Накануне битвы Куцый не спал. Дождавшись пока в доме затихнут все звуки, он скрытно выбрался на улицу и припустил со всех ног. Насчет Инги у него были свои соображения. На девушку он обратил внимание с самого начала.

Но тогда это было несерьезно. Был батя, были старшие братья- мастера по деланью детей, после их гибели, он словно вышел на продуваемое всеми ветрами лобное место. Пусто за ним, холод пробирает.

Теперь же Инга была свободна. Не страшно, что лицо подпорчено, на лицо Алексис у девок всегда смотрел в последнюю очередь. Инга-девка видная, справная. Нарожает мальцев, восполнится род Куцых.

Вдохновленный и подгоняемый подобными мыслями, парнишка бежал, не чуя собственных ног и часто спотыкаясь на неосвещенной улице. Добравшись до знакомого дома, вломился без стука.

В комнате горела лампадка, пламя колыхнулось от сквозняка, дернулась и занавесочка, за которой раздался тяжелый стук, будто вскочил кто-то тяжелый.

— Инга, ты одна? — спросил Алексис.

— Конечно, одна, милый! — раздался в ответ безмятежный голосок, другой бы удивился, чего красотка не спит в такую позднотищу, но Куцый был слеп подобно глухарю, токующему и подбирающемуся к самке. — Что не терпится? Какие новости?

— Самая главная новость это то, что теперь ты можешь не опасаться гнева Ледокола, у него и без тебя хлопот полон рот, — сказал Алексис, подходя к занавеске вплотную и пытаясь прикинуть, где за ней находится девушка.

— А что случилось? — судя по сильно изменившемуся тону, девушку это сильно заинтересовало.

— Завтра с утра Фонарщика идем воевать.

— Быстро же Ледокол решился, — в голосе было недовольство. — Как он осмелился? У наместника целое войско!

— Мы тоже не лыком шиты. У Ледокола шесть с лишним сотен, да и мегалаки с нами.

— Вот твари!

— Ты что, Инга? Они же с нами.

— С нами? — говорившая поняла, что чуть не проговорилась и сбавила тон. — Ты тоже идешь воевать? А как же продолжение рода? Если тебя убьют, твоя фамилия исчезнет.

— Я своих не брошу, Волобуя, даже Ледокола, хоть он и вредный, я с ними с самого Барража, а значит и до конца.

— Дурак! — сожалением проговорил голос и вдруг резко переменил тему. — Хочешь меня?

Я же вижу, как у тебя торчит. Можешь обнять меня прямо через занавеску.

— Почему через занавеску. Я твоего лица не испужаюсь, — храбрился парнишка, сам уже подходил, уже опасливо тыкал руками в занавеску.

Женщин у него не было ни одной, и это было недопустимое безрассудство с его стороны, последнего в роду.

— Ну, иди же, я тут прямо за занавеской стою. Я вся мокрая уже!

Куцый с замирающим сердцем развел руки и стал сгребать ткань в кучу. Почти сразу движение остановило нечто массивное, мало смахивающее на готовую к любви девчонку.

— Здесь кто-то есть! — крикнул Куцый.

Он хотел отскочить, но тотчас стоящий за занавеской с силой обнял его. Некоторое время они боролись. Куцый бы вырвался, но тут сзади его ударили по затылку, словно вспышка полыхнула в полутемной комнате, а потом все завертелось и стало окончательно темно.

Шли двумя колоннами.

По плану, разработанному Антоном, мегалаки наступали со стороны базара, но ни в коем случае не должны были в него входить. Там было слишком тесно от обилия торговых рядов. К тому же, имелось множество неконтролируемых закутков.

Свой отряд, состоящий из людей, спецназовец вел со стороны трущоб, где они к утру окончательно сконцентрировались. В авангарде шли наиболее боеспособные части: копьеносцы и меченосцы — общим числом четыреста человек. За ними сотня женщин, которым Антон отдал арбалеты.

Замыкал шествие плохо вооруженный отряд порядка трехсот человек. Они должны были добыть оружие в бою или принять его у павших. Бой обещал быть тяжелым.

Согласно плану авангард должен был завязать схватку со стражей у ворот Голодоморни. Когда на подмогу страже прибудет подмога, ворота соответственно откроются, Антон должен был ударить основными силами, включая мегалаков, и на плечах отступающего противника ворваться в крепость.

План был бесшабашно красив, бескомпромиссен, из разряда тех, что не прощают ошибок — и этим Антону отчаянно не нравился, несмотря на то, что он его сам придумал. Вся надежда была на то, что враг окажется не готов к такому повороту событий. За много лет никем не ограниченного правления хан привык к безропотному полному повиновению. Это Антон так думал.

Съехав на обочину, он оглядывал вышагивающие в поднимающихся к небесам облаках пыли, отсвечивающие воронеными шлемами и щитами, бесконечные шеренги. Ему не нравилось его собственное настроение, Куцый сбежал сегодня утром — тоже дурной знак.

Если не кривить душой, то в глубине души он был даже рад, что тот сбежал, не будет на нем теперь и его крови.

Люди Антона остановились, не доходя сотню шагов до крепости наместника, и укрылись во дворах.

Крепость наместника занимала целый район Ахангарана, и выглядела странным чужеродным телом по отношению ко всему, к чему они так привыкли в городе.

Ахангаран, несмотря на все его противоречия и недостатки, являлся все же радостным пестрым миром, крепость же являла собой мир одноцветный.

Ее окружала серая многометровая стена. В стене были прорезаны узкие бойницы с торчащими длинными кольями, с которых гроздьями свисали висельники. Многие трупы истлели, но никто и не думал их снимать, пока сам скелет не осыпался и не падал вниз.

Над стенами возвышалась мрачная круглая башня без единого окна. Сама Голодоморня — место пыток, и последнее, что видели несчастные перед своей жуткой смертью.

