Какое-то время Кент стоял как вкопанный. Он чувствовал себя пережившим артиллерийскую атаку. Сначала Кон, затем Рози.

Рози ушла.

Он закрыл глаза, выругался, в глазах у него были слезы. Не зная, что делать, он налил стакан холодной воды. Кент старался разобраться в случившемся. Только что она была в его объятиях, потом Кон пришел и ушел, и в следующий момент Рози исчезла. Он залпом выпил воду.

Может быть, она была права. Может быть, все, что случилось, к лучшему. Бывает, что двое людей не подходят друг другу, и этому никто и ничто не может помочь. Она была совершенно права, когда заявила, что он не давал ей уйти. Рози была честной с ним с самого начала, когда ясно дала понять, что не хочет пустых, ни к чему не ведущих отношений. А именно такими ему казались их взаимоотношения вначале. Даже когда она сказала, что хочет иметь семью, очень большую семью, он не прекратил свои ухаживания. Любой нормальный мужчина сбежал бы немедленно.

Но дело было в том, что он потерял способность разумно мыслить в тот момент, когда она, в разбитых очках и невероятных клетчатых носках, открыла ему дверь. А после первой тарелки супа, когда она захотела познакомить его со своей подругой, он совсем потерял голову.

Кент резко отодвинулся от серванта.

Чего же, черт возьми, она хотела? Мужскую версию старой сказки, героиня которой днем убирает навоз, а по ночам шьет грубую детскую обувь? И что при этом будет с его фирмой? У него там серьезные обязательства. И если Кон уйдет…

Держа стакан в одной руке и почесывая затылок другой, он растерянно соображал, что ему делать дальше.

Если Кон уйдет из фирмы, никакой надежды на то, что у него будет меньше нагрузки, не останется.

Губы его скривились в болезненной улыбке, когда он уловил иронию в том, что случилось. Рози покинула его потому, что он не мог уделять ей много внимания, а Кон потому, что он уделял ему слишком много.

Ладно. Он швырнул стакан в раковину, стакан разбился, осколки разлетелись по всей кухне, попали на сервант. Кент не стал их убирать. Черт с ними! Ему было все равно.

«Я люблю свою работу, и у меня нет времени на то, чтобы растить сотню детей». Возможно, и ему и Рози будет лучше с другими партнерами. И ему, безусловно, будет лучше, если он не взвалит на себя невыполнимые обязательства.

Кент посмотрел на часы. Уже половина десятого. Единственным местом, где он был сейчас нужен, оставался его рабочий стол.

Проклятый завтрак.

Не пойти туда он не мог. Но если повезет, он успеет поработать часок до того, как соберется семья. Черт, он займется как раз тем, чего Рози от него и ожидала, — работой. Пожалев себя, оставшегося в полном одиночестве, он схватил пиджак, ключи и направился к своей машине.

Рози свернула на дорожку, ведущую к дому, и почувствовала облегчение. Ей надо было побыть одной, зализать свои раны, но этому, видимо, не суждено было сбыться. Перед входом в дом стояла машина Джонас. Рози вздохнула, поставила свою рядом и, не в силах сдвинуться с места, осталась сидеть в машине.

Ей хотелось плакать, хотелось выплакать всю боль, которая скопилась у нее внутри. И ей нужен был Кент Саммертон, нужен до боли. По сравнению с этой болью даже операция на открытом сердце казалась нестрашной.

Она заставила себя выйти из автомобиля и подойти к лестнице. Вместо того чтобы подняться, она села на ступеньку, решив привести себя в порядок до встречи с Джонас. Она подняла камешек и бросила его вдаль, он не отскочил, а плавно погрузился в пыль. Глупый камешек.

Глупая Рози.

Она поступила именно так, как не хотела поступать. Влюбилась не в того мужчину. А она еще строила грандиозные, далеко идущие планы. И к чему это привело? К этим ступенькам, на которых она сидит и швыряет камешки. Жаль, что она не может заполнить ими свою пустую голову.

