Бунгало для любовных утех нобелевского лауреата на поверку оказалось довольно скромным. На кухне имел место быть датский гарнитур "Геро-Гас-Гундорсон" с комплектом агрегатов для готовки и мойки, делавшим кухонную жизнь легкой и непринужденной. Хотя было видно, что готовили здесь не часто, о чем свидетельствовала пыль на агрегатах и в раковине.2 спальни, именно спальни, а не комнаты. В каждой минимум мебели. Диван и зеркало обязательны. Здесь не спали, а усиленно выполняли постельные упражнения. Станок для любовницы, обязательная отработка. Бедный наш профессор, иронически подумал Картазаев, методично обыскивая комнату за комнатой. Привычка никому не доверять, многократно спасшая ему жизнь, потому что доверять действительно никому нельзя. Первым делом при помощи сканера, упрятанной в полезный браслет, он убедился, что нет прослушки. После этого наступила очередь шкафчиков. Однако кроме пачки евриков и газового браунинга, которые Картазаев без зазрения совести реквизировал, ничего интересного обнаружить не удалось.

Потом он опустился на корточки и с большим трудом дотянулся до некоего предмета, пребывающего в одиночестве под широкой гимнастической тахтой. Пинетка. Естественно детская. Простая находка ввергла Вольда в раздумье. Дело в том, что в процессе обыска ему не попадалось детских вещей. Ни одной. Это позволило сделать вывод, что пинетка попала сюда случайно. Скажем от гостей с малым ребенком. Но с другой стороны, любовные гнездышки созданы с другой целью. Зная стервозный характер профессора, трудно было представить, как он принимает гостей да еще с малым дитем. Картазаев решил обязательно поговорить об этом с профессором.

Ему нужна была связь. Ему нужен был Гном. Нужны были статистические данные. Для выполнения всего этого необходим был зип. Зип был у Томлевой, значит, надо было идти к ней, зная наверняка, что девушку усиленно пасут, потому что умные головушки в конторе тоже не даром расчески носили, тоже знали, что ему необходим зип.

Выбора не оставалось, на профессорские деньги Картазаев взял потрепанную машину в ближайшем прокате и подъехал к "Моржу". Странное название для отеля у теплого южного моря. Рядом с входом стояла машина, внутри которого находились нокаутированный им капитан и его люди. В холле болталась без дела пара людей из отдела внутренней безопасности, с которыми Картазаев был знаком лично. У него неожиданно созрел план. Дело в том, что капитан знал его как старика, а безопасники как молодого.

Поэтому когда Картазаев открыл дверь своего обшарпанного авто, ему никто не дал бы больше двадцати. Прямая спина, черные как смоль волосы, упругая походка. Он шутил и смеялся, хлопнул продавщицу цветами ниже пояса. Потом, глядя прямо перед собой, вошел в отель. При всей своей кажущейся беспечности он контролировал всю обстановку и готов был незамедлительно отбросить всю маскировку и приступить к самым сокрушительным действиям. Но это было нежелательно. Желателен был мигающий как рождественская елка зип. Хотя, что значит для него рождественская елка. Ровным счетом ничего. Для него, не имеющего семьи и регламентированного отпуска. Он и елку ни разу в жизни не ставил.

Так или иначе, мимо спецназовцев летящей походкой прошел один человек, беззаботный и молодой, а вошел в холл под прицелы взглядов бдительных безопасников уже другой, старая развалина, рухлядь, поскрипывающая при ходьбе всеми несмазанными с прошлого века шарнирами. Мимо него прошествовала обольстительная красотка, ягодицы которой пульсировали под узкой короткой юбкой двумя полушариями, так он даже не оглянулся, хотя орудийные башни индивидуального пользования у всех без исключения безопасников самопроизвольно сделали стойку "смирно!". И фокус сработал. Фокус вообще такая дурацкая штука, глупость, ерунда на постном масле, но когда он получается, в него верят сотни людей, если не тысячи, не только эти несчастные 12 человек из ФСБ, которые впоследствии исписали километры объяснительных, пытаясь объяснить необъяснимое, а именно, как мимо них, опытных розыскников, предупрежденных о Вольдовских метаморфозах, знающих как отче наш, что Вольдовский старик это секрет Полишинеля, и секрета тут никакого нет, надо просто держать глаза открытыми, а еще лучше хватать всех стариков подряд. Но очень уж этот старый хрыч был натуральный, и платок он мял, когда сморкался, совсем как дедушка и пальцы у него были такие заскорузлые с ногтями такими надкусанными и обломанными. Причем, когда их спросили, как они разглядели ногти с такого расстояния, никто толком не смог объяснить, но все были уверены, что у ТАКОГО векового пня ДОЛЖНЫ быть надкусанные ногти.

