«Брэдли» поднялся на стальной консольный мост Либерти и, сбавив скорость, стал пересекать пятисотфутовый пролет над рекой Мононгахела. Четыре полосы моста были перегорожены несколькими брошенными машинами, но Сержант не хотел рисковать. Он знал, что артиллерийский расчет Национальной Гвардии уничтожил несколько мостов в этом районе, тщетно пытаясь сдержать распространение Инфекции. Он не хотел въехать в дыру и свалиться с сорокафутовой высоты в мутные воды реки.

По мере их приближения к другому берегу, машин становилось все больше. Путь им преградили брошенные импровизированные баррикады. Перед пулеметом, установленным за кучей мешков с песком, лежали груды окоченевших трупов, окруженные роем мух. «Брэдли» увеличил скорость и проехал прямо по ним, давя гусеницами черепа.

«Брэдли» въехал в окрестности Саут Хилз. Сержант открыл люк, выглянул наружу и увидел новые баррикады и кучи трупов. Какие-то баррикады устояли, какие-то пали. В любом случае, это не имело значения. Даже если они устояли, Инфекция была всюду, в конечном итоге делая баррикады бессмысленными. Ветер носил полиэтиленовые пакеты и мусор. На ветвях дерева висела изорванная футболка, и махала им вслед. Другое дерево полыхало, как гигантский факел, источая жар, искры и пепел. Высоко в небе пролетела пара военных самолетов, напомнив Сержанту, что правительство все еще сражается за свой народ.

Стены домов здесь были испещрены надписями. После того, как Инфекция заставила миллиард кататоников по всему миру корчиться на земле, в этих местах добровольцы вместе с местными властями ходили по домам и искали людей, чтобы переправить их туда, где они могли бы получить медицинскую помощь. На фонарных столбах все еще висели оранжевые плакаты, призывающие граждан звонить по горячим линиям и сообщать о местонахождении СВЦЭЛ. На многих дверях были нанесены аэрозолем черные кресты, говорящие о том, что дома обысканы и очищены от жертв СВЦЭЛ. Трагедия была в том, что, помогая «крикунам» избежать голодания и обезвоживания, эти добрые люди невольно способствовали своему собственному уничтожению. На стенах некоторых домов были другие надписи; когда люди бросали свои дома, они писали послания, а другие беженцы добавляли свои, используя дома как средства коммуникаций. Имена и даты. Пропавшие без вести. Направления и ориентировки. Идите на юг. Избегайте полицейского участка. Билл, я иду за бабушкой. Другие сообщения предупреждали путешественников о заражении, давали советы насчет всего, от очищения воды до эффективных способов уничтожения, или предлагали что-либо на продажу. Некоторые надписи были простыми фразами. Новоявленная милиция заявляла права на территорию. Кто-то хвастался количеством совершенных убийств. Тотемные символы, в спешке нацарапанные людьми. Значки биоугрозы. Черепа со скрещенными костями.

Инфицированные останавливались как вкопанные и поднимали головы, не переставая выть от неутихающей метафизической боли. Скаля зубы, они злобно таращились на Сержанта, когда он проезжал мимо в бронированной машине.

* * *

На крыльце одного дома выжившие заметили высокого, мускулистого мужчину в купальном халате и шортах. Он что-то кричал, размахивая пистолетом в правой руке и сложенным помятым зонтом в левой. На дверях всех соседних домов были нарисованы большие черные кресты. Похоже, Инфекция выкосила в округе всех, кроме него.

— Это мой район, — сказал он, прикончив из пистолета бегущего Инфицированного, который растянулся на тротуаре, рядом с другим, уткнувшимся в пожарный гидрант и третьим, свернувшимся в позе эмбриона на капоте какого-то древнего Кадиллака. — Нечего вам тут делать!

Стрелок, сидящий рядом с Сержантом в БМП, взглянул, оценивающе, на мужчину в перископ и сказал, — Похоже мы нашли для вас достойного соперника, Сержант.

Сержант фыркнул и сказал, — Мне нравится его храбрость. Это боец.

— Храбрость, как у психа, — сказал стрелок. У него была квадратная челюсть, как у героя боевика, левая щека небритого лица заклеена лейкопластырем. — А психи это опасно.

— Если бы психов не брали в наш клуб, в этой тачке было бы сейчас пусто. Ха.

— Я думал, что по плану нам нужны выжившие, а не бойцы. Вы сами так говорили.

— Бойцы тоже полезны, — загадочно сказал Сержант. — Мы не можем проводить собеседование при приеме на работу, Стив. Давай позовем его к нам. Вольется, так вольется.

— Вы начальник, Сержант, — пожимая плечами, сказал стрелок.

Мужчина крикнул, — Раньше на этой улице играли дети!

Щелк щелк

Сержант сказал, — Чем-то он напоминает мне Рэнди Деверо. Помнишь Деверо?

— Не очень, Сержант. Я его почти не знал.

— Верно, — сказал Сержант. — Ты прав. Это моя ошибка.

Стив и водитель Даки были новичками в «Брэдли», заменившими прежний экипаж, погибший почти две недели назад. Две бесконечных недели. Вряд ли они пересекались раньше с его отрядом, парнями, прошедшими Афган, и вернувшимися, чтобы погибнуть на Уол-мартовской парковке в Питтсбурге.

— Хорошо тут у вас! — крикнул Сержант мужчине, но тот проигнорировал его. Если он не доверяет военным, может, его уговорит кто-то из гражданских. Пойти вызвалась Энн. Пока «Брэдли» работал на холостом ходу, она подошла к мужчине с поднятыми руками, растопырив пальцы.

— Как тебя зовут, — спросила она.

Мужчина косо посмотрел на нее, и, нахмурившись, отмахнулся. — Вы тоже тут не живете.

— Меня зовут Энн. Нас пятеро, плюс экипаж…

Пистолет в руке мужчины дважды щелкнул. Две бегущие вдали фигуры упали.