У нее не оставалось никакой надежды. Оказалось, что она просто рыжеволосая глупая женщина, запутавшаяся в своих проблемах, и этому трудно было помочь. К тому же это не предвещало ничего хорошего для ее будущих детей. У нее, наверное, ужасные гены, какая-то врожденная потребность, которая может сделать всех ее дочерей жертвами политиков или криминальных элементов. В доме, учуяв ее, залаял Фонт.

Рози встала, поднялась по ступенькам, смахнула слезы. Возможно, она иногда сбивалась с пути, преувеличивала возможные результаты, принимала желаемое за действительное. Например, когда писала эти дурацкие любовные письма. Почему это показалось ей удачной идеей? Но ведь она знала, что способ зарабатывать деньги ни в коей степени не определяет стиль жизни человека.

Рози постояла еще несколько минут на лестнице, дернула себя за локон. Неужели она опять пытается выяснять верность своих приоритетов?

Нет. Просто отчаявшаяся женщина ищет слова, способные уменьшить боль в ее сердце. Рози решительно поднялась по лестнице в дом.

После бурной встречи с Фонтом, которому удалось лизнуть ее в лоб и завизжать в ответ на ее ласки, Рози направилась в кухню, твердо решив выглядеть спокойной и беспечной. Фигурально выражаясь, она постарается не испачкать блестящий пол своей кухни.

Джонас в любимом халате Рози наливала воду в чайник.

— Что ты делаешь? — Рози бросила сумочку на стул у камина и постаралась увернуться от сильных ударов собачьего хвоста.

— Завариваю чай. Где твои мешки? — спросила Джонас и, взглянув на Рози, добавила: — Кроме тех, что у тебя под глазами.

— Не смешно. — Рози забрала чайник из рук Джонас. — Садись, я приготовлю чай. А ты скажи, что ты здесь делаешь?

Джонас зевнула.

— Я пришла вечером прогулять Фонта, потому что ты позвонила и попросила меня. Ты это помнишь? Потом я случайно уснула на твоем диване.

— В моем самом лучшем халате?

— А для чего нужны друзья? Кроме того, этот цвет тебе не идет, — улыбаясь, ответила Джонас.

В действительности любимый халат совсем не занимал Рози. Придирка только помогла ей на время отвлечься от боли в сердце.

— А теперь нормальный вопрос, — продолжала Джонас. — Что ты здесь делаешь? Я считала, что ты нежишься в объятиях любви.

— Я живу тут, ты что, не знаешь этого? — попыталась сострить Рози. Включив чайник, она прислонилась к серванту, потрепала Фонта по голове и хотела усмехнуться. Но сквозь слезы это получалось плохо.

Джонас наклонила голову и прищурилась:

— Судя по тому, что ты не ответила на мой вопрос, я понимаю, что ты все разрушила. — На лице у Джонас была усмешка, которую можно было назвать и злой, и вызывающей.

— Я ничего не разрушала. Это Кент сделал.

— Уверена, у него и это получилось хорошо.

— Джонас, — Рози старалась выглядеть строгой, но не могла подавить усмешку, — он познакомил меня со своей семьей.

— Вот негодяй!

— Он сказал, что хотел поговорить о нашем будущем. Но тут появился его партнер, возмущенный тем, что Кент не давал ему самостоятельно работать, и сказал, что не хочет больше иметь дело с Кентом. А это значит, что Кенту придется работать еще больше, чем сейчас, что, в свою очередь, означает, что у него не будет времени ни на что, кроме работы. Не говоря уже обо мне и о детях.

— Рози, мне очень неприятно тебе это говорить, но у тебя нет никаких детей.

— Он, как наркоман, привязан к своей работе. Я этого не хочу. Я хочу мужа, нежного отца и хочу, чтобы семья, большая семья, была для него важнее всего. — Она почти плакала и держалась за нос, как будто собиралась чихнуть. Фонт холодным носом терся о другую руку, прижавшись к ее ноге. Нет, она не позволит себе расплакаться.

