Джим Кларк. Легенда гонок. Часть 3.

Димок Эрик

 

Перевод: Екатерина Акопова (aksioma).

 

Ранние дни

Килмани, Файф. Джим Кларк родился в комнате справа на втором этаже. Ферма и фамильный дом Кларков до 1942 года

Джим Кларк безмерно любил и уважал своих родителей и свою семью. Они были для него образцом для подражания, примером правильного поведения и даже нравственности. Это была очень замкнутая семья, которая требовала многого от него, и как говорила Салли Сворт, Джим иногда чувствовал, что они ожидали слишком многого. Однако он вел себя очень осмотрительно и всегда старался произвести правильное впечатление дома. Салли была среди тех друзей, которые научились быть осторожными и не затрагивать особенно чувствительных моментов.

Джим Кларк родился 4 марта 1936 года, и стал младшим из пяти детей в семье и единственным мальчиком. Его отец, Джеймс Кларк-старший, вел хозяйство в Западном Килмани, в деревне Килмани, которая находится возле шоссе А914, ведущего в наши дни к дорожному мосту Тай и дальше к Данди. В 1936 году мост Тай был единственной дорогой, заменяющей злополучную железную дорогу, которая так впечатляюще обвалилась в 1879 году.

Килмани удобно устроилась посреди невысоких холмов на севере королевства Файф, как его называют в народе, поскольку оно никогда не было королевством. Время от времени графством или герцогством, но никогда королевством, хотя оно и было самодостаточным, ограниченное устьем реки Тай на севере и рекой Форт на юге. Сорок миль в длину и двадцать в ширину, полуостров Файф достаточно холмистый, самая верхняя точка находится среди холмов Ломонд - 1713 футов (522 метра). К востоку простирается Северное море с бахромой песчаного берега, окружающей Сант-Эндрю, бывший епископской епархией в 908 году и городом с самоуправлением в 1140 году, который считается родиной гольфа и где находится первый университет Шотландии. К западу находится Лох-Левен, Перт, и бастионы холмов Очил, возвышающихся на скромные 2,363 футов (720 метров). Утверждение американского телевизионного Флит-стрит о том, что Джим Кларк был этаким романтичным горцем, имеет под собой мало оснований. В 1942 году, когда ему было шесть лет, они переехали на Шотладские Границы, в Бервикшир, просто еще на одну ферму, в полудюжине милях от Англии, практически в пределах досягаемости солёных брызг Северного моря.

Джеймс Кларк-старший был человеком честолюбивым. В западном Килмани сочетались зерновые и скот, и он разводил овец и откармливал скот, как правило ирландский и хороших пород, но бывший в плохом состоянии, когда его покупали у той же семьи в Дублине, с которой торговал еще его отец. Это была торговля, основанная на доверии: ни одна из сторон не стала бы пытаться перехитрить другую, потому что не хотелось портить не только хороший бизнес, но и давнюю дружбу.

Доверие и вера были основой культуры в семье Кларка.

Джеймс и Хелен Кларк не поощряли гонки, хотя и гордились титулами чемпиона мира. Джим постоянно волновался из-за их «очевидной озабоченности» и грозился не участвовать в Индианаполисе.

Поколение его отца прошло сквозь Первую Мировую Войну и депрессию тридцатых. Родившийся в 1897 году, Джеймс-старший начал разводить овец, присматривать за ягнятами, когда ему было 12 лет. В 17 лет он присоединился к йоменам Файфа и Форфара, обучался в Саффолке, призван в Черный Дозор, батальон в килтах, и отправлен на западный фронт. Он томился в траншеях, сохранив горькие воспоминания о крайней нужде и о дожде, и о том, как французы отрезали подачу воды, оставив солдат страдающими от жажды, грязными и голодными. Он никогда не простил этого французам.

Он выжил в этой мясорубке, но в последние месяцы конфликта, зимой 1918 года, попал в плен при Камбре и был отправлен в угольную шахту возле Эссена. Немцы хорошо обращались с ним, хотя из его дневника видно, что помощь Красного Креста была жизненноважным дополнением к его скудной диете. В семье сохранились памятные вещи того периода, в том числе и словарь, который ему дал охранник, чтобы он мог учить немецкий. Кроме того, у него было собрание сочинений Роберта Бернса, большую часть из которых он выучил наизусть. Прошел целый год, пока он поправился настолько, что смог вернуться к фермерству.

