Девять дней назад Этан проснулся в пустой кровати, сердце колотилось в груди. Он нашел жену в ванной, с открытым ртом красящую тушью ресницы, а Мэри сидела на полу и подражала ей. С начала эпидемии три дня назад, он стал замечать за собой, что паникует, если не знает, где его семья. Его мучили кошмары, в которых его жена и ребенок падают и кричат. Он старался не думать о своих учениках, с которыми случилось такое.

— Хочу кофе, — сказал он. — Куда собираешься, милая? — Он помахал рукой и улыбнулся дочери. — Привет, Мэри!

— На работу, — сказала Кэрол. — Я работаю сегодня.

— Привет, папочка, — сказала Мэри.

— Но до четверга вы не работали.

— Сегодня четверг, Этан.

— Нет, — сказал он, потом широко улыбнулся Мэри, которая вдруг уставилась на него, заметив его огорчение. — Сегодня ты тоже должна остаться дома. Так многие делают.

— Этан, мы уже говорили об этом, — сказала его жена, искренне улыбнувшись ему. — У нас у всех крыша едет, но нужно как-то жить дальше. Слишком многое не ясно. А нам нужны деньги. Мы должны что-то кушать.

Мэри сказала, — Не разговаривайте.

— И школы все еще закрыты, — отметил он.

— Им нужно место для «крикунов».

— Не называй их так.

Кэрол фыркнула. — Ты действительно хочешь, чтобы я называла их СВЦЭЛ?

— Ты должна проявлять чуточку уважения, вот и все, — проворчал он.

Синдром внезапной церебрально-эпилептической летаргии, или СВЦЭЛ, был более официальным, хотя и слишком обобщенным, термином, широко используемым учеными для определения таинственной болезни. Кроме названия, ученые знали о ней очень мало. Некоторые говорили, что она напоминает болезнь Минора, своим внезапным приступом боли и параличом, вызванным кровоизлиянием в спинной мозг. Некоторые хотели изучать синдром взрывающейся головы, другие — эпилепсию лобной доли, третьи — заболевания, связанные с деятельностью внутреннего уха. Группа ученых написала письмо президенту, требуя повсеместного взятия проб воздуха, почвы, воды и анализов у людей, на предмет неизвестных нанотехнологических реагентов, предупреждая, что худшее еще впереди.

Одинаково приводили в замешательство непрерывные экзотические симптомы, проявляющиеся у некоторых жертв новой болезни. Эхолалия, например, неосмысленное повторение слышимого. Эхопраксия, повторение движений других людей. И в некоторых случаях, «восковая гибкость», когда конечности жертвы застывают в приданном положении, будто сделанные из воска. Никто не мог объяснить, почему у одних есть эти симптомы, а у других нет, так же никто не мог объяснить, как болезнь выбирает своих жертв, и как она смогла распространиться по всей планете за один день. Реальных фактов было очень мало, зато были сотни теорий, пытавшихся объяснить эти факты.

— Смотри, Этан. Они скоро снова откроют школы. Почему бы тебе пока не сходить в школу и не предложить свою помощь клинике? Множество людей постоянно нуждается в уходе.

— Может быть, — сказал он.

— Сделал бы хоть что-то полезное, — съязвила она, бросив испепеляющий взгляд на его спутанную рыжую шевелюру и щетину. — Надо бывать иногда на свежем воздухе. Пора уже, Этан.

— Хорошо, может, и выйду, — солгал он. Он не имел ни малейшего желания покидать дом. — Тогда оставь Мэри здесь. Вчера вечером по телевизору говорили про какие-то беспорядки по всему восточному побережью. Так что пусть она будет ближе к дому.

— Мы живем в Пенсильвании. И Мэри скучает по своим друзьям в детском саду. Сегодня они проводят специальную службу со свечами от СВЦЭЛ.

— Не разговаривайте! — сказала Мэри, расстроенная, что родители говорят только друг с другом, а не с ней. — Я сейчас буду говорить!

Кэрол опустилась на одно колено, чтобы объяснить своей двухлетней дочери, что взрослые имеют право на разговор, но разговор уже кончился.

Этан сделал себе чашку кофе, поцеловал жену с дочерью на прощание, и вернулся в кровать.