— Я здесь держу оборону! — сказал он, обращаясь к небу.

— Давайте, залезайте, — сказала Энн. — Поедете с нами.

— Я же сказал, назад, сука!

Сержант рассмеялся, покачав головой. Стрелок ухмыльнулся.

— А мы хотим, чтобы вы поехали с нами, — сказала Энн.

— Тут слишком опасно, — сказал ей мужчина, размахивая зонтом. — Зомби прут отовсюду!

Щелк щелк

Он снова выстрелил несколько раз в бегущие далеко по улице фигуры. С такого расстояния их было почти не видно, но он не промахнулся. Одного он снял в голову, Сержант видел это четко. Голова Инфицированного дернулась назад, и он рухнул как подкошенный.

Стив сказал, — Он, что, действительно попадает во все из этой пукалки?

— Да, это так. Действительно, каждый выстрел поражает отдельную движущуюся мишень на расстоянии 25–30 метров.

— Шутите.

— Не шучу, Стив.

— Это из пистолета? Ух, ты, потрясный чувак.

— Хотя, ты прав, — сказал Сержант. — Это радиоактивный псих.

Мужчина крикнул в след Энн, бегущей к БМП.

— Это мой дом! Моя земля!

Щелк щелк щелк

Сержант опустил телескопическое сидение и закрыл люк.

— Сколько дадите ему времени, Сержант?

— Не знаю, Стив. Больше, чем обычно. Но не очень много.

* * *

Пол провел рукой по своей щетине и посмотрел на огромный госпиталь, чьи контуры неясно вырисовывались на фоне сереющего неба. Холодало, и он почувствовал на лице первые капли дождя. Вдали прокатился раскат грома, будто бог передвигал свою мебель. — Подходящая погода для апокалипсиса, — сказал он себе. Стая черных птиц на фоне серого неба. Последние две недели мая были слишком солнечными для конца света. Заболевшие слепо бродили среди цветущих цветов. Земля пребывает вовеки. На сочной зеленой траве, в разросшихся садах разлагались мертвецы, медленно поедаемые бактериями, насекомыми, птицами и животными. До самой почвы. Да, земля пребывает вовеки. Полу хотелось бы знать, так ли глух бог, который также пребывает вовеки, к страшным людским страданиям, как и погода, или извлекает что-то из этого для себя, как трава, животные и насекомые.

* * *

Поднялся ветер, и моросящий дождь перешел в настоящий весенний ливень. Выжившие расставили ведра, чтобы набрать воды, и решили, что грозу переждать лучше в госпитале, а не в «Брэдли». Они двинулись через скопление брошенных машин скорой помощи и мертвых тел, и вошли в то, что раньше было приемным покоем, а сейчас напоминало выгоревшую бойню. Следы насилия были повсюду. На полу под толстым слоем золы и пепла лежали обугленные тела. Стены были выпачканы запекшейся кровью.

— Когда первые Инфицированные очнулись и разбрелись по городу, спасатели привозили жертв насилия сюда, в госпиталь, — сказал Этан. — В виде подарка для других.

— Похоже, потом появились какие-то обеспокоенные граждане и сожгли здесь все, — сказала Уэнди, пнув ногой золу и подняв в воздух маленько черное облако пыли.

От этого места мороз продирал по коже. Этот госпиталь казался зловеще безлюдным, если не считать обугленных мертвецов. Не сложно было представить себе врачей и санитаров, суетящихся в этом шумном помещении, встречая спасателей, привозивших сюда покалеченных и умирающих людей. После начала эпидемии, заболевших доставляли сюда и в другие специализированные клиники. Три дня спустя, они очнулись, перебили и заразили людей, круглосуточно боровшихся за их жизни. Перебили и заразили своих родных, пришедших их навестить. Потом, рано утром, выбрались в город, движимые простой программой вируса: атаковать, подавить, заразить.

Теперь здесь была бойня. Мертвое место. Сержант рассматривал валяющуюся в углу кресло-каталку. Стена над ней была изрешечена пулями. Электронные медицинские приборы безжизненно свисали со стен. В воздухе летала потревоженная черная зола, едкая на запах и горькая на вкус.

Этан пытался разглядеть в лицах других выживших ободрение, но не находил его. Другие были также потрясены, как и он сам. У этого места была какая-то сверхъестественная аура. С одной стороны госпиталь был знакомым местом, но с другой все здесь было чужим.

* * *

Пол хотел, чтобы мертвые возвращались к жизни и поедали живых. Воистину в аду больше не было места, и конец света настал. Потому что тогда это было бы доказательством сверхъестественной причины, а не просто вируса, созданного в лаборатории для убийства других людей. Тогда это было бы доказательством ада, истинного зла, и Сатаны. А если есть Сатана, то есть и Бог, а если есть Бог, то смерть это не конец, а лишь начало. Страдания человеческие при жизни ничто по сравнению с вечностью блаженства в прямом присутствии Бога. Увидеть восстание мертвых значит увидеть конец света, а с ним и конец веры. Это начало уверенности. С такой уверенностью Пол охотно бросился бы в объятья мертвецам, позволил бы им разорвать себя на части и сожрать. Разве не сильнее страдал Христос на кресте? Какая польза от этой дряхлой плотской оболочки, если его душу ждал рай?

Жена всегда смеялась над ним, когда он смотрел квази-религиозные фильмы про Сатану, посещающего Землю и пытающегося устроить конец света, на пути у которого вставал главный герой с дробовиком. Но Пол хотел, чтобы победил Сатана. Он кричал главному герою: — Почему ты противишься Божьему плану? Дай уже Сатане выиграть, и мы все попадем в рай!

* * *

— Мы не можем оставаться в этом помещении, — сказал Сержант, наконец, нарушив тишину. Он скрестил руки и кивнул Энн. — Какие наши дальнейшие планы?

Энн покачала головой, оглянувшись на него с приподнятыми бровями.