— Конечно, — Джонас села рядом с Рози и обняла ее за плечи, — ты найдешь его. У тебя же существует план? — Голос Джонас был подозрительно мягким и успокаивающим. — План, по которому, встречаясь с каждым мужчиной в Северной Америке, ты в конце концов найдешь того, кто тебе нужен.

— Ну и что в этом плохого?

— Вероятность того, что твой план реализуется, что ты найдешь того, кого хочешь, примерно такая же, как вероятность разбогатеть с помощью фирмы «Сирано», она просто близка к нулю. — Джонас сняла руку с плеча Рози и, хитро улыбаясь, спросила: — Тебе не кажется, что ты перестаешь трезво рассуждать, когда дело касается Кента Саммертона?

Рози сердито посмотрела на подругу.

— Нечего пялиться на меня. Я права, и ты это знаешь. А теперь слушай меня внимательно, Розалин Фиона О'Ханлон.

Когда Джонас начала постукивать указательным пальцем правой руки по пальцам левой, Рози поняла, что ей предстоит выслушать лекцию.

— Он очень много работает, и ты считаешь это недостатком. Он не хочет иметь дюжину детей, — Джонас искоса взглянула на Рози, — а кто в наши дни этого хочет? И ты злишься на него за это. Он знакомит тебя со своей семьей, и ты опять этим недовольна. — Джонас постучала по последнему пальцу. — Парень сбивается с ног, чтобы завоевать твое внимание, и это тебе тоже не нравится. Не дай Бог, если он когда-нибудь принесет тебе цветы.

Рози скривила рот и прикусила нижнюю губу. После лекций Джонас она всегда чувствовала себя неуверенно. Ее лучшая подруга считает, что она поступает неразумно. Нет. Она, Рози О'Ханлон, — самая рассудительная женщина. Или это не так?

Она почувствовала, что подруга сжала ее плечо.

— Он любит тебя, Розалин. И ты любишь его. Сделай же что-нибудь!

— Я правильно поняла твое предложение?

— Да, компромисс.

— Я ненавижу это слово.

Рози смахнула слезы со щек и опустила руку. Фонт лизнул руку и преданно посмотрел на нее. Она была уверена, что пес знал об их планах относительно него и собаки Кента. Возможно, он тосковал о неродившихся щенятах, о которых мечтал.

— Я сказала «компромисс», Рози, а это не то же самое, что сдаваться.

Рози не была уверена, что Джонас права, но ей не хотелось больше говорить на эту тему.

— Я подумаю об этом.

— Хорошо, а теперь пошли поедим, я умираю от голода.

— Ты хорошо выглядишь, — сказал Майк, подходя к Кенту. Тон его был таким же сухим, как и тост, который он протягивал. — Похоже, этот тост последний, который остался на «Титанике», — добавил Майк.

— Спасибо, — ответил Кент и положил еду на тарелку, хотя ему совершенно не хотелось есть.

Он все еще не мог уяснить себе, как он очутился в этом месте. Ему следовало сидеть за рабочим столом. Когда утром он зашел в свой кабинет, гробовое молчание, аккуратный стол, компьютер и другие мигающие приборы показались ему такими же гостеприимными, как тюремная камера.

Затем он услышал шорох из соседней комнаты. Кон освобождал свой стол. Это было уже свыше его сил.

Кент быстро вышел из кабинета. И наверное, он выглядел очень странно, когда быстрыми шагами проходил по коридору. Мэй подозрительно посмотрела на него, Сьюзен изумленно улыбнулась. А ему необходимо было как можно скорее выйти на свежий воздух. Он должен был заставить себя не думать о Рози. К тому времени, когда способность мыслить вернулась к нему, он оказался в доме родителей, где вся семья была в сборе. И ему пришлось остаться.