Он проснулся от чувства тревоги. Вдали выли сирены. Он сел, зевнул, натянул футболку и тренировочные брюки. Солнечный свет проникал в венецианское окно спальни на втором этаже, откуда открывался впечатляющий вид на центр города, стоивший им при покупке дома лишних двадцати тысяч долларов. Этан и Кэрол переехали сюда прошлым летом из Филадельфии, и жена настояла, чтобы дом был с видом на город. Было начало дня. Нужно еще выпить кофе. Потом он выглянул из окна и увидел над городом столбы дыма. Всюду кружили вертолеты. Выли сирены.

— Черт, я знал, что что-то случится, — сказал он, в ярости разыскивая пульт от телевизора. Нашел его под кроватью, включил телевизор, надел очки, моргая.

Беспорядки наблюдались по всей стране, да и по всему миру, в основном в госпиталях и клиниках. И начались они вслед за вирусом «Крикунов». Толпы паникеров забрасывали клиники зажигательными бомбами. Семьи жертв вооружались и занимали позиции рядом с больницами. Сами же «крикуны», пролежавшие три дня в кататоническом состоянии, пробуждались и, похоже, совершали акты насилия.

— Срань господня, — сказал Этан. Сердце бешено колотилось.

Он набрал жене, но все линии были заняты. Нужно ему ехать в детский сад за Мэри? А потом в банк за Кэрол? А что, если они уже едут сюда? Что если Кэрол сейчас пытается до него дозвониться? Он повесил трубку и стал расхаживать по комнате, в нерешительности.

Ему нужно немного подумать. Он стянул с себя тренировочные штаны, надел джинсы и носки. Спустился вниз, включил в гостиной телевизор и приготовил себе кофе, которое, обжигаясь, выпил. По телевизору какой-то «символ надежды» зачитывал, рыдая, инструкции по эвакуации.

— Никто ничего не знает! — крикнул он пустому дому.

Он сделал еще кофе и выпил его перед телевизором, непрерывно нажимая на телефоне кнопку повторного набора, и получая в ответ сигнал перегруженной сети. Потом новости переключились на видео, снятое с вертолета, сопровождаемое сбивчивым монологом репортера, описывавшего увиденное.

Посреди городского перекрестка какая-то группа людей окружила тесным кольцом семью из четырех человек, отрезав им пути к отступлению. Мужчина встал перед своей женой и детьми. Другие люди бросились на него. Мужчина успел ударить одного, но потом его вместе с семьей уронили на землю, какое-то время избивали ногами, а затем разорвали детей на части. От шока репортер не мог произнести ни слова. Мужчина со своей женой лежали, подергиваясь, на земле, а «крикуны» стали поедать останки детей.

— Господи Иисусе, — чуть не плача, произнес Этан.

Репортер кричал, — СВЦЭЛ меняются. О, Боже, о, боже, они нападают на людей, нападают на всех, кого видят! Они едят людей!

Этан выключил телевизор, и вернулся наверх, чтобы из окна спальни взглянуть на развивающиеся события. Над городом поднимались столбы дыма. Повсюду царил хаос. Через дорогу от него аккуратно выстроились в ряд соседские дома. Один из них выглядел безжизненным, окно гостиной было в подтеках какой-то темной жидкости.

— Что это? — удивился он. — Они уже здесь?

Из окна второго этажа дома напротив на него уставились бледные лица. Трое детей Тиллманов. Он увидел, как их отец, Роджер, бросился по лестнице вниз, в гостиную, с большим охотничьим ружьем в руках. Вдали рухнул на город армейский вертолет «Чинуки». Роджер прав: всем в бункер. Этан долго смотрел на их дом, стараясь думать о том, что будет дальше: еда, вода, защита. Но мысли путались. Он не мог сосредоточиться на чем-то конкретном. Он решил собрать кое-что в аварийный рюкзак и оставить его у двери. Вряд ли он им понадобится, но когда Кэрол вернется домой, она захочет, чтобы он сделал что-нибудь конструктивное. А в ответ он покажет ей рюкзак. Натянуто улыбнувшись, он немного успокоился.