Перед коваными воротами отиралась десятка два янычар.

Антон вычленил из авангарда несколько человек и объяснил задачу. Когда он спросил, поняли ли они его, они в ответ закричали:

— Во имя Мазы великого, да поможет нам великий К.Г.! — в их глазах была лишь тоска и решимость идти на верную смерть.

И план, который так безудержно не нравился Антону, вступил в силу и приобрел необратимый характер.

Начальник стражи увидел, как к воротам медленно приближаются трое горожан в плащах.

— Куды прешь, не положено! — прикрикнул он.

Они и не думали подчиняться. Шли, как ни в чем не бывало. Покачивались, что-то бухтели. Пьянь! Вшивота! Вот будет потеха, а то с утра никаких развлечений.

Офицер ухмыльнулся и вразвалочку пошел им навстречу, на ходу освобождая перевязь, чтобы ловчее было выхватить меч.

Но воспользоваться оружием ему не дали. Когда оставалось пару шагов, горожане разом кинулись на офицера и повалили на колени. Пока двое держали его в таком положении, третий достал припрятанный под плащом до поры до времени меч, да и смахнул голову вместе с ухмылкой.

Нападавшие сбросили плащи, доселе скрывавшие доспехи и мечи, и в тот же миг на них с остервенением налетели опомнившиеся стражники. На помощь горожанам во весь опор мчался антонов авангард в полсотни мечей, но янычары были гораздо обученее, и горожане до подмоги не дожили, изрубленные на куски.

Наконец с шумом, лязгом в стражников врезался авангард. Горожане, многие из которых впервые взяли в руки мечи, изрядно устали, пока преодолели расстояние до места боя. Так что преимущество получилось лишь в первое мгновение.

Янычары с треском прорубали доспехи, в прорези брызгала кровь, отлетали руки, ноги. Площадь перед воротами наполнилась звоном мечей, руганью и стонами раненных и умирающих.

Через несколько минут от былого преимущества не осталось и следа. Нападающие и обороняющиеся бились один в один. Как ни странно, теперь шансы уравнялись.

Скорее всего, потому что самых слабых изрубили в первые же минуты, и теперь на ногах оставались только опытные зрелые воины.

Убитые стали появляться с обеих сторон, а не только со стороны горожан. На узком пятачке сошлись насмерть около трех десятков человек.

Глядя, как тает его авангард, Антон едва удерживал основную массу своего отряда, выведенного из дворов и построенного для атаки на узкой длинной улочке. Особенно напирали задние, которым ничего не было видно. Во что бы то ни стало, необходимо было дождаться, пока янычары откроют ворота.

И он дождался.

Раздался тревожный рев трубы, и натянувшиеся цепи с рокотом потянули ворота вверх. Они еще задирались, грозя устрашающими зубьями на конце, когда, дробно стуча копытами по брусчатке, из крепости показался отряд в сотню янычар.

— Приготовиться! — крикнул Антон.

По замершей колонне покатился металлический перезвон от вытягиваемых из ножен сотен мечей. Антон вдел кольчужные рукавицы и перехватил огромный гечерский топор. Поиграем нынче топоришком.

Прибывшие из крепости янычары окружили авангард и стали его добивать, целенаправленно, не отвлекаясь и не обращая внимания на то, что творится вокруг.

Ворота же оставались открытыми, словно приглашая войти. Более благоприятного момента трудно было себе представить.

— Вперед! — Крикнул Антон. — На слом!

— На слом! — Многоголосо откликнулась толпа.

Спецназовец пришпорил коня, и тот понесся огромными прыжками. Янычары все еще находились к ним спиной, когда они достигли их. Со всей мощи спецназовец обрушил топор на броню ближайшего янычара.

Лезвие распороло панцирь, пробило тело до спины и застряло в противоположной стороне доспехов. Антон упер ногой в поверженного противника и рывком вытащил лезвие.

Потрясая оружием, он заметил, что мечники поддержали его почин, и неожиданным ударом в спину противнику ополовинили его ряды. Когда янычары разглядели новую опасность, большинство их лежало уже на земле, а остальных безудержно стали теснить к воротам.

— Не дайте им закрыть ворота! — крикнул Антон.

Несколько янычар кинулись на него словно ястребы, опознав главного. Спецназовец обрушил на них страшные удары топора, который успел зазубриться и покрыться кровью до самой рукояти. Он раскалывал панцири янычар, разрубал их мечи, сея вокруг смерть и хаос. Топор всякий раз застревал то в телах, то в доспехах, спецназовец, матерясь, тратил какое-то время, чтобы вытащить его.

Но ошибался тот, кто думал, что в этот момент его можно было застать врасплох.

Антон владел обоерукой формой боя, сжимая в одной руке топор, в другой меч.

Янычары забывали об этом, с торжествующими криками кидаясь на него со спины, спецназовец раз за разом без устали отмахивался от нападавших, и враги отваливались от него с рассеченными доспехами и вываливающимися внутренностями, а кто и без головы.

Забрызганный кровью, охрипший от криков, которыми приходилось все время поддерживать и направлять горожан, Антон не сразу разглядел одну странность, а когда разглядел, было уже поздно.

Никто из янычар и не думал отступать, хотя воротины на протяжении всего избиения оставались гостеприимно распахнутыми. Смертники, они что ли?

Смертники! Антон похолодел от страшной догадки.

Отбросив меч, он взялся за топорище обеими руками и на бегу врубился в толпу янычар, нанося удары по обе стороны попеременно. Обороняющиеся не выдержали напора и рассыпали строй. Спецназовец, воспользовавшись временной паникой, кинулся в прореху и достиг, наконец, ворот.

За ними были еще одни ворота! На них было грубо намалевано внутренне убранство двора, что доселе вводило в заблуждение.

— Засада! — Закричал он, перекрикивая шум битвы. — Всем назад!

И он знал, что не успел.