— Где Рози? — спросил Майк, осматривая наполненную до краев тарелку Кента. — Я предполагал, что она будет тут сегодня.

— Я думаю, она дома. — Кент положил на тарелку яичное суфле, добавив его к ростбифу и соленым огурцам.

— Ты поломал все? — скривив губы, спросил Майк.

— Что поломал? — Кент продолжал наполнять свою тарелку, взяв еще несколько кусочков бекона с сервировочного стола. А Рози говорила, что он плохо питается! Если бы она видела его сейчас! Если бы только он мог ее увидеть!

— Твой роман с Рози.

Кент внимательно посмотрел на брата.

— Прекрати, Майк. Я не хочу говорить об этом.

После непродолжительного молчания Майк согласился и устроился рядом с братом. Кент внимательно рассматривал свою тарелку, как будто видел ее впервые.

Никакого желания есть у него не появилось. Отодвинув тарелку, он налил стакан апельсинового сока.

— Она считает, что я работаю слишком много.

— Так и есть, — спокойно отреагировал Майк.

— Она хочет иметь целую ораву детей, дюжину отпрысков.

— Ну и что? — Майк указал свободной вилкой на собравшихся на завтрак мать, отца, восьмерых отпрысков, их жен, мужей и большое количество детей. — Она хорошо подойдет к этой компании.

Кент проследил за жестом брата и тяжело вздохнул.

— Ты не понимаешь. Никто из вас не понимает. Я не хочу таких сложностей. Я хочу…

Майк продолжил вместо него:

— Свою собственную комнату и совершенно новую рубашку прямо из магазина. Что-нибудь, что не прошло через руки других детей.

Кент не понимал, к чему это было сказано. Он, черт возьми, совсем не собирался говорить о своем детстве. Открыв рот для возражений, он закрыл его, решив не спорить.

— Я знаю это чувство, — невозмутимо продолжал Майк, — так как я старше тебя, вещи, попадавшие ко мне, проходили через меньшее число рук, чем у тебя. И все равно это было чертовски неприятно. — Он улыбнулся. — Я мечтал об отдельной комнате, аккуратных книжных полках, собственном футбольном мяче… И я все получил. Потом я встретил Леону, и она все разрушила.

— Не понимаю. Я думал, у вас двоих все в порядке. — Кент всегда считал, что его брат и Леона были счастливой супружеской парой. Если это не так, то его теория верна: при таком большом количестве детей трудно быть счастливыми. Глаза у Майка округлились.

— Ты что, шуток не понимаешь? Попробую объяснить тебе более простым языком. Я предпочитаю Леону, мальчиков и этих двух малышек, — он указал на длинный стол, где Леона помогала Эмме и Джейн выбрать подходящую еду, — самому распрекрасному футболу. Понимаешь?

Кент повернул свой стул так, чтобы видеть сервировочный стол. Его внимание сосредоточилось на двух девочках, поглощенных сложной задачей — с полной тарелкой в руках у каждой протиснуться сквозь толпу к тому месту, где сидели Майк и Кент. От напряжения язычки у них были чуть-чуть высунуты. Они были уже почти у цели, когда раздался крик Джейн:

— Зак, смотри вперед, осторожней!

Перед глазами Кента Зак с шариком над головой, который целиком завладел его вниманием, с силой налетел на девочек, когда они были в двух шагах от Кента. Ни девочки, ни тарелки не выдержали удара. Кент протянул руку, пытаясь их поймать, но было уже поздно.

Сначала на него обрушились яйца, кетчуп, джем, а затем — две испуганные малышки. Его белая рубашка и брюки были покрыты разноцветным слоем жирной еды.

Когда он и плачущие девочки наконец смогли встать на ноги, вокруг них собралась масса народа, и все говорили одновременно. Эмма указала на лоб Кента и испуганно вскрикнула:

— Дядечка, у тебя лоб в крови!

Он коснулся лба и убедился, что девочка права. — Дай я посмотрю, — протиснулась к нему Джейн.

