«Ты у меня молодец, Андрюша, — сказала мама, — и папа молодец, держится. Не переживай, скоро встанет на ноги…»

На этих маминых словах Андрей проснулся. Шатер экспедиционной палатки, освещенной солнцем, сочился мягким бутылочным цветом. «Еще один оттенок зеленого, — с ненавистью подумал капитан. — Сколько их тут? Надоело…» Как в старой песенке: «Оранжевое небо, оранжевый верблюд…» Замени слова — и будто про тебя сложено: «Салатный небосвод… Зелененькое солнце…» Тьфу! Больше всего на свете хотелось поваляться, решительно ни о чем не думая. И чтоб кто-нибудь, например мама, принес в постель шкворчащую яичницу и какао. И чтоб беззаботно струилось вокруг тихое, ленивое утро — так не хватает человеку ощутить раз в год тихое, ленивое утро. Картинка получилась жалостливая. Пришлось напомнить себе, что он капитан, что любая мелочь, даже невинная слабость к какао, может подорвать авторитет.

Андрей засопел, быстро оглянулся, не подслушал ли кто его мыслей, выполз из спальника.

— Подъем! — пропел он, врубая музыку и распахивая палатку настежь.

— Кон-чай зе-вать, по-ра вста-вать! Все по порядку марш на зарядку!

Спальные мешки зашевелились, распались, но как-то вяло и потерянно. Ребятня вылезала мятая, серая. Больно было сгибаться. Разгибаться. Даже открывать глаза.

«Милые вы мои. За что я вас мучаю?» — Андрей закусил губу. Ну, прошли это дурацкое плато. Обогнули озеро. Наверстали график. Натопались на год вперед. Вверх-вниз, вверх-вниз… Сто вариантов камня. Гладкий. Острый. Трещиноватый. Дробленый. Покрытый мхом. Качающийся. Ползучий. Уже не действовали ни шоколад, ни кино на привале. На ходу веки слипались, смывая постылую картину: по желтому пунктиру катилась розовая точка — телеглаз исправно прописывал маршрут. Тина ушибла коленку, последний километр капитан тащил ее на закорках…

Чирикнул видеобраслет. Андрей включил связь.

— Привет, путешественники! — Лицо Нино — живое, объемное — всплыло над раковинкой экрана — Всем — доброго утра! А тебе, Андрюшка, персонально: с днем рождения!

— Ой, поздравляем, поздравляем! — Тина вскочила. Скривилась. Косолапя шагнула два раза. И села.

— Ничего, это полезная усталость, — бодро сказал Андрей. — Спасибо всем, кто вспомнил. Спасибо, Нино…

Он тревожно заглянул в ее глаза. Нино еле заметно покачала головой, отодвинулась. Готлиб, пышный и румяный, сидел в проеме люка

— будто на старинной овальной гравюре — и весело болтал ногами. Выходит, у детей первый период короче? Перестал кататься, стонать… У них нет даже трех суток — счет пошел на часы…

— Торжественная часть окончилась, а подарки? — как можно беззаботнее вскричал Андрей.

— Обещаю сегодня идти сама, — сказала Тина таким серьезным тоном, что у капитана пропала охота шутить.

— Что ты! Сегодня идти не придется. Поплывем на плоту.

Приятная весть вызвала слабые улыбки на лицах. Вид пышнощекого Готлиба тоже радовал. Пожалуй, один Най понимал истинное значение того, что малышу полегчало.

Нино снова заполнила экран:

— Между прочим, сорок часов истекли. Хватит прикидываться инвалидом!

— Ура, вот это подарок. Всем подаркам подарок! — Андрей выпустил воздух из рукава, разомкнул бандаж, зажимы. Волнообразно пошевелил рукой, освобождаясь. Плечо и локоть лишь чуть-чуть покалывало. — Ладно, не будем терять времени. Не скучай, Нино. Осталось немного…

— Андрей отвел взгляд. — А ты, малыш, — он знал, что Готлиб хоть и занят заводной стрекозой, видит его на экране, — больше лопай и не огорчай взрослых. Пока…

Андрей не умел говорить с маленькими — воспользовался словами, которые когда-то слышал от отца. Смутился. Поспешил отключиться. И повернулся к Тинке — девчушка кривила губы, терла лодыжки, но думала не о себе — о нем.

— Ну-ка, давай сюда босолапки! — рявкнул Андрей. — И все остальные тоже: ноги вверх! Приготовься к массажу!

Он упер в живот крепенькую Тинкину ножку и жесткими ладонями растер мускулы. Особенно энергично работал помолодевшей правой рукой.

— Ой, горячо! Ой, щекотно! — завизжала Тинка.

— Не пищи, подставляй другую!

— «Шиатсу» помогает лучше, — скромненько заметил Рене. — Давление пальцев на болевые точки…

— Ужо погоди, выпишем специалиста с Земли, — с расстановкой произнес Андрей, едва справляясь с расходившейся Тинкой.

