другие солдаты, вооруженные автоматами, шли следом.

Джошуа извинился, подал знак другим людям из руководящего комитета, и направился сквозь толпу к солдатам.

— Капитан, — сказал один из солдат.

Командир повернулся и поднял пистолет, — Сядьте, сэр, — скомандовал он.

Солдаты стояли у него за спиной, держа помещение под прицелом.

— Но мы…

Капитан снял пистолет с предохранителя и дослал патрон в патронник. — Немедленно сядьте, — добавил он.

Побледнев, Джошуа резко сел на пол рядом с другими мужчинами.

Солдаты продолжали двигаться сквозь толпу. Впереди шел капитан, заглядывая каждому в лицо, прежде чем идти дальше. Все молча смотрели на солдат, только несколько детей тихо плакали на руках у матерей.

Наконец, капитан указал на какого-то мужчину и сказал, — Один есть.

Один из солдат подошел и, схватив того за руку, потянул вверх.

— Куда вы забираете этого бедолагу, — спросила какая-то женщина.

— Он инфицирован, мэм, — сказал капитан. — Давай, Паркер, поднимай его.

Люди, сидящие рядом с мужчиной, с криками отшатнулись от него. Он слабо сопротивлялся солдатам. Он явно был болен. Его красное от жара лицо блестело от пота. В конце концов, один из солдат ударил мужчину прикладом в голову, и тот со стоном обмяк.

Они потащили его к выходу из гаража.

— Подождите, — сказала Энн, — Офицер, подождите! Что вы собираетесь с ним делать?

Капитан ответил, — Сядьте и замолчите, мэм.

— Думаю, вы ей понравились, Капитан, — сказал солдат по фамилии Паркер.

— Смотри, она пожалуется на тебя в родительский комитет, — добавил другой и рассмеялся.

— Он просто болен, — сказала она. — Он не один из них.

Капитан поднял пистолет и направил ей в лицо.

— А может быть, вы инфицированы?

Какой-то мужчина, стоявший позади солдат, подошел к Капитану. Энн мгновенно поняла по его черному костюму и белому воротничку, что он священник.

— Подождите минутку, сэр, — сказал он.

Капитан повернулся, быстро взглянул на него и сказал, — Вы католик?

Мужчина заморгал, растерявшись. — Нет, сынок.

— Тогда мне наплевать, что вы хотите сказать.

Пистолет мелькнул в его руке, ударив священника в лицо, и тот рухнул на пол. Энн переглянулась с Сержантом, который стоял рядом с «Брэдли» вместе со своим экипажем, и вытирал ветошью руки. Он еле заметно покачал головой.

С трудом сдерживая ярость, Энн снова села на пол. Солдаты вытащили больного мужчину из гаража. Священник лежал на полу и стонал, закрыв лицо руками.

Грохот выстрела проник сквозь стены, звоном отозвавшись в ушах.

В тот же день примерно половина беженцев собрала свои скудные пожитки и покинула убежище. Это случилось после долгой кровавой драки между несколькими мужчинами. Теми, кто хотел уйти и теми, кто решил остаться. Причиной драки послужил дележ оставшихся припасов. Спор закончила женщина из «Уол-марта», объявив, что припасов больше нет. Ничего нет. Ни крошки. Те, кто остались, были сломленными людьми. Они лежали на раскладушках, уставившись в потолок. Джошуа был среди них. Он прижимал к кровоточащему носу грязную сырую тряпку, один глаз почти полностью заплыл.

Ночь прошла без происшествий, разве что люди всхлипывали в темноте. Все помещение провоняло аммиачным запахом мочи. Они были обречены, и знали это.

На следующее утро двери снова распахнулись, и в гараж ввалилась группа мужчин и женщин, одетых в сборную солянку из военной формы и вооруженных ружьями и пистолетами. Беженцы с пронзительными криками отшатнулись от них.

— Кто-нибудь хочет уехать? — объявил с ухмылкой один из вновь прибывших.

— Сэм! — закричала какая-то женщина, бросившись ему в объятия.

— Я же сказал, что найду тебя, — сказал он. По его лицу лились слезы. — Я же сказал.

— У нас тут есть автобусы. Места хватит на всех, — объявила женщина с банданой на голове. — По дороге в Гаррисберг есть лагерь ФАПЧС, мы будем конвоировать. Если хотите, собирайте вещи. Через десять минут отъезжаем.

Беженцы толпились вокруг, сыпля вопросами. Ответы, похоже, их удовлетворили, потому что все похватали свои вещи и поспешили на выход, где их ждали выстроившиеся в ряд автобусы.

Когда последний беженец направился к дверям, один из вновь прибывших обратился к Энн, — Последний шанс, леди!

Она покачала головой.

Мужчина помахал рукой и закрыл дверь. Энн вздохнула с чувством, похожим на облегчение. Напряжение, висевшее в атмосфере, начало спадать. Помещение внезапно показалось гораздо больше без наполнявших его людей.

— Почему ты не поехала?

Она заметила, что священник тоже остался.

— Не должно быть все так просто, — сказала она.

— Может быть, ты и права. Не знаю, стоило ли им доверять.