В лифт дедушку портье не пустил, строго указав, что для обслуживающего персонала предусмотрен специальный грузовой лифт. Не такой шикарный, как пассажирский, и грязноватый и темный, но для него и такой сойдет. С чего он решил, что дед — обслуживающий персонал? Тоже необъяснимо.

Так или иначе, Томлева принимала душ, когда дверь ванной открылась, и появившийся Вольд достал из наскоро оборудованного тайничка зип. Она повисла у него на шее, говоря, что очень тревожилась за него, и что его ищут. Он сделал ей замечание, что вода с нее попадает на него, похлопал по ягодицам и пошел отзваниваться, предварительно проверив комнату на прослушку с помощью универсального браслета. Впрочем, это было излишне, зип прослушать было невозможно, при работе он создавал направленную волну звукового мусора, выводящего из строя любую прослушку. Гном тоже удивился, что полковника до сих пор не поймали, и все норовил зачитать Вольду его же собственные приметы, переданные по каналу срочной связи. Но вопрос Вольда удивил его по настоящему.

— Дети? — не понял он.

— Узнай, есть ли у профессора Закатова дети?

— Насколько мне известно, у него есть дочь за границей. Сначала папаша устроил ее в Сорбонну, но дочь оказалась такая же б… как и мать. Бросила университет давным-давно.

— Меня не интересуют взрослые дети. Есть ли у него маленький ребенок? Младенец.

Гном сделал паузу, потом осторожно спросил:

— Мне про это ничего не известно. А почему тебя это интересует? И что, у него действительно есть ребенок?

Вольд засмеялся, сказав, что непонятно, кто кому задает вопросы. И смех его был немножко не в тему, так что Гном на том конце непроизвольно поджался и обещался все выяснить.

— Про лодку есть новые данные?

— Все поиски оказались безрезультатны. Следствие склоняется к выводу, что вертолет сбит береговой батареей ПВО по ошибке. Никто ж не признается.

— Странные дела творятся в нашем флоте. Непонятно как контр-адмирал Недорезов собирается войну вести, не приведи господи, если он в мирное время лодку длиной с километр найти не в состоянии. А ее действительно ищут или делают вид?

— Обижаешь. Береговая служба уже месяц на походном положении.

— Мне совершенно безразлично, сколько они там на походном положении. Если они не способны выполнить свою задачу, такая служба сто лет никому не нужна.

— Так ведь и ты не выполнил свою задачу. Стало быть, и тебя это самое.

— Не это самое. Я сам в розыске. Если бы мне не мешали всякие Недорезовы, уже давно был бы результат.

Картазаев поинтересовался, что нового на оперативном фронте. Гном сообщил, что "соседи" вовсю ищут некие "поля Бзилковского".

— Что это, никто толком не знает, — признался он. — Но весь порт на уши поставили. Кстати, Кармалыга допускает, что это может быть как-то связано с "Гелионом".

— Игнатьич умнеет на глазах, — заметил Картазаев. — Если и дальше так пойдет, надо будет убирать. Шучу. С чего же он сделал такие выводы?

— Соседи поделились с нами информацией. По делу "полей Бзилковского" хакера убили, который выполнял деликатные поручения "Гелиона".

— Ну и как успехи? Нарыли что-нибудь?

— Успехов собственно нет. Может быть, ты потянешь за ниточку, она и распуститься.

Картазаев выругался.

— Сначала мне руки вяжут, в розыск объявляют, дурацкие силки ставят. Они хоть и дурацкие, но отнимают уйму сил и времени, а потом имеют совесть требовать результат.

— Я думаю, если ты найдешь "поля", тебе многое спишут.

Картазаев выключил зип и сказал Рае, что ему надо в порт.

— Амнистию зарабатывать, — пояснил он.