— А с Тембры вас не устроит? Пусти! — Рене так решительно оттолкнул капитана, что Андрей, раскрыв рот, подчинился: — Вертайся на живот, живо!

Тинкино тельце непроизвольно покорилось быстрым маленьким ладоням. Рене умело нащупывал большим пальцем болевые точки, снимающие усталость. Надавливал. И замирал на тридцать секунд. Пятки, икры, свод стопы. Поясница. Спина. Шея. Затылок… Височные точки. Ключичные. Бедренные. Надколенные…

— Следующий!

— Где ты так научился, эй? — удивилась Кирико.

— Не задавай глупых вопросов. Подставляй спину.

Теперь понятно, зачем это шустрое существо вечно торчало возле Андреевой матери. Хобби у человека медицинское…

Андрей отошел на берег. Далеко внизу билась и гудела река, двумя потоками вытекая из озера. Устье реки с треугольным островком посередине напоминало заячью губу.

Плот отсюда не спустишь. Надо переправляться. Будь Андрей один, раздул бы комбинезон до отказа и прыгнул в воду прямо с обрыва. Но что толку мечтать? Он не один…

— Не тушуйся, капитан. Где наша не пропадала! — Най, прикинув на глазок расстояние, выхватил из-за пояса диск, раскрутил, метнул. Разматывая ленту, диск усвистел на ту сторону, вцепился якорями в грунт. Най пристрелил к берегу конец ленты. Закрепился. В мгновение ока перемахнул реку. И сделав в полувинте обратное сальто, мягкими приседом приземлился лицом к Андрею.

— Ух ты! — обомлела малышня.

Честно говоря, Андрей разозлился. Не за то, что придется одному сворачивать лагерь и паковать детсад. И даже не за самовольство горе-спортсмена — признаться, переправа получилась изящной и — главное в их положении — быстрой. Но что получится, если каждый из маломерков начнет демонстрировать храбрость и смекалку?

Когда визжащие и хохочущие «телеграммы» были отправлены и аккуратно приняты на том берегу, Андрей осмотрел стоянку. Смел в кучу мусор. Опылил струйкой остро пахнущей жидкости. Подождал, пока вся масса вспенилась — через час она исчезнет бесследно. Застопорил на ленте карабин. И ухнул вниз…

Най ждал у воды:

— Я вот тут деревце присмотрел. Для плота.

Андрей уже провел эксперименты с местной растительностью. Он усмехнулся, отсек диффером безлиственный сук, швырнул в воду. Сук завертелся на стремнине и медленно погрузился, посрамляя торопливого штурмана: дерево было тяжелее воды.

Плот собрали из резервной палатки. Он походил на корыто с ребристым дном и трубчатыми бортами. В торжественном молчании судно опустили на воду.

Журчание реки, плывущие мимо берега, «жук» в небе, под зеленым солнцем, удручающе подействовали на капитана. С этой обстановкой не вязались «чума» и разгромленная экспедиция Тембры, обреченные Готлиб и Нино. Слишком все выглядело красивым и безопасным. Не сочеталось с ужасом и непобедимостью болезни, вообще — с космическими путешествиями. Считать, что ты спешишь на помощь, загорая вот так, кверху брюхом в полном комфорте и идиллии, — нет, не очень это похоже на спасательный отряд!

Андрей попытался представить, чем заняты сейчас Нино и Готлиб, и не смог. Наверное, Готлиб задает наивные и прямые вопросы, на которые проще всего ответить так же прямо и наивно, но это-то и невозможно, а потому приходится выдумывать массу разных глупостей…

Изумрудное небо и журчание реки навевали дремоту. Разморили до того, что привиделось: мама везет его, крошечного, в колясочке с соской в зубах, и он громко, по-младенчески, причмокивает. Очнулся — паршивцы напихали своему капитану полон рот витаминной жвачки. Андрей с трудом разлепил зубы, выплюнул жвачку за борт, сделал широкий мах ногами, и, перекатившись через стойку на руках, оседлал корму.

Представшее перед ним зрелище привело бы в неистовство любого мало-мальски уважающего себя капитана.

Тинка, наполовину свесившись в воду, купала Бутика. Хлопья мыльной пены витали вокруг плота словно перья на птичьем базаре. Радужные пузыри убегали за корму, и чем больше отставали, тем больше вздувались. Над ними подозрительно кружились двуглавые орлы.

Мик дрессировал попугая. Гога злобно кувыркался на маленьком турничке, утратив от возмущения дар речи.

Кирико в ярко-желтом купальнике заплетала в косички густые черные волосы. И, затенив глаза длинными ресницами, мурлыкала, непритязательную песенку:

За кормой волна играет — Рыбы солнце унесли…

Позабыв об отчем крае, Мы плывем на край Земли.