Дед Джима вложил деньги в ферму в Кинроссшире с прекрасным видом на Лох-Левен. Её размеры впечатляли: 1000 акров. Эти фермы на холмах вообще были большими, а соседняя в свое время была куплена для брата, что привело к семейному соперничеству по части овец на сельскохозяйственных выставках в Кинроссе и Перте.

В июне 1924 года он женился на Хелен Найвен (родившейся на юге Файфа в 1900 году) после года помолвки, но к 1931 году ему порядком надоела эта ферма на холмах, так что он переехал на восток, где снял ферму, принадлежавшую семье Анструтер-Грей в Килмани. Теперь он больше занимался пашней, что означало появление новых порядков, но это получалось настолько успешно, что он взял на себя еще три фермы. Своими достижениями он был во многом обязан хорошей сельскохозяйственной технике: он был настоящим знатоком в том, что касалось техники.

Это был долгий и счастливый брак. Джеймс был отзывчивым, словоохотливым и любил общаться с людьми. Хелен была гостеприимной, доброй, но застенчивой, хотя, когда это требовалась, становилась настоящей хозяйкой. У обоих было много родственников, которым сестры Джима были всегда рады. Одна из сестер описывала свою мать, как бережливую, хотя иногда она и готовила на двадцатерых в выходные. Отец Хелен держал мясные лавки, занимался фермерством и стал мэром Инверкитинга в 1911 году. Он отправил Хелен на время в школу в Эдинбурге, что ее не очень беспокоило.

Наконец, сын и наследник. Джим с няней и сестрами Изабель, Бетти и Сьюзан.

Вскоре после того, как его родители и старшие сестры - Мэтти, Изабель Сьюзан, - переехали из Кинроссшира, в Килмани родилать сестра Джима Бетти, а три с половиной года спустя на свет появился будущий чемпион мира, к радости Джеймса Кларка-старшего. Все девочки были очень хороши, и родители нежно любили их, но это был, наконец, наследник. Уолтер Хайес приписывает некоторые черты характера Джима тесным семейным связям: «Там был матриархат. Вокруг порхали прекрасные милые дрозды и малиновки, и вдруг к ним впихнули этакого фламинго».

Джим Кларк-младший вырос в атмосфере укоренившегося пресвитерианства, где обман был таким же чуждым явлением, как плохие манеры или жульничество при игре в бридж. Это не было правилом, в нем не было необходимости, но они все выросли с четким пониманием, что правильно, а что нет, что хорошо, а что плохо. Это все было частью классической пресвитерианской этики, морального кодекса, созданного для управления и процветания небольшой группки немногочисленных сельскохозяйственных поселений в северных землях.

Фермерский дом в Килмани был квадратным, хорошо построенным, стоял в стороне от дороги, с примыкающими с боков и сзади хозяйственными постройками. Слева от широкой входной двери всегда ждала гостей отведенная для них комната. Справа располагалась гостиная и большая столовая с огромным столом, чтобы хватило места всем друзьям и родственникам, которые заполняли дом. Комнаты за кухней включали спальни прислуги, а наверху была большая ванная, гостевая спальня и еще три спальни. Лестничный пролет разделялся, открывая дорогу к еще нескольким спальням над входной дверью, которые семья занимала в разных комбинациях в разное время. Им приходилось удваивать их количество, когда из Глазго прибывали эвакуированные из-под бомбежек.

Это был просторный и счастливый дом. За Бетти и Джимом присматривала няня, и, кроме того, в дома постоянно жили две служанки. Семейные собрания были частыми, большими и шумными, а по выходным родственники и друзья собирались поболтать, особенно часто в летнее время. Отец семьи был ответственным, трудолюбивым, старшим ребенком из девяти, четверо из которых были его младшими братьями, и чувствовал ответственность за то, чтобы все было сделано надлежащим образом. Педантичный и надежный, он выговаривал тем, кто не обладали этими качествами.