Мошонкин и не догадывался, что он везет такого важного свидетеля. Гонка закончилась лишь тогда, когда у машины кончился бензин, потому что снять груз с педали газа ему так и не удалось. Тяжеленная оказалась штука. Даже когда мотор заглох (это событие, ожидаемое Иваном с особым нетерпением, случилось на окраине города, когда из колес уже стали выпадать последние крепежные болты), даже тогда Мошонкину не удалось снять странную болванку. Пол под педалью газа опасно промялся. Да и судя по многим другим параметрам, машина была явно не жилец.

Аферист поерзал на сиденье и жалобно спросил:

— Приехали? Может быть, я пойду? Я здесь не при чем.

— Может и так, — решил Мошонкин, испытующе глядя на парня. — Тебя как зовут?

Аферист так растерялся, что назвался настоящим именем. Откровенно говоря, он был уверен, что отсюда его повезут прямо в тюрьму, так что врать и запираться нет особого смысла.

Неплохой вроде. На жулика не похож. Студент. Уж в чем-чем, а в хороших людях Мошонкин разбирался. Аферист сполз с кресла.

— Ну, я пошел?

Мошонкин кивнул. Парень пошел. Сначала медленно, потом все быстрее. Потом побежал. За углом он поймал такси. Потом в центре его поменял и уже доехал до квартиры. В процессе путанья следов он все время незаметно, как ему казалось, проверялся, но ничего подозрительного не заметил. Так что расчет его оправдался и пареньку с колхозной внешностью ничего не светило. Даже когда он вполне довольный своей сообразительностью скрылся за дверью и оттуда в последний разок глянул в глазок, и то ему не удалось заметить невысокого парнишку, наблюдающего за ним из-за угла. "Черт их разберет, интеллигентов, рассуждал Мошонкин. А адресок на всякий случай надо запомнить. Сгодится".

Однако когда он вернулся, его потуг не оценили. Борька-снайпер обрушился с площадной бранью, смысл которой свелся к тому, что пока они тут костьми ложились, он трусливо удрал, и лучше бы он в деревне телятам хвосты крутил и доярок за дойки дергал, чем им тут жизнь портить.

Так что Мошонкину не дали и пасть раскрыть.

Переломанные ребра оказались преувеличением, но, едва дождавшись Мошонкина, группа потянулась на выход.

После неудачной стычки в федералах наметился надлом. Мошонкин их не понимал, вернее он стал понимать всю слабость городскую. Они хоть и смеются над деревенскими, но нутро у них хилое. Чуть что, уже поломались. У них в деревне по-другому, один раз их из соседней деревни побили, хорошо побили осиновыми колами и штакетником. Так они что, отмочили шишки в огуречном рассоле, вывели кузнеца Тимофей из запоя и такое устроили. Тимофей вообще был в ударе (сами потом с великим трудом остановили), сквозь коровник прошел, быков гонял оглоблей вперемешку с соседскими парубками. И все это в красной рубахе. Другого цвета Тимоха не признавал. А эти скисли.

Мобильная группа вяло выдвигалась из таможенного склада, когда увидели некое скопление людей: пограничники проверяли документы у иностранцев, приехавших на роскошной тачке. Девушка была шикарная, не городская плоскодонка, а настоящая женщина, грудь 3-й номер. Мужик в белом костюме сверкал золотыми коронками и все по-своему трандычил:

— Силь ву пле. Авек плезир. Же но се па, месье.

Мошонкин потом успокаивал совесть, что смотреть первым начал не он. Он вообще мимо шел, когда иностранец, не прекращая чириканья, стал провожать его взглядом. Покачивал головой, уи, мол, месье, а сам все на него пялился. И вдруг само собой пришло ощущение, что иностранец очень уж знакомый. Мошонкин сам собой замедлял шаг, а иностранец продолжал качать головой, но уже не утвердительно, а из стороны в сторону, будто бы подталкивая его. Иди, Мошонкин, что ж ты делаешь, сукин кот. Двигай оглоблями. Уж лучше бы ты в деревне на самом деле остался. Девушка — переводчица тоже стала нервничать, видя такую картину, и в этот момент Мошонкин окончательно остановился.