Позабыв об отчем крае, Мы плывем на край Земли…

За кормой волка играет — Рыбы солнце унесли…

Рене в плавочках, уцепившись за леер, полоскал в воде ноги, дразня пальцами стайку серебряных мальков.

Най, тоже в плавках, блаженно дремал, слегка всхрапывая и присвистывая. По дрожащим губам и усердному храпу Андрей догадался, чьих рук дело со жвачкой. А потому без лишних слов сгреб подстрекателя за руку, за ногу и броском через себя отправил в реку.

Раздался мощный всплеск. Най погрузился в темно-зеленую, как тушь, воду, и казалось, вынырнет крашеный с ног до головы — вроде попугая. Даже Гога, перестав кувыркаться, с интересом наблюдал одним глазом и злорадно щелкал клювом. За судьбу Ная Андрей не волновался: при таком течении самый захудалый пловец догонит плот за пять минут. А Най захудалым пловцом не был…

Река здесь делала поворот, огибая отмель, беспорядочно забросанную коричневыми суковатыми бревнами. Сначала никто не обратил внимания, что бревна зашевелились. А когда они пачками посыпались в воду, Андрей похолодел.

— Най! На плот! Живо! Най! — заорал он и замахал руками, забыв то единственное слово, которое выкидывает людей из воды вроде катапульты

— «Акула!»

Двоюродный братец Нино бултыхался, дрыгал ногами в воздухе, выпрыгивал из воды, поднимал тучу брызг — жестикуляция Андрея показалась ему продолжением игры. Течение отжало плот к отмели, и в бревнах ребята распознали двуглавых аллигаторов. Соскользнув в воду, аллигаторы отрезали Ная от плота.

Андрей рухнул на колени, отщелкнул с пояса правый и левый лезвия аварийных якорей и прямо сквозь плот пригвоздился к дну реки. Натяжение линей скомкало борт, через пробоины вздыбившегося плота хлынула вода, но думать об этом было некогда. Андрей выхватил диффер и махнул очередь от борта до леса, по самой кромке отмели. Невидимые блок-капсулы вспороли воду и берег, по пути резанули пополам одно пресмыкающееся и отделили лежбище силовой стенкой. Однако и по эту сторону стенки обнаружилось семь пар нацеленных на убийство челюстей.

После глубокого нырка Най вырвался на поверхность глотнуть воздуха

— и едва не захлебнулся. Одним взглядом он охватил застывший с задранным носом плот в белых бурунах по корме и левому борту. Изогнутую, приподнятую вроде дорожки велотрека гладь воды. Сжатого напором течения Андрея. И рвущихся наперерез пловцу чудовищ.

Не уйти! На беззащитном, непривычно голом теле ни ножа, ни универсального пояса. Андрей — не помощник: прицельная стрельба в этом месиве невозможна…

Уклонясь от беззастенчивой пасти, Най выдернул из воды плечо и ребром ладони рубанул аллигатора по башке точно над бугорком глаза. Аллигатор очумело подпрыгнул, хлестнул хвостом.

«Что, не вкусно? — подумал он не без гордости — Легкую добычу нашли? А с дельфинами вы никогда не тренировались? Ах, вы даже не слыхали про дельфин-поло? Какая жалость! Какая жалость! Ну, кушайте на здоровье!»

С одним, с двумя аллигаторами он бы даже потягался, поиграл в пятнашки. Но пятеро впереди да пара за спиной — это уж слишком… И у каждого, как у гидры, — две башки на шее!..

Что было мочи Най поплыл к силовой стенке. С разгона взлетел по изгибу. В тройном прыжке, едва коснувшись шершавых спин, сиганул через двух аллигаторов, третьего съездил пяткой между глаз. Аллигатор обиделся и поплыл восвояси. Но успел самую малость зацепить обидчика хвостом. Кожу на левом боку будто теркой содрали…

«Теперь все. Больше не выдержать. Выстроятся веером и будут заходить поочередно — пока не истечешь кровью…»

— Най! — окликнули с плота.

Не упуская из виду аллигаторов, Най скосил глаза. Мимо, пуская «блины», волоча притопленную в воде ленту, просвистел диск. Лента набухла и развернулась в неширокий желоб.

Аллигаторы попятились.

Воспользовавшись их замешательством, Най перевалил тяжелеющее тело в желоб. Перебирая руками, стал подтягиваться к плоту. Там тоже не зевали: Андрей, Рене, Кирико дружно — словно рыбаки сеть — тащили желоб из воды. Мик за их спинами распределял по дну мокрую мятую пленку…

Аллигаторы долго кружили, недоумевая, куда девалась добыча.