Она вытерла кровь чистой льняной салфеткой, приложила ее к порезу и громким голосом потребовала:

— Дайте кто-нибудь бинт. Это всего лишь царапина. Он, безусловно, будет жить. — Джейн приложила руку Кента к салфетке, а сама обратилась к сыну.

Пока Зак выслушивал тысяча первую лекцию о том, что «надо смотреть, куда ты идешь», Кент посильнее прижал салфетку и сумел отделить липкую рубашку от своей груди. Джейн и Эмма, прекратив рев и убедившись, что они целы и невредимы, с изумлением смотрели на Кента. Его мать из своей бездонной сумки извлекла мазь, лосьон, бинт, протерла рану и забинтовала голову. Девочки не отходили от него.

Когда мать перестала суетиться вокруг Кента, он улыбнулся девочкам и протянул к ним руки. Они тут же взобрались к нему на колени. Все трое выглядели так, как будто они только что кончили раскрашивать руками картинки.

Эмма коснулась его повязки.

— Бедный дядечка, — произнесла она как взрослая. Когда она убрала свой палец, Джейн тут же повторила ее жест. Прикосновение их маленьких пальчиков было как поцелуй бабочки. Обе малышки были зачарованы видом белой марлевой повязки.

— Все в порядке, — сказал Кент. — А вы как? Хорошо?

Обе девочки закивали в унисон.

— Мама говорит, что ты герой.

— Она действительно так говорит?

Он поцеловал каждую в светлую головку.

— Мне это очень приятно, я всегда хотел быть героем, — пошутил Кент.

— А если я поцелую, будет лучше? — спросила Джейн, указывая на его рану.

— Конечно, это как раз то, что мне нужно.

Он нагнул голову, и обе девочки запечатлели нежные поцелуи на его повязке. Но даже после этого они не отходили от Кента, теребили и гладили его, пока мать не увела их, чтобы вымыть рожицы и переодеть.

Проводя пальцами по краю повязки, Кент смотрел, как они уходили. Ему было смешно, что его назвали героем. Сам он чувствовал себя совершенно раздавленным, как сорванная неделю назад слива.

Майк вернулся к разговору, прерванному этим происшествием.

— В мире не существует ничего другого, что может сбалансировать разнообразные интересы, даже если ты пожертвуешь футболом и перепутаешь все свои книги на полках.

Кент смотрел на брата и понимал, что тот совершенно прав. Безусловно, прав.

Он встал так резко, что у него все поплыло перед глазами. В голове была только одна мысль — о Рози. Ему нужно с ней поговорить. Она сказала, что не хочет больше его видеть. Черт побери, Кент решил, несмотря ни на что, встретиться с ней. Пришло время, когда все необходимо выяснить до конца.

Но сначала ему следовало поговорить с Коном.

— Майк, я еду к своему партнеру по бизнесу, а тебя хочу попросить сделать кое-что для меня…

Рози сидела на верхней ступеньке лестницы, почесывая собачье ухо и наблюдая за клубами пыли, поднимавшимися за черной машиной Джонас. Наконец осуществилась ее мечта: она была одна.

Но удовольствия это ей не доставило. Ей казалось, что она всю жизнь была одна.

Сердито смахнув слезы, Рози попыталась проанализировать происшедшее. Неужели из-за нескольких часов, проведенных с прекрасной семьей Саммертонов, она должна жалеть себя? Ни в коем случае! У нее достаточно хорошая жизнь. Нет. Не просто хорошая, а вполне хорошая. У нее самая лучшая в мире мама. У нее есть дом, есть Фонт, хорошая работа. Слава Богу, все в порядке. Ее изобретательности оказалось недостаточно для создания семьи. Ну и что?! В конце концов у нее будет своя семья, свои любимые дети.