— Нет, — сказала Энн. У других не было иного выбора. У меня есть выбор. Не должно быть все так просто.

Священник кивнул. Он подошел к ней и, тяжело вздохнув, сел на соседнюю раскладушку. Осторожно потрогал синяк на лице. Энн как следует его рассмотрела. Это был крупный мужчина, с короткими, седыми, курчавыми волосами и обветренным, заросшим щетиной лицом. Она подумала, что ему где-то под шестьдесят.

— А вы что же? — спросила она. — Почему не поехали?

Он пожал плечами и сказал, — Долог путь и труден, что ведет из ада к свету. Говоря другими словами, я согласен с вами.

— Это что-то из библии?

— Нет. «Потерянный рай» Джона Мильтона.

Он представились друг другу. Священника звали Пол.

Подошел командир «Брэдли».

— Похоже, мы починили машину, — сказал он им. — Если не возражаете, я сегодня хотел бы завести ее и немного обкатать. Мы немного приоткроем служебную дверь, чтобы проветрить помещение, а то будет немного шумно, да и запах тот еще.

— Хорошо, — сказал Пол и отошел посмотреть на ряды трупов, так и лежащих в своих мешках и ждущих отправки, которой никогда уже не будет.

Энн сказала, — Сержант, как вы могли бессердечно стоять и смотреть, когда они вытаскивали того мужчину на улицу, чтобы хладнокровно убить? Вы же знали, что он не инфицирован?

Солдат пожал плечами. — Я бы назвал вам дюжину причин, мэм. Позвольте задать вам вопрос. Почему вы решили рисковать своей жизнью ради его спасения?

Ей пришло в голову несколько причин — этот человек был невиновен, убийство аморально, об обществе судят по тому, как оно защищает своих самых слабых членов — но все они звучали неубедительно. Она фыркнула. — О чем я спрашивала?

Сержант мрачно ухмыльнулся и кивнул. — Вот, что я думаю. В Афганистане, когда дела стали совсем плохи, выжить можно было лишь, приняв тот факт, что ты уже мертвец.

— Боже, — сказала она, отпрянув.

— Те люди, — сказал Сержант, указывая куда-то пальцем. — Инфицированные. Они же настоящие живые мертвецы. А мы? Мы мертвые жильцы.

— Как вы можете говорить, что мы уже мертвы? — сказала Энн, испугавшись этой мысли. Она лишь на секунду представила себе. — Как вы можете? Разве это не изменило вас?

— Да, — сказал Сержант. Вас же это изменило. — Он снова пожал плечами. — Вы же выживаете.

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем выживать, если это уже не ты?

— Зачем выживаю я? Зачем выживаете вы? Кто-то должен жить, мэм. Кто-то должен продолжать жить. Вот, что все мы должны знать. Вот, что все мы будем знать. Кто-то должен жить, либо все это не имеет смысла.

— Что именно? — спросила Энн.

Он удивленно моргнул. — Человеческая раса, конечно же.

— Это же большая ответственность.

— Если мы не поймем это, то можем с тем же успехом дать им себя победить.

Он откашлялся и рассказал Энн, как он отправил свой отряд испытывать нелетальное оружие, и как по рации сообщили о какой-то катастрофе. Потом они с экипажем потеряли связь с армией. Теперь они сами по себе. Они поставили себе новую цель. Они хотят вернуться на место выполнения задания и попробовать разыскать пропавших ребят.

— Мы не выживем долго, если будем сами по себе, — объяснил он. — Нам нужна пехота для прикрытия. А мы в свою очередь предложили бы свою защиту. Мобильность «Брэдли», его броня и пушка.

— О чем вы говорите?

— Говорю, что хочу, чтобы вы присоединились к нам.

— Я хочу помочь вам. Очень хочу, но я не солдат, — сказала она. И никогда не была им.

— Я хочу, чтобы вы собрали отряд из гражданских. Оружие у нас есть. Я научу вас с ним обращаться. Если мы найдем наших парней, то два дня максимум. Может, три.

— А как насчет него? — спросила Энн, глядя на Пола, молящегося над телами мертвецов.

— Думаю, он самоубийца, — сказал Сержант. — Но если хотите, можете его взять. Вам все ясно?

— Но почему я? — спросила она. — Если бы вы меня знали, то не выбрали бы для подобного дела.

— Я выбрал вас, основываясь на том, что знаю. Вы не боитесь смерти. Вы крепкая. Вы не ищите легких ответов и кого-то, кто о вас бы позаботился. У вас есть голова на плечах. Вы сели, вместо того, чтобы дать себя убить, помогая тому человеку, поэтому я не беспокоюсь о том, что вы желаете смерти, или активно ищете ее.

— Что ж, — удивленно сказала Энн. — Вижу, вы все продумали.

Она поняла, что хочет этого. Она сидела здесь несколько дней и хотела, чтобы случилось что-то подобное. Шанс действительно что-то сделать. Шанс нанести ответный удар и остановить чуму.

Шанс убить всех тех монстров за то, что они сделали с ее детьми.

— Ты — выжившая, Энн, — сказал Сержант. — А мне нужны выжившие.