Изогнув шею, Андрей исподлобья оглядел экипаж и зашипел:

— Ну, пираты, водолазы, любители острых ощущений! Хлебнули приключений? Э-эх! Все мы хороши! Рене, займись раненым. Аптечный комплект вон в том отсеке. Лепи пластырем — целее будет. И рот залепи

— чтоб не болтал. Держитесь крепче, сейчас дернет…

Андрей перерезал один линь — плот качнуло, накренило, начало разворачивать на волне. Перерезал второй — плот рванулся, будто ему ужас как опротивели эти места. Два фонтана ударили в пробоины.

Паники на борту не было. Кирико поспешно отвернулась, стерла кулаком неожиданные слезы и принялась спасать от наводнения разбросанные вещи. Рене отыгрывался на ребрах Ная. Мик пытался восстановить Гогины нервные клетки горстью изюма. А чисто вымытый Бутик таращился с Тинкиных колен в небо и бессмысленно улыбался.

Андрей щедро выдавил в течь самотвердеющий пластик. В пробоинах забухтело, всхлипнуло, накрепко схватило перерезанные края. Он привернул к жерлу «ветерка» патрубок, сунул в воду в углублении корыта

— за борт полетела пенная струя воздуха и брызг.

— А крокодилы хотели Ная съесть? — попыталась уточнить Тина.

— Почем знать? Может, играли в дельфин-поло… — Андрей перенес патрубок в новую складку дна. — А этот варвар их по зенкам, по зенкам… Кому понравится?

Най захихикал, И сунул нос под мышку — полюбоваться роскошно залатанным боком.

Высосав лужи, Андрей разобрал «ветерок». Стащил с себя комбинезон. Уселся в уголке, раскинув руки по бортам.

— Всем, принявшим участие в спадении штурмана, объявляю благодарность. Экипажу сутки отдыха!

Сутки отдыха… Неужели это он, Андрей Баландин, мечтает прожить хоть один день без приключений?!

С изумрудного неба сияла выпуклая раскаленная бляха цвета окисленной бронзы.

— Мы избаловались, товарищи экипаж! Солнце жарит как переспелое! Еда на тарелочке — только мигни… Водичка убаюкивает, ножки трудить не надо… Гербовые орлы воздушной гимнастикой развлекают… Цирк, а не переход, так?

— Так! — дружно гаркнули в ответ товарищи экипаж.

Плот плыл сам по себе. Андрей вздул в корме возвышение с креслом, нарек его капитанским мостиком Народ, как водится, ел начальство глазами…

— Подумаем, однако, куда этот цирк мог нас завести. — Андрей посуровел. — К гибели человека. Совсем… Насмерть…

Тина часто-часто заморгала.

— Отставить сырость! Я созвал собрание не для того, чтобы покаяться. Мой проступок — на моей совести. Но и вы должны каждую минуту твердить себе, повторять перед сном: этот поход не прогулка, кто-то из нас может не дойти…

Он и сам не верил в то, что говорил. Пестрый день в ярком бутылочном мире — разве он может кончиться трагически? Да и о трагедиях ли думать ему, шестнадцатилетнему капитану? В кои-то веки не иметь над собой ни одного взрослого, который ограждал бы и запрещал… И вот, пожалуйста, — он вынужден ограждать и запрещать!

Мелькнула мысль: «Зря пугаю. Кого я приведу на Маяк? Жалкое дрожащее пацанье? Сопли-слезы до пупа и носы подмышкой? Кто мне за них скажет спасибо?»

А ты за «спасибо» работаешь?

А те, на Тембре?

А Готлиб, а Нино, которые не дошли?

Нет уж, пусть жмутся друг к дружке. Пусть за ручку держатся. Лишь бы слушались, далеко не отползали…

— Кто-то может не дойти! — жестко повторил Андрей, обрывая тягучую паузу. — И если это буду я — вас поведет Най. Доведет, разместит на Маяке и заложит в передатчик этот кристалл.

Он извлек из гнезда в поясе граненый цилиндрик, высоко поднял над головой. В кристалле отразилось солнце, бросив на лица зеленые блики.

Кирико заслонилась ладонью.

— Внимательно смотрите. Вот гнездо. Вот кристалл. Не отворачивайся, Най, не хмурь брови — все может случиться. Мы должны быть готовы. Если же… Если же я исчезну вместе с кристаллом, зарубите на носу: под передатчиком горит красное окошко: «При аварии разбить стекло». Так вот, любой, кто доберется, даже ты, Тина, помните: подойти и разбить. И все.

— А Бутику тоже можно? — испуганно пискнула Тина.

— Можно. И тогда Маяк передаст на Землю сигнал тревоги, ясно?

Никто не ответил. Тень опасности нависла над отрядом.

Этого Андрей и добивался.