Из-за построек, где скрывался плохо вооруженный, а что плохо вооруженный, практически невооруженный арьергард, который только должен был подобрать оружие у убитых янычар, раздался сначала вой, потом лязг новой битвы, которой не должно было бы быть.

Он крикнул Ивана, вскочил в седло и поскакал назад. Оставшееся его войско кинулось следом, и тотчас стало мишенью для сотен стрел, пущенных из-за стены.

Они тучей накрыли людей, вокруг поднялся животный крик.

Антон, сжав зубы, скакал вперед, дав себе слово не оглядываться, и скоро достиг улицы, где находилось основное его войско, но это уже ничего не изменило.

Войска, в том смысле, в каком его понимают, как некий подчиняющийся приказам и выполняющий боевую задачу, элемент, уже не существовало. Улица была запружена обезумевшими от страха людьми, которые лезли, не разбирая дороги, по головам друг друга.

Причину панического бегства Антон понял очень быстро. В дальнем конце улицы в практически беззащитных людей вклинилась масса тяжело вооруженных янычар, празднично сверкающая сотнями вороненых панцирей, словно стая майских жуков.

Над головами не переставая, словно крылья ветряных мельниц, взмывали и опускались мечи и топоры на длинных ручках. Там, где они опускались, словно вспыхивали пестрые фейерверки.

Конец улицы был ярко-алый, словно на карнавале, и этот часть улицы становилась все обширнее, медленно, но верно протягивая к замершему спецназовцу свой жуткий язык.

Антон попытался пролезть к месту рубки, но для достижения этой цели ему надо было прорубить и поубивать бегущих навстречу людей. Он понял, что его план трещит по всем швам.

Где же Волобуев с мегалаками? Их появление было бы настоящим спасением.

Антон, наконец, сдался на волю толпы, и людской поток увлек его.

— Пойдем через базар, — сказал Олаф.

— Ледокол запретил идти через базар, — возразил Волобуев. — Там слишком мало места, неудобно драться, нас могут зажать.

— Мы вместе, но мы сами по себе.

Волобуев приосанился и оглядел бойцов. Ветерок трепал шерстку трех с лишним сотен мегалаков. Большинство было на конях. Он стоял один против всей этой мощи, один среди нелюдей.

— Если вы ослушаетесь, Ледокол вас накажет, — Волобуев решил быть дипломатичным, но тут Олав сказал то, что попросту взорвало силача изнутри.

— Человек боится идти через рынок, — заключил Олаф. — Человек боится Ледокола, это понятно.

Волобуев сплюнул на землю. Он был в просторной рубахе, доспехи ему так и не смогли подобрать, стоял, опираясь на огроменную железную дубину, утыканную коваными шипами.

— Хрен с вами, нехай будет через рынок, — сказал он. — На одной стене будем все висеть.

Он приосанился и ударил палицей в окружающий рынок забор, выместив на нем всю злость. Во все стороны полетели щепки, остатки забора улетели внутрь.

Хороша дубинка, оценил Волобуев. На скорую руку ему выковали ее по личному заказу. Особой гордостью служило то, что никто из людей не смог ее толком поднять.

Мегалаки ступили на территорию рынка, и, торопясь, побежали. Они уже опаздывали, потому что где-то в городе уже вовсю гремели мечи. Между тесными прилавками отряд сразу разбился на множество небольших групп, о чем и предупреждал Антон.

Вдобавок, некоторые группы свернули не туда и заблудились.

А потом на них напали.

Торговые лавки, магазинчики, даже прилавки оказались набиты янычарами. Они до поры до времени затаились, пропуская бегущих мегалаков, а потом оказались не только сзади горожан, но даже среди них.

Они напали одновременно, и мегалаки сразу оказались в невыгодных условиях.

Они были зажаты в узких рядах, они были разрозненны. Но самое главное: их было в несколько раз меньше.

Янычары давили единым фронтом, оттесняя мегалаков щитами к близким стенам и рубя их там. В плен никто никого не брал. Овощные лавки очень быстро превратились в жуткое подобие мясных.

Дольше всех напор бронированного тарана выдержал Волобуев. Он занял стратегическую позицию на входе и дрался, по-крайней мере, с несколькими десятками янычар одновременно.

Янычары сразу вычленили Олафа. У них была хорошая разведка. Беспощадно рубящегося мегалака янычары атаковали по очереди, меняясь и поставляя на смену свежих бойцов. Они пытались расчленить группировку и оставить знаменитого мегалака одного, но мегалаков сорок все же оставались с ним до конца.

Их загнали в тупик, где обычно все справляли нужду и собирались додавить, изрубить посреди куч фекалий и неистребимого запаха мочи, к которым постепенно присоединялся новый мощный запах. Запах крови, бьющей из разрубленных артерий.

Уже обреченные мегалаки проявили новую тактику. Сбившись в кучу, они на мгновение замерли, а потом вдруг беззвучно и страшно разинули свои рты.

Окружающие их янычары, как по команде, выронили мечи и схватились за уши.

Несмотря на это, кровь хлестала сквозь шлемы и железные перчатки.

Мегалаки воспользовались этим и бросились на них. Это была беспощадная жесточайшая рубка. Загнавший мегалаков в тупик отряд янычар перестал существовать всего за несколько минут.

Олаф кинулся в прорыв, за ним устремились уцелевшие. Но янычар было слишком много. Вся территория базара была окружена отрядами, по мере необходимости на территорию входил новый, и им не было конца.

С огромными потерями отряду Олафа удалось пробиться к выходу и соединиться с Волобуевым, но это был их первый и последний успех. После этого удача явно отвернулась от них и их обложили окончательно.

Перед окончательным и бесповоротным поражением случилась пауза. Янычары по команде выступили за территорию базара, оставив кучи дымящихся кровавых тел.

Волобуев сидел, устало уперев в землю исковерканную залитую кровью палицу.