— Относимся к этому, как к восхождению на гору, — сказала Уэнди. — Гора слишком высокая. Поэтому покорим ее поэтапно. Сперва нам нужен базовый лагерь.

— У Сержанта есть боевой опыт, Уэнди, — тихо сказала Энн. Думаю, мы должны спросить у него, что нам делать.

Сержант кивнул, поблагодарив за передачу полномочий, чего давно ожидал. — Для захвата здания существует несколько простых тактик. Уэнди, ваш вариант действительно очень хорош.

— Давайте, Сержант, — сказала женщина-коп. — Вам рулить.

— Хорошо, — сказал он. — Вот как я это вижу. Нам нужно сделать три вещи. Во-первых, укрепить часть здания для нас самих. Во-вторых, собрать здесь все, что потребуется нам для выживания. И, в-третьих, не демонстрировать, что у здания появились новые владельцы. Все согласны с этим?

Выжившие кивнули.

— Мы с экипажем спрячем машину. Чтобы не было видно, но не очень далеко. Энн и Пол, найдите шкаф вахтера и наберите как можно больше хлорки. Еще найдите щетку.

— Хотите, чтобы мы убрались здесь? — недоверчиво спросил Пол. — Мы вдвоем?

— Нет. Потом мы сделаем тут все так, как было до нашего прихода. Поэтому нужно избавиться от следов, а для этого потребуется щетка. Ясно?

Они кивнули.

— А пока, посмотрите, какие припасы тут есть, за которыми мы можем потом вернуться, — добавил Сержант.

Понятно, — ответила Энн.

— Уэнди, Этан и Малец пойдут на третий этаж, закрепятся там, и будут производить зачистку. — ухмыльнулся Сержант. — А затем нам всем нужно будет сделать уборку. Отскребем этот этаж сверху донизу щеткой и проветрим его. И лишь потом заселимся. Но только в те комнаты, где нет окон. Не убирайте комнаты с окнами, так как, повторяюсь, мы не хотим афишировать, что у здания появились новые владельцы. Просто опечатайте эти комнаты и все. Ясно? Когда все сделаем, произведем разведку.

Выжившие согласились. План был хороший.

* * *

Когда жена Пола пала жертвой эпидемии, он организовал ей уход у них дома. На следующий день он навестил госпиталь, куда обессиленные спасатели и добровольцы продолжали доставлять бесчисленные конвульсирующие тела, и попытался дать наставления и силу родственникам жертв. Он думал, что святой дух подскажет ему нужные слова, но этого не произошло. Чувствуя опустошение, он закатал рукава и стал помогать менять подкладные судна. В ту ночь он отслужил особую службу. В церкви ступить было негде. Несколько постоянных прихожан и множество таких, которых он привык видеть лишь на воскресных службах. У многих в руках свечи. Не было ни музыки, ни пения, потому что органист заболел, а на замену у Пола никого не было. Пожертвований тоже не было, потому что собиратели тоже заболели. Пол просто хотел произнести небольшую речь и успокоить паству силой молитвы. У него не было запланированной проповеди. Им двигал святой дух, и говорил его устами. Глядя на измученные, заплаканные лица сидевших на скамейках людей, он задал себе риторический вопрос, почему такое случилось.

Прошли долгие мучительные минуты, но святой дух молчал. Придется говорить самому.

Он прочистил горло и сказал, — Евангелие от Иоанна, глава тринадцатая, стих седьмой: Иисус сказал ему в ответ: что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после.

Некоторые члены паствы закивали, требуя продолжения, но Пол замолчал. Ему не достаточно было сказать, что пути господни неисповедимы. Не достаточно.

Почему Бог позволил этому случиться? Он не мог понять. В голове у него метались стандартные аргументы, оправдывающие существование Бога в мире, где он позволяет злу случаться с хорошими людьми. Божье творение имеет свободу воли, а это включает в себя свободу воли делать зло. Но какое зло совершила его Сара? Бог позволяет злу процветать в мире, испорченном первородным грехом. Но разве грехи Адама и Евы, и всех других людей, включая Сару, не были смыты кровью, принесшего себя в жертву Иисуса Христа? Зло дополняет собой добро. Но что хорошего мог видеть Пол в мире без его любимой жены?

Бог проверяет нас. Бог пытается научить нас чему-то.

— Нет, — решил он. — Бог не просто учит.

Бог карает.

Пол сказал своей пастве, — А еще хорошая книга гласит: Если и после сего не исправитесь и пойдете против Меня, то и Я пойду против вас и поражу вас всемеро за грехи ваши, и наведу на вас мстительный меч в отмщение за завет; если же вы укроетесь в города ваши, то пошлю на вас язву, и преданы будете в руки врага. Левит, глава 26, стихи 23–25. Я хочу объяснить вам, почему были написаны эти стихи. Хочу объяснить урок, который Бог пытается преподать нам через такое строгое наказание.

Пастве не понравилось его послание. Они не хотели быть отвергнутыми. Им были нужны ответы. Им были нужны утешение и сострадание. Они в страхе смотрели на Пола.

Бог справедливости из Ветхого завета вернулся, и Пол, который всю свою жизнь поклонялся, изучал и проповедовал добрые вести милосердного и любвеобильного Бога из Нового Завета, не знал, что Бог хочет от него. Он молился два дня. Иногда он молился о понимании. Но в большинстве молитв он просил Бога проявить милосердие и вернуть ему Сару.

Спустя две ночи, его жена встала с кровати в своей ночной рубашке. Лицо ее было серым, глаза черными и холодными, как у змеи. И с визгом бросилась на него, пытаясь дотянуться до горла..

* * *

Выжившие поднялись по лестнице на третий этаж. Уэнди и Малец вызвались очистить его, пока Этан сторожит лестницу, чтобы никто не вошел и не вышел. Они оставили его в углу, съежившегося от страха.