Снова и снова вставали перед глазами капитана четырнадцать карантинных точек на Тембре, незрячие гермошлемы, туманные от слез мамины глаза. Усилием воли он выпутался из воспоминаний. Тихоня Тина плескалась в огороженном куском желоба участке реки. Най загорал в поясе поверх плавок. Мик просматривал «Биологический определитель», а Гога пробовал выбить кристалл из его рук. Лишь Кирико и Рене по обыкновению спорили. Андрей прислушался.

— Ты лучше прямо скажи: не знаю, — наскакивала Кирико. — А если знаешь, то не напускай на себя умный вид, просто выскажись… Или тоже собрание собирать?

«Вот шпилька!» — мысленно выругался Андрей.

— Я же не сказал — «знаю», я сказал — «предполагаю», — рассудительно заметил Рене. — Имею рабочую гипотезу происхождения двуглавости здешней фауны. Суть в ночном небе. Звезд нет, так? Луны нет. А небо светится. Вот я и думаю, что животные Геокара вообще не спят. У каждого есть ночная голова. А есть дневная. По принципу: «Ум хорошо, а два лучше!»

— Ой, как интересно! — Кирико была потрясена перспективой никогда не спать. При ее непоседливости это было как раз то что надо — она давно горевала, что треть жизни проводит во сне… Поразмыслив, хитро сощурилась: — А как твоя гипотеза объясняет, почему звери не запутываются?

— Между прочим, — Мик на минутку оторвался от «Определителя» и без улыбки посмотрел на спорящих, — твоим телом тоже два полушария мозга управляют, однако ты не путаешься!..

Первоначально Андрей планировал плыть лишь днем. Но река была такая спокойная. Вечер безветренный. Берега мягкие, приветливые. Короче, решили не останавливаться. Натянули навес. Обнесли плот по бортам сеткой гипнозащиты. Андрей подремал после ужина. А когда все заснули, определил себя на ночную вахту.

Приглушенные расстоянием, доносились послезакатные вскрики джунглей, раскатистый хохот, уханье. Журчала вода. В пепельном свечении неба все вокруг приобретало тяжелый табачный оттенок.

Андрей нерешительно тронул розетку даль-связи. Видеобраслет будто только этого и дожидался — коротко чирикнул в ответ.

— Привет, не спишь? — прошептал Андрей, вглядываясь в изображение Нино. Ее большие угольные глаза стали еще больше и мерцали в темноте.

— Нет, о вас думаю. Утихомирились твои?

— Сон на свежем воздухе полезен, откладывают в запас, — уклончиво сказал Андрей. — Устала?

— Сидя-то на одном месте? Сказал тоже! Или это знак внимания?

— А ну тебя! Уж и спросить нельзя. Какие-то вы, девчонки, странные. Дня вам не прожить без комплиментов да без знаков внимания. А я что? Не устала, так и не устала!

— А вы?

— Лежа кверху брюхом на плоту? Шутишь! Дача это, а не спасательный отряд.

— Все же поосторожнее, мало ли что?

— Боишься за меня? — Андрей самодовольно ухмыльнулся.

— Дурак! Очень ты мне нужен. За малышей волнуюсь… За брата…

Андрей вспыхнул и не ответил резкостью лишь потому, что уловил под навесом сдавленный смешок. Откинул полог — и побелел от ярости. Этот

— язык не поворачивался назвать его благородным словом! — настроившись на волну даль-связи, не только подслушивал, но еще и кривлялся перед изображением Нино. Одним движением Андрей за ноги сдернул Ная с постели и замахнулся.

— Андрей! — остановила Нино.

Андрей опомнился — опустил руки.

— Ладно, парень. Твое счастье… Задернись — видеть тебя не хочу!

Струхнувший Най юркнул под навес.

Боясь заглянуть в глаза Нино, Андрей поглубже вдвинулся в капитанское кресло.

— Спи, — прошептал он. — Я не буду отключаться.

Нино промолчала.

…Наверное, он все же задремал. Пробудила фраза, произнесенная прямо в ухо: «Не хочешь видеть — не надо. Ушел к Маяку, не ищите».

Голос звучал из видеобраслета. Изображение отсутствовало. Щелкнуло

— фраза повторилась. Видно, Най не надеялся, что Андрей проснется с первого раза.

Предчувствуя недоброе, Андрей приподнял полог. Ная не было.

— Мальчишка! Глупец! — зашипел Андрей сквозь стиснутые зубы. — Трус! Трус! Трус!

Твердый предмет подвернулся под ногу возле кресла. Андрей едва не отшвырнул его за борт. Но все же поднял. И присвистнул от удивления: пряжка с пояса Ная — управление «жуком». И об этом позаботился. Не с кондачка с плота рванул, хорошо подумал…

Из браслета вновь зазвучало сообщение Ная. Не дослушав, Андрей перебрал кнопки радиорулей, задал автоматический поиск. Тускло блестя полосатыми боками, «жук» зарыскал, заметался, скользнул над кромкой воды вниз по реке. Вода, отражая светящееся небо, тоже светилась.