Буйная головенка опущена, волосы спутались от пота и крови, своей и чужой. У мегалаков на ногах осталось существ 15, включая самого предводителя.

Олаф вышел за ворота и оказался перед молчаливыми шеренгами янычар. Увидя кто перед ним, они подняли забрала. Это были мегалаки, и их было более сотни на 15 обессиленных бойцов.

Олаф угрюмо осмотрел ряды предателей, что-то крикнул по-своему и бросился на врага в одиночку. Оставшиеся бойцы устремились за ним, и сеча вспыхнула с невиданным доселе ожесточением.

Мегалаки с воем сцепились между собой, все закрутилось, мечи мелькали с непостижимой для человечьего глаза частотой, и весь этот воющий-рубящий клубок покатился прочь, разбиваясь на отдельные неравные стычки, когда несколько мегалаков рубили одного Олафовского бойца, да к тому еле держащего меч от усталости.

Через какое-то время Волобуев, который так и остался сидеть, оказался один на совершенно пустом базаре, усыпанным бездыханными телами.

Силач тяжело поднялся, вздымая свою дубину и, крикнул, решив умереть:

— Меня забыли, гады!

Ему никто не ответил. Тогда он тяжелой поступью вышел на улицу. Навстречу ему выбежали со двора несколько опьяневших от крови янычар, но когда он крикнул, обращая на себя внимание, они только махнули на него рукой.

— Неужели все? — заорал Волобуев. — Не верю, гады! Я еще жив!

Он опасался только одного, что звуки битвы окончательно затихнут, а он так и останется один.

Внезапно затихшие было звуки вспыхнули с новой силой. И они все усиливались!

Гром доспехов, многочисленные беспрестанные удары свидетельствовали о том, что на помощь Волобуеву из города, со стороны ушедших основных сил, пробивается отряд.

Безумная надежда придала Волобуеву сил. Он сразу уверовал, что все теперь пойдет на лад, и проигранная уже битва будет выиграна. Он решил, что отряд Ледокола уже разбил врага в крепости и теперь пришел на помощь.

Так и должно было быть, силач уверенно кивнул сам себе. Теперь-то наверняка все пойдет на лад, и они победят. Ледокол должен был все предугадать, как же иначе.

Силач направился по улице, но не успел пройти и десятка шагов, как навстречу ему выкатился воющий клубок, и улица мгновенно вздыбилась от наводнивших ее воинов.

Волобуев скривился как от боли.

— Как же так? — застонал он, и даже обрушивая на врага свой первый удар, все повторял эти слова отчаяния.

В окружении доброй сотни янычар бился из последних сил, мотаясь, как раненый зверь в сплошном частоколе чужих мечей и копий, Антон.

— Живым брать! — Закричал офицер. — Руки ему отрубите, ублюдку!

Спецназовец сделал молниеносный выпад и насадил говорящего на меч. Оружие его застряло в костях, но не успел он его выдернуть, как его выбили у него из рук окончательно. Тогда он стал громогласно бить нападавших подобранным с земли щитом.

Силач попытался придти к нему на помощь, по пути снес нескольких человек, уже хорошо понимая, что им не выстоять. В последнем порыве они пробились друг к другу и, встав спина к спине, завертели вкруг себя смертельную карусель.

— Стойте! — Раздался повелительный голос.

Звон мечей постепенно затих. Спецназовец с Волобуевым тоже опустили оружие. Они были окружены почти двумястами распаленных кровью янычар. Ряды нападавших разомкнулись, пропуская всадника.

Это был Фонарщик собственной персоной. Презрительно оглядев окруженных с высоты своего положения, он молча бросил им под ноги отрубленную голову. На лице Олафа застыло выражение ожесточенности боя. Теперь уже навсегда.

— Говорил ему, через базар нельзя! — попенял Волобуев словно живому.

Наместник, по-прежнему не говоря ни слова, видно считал их недостойными его речи, сделал жест, и из-за его коня показались Кай и Инга, подталкивающие связанного Куцего.

— Бросайте мечи или ему конец! — Выкрикнула Инга засмеявшись. — Такая фамилия сгинет!

— А у тебя то какая фамилия? — Спросил Антон. — Уж не иудина ли?

— Ты разговариваешь с вельможной особой, презренный раб! — с взвизгиванием крикнула она. — Впрочем, я не должна понапрасну сердиться, тебя все равно скоро повесят.

Она приставила нож к сердцу пленника.

— Бросайте мечи, голытьба!

Волобуев выжидательно посмотрел на спецназовца.

— Что ты на меня уставился? — Крикнул тот и швырнул меч на землю.

Силач последовал его примеру, кинув дубину.

— Вот и прекрасно, — осклабилась Инга и мягко погрузила нож в беззащитное тело.

Не издав ни звука, Куцый рухнул на землю. Не сговариваясь, безоружные пленники рванулись вперед. У спецназовца была только одна мысль — задушить эту кровожадную кошку.

До Инги им добраться не дали. Сверху рухнула и погребла их своей тяжестью огромная сеть, каждое ячейка которой была кована в расчете и не та таких силачей.

Вдобавок, Антону просунули за заломленные назад руки толстенный лом.

Волобуев сипел, ворочаясь, словно проснувшийся медведь в берлоге, но и на него навалились, крутили руки.

— Я сейчас, Ледокол, — бормотал силач. — Подожди малость, сейчас всех поскидаю.

Но все усилия титана были напрасны, и они были туго спеленаты словно младенцы.

Совсем не так они планировали попасть в крепость. Крепко связанными их погрузили на поводы. Крепость они так и не увидели толком. Едва заехали во двор, как их стащили с телеги и сразу потащили в Голодоморню. Куда же еще.

Башню защищали толстые стены, оставлявшие внутри совсем мало места. Мрачный подвал Голодоморни был еще меньше.