Малец шел впереди Уэнди, уперев в плечо карабин с оптическим прицелом, и мотал стволом из стороны в сторону, будто отслеживая цели. Он не уделял много внимания тому, что делает, скорее он представлял себя крутым красавцем-копом. Ему было интересно, впечатлена ли Уэнди его боевыми способностями. Он захотел, чтобы у его карабина был лазерный прицел. Она шла за ним, медленно ступая, держа свой «Глок» в правой руке и фонарик в левой. Их шаги потревожили толстый слой пыли, покрывавшей пол.

Внезапно Малец наклонился вперед и оглушительно чихнул. Потом еще раз.

— Вот дерьмо, — сказал он, краснея. — Извини. Это недостойно ниндзи.

Женщина-коп мрачно ухмыльнулась. — Мы и не пытаемся быть здесь ниндзями. Мы здесь чтобы прибраться, а не красться по углам.

— Ах, да.

— Знаешь, я не хочу называть тебя Мальцом.

Мысли в голове у него заметались. — Тебе не нравится?

— Лучше я буду называть тебя твоим настоящим именем.

— Меня зовут Тодд, — сказал он быстро. — Но не говори больше никому.

— Обещаю, — ответила она с улыбкой. — Это будет наш секрет.

Он ничего не сказал. Его тревожило и пугало ощущение, что он только что совершил глупую и непоправимую ошибку.

Уэнди жестом приказала ему остановиться. — Твой карабин готов к стрельбе, Тодд?

Он кивнул.

— Тогда давай зачистим этот коридор. — Уэнди крикнула, — Эй! Эй! Есть кто дома?

Из одной палаты выскочила какая-то женщина в больничной одежде, заляпанной спереди запекшейся кровью, и побежала с рычанием в их сторону. Выжившие вздрогнули. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Внезапно им в ноздри ударил аммиачный запах мочи, отчего глаза заслезились.

— Кто? — спросил Малец.

— Ты, — ответила Уэнди.

В свое время Малец хотел переключить карабин в автоматический режим и поливать им как в кино, но Сержант ему не разрешил. Сказал, что подавление не понадобится. Если нужно остановить кого-то, бегущего прямо на тебя, достаточно нескольких выстрелов и минимум энергии.

Малец не стал целиться женщине в голову, потому что это была маленькая, дергающаяся цель. Вместо этого он навел ствол в центр груди и спустил курок, выпустив три пули за раз.

Грудь женщины взорвалась, и та споткнулась, содрогнулась, потом отскочила от стены и рухнула на пол.

Из-за угла появился мужчина и бросился к ним сзади. Уэнди развернулась и выстрелила из своего «Глока». Пуля вошла мужчине в левую глазницу, выбив ему из затылка мозг. Он тут же беззвучно упал, умерев, еще не коснувшись пола.

— Хорошая работа, — неуверенно сказал Малец, чувствуя себя опустошенным.

— Я даже жвачку проглотила, — сказала Уэнди.

Коридор внезапно наполнился воем и топотом множества ног, обутых и босых. Уэнди и Малец замерли, тяжело дыша, встав спиной к спине, и держа оружие наготове.

К ним приближалась целая толпа.

* * *

Солнечный свет не проникал в эту часть здания, и сейчас здесь была вечная ночь. Приемный покой соединялся с остальным госпиталем коридором. Пол и Энн выяснили его длину, разыскивая припасы и стараясь громко не шуметь. Пол осветил дорогу дорожным светильником. На стенах отчетливо проступали кровавые отпечатки рук. Через несколько футов свет внезапно погас, погрузив все во тьму. На полу лежали тела, окруженные роем мух. Пахло хлоркой и гнилью. Где-то поблизости громко капала вода. Вдалеке хлопнула дверь. Под ногами Пола хрустнули осколки банки с языковыми депрессорами. Вдоль стен юркнули в темноту крысы.

— Я совершила ошибку, Преподобный, — нарушила тишину Энн.

— Какую ошибку?

— Вы будете разочарованы.

Пол вздохнул. Он не знал, что сказать. Это выживание. Он не думал, что сейчас кто-то может жить, не испытывая разочарований. Он изо всех сил стараться удержать стрелку компаса своей морали в правильном направлении, но горькая правда в том, что мораль в эти дни непозволительная роскошь. Много греха вокруг. Он хотел, чтобы было хоть маленькое прощение. Но даже чувство вины это роскошь для тех, кто еще жив, и ощущения безопасности достаточно чтобы испытать его.

Он остановился перед какой-то дверью и поднял светильник.

— Изолятор, — прочитал Пол. — Не заперто.

Он слишком поздно понял, что Энн разговаривает с ним не как лишь с еще одним выжившим. Она разговаривала с ним как со священником. — Извините, леди, — хотел сказать он, — колодец высох. Он понимал, что знает так мало о людях, от кого зависела его жизнь. Он смотрел на эту маленькую женщину, с мощным ружьем и ранцем, набитым боеприпасами, и думал, что убери ружье, и она могла бы стать домохозяйкой. Дантистом. Актрисой в местном театре. Председателем школьного комитета. Единственное, что его в ней действительно волновало, так это ее природный дар обращения с оружием, благодаря которому он до сих пор жив. В то время как другие люди, лучшие люди, уже умерли.

— Преподобный, вам приходилось убивать кого-то, кого вы любили?

Пол вспомнил стареющую Сару и как в какой-то момент, он увидел в ней, как в зеркале, самого себя и понял, что тоже стареет. Ему не нравилось это. Смерть? Стареют бездельники, как говорила Сара. Она знала, что говорит. Он часто задавал вопрос о силе своей веры, боится ли он старения и смерти. Но даже тогда его мораль была лишь пугающей абстракцией, не как в последние девять дней, когда он постоянно и мучительно размышлял о тонком слое льда, разделявшем жизнь и смерть. Идешь по нему, и внезапно проваливаешься, а потом либо рай, либо забвение. Сара шутила, — Если хочешь, чтобы тебя долго помнили после смерти, умирай молодым.