«Вплавь ушел», — подумал Андрей. Будто был еще какой-нибудь способ уйти с плота!

«Жук» выделил на стремнине и передал на экран изображение Ная: в комбинезоне и ранце, надвинув маску, вытянув руки перед собой, Най резал волну реактивной струей «ветерка». Угадав мелькнувшую над головой тень, он повернул к берегу, ловко выпрыгнул из воды, погрозил кулаком телеглазу и нырнул в заросли. На вызов не откликнулся.

— Эгоист! Авантюрист! Дезертир! — вполголоса гремел Андрей, чтобы не разбудить поредевший экипаж. — Поймаю — вздую!

Бедная Нино! Еще это на ее голову!

Андрей прокрался на нос, вплотную подогнал «жука», завел буксир, пристроил «ветерок». «Жук» взмыл, трос натянулся. Две полоски волн усами разбежались по воде. Вскипели буруны. Плот разогнался и все быстрее понесся вслед за «жуком» по середине реки. Андрей вернулся на корму, осмелился наконец взглянуть на экран, приветливо помахал изображению Нино:

— Ты за него не бойся, догоним! Простая арифметика — другой дороги ему нет! Еды у него в ранце на три дня. Поторопится — раньше нас на Маяке будет… Обещаю горячую встречу!

Андрей говорил, говорил, не умолкая ни на минуту, чтобы не осталось сомнений. И ни словом не обмолвился о том, что на браслете Ная их маршрут действительно проложен, а вот местоположения ее кузена на их экранах нет…

Ночи Геокара нудные, тягучие. Безлунное, беззвездное небо не меняется до самого рассвета. Андрей клевал носом, встряхивался, плескал водой в лицо, смотрел, который час, и снова задремывал. Стало прохладно. В комбинезоне это не чувствовалось, но руки и уши слегка зябли. Он поежился, сунул руки подмышки и на этот раз, кажется, заснул прочно…

Рывок выкинул его из капитанского кресла и швырнул головой в полог. Плот вибрировал, вращался. Лопались какие-то струны. Взбрыкивали волны. Надсадно выл «ветерок».

Пока Андрей выпутывался, пока ползком пробирался на корму, экипаж пробудился. Раздались испуганные, сиплые спросонок голоса:

— Тонем?

— Кит, да?

— Шторм?

— На мель наскочили?

Сначала Андрей тоже подумал про мель. Жерло «ветерка» от удара выскочило из воды и бешено хлестало воздушной струей в облака. Одурманенный сном и творящимся вокруг безобразием, Андрей не сразу догадался, как ее выключить. Наконец нащупал кнопку. Наступила тишина. Плот перестал дергаться, замедлил вращение, остановился.

Вокруг что-то плавилось, вспыхивало, пускало зайчики. Длинные огненные плети стелились по водной глади, горбились, колебались на волнах, вцеплялись в борта. В стороне от плота бился в волнах «жук», сброшенный рывком буксира в воду. Полосатая туша подлетывала, вздымая брызги и светящиеся канаты. Замирала, звеня от напряжения. И вновь обрушивалась.

Дети озирались, жались друг к другу. В панике никто пока не заметил отсутствия Ная. Сказать, что удрал, — перепугаются. Придется соврать.

— Най отправлен на задание — подготовить дневку, — бодро сказал Андрей первое, что пришло на ум. Кирико с сомнением стрельнула в него раскосыми глазками, но ничего не спросила. Беда с этими проницательными девицами девяти с половиной лет!

Со всей возможной осторожностью Андрей наклонился над бортом. Плот топорщился обрывками стелющихся по течению лент, словно шкура дикобраза. Отстегнул нож, оголил лезвие. Подсеченная лента упала на дно плота — и приклеилась.

— Это водоросли. Вроде наших ламинарий, — растолковал Мик после небольшого раздумья. — На Земле длина их достигает шестидесяти метров.

— Весело. — Рене присел на корточки. — Они здесь не кровососущие?

Ударила волна. Рене потерял равновесие, качнулся, оперся рукой.

— Полегче, бронтозавры! — выругался он. — Уши отдавите!

Рванулся изо всех сил — ни с места!

— Пленку порвешь, — умерил его пыл Андрей. И тут же мысленно обругал себя: больше, конечно, не о чем заботиться, только о пленке. Раздвинул любопытных, присел рядом: — Не жжет?

— Кажется, нет.

— Не щиплет? Не крутит?

— Да нет. Только не пускает.

— Маленькая собачка не лает, не кусает… — фальшиво протрубил Андрей.

Вот вам и прославленные нейтральные пленки! Ни вода, ни огонь их не берут, кислота не жрет, все земные клеи, как ртуть, скатываются. А жалкая инопланетная водоросль прилепилась — ножом не отскрести!