Близкие стены были черными от сажи чадящих факелов, сочились сыростью и были облеплены целыми зарослями мерзких на вид бледнокожих полипов.

Даже запертые за решеткой с прутьями в руку толщиной, пленники не были освобождены от пут. Наоборот, они были прикованы в сидячем положении к узким и неудобным деревянным скамьям.

Волобуев повел плечами, но цепи не поддались.

— Прости, Ледокол, подвел я тебя, — вздохнул силач.

— Не бери в голову, — оборвал Антон.

— Я виноват. Но когда нас будут казнить, я попрошу чтобы меня взяли первым, ты подольше поживешь, потому что со мной они долго промучаются.

Антону надоели изъявления преданности со стороны Волобуева, и он велел ему заткнуться, но тот все равно вздыхал и сокрушенно бормотал себе под нос. Он действительно чувствовал себя виноватым.

Загрохотала чугунная дверь наверху, и в подвале появилась странная фигура.

Неизвестный был одет в сутану монаха, в накинутом капюшоне, скрывающем лицо. Он молча остановился перед решеткой.

— Для монаха ты слишком силен, — сказал Антон. — У тебя плечи бойца. Я ждал тебя.

Ты не мог пропустить такое зрелище. Результаты твоей безоговорочной победы! Так ведь, Кристоф. Или как тебя? Дану Дануев?

Он узнал его за мгновение до того, как монах скинул капюшон с лица, потому что в мозгу ожила безвременно канувшая в лету система МОНОКОМ.

— Кристиан Мора! — вырвалось у него, впрочем, он быстро взял свои чувства под контроль. — Как тебе удалось выбраться с Улган-Дага? Я слышал все переговоры экспедиции, которая была организована исключительно с целью замуровать тебя в недрах планеты навсегда! И они с этой задачей справились, насколько я знаю.

Мора усмехнулся с чувством превосходства.

— Насколько ТЫ знаешь! Знай же, экспедиция была создана исключительно с целью посетить Улган-Даг. Мною. Растяпы хотели срубить бабки по легкому, а вместо этого остались там навсегда.

— На корабле было 62 человека.

— В твоем голосе слышится осуждение. Но я ведь не спрашиваю, скольких ты положил здесь при штурме Голодоморни.

— Ты прекрасно знаешь, за чем я пришел. Я пришел за элиминатором. Если я не успею, унформер созреет, и погибнет несоизмеримо больше людей, чем при штурме Голодоморни.

— Конечно, унформер созреет. Я специально выбрал лучший убойный экземпляр.

— Ты?! Но почему?

— Если бы я тебя не убил, то ты убил бы меня!

— С чего ты так решил? — опешил Антон.

— Потому что из нас пятерых должен остаться лишь один! И если ты не понял этого, то тебя правильно выгнали из "Фалкона"!

— Ты больной на голову, Мора! Тебя надо отформатировать заново!

— Не называй меня больным! Я избранный!

— Ты тоже поверил в сказку о ясновидящих?

Мора посмотрел на него с сожалением.

— Эксперимент слишком грандиозен, чтобы ты понял его суть своим убогим процессором. В производство было запущено пять РАЗНЫХ моделей, но в результате должна остаться лишь одна. Настоящий Фалкон!

— Ты знаешь, кто убил остальных?

— Ты действительно хочешь это знать? — усмехнулся Мора.

— Я бы хотел рассчитаться за остальных!

Мора захохотал.

— Ты не представляешь, какую глупость выдал. На ЧТО ты замахнулся, железяка? — в глазах его промелькнул страх.

— Мистер Би?

— Он лишь исполнитель.

— Начнем с него, выйдем на хозяина!

— Для приговоренного к смерти звучит оптимистично. Ты бы давно сдох на этой периферийной закуклившейся планетке, если бы люди из Невода не нашли тебя. Я опередил их всего на час, но нанял слишком неумелого киборга. Не было времени на долгие поиски, малыш.

— За то, что Ледокола малышом обозвал, я твою головенку в твой же зад засуну! — пригрозил Волобуев.

— Молчи, толстый! — прикрикнул Мора, уставив на него напряженно дрожащий палец. — Ты не знаешь, с кем имеешь дело. Я вижу твое будущее, запомни. Фонарщик хотел тебя в Голодоморню сбросить, что над нами. Вся башня полая внутри, выхода нет, сдох бы там от голода и жажды, тоже ничего себе смерть. Но я отговорил наместника. Можешь гордиться, тебя повесят, а потом распорют живот и вытащат кишки. Будь уверен, что это так и будет. Я вижу это!

— Но если остаться должен один, то почему двое уцелело? — резонно спросил Антон.

— Вот! — Мора уставил палец уже на него. — Ты дорос до правильных вопросов! Ты заставил хозяина сомневаться, кто из нас двоих настоящий Фалкон! Пора избавляться от сомнений раз и навсегда! Впрочем, и так ясно, что твое спасение случайность, иначе ты бы не попал в уготованную тебе ловушку!

— Ловушку? — спросил Волобуев. — И кто же нас предал?

Мора обернулся, кому-то махнул наверху. По лестнице с готовностью сбежали две фигуры.

— Кай и Инга! — проговорил Антон. — Каин! Бойся Каина в городе цветных витражей!

Инга приникла к решетке, прижалась грудями.

— Когда вас казнят, палач отрежет мне ваши члены!

— На месте Кая я бы обиделся, — заметил Антон.

Инга стрельнула в него загоревшимися глазами.

— Теперь я попрошу и твой язык!

— Никогда не любил оральный секс! — признался тот и соврал.

— А что такое оральный? — оживился Волобуев.

— Идиоты! Деревенщина! — взвизгнула, выходя из себя, Инга.

— Зато ты развита не по годам, как только головенка столько выдерживает, — сказал Антон.

Мора остановил девушку.

— Он хочет вывести тебя из себя.

— Ничтожество! — прошипела Инга.