Пресвитерианский староста в Килмани, Джеймс Кларк с 1931 по 1942 год также избирался сессионным клерком, чей пост был ключевым в комитете управлявшем церковью. Сессионный клерк был мирской должностью в Шотландской Церкви и породил семейные шутки о том, что Джима едва не окрестили Джеймс Сессионный Кларк.

Сестра Джима Бетти считает, что у ее отца была сильная, уверенная пресвитерианская вера: «Я думаю, сдержанные шотландцы мало говорят об этом, но он регулярно ходил в церковь». Когда старшие сестры ходили в воскресную школу, она сопровождала отца. «Он был старостой, так что нам нужно было идти рано, и я забиралась на кафедру и ждала остальных. Мама тоже приходила, когда она не была слишком занята, готовя воскресный обед».

Эддингтон Майнс. Ухоженные лужайки и элегантный внешний вид дома Джима до его переезда в апреле 1966 года.

Джеймс обычно уезжал далеко, чтобы найти хорошие цены на скот и овец, и во время одного путешествия к Шотландским границам нашел ферму Эддингтон-Майнс возле Данса. Он осмотрел её и в течение нескольких дней согласовал сделку. Это не было внезапным порывом: он думал, что Мерс в Бервикшире, плодородная равнина к северу от реки Твид, была одной из лучших сельскохозяйственных областей в Шотландии. Вести хозяйство там было заветной мечтой и целью; фермеры с севера и запада все еще приезжают на Границы в поисках плодородной почвы и мягкого климата. Это одна из самых солнечных частей Шотландии, хотя восточный ветер, дующий через Северное море из Скандинавии, может принести ледяной холод или загнать влажный туман далеко вглубь страны.

Джим Кларк пошел в деревенскую школу в Килмани с сестрой Бетти. Изабель училась в школе в другой деревне, а Мэтти и Сьюзан были уже достаточно взрослыми, чтобы ездить на поезде в старшую школу Данди, через серебристый Тай из бессмертной поэмы Уильяма МакГонагалла. Их отец купил Эддингтон-Майнс в мае 1942 года, но была только первая неделя августа, до того, как семья переехала. Сьюзан было 14 лет, так что она и Изабель ездили в Старшую школу Бервикшира. Джим и Бетти ходили пешком или ездили на велосипедах в младшую школу в Чёнсайде, где они были яркими школьниками в великолепном здании, шедевре архитектуры, которое было больше похоже на загородный одеон, чем на небольшой деревенский дом знаний. Построенный в тридцатых годах, он был чем-то вроде местного отличительного знака, которым небольшой приграничный городок очень гордился.

В Эддингтон-Майнсе была дюжина или что-то около того коттеджей, занятых рабочими фермы, и еще шесть поодаль, так что местных детей в школе с Джимом и Бетти было достаточно. Они играли в сложные школьные игры, зимой катались на санках и на коньках на озере, которое замерзало от холодного дыхания северо-восточного ветра.

Ар-деко на Шотландских Границах. Школа «Чёнсайд», уменьшенная версия Высшей школы Кельсо, и к тому же на расстоянии пешей прогулки от дома.

Джим был на хорошем счету в школьных спортивных секциях, Бетти рассказывала, что у него было хорошее чувство равновесия, и он был быстр и ловок. Он обычно побеждал ее в настольный теннис на большом коричневом обеденном столе. Когда приходили гости, он включался в горячую игру во французский крикет или в теннис на широкой лужайке Эддингтона. Чтобы поиграть в теннис более серьезно, они ездили на велосипеде на травяной корт к Эддингтонскому мукомольному цеху, где он играл хорошо, не считая склонности к ударам в крикетном стиле. Дождливые дни означали многочасовые партии в «Монополию». Летом были долгие разговоры, собаки, с которыми нужно было гулять, и животные, за которыми - ухаживать. Детство проходило в деревенской идиллии: мало волнений, много тесных семейных отношений.

Джим оставался в школе в Чёнсайде, пока, когда тучи войны рассеялись и в жизни вновь появилась уверенность, их с Бетти не отправили в интернат. Джим учился в Клифтон-Холле, подготовительной школе возле Эдинбурга, с 1946 по 1949 год, а Бетти с другими девочками Шотландских границ - в Сент-Хилари, которую во время войны эвакуировали из Эдинбурга в замок Телестэйн в Лодере.