И сразу почувствовал всю нечеловеческую злобу обстановки, всю ее неправоту и несправедливость, когда федералы переглянулись и мгновенно все поняли. Богомол стал огибать с одной стороны, а Корольков с Борькой с другой. Снайпер запустил руку за спину, где у него под курткой в специальной кобуре притаился "Кедр" с оптическим прицелом. С такого не промахнешься, даже если сильно захочешь.

Пограничники закончили проверку и уже отпускали Картазаева. Он садился в машину, и, наверное, успел бы удрать при его сноровке, но Мошонкин, как выяснилось впоследствии, окончательно все испортил, когда решил вмешаться и помешать Борьке выстрелить.

Полученные недавно травмы не дали Борьке вырубить Мошонкина сразу, но тут подоспели бывшие напарники. Мошонкину казалось, что он дерется как зверь, не предполагая, что в данной ситуации бойцы не имеют права драться. И, наверное, его бы тут без затей и пристрелили, если бы дула федералов не заслонил борт изуродованной тачки, и сильные руки полковника не втащили Мошонкина внутрь.

— Владимир Петрович, я так рад! — выдохнул Мошонкин. — Вы меня спасли!

— Это временно, — успокоил Картазаев, велев напарнице гнать во весь опор. — За срыв операции я тебя лично утоплю в море на самом глубоком месте!

Всю дорогу Мошонкин глупо и счастливо улыбался.

Рая вернулась в гостиницу спустя час после побега из порта. Откровенно говоря, ее в "Морже" не ждали, но наружка, оставленная на всякий случай, засекла девушку на подходе. Оперативно был произведен захват. Когда Рая отперла дверь и вошла, то увидела сидящего в кресле в артистической позе подполковника Корцева.

— Здравствуйте, гражданка Томлева, — издевательски поприветствовал тот. — Не ожидали?

Коридор тотчас умело отрезала группа захвата.

— Где ваш чемоданчик? — спросила Рая.

— Недалеко. Дело в том, что мне поручено дальнейшее руководство операцией по поимке Картазаева.

— Что, лодку решили уже не искать? — усмехнулась Рая.

Корцев высокомерно усмехнулся, но момент был испорчен, когда девушка разделась до гола и пошла в душ, и у подполковника встал. Корцев даже покраснел.

— Зип можете не искать, он у нас, — крикнул он.

— Когда он будет нужен, вы мне его сами принесете, — пожала плечами Рая.

— Кто это так решил? Сейчас примете душ и поедете с нами.

— Никуда я не поеду. Владимир Петрович будет разговаривать только через меня. И только через наш зип.

— Что за ерунда, девушка? Позвонить на зип можно только через другой зип. Откуда у Картазаева другой зип? У вас просто не могло быть двух зипов. Вы играете, Томлева, смело, но неумело.

— Я ни во что не играю. Но если вы сорвете операцию, и Картазаев вообще перестанет выходить на связь, неудачу спишут на вас лично. Вы же знаете, у нас не держат неудачников. Так что вас тоже спишут. Кстати это будет второй агент, фактически потерянный в этом городе. Считать, что первого агента нашли, может только круглый оптимист. Ведь нельзя считать агентом кусок мяса, хоть и довольно жирный. Его тоже на вас спишут. Какие там еще крупные провалы в последнее время? Убийство лоцмана. Перестрелка в порту. Мозгер.

— Достаточно, — прохрипел Корцев. — Я доложу о предложении Картазаева в Москву.

— Только прикажите принести зип. Владимир Петрович может позвонить в любой момент.

Корцев скрипя зубами, был вынужден подчиниться.

Очутившись в профессорском бунгало, Мошонкин по привычке начал приводить жилье в порядок, а именно пылесосить, мыть и даже скоблить. В душе он жалел Раечку, девушка так убивалась, не хотела в гостиницу ехать, но Картазаев настоял. Мошонкин по себе знал, если Картазаев чего-либо захочет, то добьется непременно. Он об этом и Раечке сказал, на что она довольно грубо послала его, но Иван не обиделся.

— Владимир Петрович, девка по вам сохнет, — заметил он, когда Томлева ушла вся в слезах.

Картазаев комментировать не стал, он вообще редко комментировал слова и мысли Мошонкина, но Иван не обижался. Он слишком хорошо усвоил масштаб этого человека. С ним, пожалуй, даже Тимофей не сравнится, не то, что он, бывший десантник, а ныне младший лейтенант федеральной службы. Одно слово полковник. Государственный человек, с министрами здоровкается.