— Именно, что ничтожество! — осклабился Мора. — Ты знаешь, что ждет тебя, Тони? Я тут предупредил Фонарщика, что выпустить тебе кишки не получится. Мы придумали кое-что получше. Для начала тут есть установочка, ее раньше использовали для казни, электрическое ложе называется. Мы пропустим через тебя напряжение, небольшое, чтобы ты заранее не перегорел, но биология твоя не выдержит. Ты обмочишься, обгадишься, волосня встанет дыбом, и в таком виде тебя выволокут на площадь, перед светлые очи толпы. Они любят таких засранцев. А там тебе ждет мучение посильнее. Калваллский гроб! Слышал про такое удовольствие?

Антон внутри содрогнулся. Стиратель мозга!

— Ты станешь городским дурачком, Тони! — подчеркнуто сожалеющее произнес Мора. — Тебя будут иметь нищие гомосеки. Ты будешь жрать отбросы.

Он поискал следы страха на его лице. Не нашел, и это его разозлило.

— Я тебя не брошу, брат, — пообещал он. — Поживу тут с месяцок, посмотрю на твои мучения, а потом выдерну все суставы и сброшу в работающий реактор, у наместника есть такой.

— Мне без разницы, раз я к тому времени растением стану! — пожал плечами Антон.

— Сука! — грохнул по решетку Мора, но быстро опомнился. — Шутишь, значит. Ну — ну.

Палач!

Сверху грохнула дверь, впуская жилистого старика в обширном кожаном фартуке.

Почему все палачи старики? Либо они так боятся смерти, что готовы уступить очередь молодым? Дедок жевал яблоко и опирался на палку, поэтому отмыкал решетку одной рукой.

Скамьи, к которым были прикручены люди, оказались на колесах, и старик со скрипом покатил связанного Антона в дальний угол подвала.

— Ледокол, ты только не помирай! — сказал Волобуев.

— Постараюсь!

— Разговаривай, разговаривай! — милостиво разрешил палач. — Обычно после процедуры уже нечем, потому что язык себе откусывают.

— Как тебя зовут добрый человек? — вежливо поинтересовался Антон.

— Свирий. А тебе зачем?

— Я так воспитан, что не могу натянуть жопу на голову незнакомому человеку.

— Руки коротки! — заявил палач.

Подкатив тележку к трансформатору, он взял два «крокодила», один подсоединил к уху, потом оттянул член и прищепил его вторым.

— Так и знал, что это твое слабое место! — заметил Антон.

— Зато у тебя сейчас будет сильное, — ощерился старик.

— Как ты относишься к сильным запахам? — нейтральным тоном осведомился Антон.

— Прекрати этот балаган, Свирий! — вскричал Мора и нажал рубильник.

Хрен вам, подумал Антон и обесточил мозговой модуль, проваливаясь в безоглядную тьму.

Очнулся он от грохота засова.

— Слава великому К.Г.! — Воскликнул Волобуев. — А я уж думал, что ты помер.

Распахнув пинком решетку, в сопровождении дюжины янычар в панцирях вошел Свирий.

— Кому тут надо на Площадь Негодяев? — Весело спросил он. — Не вы ли изъявили желание повисеть и подсохнуть на солнышке? Тогда выходите.

— У меня есть желание сломать тебе шею, весельчак, — проговорил спецназовец, — но, с твоего разрешения, я изъявлю его позже.

Свирий захохотал. Определенно, Антон его радовал.

— На том свете, дорогой, ты будешь гореть в аду, так что и там нам не суждено встретиться.

— Значит, я приду за тобой в рай.

— Не богохульствуйте, дети мои, — из-за спин, закованных в сталь и перепоясанных перевязями с мечами, выступил еще один старик, на этот раз сухой и длинный, с вислой унылой бородой, одетый в сутану, так же понуро обвисшую. От монаха сильно пахло могилой.

— Уберите попа, я не верующий! — Потребовал Волобуев, и Антон посмотрел на него с уважением.

— А ну встать перед его Преосвященством Первым жрецом, ублюдки! — Рявкнул Свирий.

Приговоренных отстегнули от скамей, но от самих цепей никто и не думал освобождать, они были в круговую охвачены ими словно египетские мумии в пергамент.

Первого волокли Волобуева.

— Ледокол, я виноват перед тобой! — Успел прокричать силач.

— С тебя еще за это спросится, — ответил спецназовец.

— Не переговариваться! — Они были наказаны плетью.

Их волокли к телегам с огромными деревянными колесами, каждого в свою. Каждый должен был умереть в одиночку.

На приговоренных надели высокие шутовские колпаки, а между связанными руками воткнули по толстой свече высотой почти в рост человека, и скорбная процессия тронулась.

Антона неприятно поразило настроение толпящихся по обочинам людей. Равнодушных среди них не было. Одни смотрели с явным предвкушением зрелища, заранее оживленно смакуя детали, другие-с неприкрытой злобой. Когда в них начали швырять яйца, помидоры, камни и просто всякий мусор, Волобуев не выдержал и прокричал:

— За что вы меня мучаете? Вам-то я не сделал ничего плохого.

Чем вызвал взрыв здорового хохота.

— Перестань, Волобуй! — Докричался до него спецназовец. — Не порть людям праздник.

За эти слова он удостоился тычка палкой под ребра.

— Не порть товар, — сказал он Свирию, — а то голубые обидятся.

Палач ухмыльнулся:

— Это точно. Тебя будут драть даже псы!

— Откуда у вас псы? Вы же их всех поели.

— Для тебя, умник, я разорюсь и куплю одного кобеля.

— Зачем же тратиться? Ты сам пес смердячий!

Свирий побледнел от злости и тыкал его под ребра снова и снова.

Наконец телеги нехотя вырулили на Площадь Негодяев. Их приветствовали сотни воплей, площадь была запружена народом, возницы были вынуждены притормозить.