Джим пошел в школу в Лоретто с зимнего семестра 1949 года, к тому времени Сант-Хилари вернули в Эдинбург, так что на экскурсии в столицу с мамой обычно ездили оба, и Бетти тесно общалась с братом. Джим любил музыку, они ходили на концерты оркестра в Ашер-Холл, и Бетти помнит, что среди его любимых представлений был Александр Бородин и его эпический «Князь Игорь» и знаменитые «Половецкие пляски». Он пел в хоре Лоретто, принимал участие в постановке «Страстей по Матфею» и однажды, к удивлению матери, пел соло на богослужении в воскресенье.

Когда он появился на «Пластинках необитаемого острова» с Роем Пломли в 1964 году, его выбор записей был очень широким, от мелодичного хора «Орфей» из Глазго до «Whistlin' Rufus» Криса Барбера, включая Билли Джея Крамера и группу шотландского танца Джимми Шэнда. «Muckin' o' Geordie's Byre» Энди Стюарта напоминала ему о ферме, а «The Party's Over» в исполнении Пегги Ли, - возможно, о романтических вечерах где-то далеко. Кроме того, он выбрал отрывки из знаменитой юмористической речи Джерарда Хоффнунга на «Оксфорд Юнион» и «Овца может пастись спокойно» Баха, которую органист в Лоретто обычно играл уже для себя после вечерней службы.

Влияние Лоретто было очень глубоким. Частное образование было и остается редким явлением в Шотландии, вот почему на той первой встрече в Эдинбурге я решил, что Кларки состоятельная семья. Образование в Шотландии традиционно мирское, и 96% население получают государственное образование. Из оставшихся четырех процентов большинство учатся в частных школах под Эдинбургом. Стоит отметить, что в юго-восточной Англии это число составляет 14% или более.

Так что жизнь Джима началась в привилегированной части шотландского общества, в уважаемом заведении, чьи корни уходят в 1820 год. В число его зданий входил «Пинки Хауз» рядом с местом сражения скоттов с Генрихом VIII в 1547 году. Возле расположенного неподалеку городка Престонпанс в 1745 году было кровопролитное сражение, и «Пинки Хауз» отвели для раненых; пятна крови раненых до сих пор видны в Длинной Галерее. Принц Чарльз Эдвард Стюарт, милый принц Чарли провел здесь две ночи, в комнате, которую когда-то занимал юный король Чарльз I, перед тем, как вошел в Эдинбург.

Билл Корми, позже сам ставший гонщиком-любителем, жил в одной комнате с Джимом Кларком в Лоретто, и помнит его, как очень замкнутого человека. «Он был очень самодостаточным. У него было мало близких друзей. Он на самом деле был не очень-то разговорчивым, но у нас был общий интерес: машины, - и я очень завидовал, когда он вернулся после каникул в середине семестра и сказал, что он управлял девятью десятками лошадиных сил. Мы ему не поверили, конечно. Ему было только 14 лет».

Джим Кларк в возрасте 16 лет. Последний год в Лоретто. «Я не был образцовым учеником…»

Лоретто была строгой школой в пятидесятых, менее радикальной и склонной к экспериментам, чем Гордонстоун, основанный в 1934 году, но, тем не менее, преследовала те же цели воспитания характера и патриотизма. Там твердо верили, что следование давно устоявшимся правилам было основной частью правильного поведения.

Школьный девиз «Spartan nactus es: hanc exorna», что означает дословно: «Ты достиг Спарты: укрась ее». Это можно более обще перевести как «Ты добился привилегии жить, как спартанец: докажи своим примером, что у тебя есть что-то стоящее».

Лоретто в пятидесятых, рисунок шотландского художника В.К.Хендерсона изображает Alvis отца Джима, школьную униформу. Мальчики носили галстуки только по самым торжественным случаям.

Ученики в Лоретто были из интеллигентных и военных семей, гражданских и иностранных учреждений, из фермеров и рабочих. Корми помнит, что многие были из зажиточных семей: «Но были и другие, чьи родители жертвовали действительно многим, чтобы дать ребенку «хорошее образование». Деньги или их отсутствие никогда не влияло на отношение в школе, и если и случались какие-то сложности, руководство старалось их не показывать».