В окне, со звуком винного бокала разбившегося в раковине, появилось отверстие. Это вывело Этана из состояния прострации. На крыльце своего дома стоял Роджер Тиллман, и, опустив ружье, всматривался сквозь дым от выстрела в его сторону. Этан отпрянул от окна, вздрогнув как от толчка. Во рту пересохло.

— Зачем Роджер это сделал? — подумал он. — Боже, он же мог убить меня!

Он бросился в ванную, запер дверь, сел на унитаз. Его трясло. Прошло несколько минут, но ничего не произошло. Он сидел там, пока снова не почувствовал себя в безопасности.

Выстрел убедил его в серьезности происходящего. — Что я здесь делаю? — спросил он себя. — Мне нужно найти свою семью. Нужно найти их и отвезти в безопасное место.

Этан бросился к машине, доехал сначала до банка, потом до детского сада, но везде было пусто и закрыто. По пути он видел много ужасных вещей, но в последствии вся его поездка смазалась в памяти. Когда стемнело, он вернулся домой. Злость на Кэрол, не вернувшуюся домой, сменилась на слепую панику, когда он представил, что случившееся с той семьей по телевизору могло бы случиться и с его женой и дочерью. Он выл как раненный зверь, пока не понял, что голоден, и ему нужно немедленно поесть. Вместо этого он выпил еще кофе, посмотрел новости, не включая свет, и непрерывно жал на повторный набор на телефоне, пока не уснул.

Он оставался дома несколько дней, думая, что Кэрол и Мэри вернутся. Каждое утро он просыпался с надеждой, и каждую ночь изнеможение сменялось невыносимым отчаянием. Дни для него уже стали сливаться в одно целое, а потом отключилось электричество. Сирен в городе уже не было слышно, лишь отдельные выстрелы. Он вспомнил, что в холодильнике у него много мяса, которое нужно приготовить, пока оно не протухло, но газовая плита тоже не работала. Он съел столько еды из холодильника, сколько смог и запил холодным осадком, оставшимся в кофейнике. Потом вернулся и стал смотреть на свой мобильник, желая, чтобы он зазвонил. От этого ожидания ему стало только хуже. Он попытался налить себе стакан воды, но водопровод не работал. Он не набрал ни ванну, ни канистры, лишь несколько бутылок для рюкзака. Почему-то он подумал, что водопровод не зависит от электричества. Он смотрел на кран, испытывая беспомощную злость на себя за свою глупость.

Он попытался снова позвонить жене, но телефон не принимал сигнал. Телефоны, сотовая связь и интернет не работали из-за вышедшей из строя электросети. Теперь Этан был полностью изолирован от своей семьи. Как математик, он знал все о теории вероятности. Искать их сейчас, все равно, что искать иголку в стогу сена — пылающем стогу. Он потратил день, чтобы собрать два чемодана с одеждой и провизией. Поставил их у двери.

Той ночью он лежал в кровати, свернувшись в позу эмбриона, и плакал в подушку жены. Он не мог даже заглянуть в комнату дочери, вдохнуть ее запах, из страха, что окончательно потеряет разум. На улице раздался рев двигателя. Этан встал с кровати в кромешной темноте. Он был даже рад, что хоть что-то, наконец, отвлекло его внимание. Через улицу Роджер Тиллман запустил свой генератор, и дом озарился светом под прекрасным звездным небом. Этан смотрел, поглаживая всклокоченную отросшую бороду, и размышлял о своих мужских качествах. Вот Роджер знает, что делает. У него есть ружье, генератор, еда, вода, и семья его в укрытии. Он подготовился к апокалипсису. Он продумал все, пока Этан хныкал и шатался из угла в угол.

Вокруг дома Тиллманов метались черные тени. Вдруг какой-то человек выбежал из темноты в круг света от яркого фонаря на крыльце. Он кинулся прямо на входную дверь и отлетел от нее с грохотом, воя от боли и ярости. Он бросался на дверь снова и снова. Из тьмы на свет, нетвердой походкой вышла женщина в рваном костюме, вцепившись в сумочку, висящую на плече. Ее голова по-птичьи подергивалась. Она подошла к окну гостиной и заглянула в него, будто хотела спросить дорогу. Потом принялась колотить кулаком по окну. Наконец она выбила стекло, из руки брызнула кровь, и она в судорогах упала на землю. Через несколько минут дом был окружен рычащими людьми. Некоторые из них полезли в выбитое окно. Роджер отстреливался из ружья, но сейчас уже толпы людей, привлеченных светом и шумом, хлынули в дом во все окна и двери. Джейн Тиллман истошно кричала, — Не трогайте их, ублюдки! Я убью вас, порежу вас нахрен! Роджер кричал, — Назад, назад, их слишком много.