— А ну-ка, милый, сконцентрируйся, похлопай ладонью. Превосходно. Еще разок. Молодец. А теперь, дружок, вылезай из комбинезона!

Приказ был неожиданным, но Рене подчинился. Раздернул молнию. И пыхтя, извиваясь, начал исполнять сложный акробатический этюд — неимоверная задача, ежели правый рукав прибит к полу!

Лазерным паяльником Андрей вырезал водоросль вместе с куском плота, поднял комбинезон Рене — с безобразно свисающими с рукава лохмотьями. Да, с такой боевой нашивкой не разгуляешься.

Слой за слоем Андрей выпарил водоросль с обшлага. Почти норма. Так, небольшой шершавый след Кое-что, товарищ природа, мы еще можем.

Интересно, почему это банное прилипало не трогает живого тела?!

Андрей обнажился до пояса и осторожно свесился за борт. Держа нож наготове, погладил колеблющуюся ленту. Вернее — попытался погладить: участок ленты выгнулся и притонул, словно не мог вынести человеческого прикосновения.

— А-а, боишься! — вскричал Андрей. — Так получай!

Взмахом ножа скосил и пустил по течению целую плантацию водорослей. Перегнулся. Чиркнул еще плеть. И пополз по периметру плота, выкашивая подводный луг.

— Волосы Вероники, — вслух подумала Кирико.

Наверное, это было красиво. Наверное, это и впрямь походило на длинные русалочьи волосы. Андрею некогда было любоваться. Он сбросил комбинезон, соскользнул в воду и, держась за леер, быстро расчистил полосу метровой ширины. Потом, не погружаясь, начал брить плот снизу, сколько доставала вытянутая рука.

Распаленный борьбой, Андрей не сразу понял, кто дергает его за плавки, а потому допустил оплошность: крутнулся и одновременно вильнул в сторону. От такого приема ломкие земные водоросли обычно отпадают сразу. Но геокарские натянулись, спружинили — и рванули Андрея вниз.

— Мама! — вскричал он, захлебываясь. Беспорядочно замолотил руками и ногами. Но все же не разжал пальцев, сомкнувшихся на рукоятке ножа.

Вообще, ему посчастливилось дважды: он нечаянно перерезал вцепившуюся в него ленту и так же нечаянно всплыл там, где нырнул, — не под плотом и не в гуще подводных зарослей. Тотчас много не очень сильных, но настойчивых рук ухватили его за волосы, за приставшие к плавкам водоросли — и перевалили на плот. Он лежал кверху лицом и дышал, дышал, дышал, медленно расслабляясь.

Через час, уже взбодренный «шиатсу» и напоенный крепким чаем, он сидел, скрестив ноги и прислонясь спиной к креслу. Кожа после массажа горела, но внутри все еще было знобко. Из-за стены джунглей выпорхнуло странно удлиненное солнце. Река расчесывала «волосы вероники» От шевеления прядей у Андрея кружилась голова, тошнота подступала к горлу.

На плоту было преувеличено тихо. Мик делал вид, что читает, Тинка нашлепала за какую-то провинность и поставила в угол робота. Рене разминал уставшие после «шиатсу» пальцы. Кирико сосредоточено водила ладонью по тупой стороне Андреева ножа.

Надо было встать и снова идти в воду. И резать, резать водоросли, пока в груди хватит кислорода, резать до тех пор, пока не освободит плот. А потом еще столько же — пока не освободит «жука» Андрей понимал это как руководитель отряда, как шестнадцатилетний гражданин Земли, как сын оставшихся на Тембре родителей.

Но понимал и другое. Не пересилить ему себя. Слишком дрожат коленки. И тошнит, едва взглянешь в воду или просто зажмуришь глаза. Он пропитывался презрением к себе, казнил себя за бессилие. И все же не мог заставить себя заглянуть в лицо Глубины.

Неслышно ступая, подошла Кирико, привычно села на пятки, сложила руки на коленях.

— Это пройдет, капитан! — Она впервые назвала его капитаном. — С ловцами жемчуга такое тоже иногда случается.

— Спасибо, Кирико. — Андрей безразлично пожал плечами. — Нам ли равняться с ловцами?

Он знал, что спортсмены-ныряльщики школы ловцов жемчуга не признают аквалангов. Впрочем, с этим на плоту все в порядке: ни скафандров, ни аквалангов. Да и какие скафандры в этих липучих зарослях? Может, когда-нибудь его внезапный страх и пройдет. Безусловно, пройдет. Но когда? Через день? Через месяц? Через год? В утренних лучах солнца над водой начинала куриться зеленоватая дымка.

— Не возражай, капитан, я пойду. — Смуглая ладошка накрыла его большую ладонь. В раскосых глазах не прыгали обычные бесенята.

— И правильно. И иди! — вяло согласился Андрей. И только тут до него дошло: — Туда? Ну уж нет!