Проблема состояла в том, что теперь ей хотелось, чтобы ее дети были похожи на отца, а этим отцом был бы Кент Саммертон. Она достала из кармана джинсов носовой платок и шумно высморкалась. Но чего ей никак не хотелось, так это того, чтобы их отец работал так, как будто благополучие всей Америки зависит от ежечасного вливания его крови. Она опять высморкалась. Проклятая простуда!

Рози встала, оперлась на перила и осмотрела залитую солнцем окрестность. Все, что связано с Кентом, было настолько запутанным, что у нее разболелась голова. С одной стороны, она уважала его амбиции, его отношение к работе. И ей хотелось, чтобы ее детям передались эти качества. Но с другой стороны, гораздо более важным она считала способность остановиться, ограничить свою деятельность ради того, чтобы душой и телом быть дома. И еще им никак не удавалось прийти к согласию о том, сколько можно и нужно иметь детей.

Может, ей следует согласиться на компромисс?

Рози передернула плечами. Боже, ей казалось, что выбор приоритетов должен быть мягким и нежным, как резиновые перчатки, а компромисс выглядел как что-то опасное, как тиски и скальпель. Неужели она настолько упряма и эгоистична, что не хочет даже думать о компромиссном решении? Может случиться так, что из-за своего бессмысленного упрямства она потеряет Кента.

Рози опять приложила платок к носу и закрыла глаза, Она фактически уже его потеряла. Ушла, сделав хорошую мину. И он позволил ей уйти, не важно, в каком настроении.

Ей придется с этим смириться. Но, Боже, как болело сердце, оно буквально рыдало в груди, как замерзшая, умирающая от голода сирота.

Фонт потерся своей большой головой о ее ногу и заворчал. Рози почесала его и подумала: «Ты не ластился бы ко мне, приятель, если бы знал, что сломав свою личную жизнь, я покалечила и твою».

Фонт помахал хвостом, как бы подтверждая мысль о том, что неведение может быть блаженством.

Рози улыбнулась, но сохранить улыбку было нелегко.

— Вставай, пес, пойдем в дом. У меня есть новая кулинарная книга под названием «Обед для одного», и мне не терпится испробовать ее советы.

Автомобильный гудок раздался в тот момент, когда ее рука коснулась дверной ручки. Когда же загудела дюжина или даже больше машин, Рози обернулась и увидела целую кавалькаду подъезжавших к ее забору автомобилей.

Впереди ехала черная машина Кента.

Гудки продолжались, пока Кент не подъехал к ее порогу и не выскочил из машины вместе с огромной собакой. Фонт моментально спустился с лестницы, чтобы с помощью собственного носа прояснить ситуацию. В результате Рози осталась в одиночестве, не зная, на что ей смотреть раньше — на кавалькаду машин или на Кента. Надежда в ее душе росла с невероятной скоростью.

Перескакивая через две ступеньки, Кент быстро оказался рядом с Рози, обнял ее и целовал до тех пор, пока взгляд ее не затуманился. Она все еще не могла вымолвить ни слова, и, возможно, это было к лучшему, так как она произнесла бы что-нибудь идиотское, что испортило бы весь сон. А ей все еще казалось, что это сон.

Двери машин распахнулись, и вся семья Кента высыпала во двор, на лицах большинства из них сияли широкие и добрые улыбки. Мать Кента, Джейн, Зак и обе девочки-близнецы жестами приветствовали Рози.

Она слабо махнула рукой в ответ, пытаясь понять, что же все-таки происходит. А соображать после того, как ее целовал самый большой специалист в этой области, было совсем не просто.

— Все здесь, — промямлила Рози, сжимая плечи Кента.

— Я позвал их.

— Почему?

— Потому что это моя семья, а как раз ради семьи мы тут и собрались. — Он прикоснулся к ее лицу и улыбнулся. — Кроме того, я надеюсь, ты хорошенько подумаешь, прежде чем выставить меня из дома на глазах у тысячи родственников.

Рози не все поняла, но в одном она была твердо уверена: ни за что на свете она не выгонит этого человека из дома. Хотя она ни в коем случае не допустит, чтобы он об этом узнал. По крайней мере до того, как услышит, с чем он пришел.