В гостиной Тиллманов мелькали тени. Настольная лампа упала, лампочка вспыхнула, и комната погрузилась во мрак. Ружье бабахнуло еще несколько раз, освещая вспышками тьму. Потом раздались крики о помощи.

Спустя несколько минут в доме стало тихо, только генератор жужжал и «крикуны» толпились у освещенного крыльца, как мотыльки, привлеченные светом и шумом.

Этан вернулся в кровать, свернулся калачиком и заснул глубоким сном без сновидений. Его разбудил какой-то шум.

Внизу раздавались шаги. Кто-то был в доме.

Он чуть не подал голос, но вовремя одумался. Он знал, что это не Кэрол. Тогда он понял, что надежды на возвращение ее с Мэри домой больше нет, и что ему нужно выбираться из дома, если он хочет остаться в живых. Когда-то смертельная опасность была далеко, но сейчас она вломилась к нему в дом. Его затрясло от этой мысли. В его доме люди, на которых не действуют никакие уговоры и увещевания. — Эти кошмарные твари охотятся за мной как дикие звери, даже не зная о моем существовании, — подумал он. — Эти существа будут рвать меня зубами и когтями, пока я не умру или не стану одним из них. Лица некоторых мне знакомы, но это больше не люди.

Первым делом нужно выбраться из дома.

Тихо ступая, Этан оделся. Над дымящейся Америкой вставало солнце, и его первые лучи окрасили спальню тусклым красным светом. Он сунул в карманы фотографии, брелки и щетку для волос из ящиков жены. На полу он нашел маленький желтый резиновый аэроплан, игрушку, беспечно оставленную здесь Мэри несколько дней назад. Его тоже взял с собой. Внезапно он захотел взять с собой столько их вещей, сколько сможет унести. Внизу скрипнули половицы. Он схватил бейсбольную биту и ощутил в руках ее внушающую уверенность тяжесть. Его чемоданы стоят внизу, у входной двери, приготовленные в дорогу. Он попытался успокоить дыхание. Вот те раз!

Сейчас шаги раздавались в той комнате, которую они с Кэрол использовали как домашний кабинет. Раздался жалобный женский стон. Кто бы там ни был, он походил голосом больше на скорбящую женщину, чем на монстра. Однако, когда он спустился вниз, воздух словно сгустился вокруг него. Женщина почувствовала его присутствие, и стон сменился на утробное рычание. Сердце колотилось у него в груди. В кабинете книги и бумаги с грохотом свалились на пол. Женщина металась по комнате, поскуливая и натыкаясь на стены. По крайней мере, в доме была только она одна, а не толпа. Он заставил себя сделать вдох-выдох, вдох-выдох. Кишки будто плавились. Чувствуя оружие в своих руках, он внезапно ощутил жгучее желание бросится в кабинет и вышибить ей мозги. Но оно быстро прошло. Во рту снова пересохло. Он почувствовал себя опустошенным и еще больше напуганным.

Этан выскользнул из входной двери, оставив ее открытой, и побежал к машине, которую оставил припаркованной на улице. Вдруг люди на соседних дворах увидели его и завыли. Этот звук эхом разнесся по округе. Что-то, рыча, продиралось сквозь розовые кусты. В слепой панике бросив чемоданы, Этан бросился к машине, завел двигатель, и вдавил педаль газа. В этот момент на его машину накинулся какой-то мужчина, оставив большую вмятину в двери. Машина взревела, быстро набирая скорость.

— Прочь с дороги! — заорал Этан, рывками крутя руль.