Он помнил, как зажег сигарету на аллее за своим домом, спустя несколько ночей после начала эпидемии. Было очень поздно, практически утро. Он метался, ворочался в полусне. Соседний круглосуточный магазин был открыт и он купил пачку сигарет, чтобы удовлетворить сильнейшую непреодолимую тягу, которую он испытал тут же, как проснулся. Теперь он стоял и курил, впервые за долгие годы. Борьба с привычкой требовала от веры высшей силы, и с помощью веры в бога сила брачных уз заставила его наконец отказаться от пристрастия. Сара лежала дома под капельницей, а он стоял здесь, на аллее. Пол затянулся и тут же почувствовал головокружение. Закашлялся, но с третьей затяжки уже привык. Это как ездить на велосипеде. Он наслаждался тишиной. Какая-то собака залаяла и затихла. Впервые за последнее неспокойное время он почувствовал какое-то внутреннее умиротворение. По крайне один зуд был наконец утолен.

В конце аллеи под фонарем появилась фигура. Чей-то маленький силуэт. Пол искоса смотрел на него несколько секунд, неуверенный даже, человек ли это, но потом понял, что силуэт увеличивается в размерах. Он приближался к нему. Миновал светильник, закрепленный на соседском гараже, и Пол мельком увидел ужасное лицо. Фигура тяжело дышала и достаточно быстро бежала к Полу. Будто совершала забег на сто ярдов, а Пол был финишной четой. Несколько секунд Пол стоял как вкопанный и видел себя будто со стороны. Он не мог сдвинуться с места, ноги стали как ватные.

Он начал неуверенно спрашивать, — Я могу вам помочь? Но, даже не закончив фразу, развернулся, бросился на свой задний двор, и запер за собой ворота. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Он чувствовал, что этот человек мечется за воротами, шипя как какое-то животное.

Он осторожно вернулся в дом на трясущихся ногах. Страх не покидал его.

Сара сидела на краю кровати и ждала его.

— Нет, — сказал Пол. — Я не убивал никого, кого любил. А ты?

— А я убивала, — ответила Энн.

* * *

Двери в конце коридора распахнулись, и оттуда выскочил рычащий человек. Малец дал по нему залп, снесший человеку лицо, и стал отступать, непрерывно паля. В коридор хлынула толпа Инфицированных, заполнив его ужасным резким запахом.

Уэнди держалась рядом с Мальцом, прикрывая его из пистолета. Луч фонарика отражался в красных глазах. Карабин у Мальца заклинило, и он в немом изумлении уставился на него. Женщина-коп разрядила «Глок» в рычащие лица, выбросила пустую обойму, вставила новую. Пока Малец возился с затвором, какая та женщина с воем пыталась дотянуться ему до глаз. Выставив перед собой карабин, он внезапно ударил им ей в серое лицо, сломав нос. Она с воем отступила, и тут на него ринулся какой-то гигант в больничной одежде, сжимая кувалдоподобные кулаки и рыча. Его голова извергла кровавый гейзер, и он упал. Уэнди быстро расстреляла очередную обойму. Первая женщина вернулась и вцепилась Мальцу в карабин, ее зубы щелкали в слепой злобе. Малец услышал шум борьбы и треск ломающейся от удара полицейской дубинки кости. Он оттолкнул женщину к стене и стал бить ей карабином в лицо, пока она не сползла по стене вниз, оставляя за собой кровавое пятно. Тяжело дыша, он развернулся и увидел Уэнди, сражающуюся с двумя мужчинами, в два раза крупнее ее, и выбивающую из них дерьмо своей дубинкой. Он исправил заклинивший карабин и подал ей сигнал. Как только она отступила, он прикончил их несколькими выстрелами с бедра.

Несколько минут они стояли в тишине, не в состоянии ни двигаться, ни говорить, совершенно опустошенные. Лишь дышали. В воздухе висела пелена порохового дыма. Кордит щипал им ноздри, соревнуясь с горьким привкусом крови и мерзким смрадом мертвых Инфицированных.

— Ну, ты даешь, — сказал он наконец.

— Это тренировка.

— Мы были на волоске.

— С нами все будет в порядке.

— Научишь меня как-нибудь своим приемчикам дзюдо?

— Постой, — сказала Уэнди. — Ты слышишь это?

Малец потряс головой, пытаясь избавиться от звона в ушах.

— Ничего не слышу, — сказал он.

В коридор, тяжело дыша, выбежали Этан, Энн и Пол.

— Мы услышали стрельбу, и сразу бросились к вам, — сказала Энн.

— Тут как будто война была, — сказал Пол. — Парень, с тобой все хорошо?

— Мы в порядке, — сказал ему Малец.

— Тихо, — сказала Уэнди. — Сюда что-то идет.

* * *

Выжившие направили свои фонари и оружие на двери в дальнем конце коридора. До них донесся странный звук, напоминающий что-то знакомое. Жевание. Звук, с которым животное жует кусок мяса, только как-то странно усиленный.

— Что за черт? — морщась, сказал Малец.

Свежая волна запаха скисшего молока ударила в ноздри с почти физической силой.

— Боже, меня сейчас вырвет от этого запаха, — сказала Уэнди.

— Даже не произносите это слово, не то я сейчас сам сделаю это, — побледнев, сказал Этан.

— Подождите, — сказала им Энн. — Тихо.

Где-то плакал ребенок.

Этан сделал два шага вперед, но Энн остановила его, схватив за руку.

— Это ребенок, — сказал он с дикими глазами. — Маленький ребенок. О, Боже.

Пол удивленно хмыкнул, поднимая угасающий светильник. Ребенок в госпитале, один, в темноте. Ребенок-мираж. Как он выжил? Чем питался? Он инфицирован?

— Это не ребенок, — сказала Энн.

Тварь распахнула двери и выскользнула в коридор. Выжившие вздрогнули и отступили назад, вскрикнув от ужаса и отвращения. Это был гигантский червь, толщиной с автомобиль и длиной с два, с огромным бледным лицом, состоящим из сморщенных складок кожи. Тварь, похоже, была слепая, и двигалась к ним с помощью крошечных отростков, чем-то средним между бородавками и щупальцами, покрывавшими все тело.