— Я внучка рыбака и ныряльщица подготовительного цикла. Четыре минуты без дыхания — кто еще так может? И потом… — Кирико помедлила, но не опустила глаз: — Я пойду без купальника…

Не лишено смысла. Водоросли неравнодушны к «вечным» земным пленкам. Зато, как черти лазера, боятся человеческого тела. Или человеческого тепла?

Но пустить туда одну? Андрей поежился.

Лучшим ответом сейчас было бы вскочить, накричать на самоуверенную девицу, ринуться и перерубить все, что держит плот. Трус! Сделай же так! Покажи им! Что они про тебя воображают, в самом деле? Ты же тряпка, а не капитан!

Но от одного взгляда вниз вновь замутило, и Андрей понял, что ничего сейчас не выйдет… Ни-че-го!

Может, подождать денек, мелькнула малодушная мысль. Они же наверстали график, даже опередили его. Подождем…

А Готлиб тоже подождет? А Нино?

Андрей чуть не заплакал от презрения к себе. «Скупыми мужскими слезами», — сказал бы отец, поднимая за подбородок его лицо. И прибавил бы с грустью: «Боишься признать, что другие тоже кое-что умеют. И не хуже тебя».

«Она ведь девочка. Ты сам учил… Я просто струсил…»

«Храбрость не в том, чтобы подставлять голову. Храбрость — в умении распорядиться обстоятельствами. И если нет иного выхода — разумно рисковать… Ты уверен в ней?»

А правда, уверен? Звание «ловца» просто так не дается. Даже подготовительного цикла.

Или завидуешь? Девчонка вдвое младше тебя выручает отряд, а ты сидишь как бревно, оберегая личный авторитет. Наглотался воды и начисто потерял соображение.

— Кирико. Пойдешь от носа к корме, течение относит срезанные водоросли. Полторы минуты работы, четверть часа перерыв.

— Полторы? — переспросила девочка.

— Полторы. Я на страховке.

Андрей исподлобья посмотрел, не потешается ли кто-нибудь над его решением. Нет, все при деле. Тинка учит Бутика рисовать. «Да не так, глупый, разве это цыпленок? Это кубик на ножках! Плавно линию веди, не обрубай!» Мик, пристроив на переносицу кинокамеру, запечатлевает окружающий пейзаж. Гога кривым клювом чистит перышки. Рене, не глядя в их сторону, задумчиво грызет ногти. Никто не обвиняет капитана в малодушии.

За стеной навеса, отделяющей носовую площадку, уместиться вдвоем трудно. Чтобы меньше занимать места, Андрей сел на борт, спустил ноги в воду.

Кирико сбросила купальник. На ней лишь хрустальный овал маски, волосы стянуты блестящим полуобручем. Короткой цепочкой прикован к браслету нож.

Держа голову вызывающе прямо, напряженная, неестественно вытянутая, девочка сделала два коротких шажка и без плеска ушла под воду.

«Жаль, Нино не увлекается „ловлей жемчуга“, — почему-то подумал Андрей. И покраснел.

Полторы минуты длились мучительно долго. Когда все мыслимые сроки прошли и Андрей уже готов был кинуться на помощь, вода разомкнулась. Чувство времени у ныряльщиков развито прекрасно: Кирико опоздала всего на пять секунд.

Андрей схватил ее за руку, вырвал на плот. И неловко — оттого, что старался не смотреть, — накинул ей на плечи расстегнутый комбинезон. Последующие четверть часа они не проронили ни слова.

Когда плот стронулся с места и ткнулся носом в поверженного «жука», когда «жук», встрепенувшись, взмыл на высоту буксирного троса, когда, наконец, Кирико словно опытный лоцман провела караван прорубленным в зарослях коридором чистой воды и обессиленно прикорнула на носовой площадке, Андрей на руках прошагал по борту в корму и занял «капитанский мостик». Здесь ничего не изменилось. Только Мик снимал кинокамерой дирижабль, реку, водоросли. Да Рене, покончив с ногтями, ожесточенно мочалил в зубах витаминную жвачку.

— Почему не кричим «ура»? — обратился капитан к экипажу.

— Ура! — послушно отозвались в два голоса Тина и Бутик. Робот уже начинал болтать на человеческом языке.

Рене промолчал. Только жарко покраснел всей кожей, включая уши, затылок, шею.

— Ты чего, парень? — спросил Андрей, обнимая его за плечи.

— Уйди! Ненавижу! — прохрипел Рене, резким движением плеча сбрасывая руку.

«Мал еще рычать на старших!» — хотел прикрикнуть Андрей. Но вместо этого виновато пробормотал:

— Ну-ну. Будь мужчиной.

От этих слов Рене вдруг всхлипнул, на четвереньках кинулся под навес и забился в самый дальний угол.