Картазаев велел Мошонкину заканчивать мокрое дело, потому что настало время ехать за зипом. Взяв на прокат очередную машину, поехали в инфекционку. На посту на обводной дороге были остановлены ГАИ, но Картазаев к этому времени успел налепить на стекло уменьшенную копию флага, бирку техосмотра, и вписать в копию страховки номер авто. Причем все было настоящее. Он фуфло не держал. Только настоящее, с фабрики госзнака.

Когда подъехали к больнице, Картазаев сунул Мошонкину газовый пистолет, велев не стрелять против ветра. Иван даже обиделся. Не замечая его обиды, Картазаев зашел за обшарпанные ворота и быстрым шагом направился к главному корпусу. Мошонкин догнал и на ходу спросил, почему тот так уверен, что в больнице нет засады.

— Бельцова нет резона стеречь. Он никуда не может убежать. Транспортировать его тоже нет никакой возможности. Надо полбольницы разрушить, чтобы его вынести. К тому же зачем его куда-то вести? По большому счету его уже списали со счетов. Так что засады здесь нет, но имеется человек, которому даны указания, чтобы звонить куда следует, если кто будет интересоваться больным.

Они беспрепятственно вошли в здание и продолжили путь по обшарпанному продуваемому всеми сквозняками коридору. На гулко отдающиеся шаги из-за одной из дверей выглянул небритый человек в несвежем белом халате с пятнами от хлорки.

— Мы из облздрава, — Картазаев показал очередные корки. — Вы кто?

— Дежурный врач Коромыслов, — небритый громко икнул и извинился, от него разило луком и спиртом.

— Нам надо задать несколько вопросов о больном Бельцове.

— Я ничего не знаю, — дежурный сделал попытку закрыть дверь, решительно Картазаевым пресеченную.

Отжав дверь вместе с врачом, он вошел в кабинет, Мошонкин последовал за ним, аккуратно притворив за собой.

— Проходите, товарищ врач, — вежливо сказал он.

В кабинете имелось зарешеченное и донельзя захватанное окно. Из мебели выкрашенные белой краской стол и табурет. На табурет тотчас уселся Картазаев.

— Когда к вам поступил больной Бельцов?

— У меня уже тысячу раз спрашивали.

— А про личные вещи спрашивали? Он при вас поступил?

— Не в мою смену, но вещи действительно я принимал. Про них никто не спрашивал кстати.

— Чемодан при нем был?

— Не помню. Все что было, я сложил в бельевую. По инструкции надо было в дезинфекцию, но у нас уже давно ничего не работает.

— Покажите.

— Сами найдете. В конце коридора, там еще надпись на двери.

— Проводить надо, если Владимир Петрович просит, — встрял Мошонкин, но Картазаев пресек и его, сказав, что не будут утруждать дежурного врача.

Однако когда они вышли, Картазаев не спешил уходить и пинком распахнул дверь. Дежурный истерично тыкал трясущимися пальцами в мобильный телефон.

— Кому звоним? — поинтересовался Картазаев, подходя и выколачивая содержимое трубки о край стола, словно табак из трубки. — Иди дорогу показывай, я передумал.

В бельевой среди застарелых простынь выделялись две кучки цивильных вещей. Врач указал на нужные, и Картазаев сразу узрел зип.

— Как же они про вещи забыли? — недоумевал Мошонкин.

— Обычное раздолбайство.

— А вы как же?

— А я про раздолбайство знал.

Внезапно в тиши брошенной больницы раздался громкой стук. Картазаев зажал рот врачу, чтобы ему не вздумалось крикнуть.

— Кто это может быть? — спросил он и слегка ослабил хватку.

— Н-не знаю, — заикаясь, ответил врач, его трясло.

— Чего ты так боишься?

— Н-не по себе мне. Особенно ночью. Как-будто ходит кто-то.

— Здесь есть еще кто-нибудь кроме тебя?

— В том то и дело, что никого. Один я дежурю. За двойной оклад записался. Раз в сутки нам еду привозят, но сейчас еще рано. Слышите?