Она выглядела ужасно. Ее бледно серое тело покрывали фиолетовые кровоподтеки. Она ползла, подрагивая, словно изнывая от голода.

Этан всхлипнул от ужаса, его разум отказывался признавать существование такой омерзительной твари. Его концепция реальности разваливалась на куски. Будто карта мира покрылась большими пустыми пятнами, отмеченными небрежно нацарапанными предупреждениями: Здесь живут монстры.

Червь полз через мертвые тела, расталкивая их в стороны.

— Оно видит нас? — спросила Уэнди.

Чудовище вздрогнуло от звука ее голоса. Остановилось перед одним из трупов, и понюхало его волосы. Огромное бледное лицо раскрылось, явив зияющую черную пасть, обрамленную кольцом акульих зубов, и тут же начало поглощать труп с головы, с чавкающим звуком.

— О, Боже!

Тварь содрогнулась, потом продолжила пиршество, хрустя костями.

— Я хочу уйти, — сказал Этан. Его трясло.

— Что нам делать? — спросил Малец. — Энн? Что будем делать?

Тварь снова содрогнулась, пища как ребенок, просящий молока.

Энн вскинула ружье и сказала, — Убейте эту гребаную мерзость.

* * *

Коридор немедленно заполнился грохотом стрельбы, когда выжившие дали выход своему страху и отвращению, крича во все горло и опустошая магазины. Червь бросил свою ужасную еду и двинулся вперед резкими толчками в стробирующем свете от выстрелов. Пули тонули в пятнистой плоти его лица без видимого эффекта.

Этан беспомощно опустил дымящийся карабин. Как же его убить? Есть ли у него вообще сердце или мозг? Даже если это просто гигантский червь без мозга и сердца, количество выпущенных в него боеприпасов должно было разорвать его на куски, а ему хоть бы что. Похоже, у этой твари под лицом что-то типа костной пластины, достаточно толстой, чтобы защитить ее от пуль. Сейчас Этан взглянул на тварь под другим углом, не как на отклонение от нормы, а как на форму жизни, идеально подходящую для жизни в туннелях. Это значит, что она уязвима с боков, а не спереди.

А что у нее с другого конца?

Что-то пронеслось у него в мозгу и щелкнуло.

Он заорал: — ВСЕМ НАЗАД!

Задний конец твари взмыл в воздух, явив собой вторую голову с шипящей пастью, обрамленной кольцом огромных острых зубов, и рванулся вперед с удивительной скоростью и мощью. Прыгнувшая тварь приземлилась среди вопящих выживших, раскидав их в стороны. Уэнди остановилась у лестницы, сделав еще несколько выстрелов из своего «Глока», и бросилась за другими выжившими вниз.

— Не останавливайтесь, — кричала Уэнди. — Оно прямо за нами!

Они сбежали с лестницы и вернулись в приемный покой. Энн показала рукой на «Брэдли», припаркованный на улице перед большими, во всю стену, окнами. Дуло его 25-милиметрового башенного орудия смотрело прямо на них. Косой дождь барабанил по броне. В открытом люке сидел Сержант и отчаянно махал им руками.

— В сторону! — закричала Энн.

— Всем лечь!

Пушка выстрелила, окутав машину дымом. Окна разлетелись, и помещение приемного покоя заполнили вспышки и клубы дыма и пыли. Выжившие лежали на полу, закрыв лица руками, в рты набилась сажа. Машина задрожала от вновь заработавшей пушки: БАМ БАМ БАМ БАМ БАМ БАМ, исторгая пустые гильзы из металлического кузова на землю. И снова. И снова.

Наконец огонь прекратился. В воздухе вились черные клубы пыли и золы.

Выжившие кричали.

* * *

Сержант выбрался из «Брэдли», сжимая свой АК-47, спрыгнул на землю, и побежал в госпиталь, зовя всех по имени. Невероятная тварь, которую он увидел, представляла собой сейчас трепещущее, дымящееся месиво, размазанное по полу. Он надеялся, что не зацепил никого из выживших. Пушка «Брэдли» больше напоминала кувалду, чем скальпель, и лучше держаться подальше от того места, куда она бьет, если хочешь жить. У него не было выбора; он услышал стрельбу наверху, завел «Брэдли» и подогнал его к госпиталю, на тот случай, если другим потребуется быстрый отход. Он снова позвал всех по имени и с облегчением услышал крики из-за регистраторской стойки. Выжившие, все черные от золы, сидели вокруг Мальца, стоявшего на коленях, и зажимавшего кровоточащую рану на руке. Уэнди кричала, приставив свой «Глок» к его голове. Он же молил о пощаде, а другие орали друг на друга, размахивая оружием.

— Она мертва, — сказал Сержант, вытирая с лица капли дождя. — Тварь мертва.

— У нас сейчас есть более серьезная проблема, Сержант, — сказала Энн.

— Я считаю, что сейчас с нами все в порядке. Так что успокойтесь, и опустите оружие.

— Он порезался об зубы твари, — сказала Энн. — Уэнди права. Он может обратиться.

— Я не сделаю ничего, пока это не случится, — сказала женщина-коп.

— Каков период инкубации?

— Зависит от возраста и массы тела… Три минуты максимум.

— У кого есть часы?

Этан плюнул на циферблат своих часов и потер большим пальцем.

— Время пошло, — сказал он.

— Я просто хочу защитить нас! — в панике закричала Уэнди.

— Ты все делаешь правильно, — сказала ей Энн. — Ты молодец, Уэнди.

— Я не хочу это делать, — сказала она, обливаясь слезами.

— Мы знаем. И Малец это тоже знает.

