Дачный массив Грибники строился в период бессистемной массовой застройки. Домики, имеющую самую причудливую форму, поражали своим уродством. Бывшая дача Дивулиных тоже не блистала архитектурным совершенством. Дом имел чересчур узкие стены и был безмерно вытянут кверху. Крыша была без затей крыта оцинкованным железом, бликующим на солнце.

— Скромно наши генералы жили. Где те романтические времена? — заметил Сорокин, но был гневно пересечен Оксаной.

— Не смейте таким тоном говорить о моем отце! — воскликнула она.

Сорокин понял, что был не прав.

— Как мы войдем? Наверное, придется ждать ночи? — с надеждой спросила Светлана, по всему было видно, что она сильно трусит.

Ее можно было понять. Они стояли на пороге тайны, которую женщина берегла столько лет. Султанов вышел из машины, настежь распахнул ржавую железную изгородь и сделал приглашающий жест.

— Заезжайте!

Когда они въехали на приусадебный участок, кстати, уже носящий следы шин, Паша притворил ворота и поторопил:

— Нам лучше не торчать на виду и зайти в дом.

Ключ нашелся под ковриком, лежащим на крыльце. Султанов отпер дверь, и они вошли. На первом этаже оказалась крохотная комнатка, в которую вел узкий, похожий на пенал, коридор. Светлана указала на неприметное место у стены. С непроницаемым лицом Султанов уселся на диванчик напротив и скомандовал Сорокину:

— Копай!

— Почему я? Раненого заставляете работать, — возмутился тот, но предложенный лом взял.

— Могли бы и сами поработать физически, — язвительно заметила Оксана, которая вела себя по отношению к Султанову все хуже и хуже, скорее всего, из ревности, видно почувствовав, что между ним и матерью что-то происходит, а ее туда не пускают.

Снаружи хлопнула калитка, и, ввергнув женщин в транс, кто-то крикнул:

— Эй, сосед!

Сорокин чуть не сиганул в окно вместе с ломом.

Спокойным оставался только Султанов. Лицо его оставалось совершенно невозмутимым, даже скучающим.

— У вас же есть пистолет, — шепотом подсказала Светлана.

— Всех соседей прикажете перестрелять? — парировал он.

В проеме двери тем временем возник мужчина в пузырящихся на коленях спортивных штанах и семейной майке с растянутыми лямками.

— Косу одолжи, сосед, — попросил он, тщетно пялясь в темноту комнаты.

Когда глаза немного привыкли к темноте, он, наконец, разглядел всех, включая Сорокина, застывшего в живописной позе с ломом в руке.

— А где Вася? — спросил он. — Вы кто такие будете? Что-то я вас не узнаю.

Все посмотрели на, как ни в чем не бывало, сидящего Султанова. Светлана красноречиво глянула на топорщившийся пистолетом карман. По ее выходило, что он должен немедленно застрелить ни в чем не повинного человека. Повисла нехорошая пауза, вдоволь насладившись которой и поняв, что никто не желает брать на себя инициативу в разрешении кризиса, Султанов с нотками превосходства в голосе воскликнул:

— Где ж тебе нас узнать, Андреич? Ты какую неделю подряд квасишь?

— На той неделе не пил, — неуверенно проговорил мужчина. — А ты кто будешь?

— Забыл, у кого в долг просил, Андреич? — напирал Султанов. — Смотри, в следующий раз не дам.

Мужчина запаниковал.

— Ладно, сосед, что ты сразу в бутылку лезешь? Когда я у тебя занимал? Вчера, наверное?

— Ну да, — с неудовольствием проговорил Султанов. — А то сразу, кто такие? Будто не знаешь, кто.

— Вы, наверное, сватья Васькины? — сделал мужчина неуверенную попытку, и, как ни странно, угадал.

— Ну да, — опять повторил Султанов. — Слава богу, не все еще мозги пропил.

— Зря ты так, — с укоризной проговорил мужчина. — Обижаешь человека ни за что ни про что.

— Ладно, не обижайся, — добродушно сказал Султанов. — Помог бы людям.

Мужчина засучил рукава и, отобрав орудие производства у вконец стушевавшегося Сорокина, споро взялся за работу. Мужчина попался работящий и сильный. Просовывая лом в трещины старой кладки, он сноровисто снял слой цемента, а дальше началась уже земля. Скоро лом с хрустом задел что-то.

— Дальше мы сами, — поспешил отнять у него лом Султанов. — Косу за домом возьмешь.

Когда довольный мужчина скрылся за калиткой, Сорокин с интересом спросил:

— Ну и как ты все это проделал? Про то, что его зовут Андреич, про то, что алкаш, ведь он трезвый пришел. Да и про косу тоже. Колись, знаток человеческих душ.

— Слушай, как ты мне надоел, — вспылил Султанов. — Андреич-у него на руке татуировка была. Что алкаш узнал, потому что у него даже своей косы нет, а это самый ходовой инструмент для дачника. Пропил, значит, и купить не на что. А что коса за домом, так она у всех там лежит. Спроси у любого.

— Феномен! — Сорокин сделал многозначительное лицо.

— Кончай придуряться, посмотри лучше, что мы там откопали! — возмутился Султанов.

Сорокин спрыгнул в выкопанную яму, пошуровал ломом и вытащил на свет плоскую металлическую коробку. Когда он тряс ею, внутри одиноко перекатывалась какая-то жестянка.