День в Лоретто начинался с холодной ванной для всех мальчиков сразу же после подъема в 7 утра. И летом, и зимой, они ныряли по плечи в большие чугунные бадьи с холодной водой, мазохисты приседали и плескали водой на лица и волосы, но большинство успевали туда и обратно за пару секунд и не допускали задержек в ровной очереди из голых блестящих тел. Сообразительные мальчики научились оценивать волны в этой ванной, запрыгивая туда, где как раз было мелко, и проворно выскакивая обратно до того, как вода возвращалась. Если расчет был верным, вода доходила только до талии мальчика, если ошибочным - он окунался по самую шею.

Спальни различались по размеру: в них спали от четырех до более дюжины мальчиков, которыми руководил обычно ученик шестого класса. Старостам полагались отдельные комнаты и освобождение от купания по утрам, которое вместо них выполняли ученики третьих или четвертых классов. Старосты могли опоздать на завтрак на десять минут, пить кофе вместо чая, выкуривать сигару по воскресным вечерам и срезать дорогу по лужайкам. Они носили длинные серые фланелевые брюки и не застегивали пуговицы на жилетах.

«Дедовщина», обычная практика для общих школ, когда младшие ученики выполняют поручения и унизительную работу для старших, здесь была запрещена. У всех мальчиков, независимо от возраста, были обязанности, которые давались на неделю или иногда на две, например, чистить столы в холле, звонить в звонок и так далее.

По утрам за перекличкой следовала десятиминутная легкая пробежка вокруг старого Мюссельбургского ипподрома и полянок для гольфа. Ели за длинными столами, некоторые - на 40 мест, где старосты сидели по обоим концам столов, и затем ученики шестого класса и дальше по старшинству, с третьеклассниками посередине. Ученики, становясь старше, продвигались к концам стола, что означало, что первые порции получают старшие, и остатки достаются третьеклассникам.

На завтрак всегда была каша, что-нибудь горячее, например, яичница или сосиски и мучная булочка. Большинство мальчиков дополняли ее собственным джемом или мармеладом, которые хранили в расположенных рядом шкафчиках для еды.

В 9:55 было для всей школы проходило собрание у директора или «двойка» - его так называли, потому что, чтобы попасть туда вовремя, приходилось бежать вдвое быстрее. Обычно оно состояло из объявлений, краткого чтения Библии и молитвы. В 10:15 все возвращались в классы на еще три урока с десятиминутным перерывом на молоко с печеньем. Шестиклассники освобождались от физкультуры, но вместо этого 40 минут рубили дрова для школьных печей.

После ланча была еще одна «двойка», на этот раз у управляющего школой, с объявлениями, касающимися спортивной жизни школы или встреч в клубах. В 13:50 начинался еще один урок, за которым следовали обязательные занятия спортом или физкультурой, регби осенью и весной, хоккей весной и крикет летом. Если все площадки были заняты, занятия все равно были обязательны, и те, кто не играл в «пятерки» или в теннис - и не рубил дрова - должен был пробежать пять или семь миль. После всех упражнений ученики принимали горячую ванну, за которой следовала еще одна холодная.

«Официальный» Кларк в 21 год. Он оставался верен хорошо скроенным костюмам, галстукам и часто шерстяным свитерам или кардиганам всю жизнь.

Спорт и игры были важной деталью. В школе верили, что жизнь - это соревнование, и все должны участвовать в нем. Слабым или полным мальчикам не делали скидок. Некоторые из пробежек проводились на время и за провал отнимали очки. И никто не освобождался от «Маршрута Ньюфилда» на 940 ярдов, который должен был быть пройден за определенное время для каждой возрастной группы.

В 16:00 вечера начиналось «легкое чаепитие» - быстрый визит в столовую за кусочком хлеба и пирожным или печеньем, затем еще два сорокаминутных урока и «большое чаепитие»: что-то горячее, предостаточно хлеба и джема, дополненных чем угодно, что было в персональных шкафчиках для хранения еды.

Ровно в семь вечера начиналось приготовление домашнего задания. Все ученики до пятого класса должны были прийти в зал Колина Томсона на 90 минут в распоряжение дежурного. Домашнее задание было поделено на три периода по 30 минут, и разговоры были строго запрещены.