Они ждали. Этан вел отсчет. Выжившие затаили дыхание, а Малец слушал, как его жизнь подходит к концу десятисекундными шагами. Он представлял себе геройский конец, а сейчас его просто усыпляли, как грязное животное. После всего, что он сделал, он умрет от пули друга. Он хотел вспомнить что-то важное, ухватиться за какое-нибудь приятное воспоминание или мысль, которую бы забрал с собой на тот свет, но его голова была пуста. Он хотел помолиться, но он помнил лишь молитву, которую повторял всегда перед сном, будучи ребенком.

Я быстрей хочу уснуть, — зашептал он. — Хранит душу Господь пусть.

Выжившие медленно отступили, образовав круг, покашливая и теребя оружие.

— Если я во сне умру, Отдаю ее Ему.

Он зажмурился, когда Этан закончил отсчет последних в его короткой жизни секунд.

— Ноль, — заметно нервничая, произнес Этан.

Но это все еще я, — сказал Малец.

Он смеялся, пока смех не перешел в истеричный плач. Уэнди упала на колени и обняла его. Сержант убежал в «Брэдли» за аптечкой.

— Извини меня, — сказала она, роняя слезы. — Мне очень, очень жаль.

— Я хочу маму, — ответил он.

* * *

Тодд Полсен неподвижно сидел на полу в свете светодиодного фонаря в одной из палат. Энн отвинтила крышку пластиковой бутыли и налила воды в ведро. Тодд устало снял бронежилет, разорванный зубами твари. Он был тощим, и обычно не любил снимать рубашку перед другими людьми, но сейчас ему было все равно. Он стянул с себя футболку и почесал прыщик между торчащими лопатками. Он чувствовал себя опустошенным. Выжатым как лимон. Если бы он так не боялся, что больше не проснется, он бы уже спал. Он и не думал, что смерть так напугает его. Она всегда была для него чем-то абстрактным, иногда даже чем-то романтичным. До сего дня он мог позволить себе подобное безрассудство, потому что считал себя бессмертным. Теперь и его волосы и кожа пропитаны смертью. Она прячется в пустотах между ударами его сердца. Нежизнь. Небытие. И весь мир с его радостями и страхами будет жить без него и дальше, как будто его и не было. Как там говорит проповедник? Земля пребывает вовеки. Другими словами, земле до фени.

Тодд взял у Энн губку и притворился, что моется. Все его руки были в саже, черная пыль странно контрастировала с бледным, как брюхо дохлой рыбы, торсом. Он стыдился своего тела и своей слабости. Он плакал перед ними. Перед взрослыми. Он посмотрел в лицо смерти и расплакался. В голову не шло ни одно приятное воспоминание. И самое страшное, что в тот момент, как он думал что умрет, он не мог вспомнить лицо своей матери.

— Хочешь побыть один? — спросила его Энн.

Тодд молча покачал головой. Он и так был один.

Энн сказала, — Тогда, давай помогу.

Она взяла губку, выжала ее, и начала обтирать его лицо и шею.

Кто-то постучал в дверь. Вошел Сержант, держа в руках каску, и тут же заполнил помещение своим огромным телом.

— Нам надо поговорить, Энн.

Энн взглянула на Тодда, и слегка покачала головой.

Сержант кивнул. Он присел на корточки перед Тоддом, который сидел, съежившись, с отсутствующим выражением лица.

— Как рука? — Спросил Сержант, указывая на перевязанную рану, которую сам ему промыл и зашил.

Тодд не ответил.

— Держи ее в чистоте, боец, — добавил Сержант. — Этот вирус не единственная инфекция, которую стоит опасаться.

— Я позабочусь о нем, — сказала Энн. — Ты можешь проверить Уэнди.

Сержант смерил Тодда тяжелым взглядом и натянуто улыбнулся. — Просто я хотел сказать, что ты отлично сработал сегодня, Малец. Ты реально крутой чувак, знаешь это?

Когда Сержант ушел, Энн слегка подтолкнула Тодда локтем и присвистнула.

Он улыбнулся.

* * *

Уэнди сидела в другой палате на куске полиэтилена, постеленном на краю кровати, руки у нее тряслись. Она медленно сняла с себя ремень Бэтмена — тяжелый от наручников, перчаток, пистолета, электрошокера, дубинки, кожаного блокнота, запасных обойм и баллончика со слезоточивым газом — и аккуратно положила его рядом. Сняла свой бейдж и значки и положила рядом с ремнем. Расстегнула форменную рубашку, стянула с себя и сунула в полиэтиленовый пакет. Расстегнула бюстгальтер, грязный и сырой от пота, и повесила сушиться. После быстрого, но тщательного мытья, она осмотрела себя в зеркале, пока расчесывала сырые, спутанные волосы. Она узнавала свои лицо и тело, но глаза были какими-то чужими. Ее лицо и красивая грудь привлекали внимание других полицейских, но мешали ей стать своей среди них. Уэнди знала о своей физической привлекательности, слышала об этом от других неоднократно. Знала, что привлекает мужчин. Знала, что это их бесит. Потом это спасло ей жизнь, когда мужчина, доставивший ей ранее массу страданий, сказал ей уходить и спасаться, когда в дверь устремились воющие Инфицированные.

Она подняла левую руку и нахмурилась. Через все ребра шла тонкая красная царапина. Острые как бритва зубы твари зацепили ее. Не так глубоко, чтобы нужно было зашивать, но все же до крови. Достаточно глубоко, чтобы подцепить вирус.

Боже, она собиралась застрелить Тодда, хотя сама была на волоске от Инфекции.

Сделала бы она это?

Если бы пришлось, то да. Убить одного или погибнуть всем.

Застрелилась бы она, если бы почувствовала, что обращается?

— Да, — ответила она себе. Она сделала бы это с большей готовностью, чем застрелила бы кого-нибудь из них. Осознание этого факта удивило ее.

Большинство копов никогда не считали ее своей, и все же она была копом. Многие полицейские в участке имели четкую позицию относительно жителей патрулируемых ими районов: «Мы» и «Они». Две противостоящие стороны. Уэнди развивала и усваивала в себе эту культуру. Она относила себя к первым. Ни у кого не было столько полномочий, сколько у нее, когда она патрулировала свой район. Пока она не приставила пистолет к голове этого подростка, она считала других выживших гражданскими лицами, которые были ей не ровней, а скорее обузой. Больше она не чувствовала этого разделения. — Мы стали одним племенем, — подумала она.