Когда она улыбнулась собравшимся во дворе и помахала им рукой, вся толпа прихлынула к порогу, как река в наводнение.

— Рози, — попросил ее Кент, — посмотри на меня.

Все еще ошеломленная, она взглянула в его зеленые, горящие от возбуждения глаза.

— Я не могу тебя отпустить. Я не допущу, чтобы ты ушла.

— Но… — начала Рози, чувствуя необходимость протестовать, но не понимая почему.

— Никаких «но», — твердо сказал Кент, — мы с тобой два интеллигентных человека, и мы можем разрешить все наши разногласия, в конце концов, мы можем прийти к компромиссу.

При звуке этого слова Рози напряглась, как струна.

— С чьей стороны?

Из толпы раздались голоса:

— Давай, давай, Рози, заставь его сдаться!

Кент бросил сердитый взгляд на своих родных. Оттуда раздался приглушенный смех, несколько свистков, затем толпа затихла.

— С моей, — сказал Кент, нежно глядя ей прямо в глаза. — Я люблю тебя, О'Ханлон.

Рози закрыла глаза:

— Повтори.

Он нагнул голову и на ухо ей произнес:

— Я люблю тебя. Тебя и твоих детей, которых ты собираешься завести. Они нужны мне тоже.

Веки ее резко поднялись.

— Все дети?

Он сглотнул слюну, и вид у него был такой, как будто он осматривал неисследованную территорию при ураганном ветре.

— Все до одного.

Из толпы раздались аплодисменты, одобрительные возгласы и свистки.

Сиротливое Розино сердечко, постепенно согревалось. Не в состоянии вымолвить ни слова, она обняла Кента и сжала его с такой силой, от которой могли бы треснуть ребра. Но Рози помнила, что у ее будущих детей все еще существует соперник. Она взглянула Кенту в глаза.

— А «Бичлайн»? Что с ней?

— Я разговаривал с Коном. Мы разрешили все проблемы.

— Так же, как наши?

Она сомневалась и не пыталась скрыть свои сомнения.

— Нет, не так. Мы беседовали очень долго. — Кент смущенно пожал плечами. — Главное в том, что он хочет больше самостоятельности и ответственности, и я согласился с ним.

— Почему?

Рози надеялась, что знала ответ заранее, но ей очень хотелось услышать это от Кента.

Улыбнувшись, он погладил ее по волосам.

— Потому что это даст мне больше свободного времени, и я смогу убедить тебя, что ты любишь и не можешь жить без меня.

Кто-то в толпе крикнул:

— Браво!

Рози покачала головой, нижняя губа ее дрожала.

— Меня убеждать не надо. Я полюбила в первый момент, когда ты вошел в мой дом и потребовал встречи с Гарденией. Несмотря на ужасный аромат твоего лосьона.

Кент повернул ее к себе и поцеловал.

— Слава Богу, — прошептал он. — Значит ли это, что мы можем начать все сначала? И в этот раз все будет по-хорошему?

Глядя ему в глаза, Рози улыбалась.

— Да, конечно, значит. Я не совсем глупая, Саммертон. Я умею оценить хорошего человека, когда встречаю его.

Кент усмехнулся, а Рози вдруг опять стала серьезной.

— А что касается детей…

На этот раз Кент не прореагировал, а продолжал ухмыляться и выглядел при этом очень довольным собой.

— Да?

— На самом деле мне не обязательно иметь целую дюжину… Я могу согласиться и на меньшее количество. — Рози трудно было выговаривать слова, этот чертов компромисс давался ей с трудом. — Ну, может быть, восемь?

Он отступил на шаг, подозрительно взглянул на нее.

Рози казалось, что она видит, как работает компьютер в его голове.

— А может быть, три?

— Шесть, — произнесла Рози.

— Четыре, — неуверенно произнес Кент.