В 20:30 начиналось свободное время, которое можно было использовать для занятий в клубах, игр в «пятерки» или теннис, репетиций пьес или игры на музыкальных инструментах. Мальчики могли пойти в комнату для рисования, мастерскую или библиотеку, или просто бродить вокруг и болтать.

Наконец, в 21:10 начиналась еще одна «двойка» главы школы в столовой, где проходило короткое чтение Библии и молитва. Затем вся школа отправлялась спать, так было каждую ночь, кроме одной в неделю, когда для каждой комнаты была «ванная ночь». Она включала в себя горячую ванну (за которой, конечно, следовала еще одна холодная), что было очень кстати, когда северные ветры, дующие из устья Форта, выстуживали спальни. По всей школе, в любой комнате, где находились мальчики, окна всегда оставались открытыми.

В плане дисциплины было самоуправление: за ней следили старшие ученики, составлявшие нечто вроде внутренней полиции. Нарушения были примерно одинаковы и незначительны, вроде провала регулярного осмотра книг и шкафчиков для еды, общей неаккуратности или хождения по траве. Более серьезным проступком был бы пропуск официального занятия. Наказания оглашались после «большого чаепития», и нарушителей отправляли в большие купальни, где староста давал им, как минимум, три удара палкой по спине и до шести, если проступок был особенно серьезным. На наказание отправляли в белых шортах, которые обычно были тоньше обычных и надевались, чтобы подчеркнуть позор. «Шесть раз в белом» назначили только один раз за то время, пока Кларк и Корми были в школе. Учителя назначали еще и классные наказания, в основном за неуспехи в учебе.

Делать покупки разрешалось в Мюссельбурге в субботний полу-выходной, но не дальше двухсот ярдов от школы и только в определенных магазинах. Мальчики сильно подозревали, что школа получала определенную благодарность от облагодетельствованных заведений. Это было единственным случаем, когда мальчики общались с окружающим миром.

После обеда в воскресенье проводились большие спортивные состязания, и если они проводились против других школ, то их просмотр был обязательным. Позже упражнения стали обязательны для всех, обычно это был бег на небольшую дистанцию. Летом, если не было матча в крикет, можно было проехаться на велосипеде, и популярностью пользовались самостоятельные пикники, с условием, что за первые пять миль нельзя было делать покупки. По воскресным вечерам не было домашнего задания, но вместо него была часовая хоровая репетиция церковной службы на следующий день.

Дом смелых

Воскресенье означало дополнительный час в постели и никакой переклички. Если не считать урока каллиграфии и двух служб в школьной церкви, это был день отдыха и писем домой. Погулять с родителями разрешалось три раза за семестр между утренней и вечерней службами.

«Мы знали, что были привилегированным и избранным классом, - рассказывает Корми. - Мы почти не общались с местным населением. В то же время не было отношения превосходства, наверное, из-за строгого режима в Лоретто. Было лучше, если ты был и общительным, и любил соревноваться, и если для кого-то это было естественно, то другие были вынуждены перебиваться с трудом».

Возможно, школа не воспитывала правильного отношения к девушкам. Во время учебы девочки были очень далеко и чем-то почти мифическим - особенно для тех, у кого не было сестер. Становясь старше, ученики строили глазки сестрам других мальчиков, когда они приезжали их навестить. Единственный раз, когда девушек допускали на территорию школы без сопровождения, был в конце летнего семестра, когда шестиклассники исполняли «безрукавку» - это были танцы в спортзале, когда все мальчики надевали белые рубашки с открытой шеей и белые шорты, - и потом провожали девушек в комнаты.

Джиму нравилось Лоретто. Он любил спорт и, хотя, возможно, он и не смог полностью принять академию, он ни в коем случае не был отстающим. Он не слишком отличался в школьном деле, оставаясь постоянно в потоке C, но он не был ни медленным, ни ленивым, ни непослушным. Бетти говорила: «Я не могу сказать, в чем он был лучшим, он был середняком в большинстве вещей, не был зубрилкой, но и не последним в классе».