Кто-то постучал. Она попросила подождать, пока натягивала свою черную футболку. — Нужно не забыть наложить на порез антисептик, — сказала она себе. Бог знает, чем там, кроме Инфекции, кишит мерзкая пасть монстра.

В комнату вошел Сержант. Осмотрелся и оценивающе кивнул. Это было настолько неуловимо, что он даже не осознавал это, но Уэнди сразу ощутила с его стороны внимание к ней. Она нарочито отвернулась, прицепляя бейдж к ремню. Сержант откашлялся и тут же перешел к делу.

— Я принес тебе воды, если хочешь помыть голову, — сказал он.

— Уже помыла. Не видишь?

— Понял, — сказал он. — Все равно возьми. Потом пригодится. Это дождевая вода.

— А что, в резервуаре здания совсем нет воды?

— Есть. Довольно много, но мы бережем ее для питья и приготовления пищи. А сегодня мы моемся дождевой водой.

— Что ж, спасибо, — сказала она ему. — А какая у нас обстановка?

Стив и Даки домели пол. Сейчас он чистый. Во всяком случае, никаких Инфицированных и никаких зубастых личинок. Думаю, сейчас мы в безопасности. Сейчас уберем трупы и вычистим все место.

— Помощь нужна?

— Нет, нет, нет. Это просто неслужебный разговор. Ты же прошла через ад.

Уэнди сидела на кровати, вздыхая. — Хорошо.

— Эй, Уэнди…

— Да?

Сержант глубоко вздохнул и сказал, — Хочу тебя поблагодарить.

— За что?

— За то, что ты сказала о моих парнях вчера. Я признателен тебе за это. Спасибо.

* * *

Этан, Пол и экипаж «Брэдли» спустили трупы вниз на листах полиэтиленовой пленки. Из карманов мертвецов сыпалась мелочь. Сделав эту работу, они вымыли пол концентрированным раствором хлорки. Стрелок с водителем ушли в одну из палат, чтобы установить печку Колмана и приготовить ужин. От мысли о еде Этана чуть не вырвало. Страдая от запаха хлорки, они с Полом решили проверить крышу. Госпиталь оказался домом ужасов, и им требовался свежий воздух и немного времени и пространства, чтобы переварить увиденное.

Он тут же пожалел о своем решении. На лестнице царила кромешная тьма. Воздух был затхлый. Он не помнил, сколько в госпитале этажей. Какие новые ужасы могли поджидать его там? Его неуклюжие шаги гулко отдавались в тишине. После трех пролетов, его колени и легкие взбунтовались.

Он все не мог забыть червеобразное существо, атаковавшее его. Очевидно, эти твари были новыми ужасными порождениями Инфекции. Это мутанты или совершенно новая форма жизни? Были они раньше людьми? Или вирус передался другому биологическому виду? Он боялся, что появление этой твари может быть признаком фундаментального сдвига в экологии планеты. Инфицированные неистово распространяют болезнь и поедают мертвых. Они — чума, враг, теснящий человечество, и это уже плохо. Но эта тварь что-то новое. Баланс природы нарушился. Грядет новый мир, в котором люди больше не стоят на вершине пищевой цепочки. Похоже, это какой-то подземный паразит, питающийся трупами. Обилие еды поддерживает большую популяцию этих монстров, в зависимости от того, сколько еды им необходимо. Что произойдет, если они не смогут больше питаться трупами?

Чтобы убить такую, потребовалась 25-милиметровая пушка…

Они достигли верха лестницы, и нашли незапертую дверь. Некоторым сотрудникам госпиталя пришлось прятаться на крыше от вставших с постелей Инфицированных. Но крыша была пуста. Ни живых, ни мертвых. Этан осторожно ступал, чувствуя себя беззащитным под огромным сумеречным небом.

Дождь почти кончился, но земля была еще сырая, а воздух тяжелый и влажный. Они подошли к парапету. Вдали, за рекой, за крышами домов и малоэтажек виднелся центр Питтсбурга. Высокие здания выглядели темными и заброшенными. Башня Гранд Билдинг была объята огнем и окутана белым дымом. Невероятное зрелище. Столбы дыма поднимались от дюжины костров поменьше, разбросанных по всему городу. На востоке, со стороны окружной тюрьмы Аллегейни доносился далекий стрекот выстрелов.

— Преподобный, затем те люди оставили свои фотографии в гараже?

— Не понимаю, о чем ты.

— В гараже, где мы останавливались прошлой ночью. Люди, которые были там до нас, оставили на стене фотографии своих родных и друзей. Зачем они сделали это?

— Просто прощались, я думаю, — ответил Пол.

— Не думаю, что я хочу прощаться, — сказал Этан.

Пол покачал головой, — Я даже не знаю, что сказать.

Объединенные горем, мужчины смотрели на садящееся солнце и горящую в сумерках Гранд Билдинг. Даже после всего, через что они прошли, им было трудно поверить, что такое происходит с их миром. Люди, здания, телефонные звонки, телешоу, продуктовые магазины. Обычный ритм жизни. То и дело серое небо роняло на них капли. Со временем теплая дождевая вода, скопившаяся в их волосах и на лицах, стекала в золу и грязь. Они стояли там больше часа, ничего не говоря. Пол медленно курил сигареты, одну за другой.

С такой высоты апокалипсис казался уже почти мирным.

— Конец света не происходит за одну ночь, — сказал Пол, кивая. — Для этого нужно время.

Небо быстро потемнело. Они решили вернуться. Этан заметил, что кто-то написал ярко оранжевой краской на крыше госпиталя «СПАСИТЕ НАС».

— Это может никогда не кончиться, — сказал он, с тоской в голосе.