— Пять, и это мое последнее слово.

Он рассмеялся.

— Согласен.

Он опять нагнул голову и что-то шептал ей на ухо. Его горячее дыхание и соблазняющий голос действовали на нее так, что она плохо различала отдельные слова. Вероятно, он говорил о том, что чем раньше они начнут, тем будет лучше.

Когда способность дышать вернулась к ней, Рози посмотрела на родственников, которые, собравшись группами, все еще стояли у лестницы. Похоже было, что все они чего-то ждали. Вряд ли Кент собирался показывать картинки из ее спальни, снятые в рентгеновских лучах. Рози закашлялась и отодвинулась от Кента.

— Скажи, Кент, мы уже можем уезжать? — громким голосом спросил Майк, который стоял у края толпы, держа за руки Эмму и Джейн.

Радостно улыбаясь, Кент ответил:

— Нет, до тех пор, пока вы все не подниметесь сюда, не поздравите мою будущую жену и не скажете ей, что сейчас она приняла самое мудрое решение в своей жизни.

— Не настаивай, дорогой, — сказала мать Кента, поднимаясь по лестнице и похлопывая его по руке. — Я буду говорить от имени всех родных. — Она обняла Рози и поцеловала ее в щеку. — Добро пожаловать в нашу семью, Рози. Я всегда знала, что нам кого-то недоставало. — Затем она обернулась к собравшимся внизу. — Теперь, мои дорогие, можно уезжать. Надо дать этим двоим возможность уединиться.

И, улыбнувшись Рози, добавила:

— Им вряд ли удастся иметь такую возможность в будущем.

Рози, прижавшись к Кенту, не сводила глаз с дороги, пока не осели клубы пыли за отъезжавшими машинами.

— Пойдем в дом, — сказал Кент.

— Пойдем. Я приготовлю что-нибудь поесть. Ты голоден?

— Можно назвать это и так, — он осторожно прикусил мочку ее уха, — а ты? Я спрашиваю, ты голодна?

Рози наклонила голову и вздохнула.

— Мне хочется того же, чего и тебе, но рецепты остались у меня в спальне.

Он придвинулся ближе, целуя ее щеки и уголки рта.

— Тогда нам следует подняться туда как можно скорее.

Кент продолжал целовать ее без передышки, как будто никак не мог насытиться, и поцелуи его проникали в самую глубину ее души. Он принадлежал ей. И Рози принадлежала Кенту. И всем этим она была обязана любовным письмам и неудачной любви другой женщины.

Они поднялись в ее спальню. Закрыв дверь, Кент опять обнял ее.

— О чем ты думаешь?

— О тебе, обо мне, о женщине, имя которой Гардения.

Он нахмурился:

— О Гардении?

— Забудь об этом, Саммертон. Я все равно не скажу тебе, кто она.

— У мужчины всегда есть способ получить нужную ему информацию.

На лице у него играла дьявольская усмешка, когда он повел Рози к кровати.

— Ничего не выйдет. Но ты можешь испробовать свои способы. Я думаю, это будет интересно.

Она опустилась на кровать, и он нежно подвинул ее. Упираясь локтями, он склонился над ней.

— О, это обязательно будет приятно и интересно, О'Ханлон, я обещаю тебе, — произнес он хриплым голосом. — И если мои методы не сработают сегодня, я буду продолжать, пока не добьюсь результата. Ты готова?

С улыбкой она взглянула на Кента, обняла его за шею и притянула к себе.

— Готова, могу и хочу, — прошептала она, отвечая на его поцелуи.

До того как ее рассудок заволокло туманом, перед ее мысленным взором пронеслись любовные письма, Гардения и предстоящие наслаждения. Мужчина, о котором она мечтала, был в ее объятиях и, похоже, навсегда. Она глубоко вздохнула, закрыла глаза, обнимая его широкую сильную спину, ощутила себя безмерно счастливой и про себя произнесла: «Я у тебя в долгу, Мэй».