С подъездных дорожек и лужаек к нему бежали люди. Машину тряхнуло, когда какая-то женщина врезалась прямо в пассажирское окно, На покрывшемся паутиной трещин стекле осталось красное пятно, с приклеившимися клочками волос. В заднюю дверь ткнулся какой-то мужчина, отлетел в сторону, и побежал рядом с машиной, колотя по стеклу окровавленными кулаками, но, потеряв равновесие, рухнул на тротуар. Этан увеличил скорость, но потом стал вилять из стороны в сторону, стараясь избежать столкновения с опрокинутым грузовиком и другим человеком, выбежавшим ему прямо под колеса из открытой двери какого-то дома.

— О, боже, нет, пожалуйста, нет, — умолял он, сигналя.

Звук лишь привлек внимание других. Человеческие фигуры, как ракеты, врезались в машину, отлетая от нее с ужасным звуком и оставляя на стеклах кровь, паутину трещин, и вмятины в кузове. Этан проехал мимо горящего дома с горящим деревом на переднем дворе. Крича во все горло и давя на газ, он врезался в рычащую молодую женщину в красном платье. Она перелетела через крышу. Другая запачкала дверь с его стороны, разбив об стекло нос и оставив на окне длинное кровавое пятно.

— Прекратите! — кричал он, почти ничего не видя от слез. — Прекратите, мать вашу!

Жилые дома вокруг стали сменяться коммерческими зданиями. Он глянул в зеркало заднего вида и увидел визжащую толпу, преследующую его. Внезапно он осознал, что из динамиков машины звучит старая песня «Битлз». Спустя несколько минут его преследователи стали отставать, потом бросили свою охоту, и стояли, глядя ему в след.

— Вот и все, — подумал он, издав какой-то резкий звук, толи смешок, толи всхлип.

Обернувшись на дорогу, он отвлекся и не успел избежать столкновения с небольшой толпой, бегущей ему навстречу. От удара тела разлетелись как тряпичные куклы. Одно повисло на машине как какое-то кошмарное украшение, колотя по кузову свободной рукой. Из-под измятого капота на тело и лобовое стекло хлестала горячая вода. Этан жал на газ, почти ничего не видя, пока корчащееся и визжащее тело не отцепилось и не попало под ступицу правого колеса. Раздался ужасный треск. Машину дернуло вправо и все погрузилось во тьму.

Этан очнулся на тротуаре, ковыляя прочь от своей сплющенной о стену универмага машины. Он попытался бежать, вцепившись руками в свой рюкзак, но упал на колени. Его вырвало. Сзади послышался вой и топот ног. Одна из витрин универмага была разбита. Он залез внутрь и двинулся, хромая, мимо отделов с мужскими галстуками, ремнями и кожаной обувью. Несколько человек залезли в магазин и бросились за ним в погоню, преследуя его по косметическому отделу, как стая волков.

Они неуклонно настигали его, визжа будто от радости. Он бежал, ничего не видя, бросив рюкзак. Перед глазами мелькали белые точки, дышать было нечем. Свою биту он оставил в машине. Один из людей появился откуда-то с боку, рыча. Через несколько мгновений он набросился на манекен, мимо которого только что пробежал Этан, и принялся рвать его руками и зубами. Другой опрокинул второй манекен и стал топтать тому лицо. Остальные наступали уже Этану на пятки. Он увидел еще один манекен в конце прохода, и тут его осенило. Он бросился прямо к нему. Ноги буквально пылали от недостатка кислорода в крови.

Вдруг кулаки манекена извергли дым и пламя. Этан бросился на землю, а его преследователи попадали вокруг него.

Этан лежал на спине, истекая потом и тяжело дыша. Когда он, наконец, отдышался, он не знал, смеяться ему или плакать. Он чувствовал, будто его надпочечные железы выжаты до последней капли. Он поднял глаза на своего спасителя, изящную брюнетку с армейской стрижкой, одетую в черную футболку и джинсы. У нее был вид прирожденного убийцы. Лицо обезображено свежими шрамами. Глаза пожилого человека.

Она помогла ему подняться и протянула ему один из пистолетов. Указала на раненных, которые кричали и корчились на полу в растекающихся лужах крови.

— Прикончи их, и станешь одним из нас, — сказала она.

Так Этан встретил Энн.