Опять раздался неразборчивый стук, нечто вроде мычания, стон. Вязкие шлепающие звуки, как-будто войлочными валиками бьют в стену. Как будто хотят докричаться. Картазаев уже понял, но у него в планах не было этой встречи.

— Это больной! — горячечно заговорил врач. — Никогда такого не было! Наверное, ему плохо. Надо укол сделать. Мне нужно идти.

— Вместе пойдем, — решился Картазаев и предупредил Мошонкина. — Готовь нервную систему к небольшому психическому удару.

Тот выгнул грудь колесом и вообще смотрелся молодцом.

— Ну-ну, — только и сказал на это Картазаев.

Они прошли к двери с висящими рядом грязными повязками, но пользоваться ими уже не стали. Не успел врач открыть дверь, как стена содрогнулась от тяжелого вязкого удара. Бесформенная туша серого цвета билась в конвульсиях. Слои жира пучились под морщинистой кожей, норовя прорвать ее и выплеснуться наружу отвратительными струями. Разбухшее тело занимало практически все свободное место, так что голова оказалась втиснута в крохотный закуток под потолком. "Ему, подишь ты, и света не видно", — подумал Картазаев. Из угла послышалось:

— А-я! А-я!

— Это я уже слышал! — крикнул Картазаев. — Говори, что хотел сказать!

Но Бельцов продолжал бессвязно выкрикивать одно и то же. Со стуком сбитой кегли упал в обморок Мошонкин. Они с врачом взяли парня за руки — за ноги и потащили прочь. Все равно здесь было больше нечего ловить. Картазаев остановился у бельевой и уставил на нее палец:

— Кроме вещей Бельцова там были еще чьи-то вещи. Чьи?

Врач смутился и стал нести околесицу о забытых вещах.

— Врешь, доктор, — просто сказал Картазаев. — Когда приехали федералы, они выселили всех остальных больных. Стало быть, каждый забрал свои вещи. А почему остались вещи ЭТОГО больного?

Врачу ничего не оставалось, как признать, что больной умер и похоронен на больничном кладбище.

— Показывай могилу, — велел Картазаев. — Лопату возьми.

За больницей располагался густой осиновик. Стволы стояли как на подбор седые, на ветках серые бесцветные листья. Картина смотрелась мрачно, словно природа вобрала в себя муки умирающих больных, до которых никому не было дела. Вобрала и трансформировала в изломанные стволы, ржавые, словно окровавленные пни. Многолетний сухостой, напоминающий слой высохших костей. В глубине леса как апофеоз картины распада располагалась поляна с рядами оцифрованных могил. Ни дат, ни имен. Только молчаливые ряды закопанных покойников. Поляна была запущена донельзя. Поросла многолетней травой, тоже седой и длинной, напоминающей неопрятные лохмы старухи. Врач указал на одну из могил, и когда Картазаев велел копать, даже стал копать. Сердобольный Мошонкин, не терпящий, чтобы кто-то работал, а он в это время бездельничал, спрыгнул следом и стал энергично помогать. Вскоре он уже копал один, выбрасывая землю наверх словно экскаватор, а доктор стоял сзади, облокотившись на лопату.

— Зря ты в могилу полез. Примета плохая, — заметил Картазаев.

Он подозревал, что доктор что-то замышляет совсем не во врачебном стиле, но едва не прозевал момент, когда тот протянул к спине Мошонкина нечто, на поверку оказавшееся хирургическим скальпелем. Картазаев со всего маху шваркнул об голову несостоявшегося убийцы глиняным ком побольше, потом вытянул Мошонкина наверх.

— Владимир Петрович, земля старая, засохла уже, — подал голос Мошонкин, вытряхивая ее с волос.

— Крестьянина не обманешь! — поднял палец Картазаев. — Все расскажешь или будешь и дальше дурковать? Ты уже в могиле, осталось только закопать.

Грязный доктор с трясущимися руками стоял в им же углубленной могиле и даже у Мошонкина вызвал сочувствие.

— Может, пожалеть его? Сейчас заплачет, — заметил он.

— Будешь лезть, тебя тоже закопаю, — зло предупредил Картазаев.

И в этот момент доктор не выдержал.

— Все расскажу, только вытащите меня отсюда!

— Конечно, вытащим, мы же не звери, — согласился Картазаев.