Раздавая кнутовищем удары направо и налево, мрачный эскорт пробивался к возвышающемуся в центре эшафоту. Внезапно спецназовец увидел в толпе Машу.

Видение длилось всего мгновение, и девушка была почти сразу заслонена ревущей толпой, но Антон успел заметить, что девушка повязала платок по-вдовьи. Из-под него виделись только глаза, наполненные неизбывной печалью.

Телеги пробились к эшафоту, и приговоренных грубо сбросили с них. По двое стражников подхватили их под руки и почти бегом припустили к помосту, где уже разминался, поигрывал мускулами палач, голый по пояс, в красной маске.

На помосте возвышалась виселица, специально укрепленная для Волобуева, рядом стоял укутанный проводами саркофаг, открытый, изнутри которого неслась несусветная вонь. "Калваллский гроб"! Его не проведешь как электрический стул, не отключишь сознание. Он выжигает нутро под ноль.

Пока их тащили по лестнице, толпа ревела, не переставая, но едва они оказались наверху, наступила тишина. Спецназовец увидел умиротворенные, даже печальные, лица.

С краю площади имелось возвышение с двумя креслами, в которых восседали Фонарщик и Кристина Мора. Чуть сзади стояли Каин и Инга. Вельможные зрители продолжали опасаться даже связанных бунтовщиков, и были окружены охраной в блестящих кирасах и с оголенными мечами.

Наместник махнул рукой, после чего на эшафот медленно поднялся жрец.

— Снимите с приговоренных эти колпаки, — велел старик сварливым голосом. — Свечи оставьте.

— Засунь их себе в… — огрызнулся Волобуев.

Жрец осуждающе качнул благообразной седой головой.

— Господа, — начал он проникновенным голосом. — Мы собрались здесь, чтобы покарать злодеев и сторицей воздать за их преступления против монаршей власти, данной нам Великим Мазой. Вот имена этих злыдней, от содеянного которыми стынет в жилах кровь, и которые будут навеки проклинаться в нашем славном городе. Первого злыдня зовут… — Он заглянул в широкий пергамент, картинно держа руку на отлете. — Первого зовут Волобуев, по прозвищу Длинный Хрен.

В толпе захохотали.

— Однако, нехорошее у вас прозвище, сын мой, — заметил священнослужитель.

— А что, Короткий Хрен было бы лучше? — Возразил силач.

Хохот в толпе стал громче.

— Призываю собравшихся к тишине! — Провозгласил жрец неожиданно окрепшим голосом. — Ибо по закону Святого Мазы я буду вынужден заново зачитать приговор. А вы, любезный, ведите себя пристойно, ибо вскоре предстанете перед Богом.

— Я не тороплюсь.

Антон вновь увидел в толпе Машу, напирающий народ периодически оттеснял ее, но девушка упорно выбиралась вперед.

Новое открытие отвлекло его. Наравне с девушкой к эшафоту пробивались верткие парни, закутанные в пыльные плащи. Один из них приподнял лицо, и спецназовец разглядел, что это не человек.

Мегалаков было немного, не более десятка, и шансов они не имели, их бы быстро перебила стража, в два ряда застывшая у эшафота во главе со Свирием. Среди мегалаков неожиданно мелькнуло лицо Юфа, и Антон напрягся.

— Имя второго злыдня, да будет проклято оно в веках — Антон, — продолжил тем временем кардинал. — Полковник космического спецназа, оперативное имя — Геро.

Имеет так же прозвища — Огненный Серп, Свинцовый Грайвер, Унган, Песчаный Барс, Садовник, Ледокол…

Это все Мора наболтал, понял Антон. От мыслей его отвлек неожиданно возникший шум. Толпа заволновалась.

— Прекратите шум! Теперь я поневоле вынужден вернуться к началу документа, — прокаркал жрец, и Антон с ним согласился, время ему было нужно позарез.

Киборг был силен, гораздо сильнее обычного человек, но цепи разрывать еще не научился. И тут он вспомнил одну вещь, о которой никто знать не мог, даже негодяй Мора.

А не мог он этого знать по той причине, что это были воспоминания настоящего Антона Воронина. В шеренге таких же отъявленных героев он стоял на палубе авианосца, за панорамным иллюминатором неподвижно висел диск планеты, атмосфера которого испещряли бесчисленные трассеры и вспышки, и куда им следовало окунуться с головой.

Перед строем стоял целый полковник, старый пер, с перекошенным решимостью отправить всех на убой лицом и настоятельно внушал им:

— В гипофиз каждого из вас вшита специальная ампула. Она достаточно хрупка, чтобы вы могли мысленным усилием «раздавить» ее, после чего в вашу кровь поступит столько адреналина, что она закипит, а ваши мускулы разовьют такую мощь, что не выдержит даже сталь. Но сам ваш организм может выдержать такое перенапряжение только раз в жизни. Так что вам самим решать, когда наступит этот решающий момент.

Раньше Антон как-то не задумывался, что означает "мысленно раздавить", повода не было и особой нужды. Теперь же повод был, возникла проблема в реализации.

Он представлял внутри своего мозга маленькую скользкую ампулу, брал ее в руки, ломал, но каждый раз пробуя связанные руки, убеждался, что ничего не изменилось и сверхспособностями он обладать не начал.

— О, да я зачитал не весь список, — с этими словами жрец доразвернул сложенный пергамент. — Прозвища лихоимца также — Драконобой, Бетельгейзский Волк, Гроза Периферии, Большой Бур и прочая и прочая.

К жрецу пробился посыльный и проговорил:

— Досточтимый хан велел заканчивать побыстрее. — …и Ледокол! — Тотчас провозгласил кардинал, пропустив изрядную часть списка.

Слова его немедленно вызвали новый шум в толпе, гораздо более сильный, нежели в первый раз. В толпе указывали на что-то за спиной Антона, однако он, занятый проклятой пилюлей, не мог позволить себе оглянуться.