Он никогда не претендовал на особую образованность, и его табели успеваемости содержали такие отметки: «Он мог бы добиться успеха, если бы приложил к этому усилия». Он играл в регби, крикет и хоккей и вроде бы не мог понять, зачем фермеру может понадобиться латынь. Его любимым спортом все еще был крикет. Если верить его зятю, Кену Смиту, игроку шотландской сборной по регби, у него «от природы была отличная реакция».

С каким-то упрямством Джим преуменьшал свои учебные способности. Возможно, это был способ оправдать свой недостаток общих знаний, который мог казаться постыдным в мире автогонок, полном умных, высокомотивированных, высококвалифицированных людей. Их было много среди хорошо образованных техников и изобретательных инженеров, часто с высшим образованием, как, например, Колин Чепмен. Хотя, возможно, Джим оказывал сам себе медвежью услугу и часто говорил, что невосприимчив к урокам, и попадал в неприятности, прикидываясь прогульщиком, он был сообразительным, умным, относительно трудолюбивым и, разумеется, не хулиганом.

Возможно, истинной причиной того, что он принижал свое хорошее образование, было стремление освободить отца от позора, который мог быть навлечен на него после того, как Джим покинул школу в 1952 году, в 16 лет. Это было сделано, в конце-концов, чтобы уладить семейные дела, и Джим, возможно, переживал преждевременное расставание со школой глубже, чем это показывал. Однажды он сказал, что покинул школу, когда отец понял, что он не станет прилежным учеником, но было что-то извиняющееся в его утверждении: «Отец не сомневался, забирая меня из школы. Он считал, что я научусь большему на ферме, чем из школьных книг».

Осень 1965 года. После операции из-за язвы желудка у отца Джим с матерью навещают больницу в Эдинбурге. Джим едва не бросил гонки, ожидая выздоровления отца.

Причиной покинуть Лоретто стал кризис в семье. Его дядя и дед умерли с разницей всего в две недели, и нужно было приниматься за наследство. Джима выдернули из школы, назначили ответственным за Эддингтон-Майнс, и как только он достиг нужного возраста сделали участником семейной фирмы. После этих смертей Джеймс Кларк-старший управлял тремя фермами. В добавок к Эддингтон-Майнс он управлял Керчестерс, оставшимся от его отца, и Овер-Роксбургом - вместо его брата, и все три продолжали принадлежать семье. Джеймс Кларк-старший управлял Керчестерсом, двоюродный брат Джима (еще один Джеймс Кларк) - Овер-Роксбургом, а Джим руководил Эддингтон Майнс.

Неопределенность. Джим балансировал между жизнью фермера и чемпиона мира по автогонкам. Даже в 1963 году его все еще можно было встретить среди овец.

Ферма занимала 1240 акров, и еще 200 акров леса. Там было порядка 700 или 800 племенных овец, в трех стадах; в Оксфордских Холмах, Холмах Саффолка и на границах Лейстера, и еще выращивалось около 500 голов крупного рогатого скота для продажи на местных ярмарках. Обычно около 500 акров было распахано, и там Кларки выращивали ячмень, пшеницу, овес, картофель и репу.

Если бы он не покинул школу так рано, он легко мог бы пойти в колледж учиться на инженера, к чему он проявлял способности. Во время школьных каникул Джим перегонял скот, ухаживал за овцами, и с нетерпением ждал со всей семьей сбора урожая. Это было еще до того, как комбайны автоматизировали этот процесс, и было острое соревнование: чьи стога выдержат непогоду. Он оказался глубже вовлечен в фермерство, но его стремление к хобби - это не было ничем более, - к автоспорту, зародилось в школе.

У Билли Потса, двоюродного брата Джима, который вошел в историю автогонок, как человек, курировавший первую авантюру на 100 миль/ч для будущего чемпиона, была ферма неподалеку. «Кларки были очень уважаемой фермерской семьей. Отец Джима и его дед были хорошими фермерами. Они обращали внимание на детали, когда главные вопросы были уже решены. Они были дотошны в покупке лучшего из возможного, не переплачивая сверх меры. Они любили делать вещи правильно».