— Вешайте толстого, — нетерпеливо махнул рукой жрец.

Четверо стражников поволокли упирающегося Волобуева к виселице. Спецназовец дернул скованными руками, цепи даже не дрогнули, зато он сам от своего же усилия упал на помост и не мог подняться.

Скрипя зубами от бессильной ярости, он наблюдал, как Волобуева подтащили под болтающуюся от ветра петлю. Когда ее начали вдевать приговоренному на голову, то она не полезла, и палач, ругаясь, стал ее раздвигать.

На этот раз Волобуев даже не сопротивлялся, а, замерев неподвижно, смотрел куда-то назад. Поначалу Антон решил, что от безысходности, но Волобуев вдруг закричал:

— Подождите вы, олухи! Вы хоть знаете, КОГО вы хотите казнить? Тогда оглянитесь и посмотрите!

Палач стал озираться.

— Стена, стена, — раздалось в толпе.

Даже спецназовец оставил свои бесплотные попытки и, выворачивая голову, пытался увидеть, что там за стена.

— Не понимаю, что вы там нашли, — проворчал жрец. — Обычная фреска.

Антон тоже поначалу так решил. Старая, может быть, даже древняя, вся потрескавшаяся, фреска изображала некий плывущий корабль. Отведя взгляд от безвестной картинки, он неожиданно столкнулся с округлившимися глазами силача.

Потом он увидел, что точно такие же глазами на него смотрят стражники, по-прежнему удерживающие Волобуева. Спецназовец окинул взглядом замершую толпу и столкнулся уже с сотнями устремленных на него глаз.

— Да вы что, спятили? — Завопил вдруг жрец и продолжал вопить, не переставая, словно его также не переставая, продолжала жалить оса, по миллиметру вставляя в зад безразмерное нескончаемое жало. — Это не может быть ОН! ОН не стал бы валяться у ваших ног, связанный по рукам и ногам и изготовленный к закланию словно агнец. Вешайте толстого!

От его крика палач очнулся и, продев петлю, затянул ее на шее Волобуева. Толпа продолжала шуметь, и неизвестно, сколько бы продолжался весь этот кавардак, если бы у Антона не иссякло терпение, и он, поднявшись и потирая затекшие руки, не направился к краю эшафота, чтобы разглядеть картину получше.

Он не сразу обратил внимание, что проделывает это в мертвой тишине, которую прорезает лишь скрипучий, какой-то старушечий, голос Фонарщика:

— Кто связал его гнилыми веревками?

— Это не веревки, ваше высочество, — ответствовали ему. — Это цепи.

Антон посмотрел на свои руки. У кистей болтались обрывки цепей. На концах, в местах разрывов, они были раскалены докрасна, так что шествующий по помосту Антон оставлял за собой капли расплавленного металла.

Спецназовец сорвал с себя остатки цепей, просунув указательный палец меж запястьем и наручником, как если бы это были простые нитки.

— Это он! — буйволом взревел Волобуев. — ОН!

— Картина! — сотнями голосов выдохнула толпа.

Как уже упоминалось, на картине был изображен небольшой корабль, плывущий по довольно символически изображенному морю. Да и сам корабль был выложен довольно неряшливо. Борт, мостик, труба — так обычно рисуют дети.

Борт корабля украшала надпись:

— Ледокол "Великий король Константин Густов".

Константин Густов — К.Г.Ледокол. Великий К.Г. Он же Ледокол.

— Какая, право, ерунда! — не успел проговорить Антон, как едва не был наказан.

— Убить самозванца! — На него ринулись те, что стояли поближе: Свирий и палач.

Если Свирий махал своей палкой, довольно хорошего качества, дубовой, то палач воспользовался остро наточенной секирой, которым должен был вспороть живот приговоренному.

Ощущения Антона приобрели невиданную доселе остроту и ясность. Казалось, что он видит вкруговую, всей поверхностью тела, а скорость передвижения была такой, что временами его силуэт размывало в воздухе.

Спецназовец, не оглядываясь, убрал голову из-под свистнувшей секиры и подправил хищно блеснувшее лезвие обратно в палача таким образом, что оно вошло ему между ног снизу вверх, а застряло где-то на подходах к его профессиональной алой маске.

Выхватив палку Свирия, спецназовец сломал ее ему же об голову, а потом пинком послал безвольно обвисшее тело практически через весь эшафот. Все действия Антон проделал на раз-два.

— Великий! — прорезался истошный вопль.

Потом стали кричать все, даже Волобуев. Люди падали ниц, устоял лишь силач, которому помешала надетая петля, плакали, протягивая к нему руки. Они видели в нем богочеловека, сошедшего с небес.

Охрана бросилась к спецназовцу, но моментом удачно воспользовались мегалаки, внезапно ударив солдатам в спину и беспощадно переколов.

— Веди нас, Великий! — Опустился на колено Юф.

— Спаси нас, Великий! — Раздавалось со всех сторон в возникшей давке.

Антон к такому повороту событий оказался совершенно не готов и не представлял себе, как обращаться с внезапно свалившейся на него безграничной властью. Он пытался докричаться до словно обезумевших, превратившихся в беспомощных детей, людей. Куда там.

В сутолоке Фонарщик, Мора вместе с Каинами повскакивали на лошадей и ринулись сквозь толпу. Антон хотел устремиться в погоню, но тут толпа полезла на помост, и едва не столкнула Волобуева в петлю, которую так никто и не удосужился с него снять.

— Освободите меня, кто-нибудь! — Закричал Волобуев.

Антон подбежал к нему, снял петлю, и едва это проделал, силач рухнул на колени, порываясь поцеловать ему ноги.

— Очнись, Волобуев! — Спецназовец встряхнул его, приводя в себя. — Найди Юфа, пусть собирает бойцов! Мы еще не победили!