Уход из школы был поворотной точкой, хотя последствия могут не показаться глубокими на какое-то время. В конце-концов, Джим готовился быть фермером всю свою жизнь, и он прекрасно отдавал себе в этом отчет. Он знал, что ему не будет недоставать советов в этом деле. Семья была рядом, его старшая сестра, Изабель, вела хозяйство в его доме, и он действительно хотел продолжать заниматься тем, чему он учился и к чему готовился с детства.

Бетти чувствовала, что у него были иные причины радоваться разлуке со школой: «Это означало, что он будет водить собственную машину, и при том скоро. Он водил с девяти лет, он любил страну, и знал множество людей среди фермеров». Джим стал членом Клуба Молодых Фермеров, которые занимались автокроссами, и ему начал нравиться мир за пределами школы.

Улыбка Кларка заполнила кадр.

Его прилив энтузиазма по отношению к машинам почти разбился о незыблемое неодобрение отца. Отец оказал большое влияние на характер и мировоззрение Джима. Когда его отец заболел, Джим часто приезжал домой, даже связанный обязательствами продолжать гоняться в 1966 году. После того, как он выиграл свой первый чемпионский титул, он обстоятельно обсуждал с отцом возможность отставки. Колин Чепмен убедил своего любимого пилота остаться, и хотя Джеймс Кларк-старший хотел, чтобы Джим вернулся на ферму, он, скрепя сердце, одобрил это решение, потому что знал, что сердце Джима теперь принадлежит автогонкам.

Отец Джима передал детям свои знания, как вести хозяйство, дела, финансы, ухаживать за животными и выращивать посевы. Его мама не хотела, чтобы девочки работали на ферме, но отец так не считал, особенно во время войны. Он не одобрял, когда девочки ездили верхом, потому что его двоюродная сестра погибла именно так. Влияние, которое на Джима оказали четыре старших сестры, должно было сказываться очень долго; возможно, они создавали такую теплоту и уверенность дома, что это привело к относительной неуверенности, которую он чувствовал вне дома.

Было и другое влияние, которое отец Джима передал детям, и которое было еще более глубоким. Первая Мировая сыграла большую роль в становлении суровой философии Джеймса Кларка-старшего; а Джим никогда не чувствовал себя за границей так же комфортно, как дома. Это было частью того шотландского духа, который Уолтер Хайес считал таким неуловимым. Шотландию называют национальной деревней, её маленькие размеры означали не только то, что я смог познакомиться с двумя величайшими гонщиками чемпионатов мира современных лет, они создали организации, отличные от их английских аналогов. Главным в семейной культуре большинства шотландцев была церковь, не только из-за официальных связей с ней Кларков, но и из-за эффекта, который ока оказывала на шотландские нравы и общество в целом.

У церкви Шотландии в девяностых годах было 800 тысяч прихожан, или 22 процента взрослого населения. В тридцатых в Килмани эта пропорция вероятно приближалась к пятидесяти процентам. Аналогичные цифры в Англии составляют три процента, что показывает влияние пресвитерианской идеологии - при этом необязательно ходить в церковь - на практически все аспекты жизни в Шотландии и, особенно на то, как вели себя Кларки, отец и сын.

Джеймс Кларк говорит восхищенным дочерям, что у них теперь есть брат. 4 марта 1936 года. (надпись на рисунке: «Все в порядке дети мои! Наконец-то, мальчик!»)

Так же на них повлияло воспитание в обществе, живущем по законам Шотландии. Это тоже значимая часть структуры шотландского общества, почти неосязаемая, но глубоко укоренившаяся. Закон Шотландии основывается не на прецедентах, решениях, принятых судом, которые используются при рассмотрении последующих дел. Он основывается на правилах, написанных для маленькой и относительно бедной страны до объединения в 1707 году. Под влиянием континентальных европейских ученых, по шотландскому закону не всегда нужно ждать суда, чтобы вынести вердикт. Теоретически для многих юридических проблем можно было найти решение в книге. Это узаконивало словесную договоренность, и, как результат, Джим Кларк не считал письменный контракт с «Lotus» необходимым в первые два года выступлений за эту команду.

Программа на BBC Radio 4. Гости должны представить себя в роли потерпевших кораблекрушение и выбрать 8 дисков с музыкой, которые они бы хотели иметь при себе.

Род игры в мяч.

Содержание