— Похоже, там целковый гремит. Больше в яме ничего нет, — сообщил он.

Султанов переглянулся со Светланой, будто спрашивая, где твои чемоданы. Сорокин тем временем прижал коробку коленом и, орудуя перочинным ножом, без особого труда вскрыл. Потом вынул на свет нечто.

— И что сие означает? — спросил Сорокин, вертя в руках посверкивающий ключ. — Что изречет наш феномен?

На этот раз Султанову даже не пришлось применять свои способности, потому что вперед выступила Оксана, заявив:

— Я знаю, что это такое.

Поселок "Золотая элита" располагался в самом красивом месте побережья, бухте Примирения. Бухта со всех сторон была окружена высокими обрывами, что делало ее недосягаемой для ветров. Вода в море в этом месте была всегда на пару градусов выше, чем в других местах. Начало движению "золотой элиты" положил сам Мануйлов, заявив, что лично будет решать, кто из выдающихся бизнесменов города будет удостоен чести быть причисленным к нему. Сразу был установлен валютный ценз-миллион долларов. Соискатель должен был войти в одну из многочисленных финансовых структур, подотчетных лично мэру. Зато счастливчиков ждали золотые кредитные карточки Морского банка, полный карт-бланш на торговлю в Алгинской оффшорной зоне и шикарные виллы в солнечной бухте Примирения.

— Как ты узнала об этом поселке? — с подозрением поинтересовалась Светлана у дочери.

— День рождения Утюгова здесь отмечали, — равнодушно ответила она.

— Здесь, наверное, хорошая охрана, — задумчиво проговорил Султанов, они остановили машину на обрыве и теперь изучали раскинувшийся внизу белоснежный поселок. — И милиции, наверное, полно. А нас уже ищут.

— Охрана здесь действительно крутая, — согласилась девушка. — Но несут ее не милиционеры. Частное охранное предприятие "Шерхан".

— Это уже обнадеживает, — воспрял духом Султанов. — Менты бы нас сразу повязали. У них уже и ориентировка имеется. А с этими мауглями у нас есть шанс.

— Шанс сомнительный, — возразил Сорокин. — Ты, наверное, не знаешь, что такое ЧОП "Шерхан". Они частенько сами плюют на закон. Жестокие они без всякой меры. Озлобленные. С обанаевскими ребятами как-то что-то не поделили, так пятерых сумитов пристрелили. Если бы не личное участие Мануйлова, разогнали бы их к чертям собачьим.

— А Мануйлову какой с них толк? — не понял Султанов.

— В своей предвыборной программе он обещал, что наведет законный порядок в городе. Вот и набрал нечто вроде новой милиции. Говорят, у него нет более верных слуг. Идейные. Любое поручение выполнят не задумываясь.

— Хорошо, хоть с мэром я еще не успел оскандалиться, — вполголоса проговорил Султанов. — Как нам все-таки внутрь проехать? Пропуска же нет.

Вступила доселе молчавшая Оксана:

— Пропуск сюда не нужен, — сказала она. — Утюгов тогда всего лишь ключ показал, его и пропустили. Правда он держался как всегда нагло, но это у вас получится.

"Не простила", — констатировал Султанов. Они спустились по серпантину, и уже перед самым шлагбаумом, перегораживающим дорогу, Паша сунул в рот пол упаковки жвачки. Больше не влезло. Рядом со шлагбаумом располагался укрепленный бетонными плитами блок-пост. Услышав шум мотора, из него показалось четверо бойцов в камуфляже. Несмотря на жару, на головах у них были черные вязаные шапочки. Вооружены помповыми ружьями. "Серьезные ребята", — с нехорошим предчувствием подумал Султанов. Он понял, что их сказочкой про шального денежного парня не проймешь. Необходимо было что-то экстренно придумывать. Но что? Времени не было. Они уже подъехали и остановились.

Ему не понравились цепкий взгляд, которым их прощупали. Охранники стояли молча, не делая попытки подойти. Султанов понял, что еще немного и женщины не выдержат, начнут визжать. Охранники этого и ждут, чтобы они прокололись на какой-нибудь ерунде. У него возникло отчаянное желание скомандовать Сорокину, который был за рулем, чтобы он поворачивал обратно.

— Здорово, что ли, земели, — произнес Султанов неожиданно для себя, потому что еще мгновение назад хотел поприветствовать их залихватски, выкрикнув нечто вроде "Как дела, братки?".

Охранники приблизились. Причем проделали очень грамотно, не перекрывая друг другу сектор обстрела. Парень с виднеющимися из-под шапочки абсолютно седыми висками с нехорошей усмешкой произнес:

— Земляк говоришь? Ты тоже из деревни, как и я?

Султанов почти материально почувствовал исходящую от него угрозу. Охранники застыли, ожидая его реакцию. У Султанов окрепло дурное предчувствие, что любая его реакция будет воспринята враждебно. Потому что для этих ребят, у которых на воспаленных лицах написано, что они прошли все мыслимые и немыслимые горячие точки, так вот для этих ребят, все жители и гости этого пресловутой "Золотой элиты" враги. И что они сейчас только и ждут какого-нибудь знака, чтобы вытащить их из кабриолета и сунуть лицом в землю.

— Нет, я не из деревни, — спокойно проворил Султанов, но верно заводясь. — А из кишлака. Есть такой маленький кишлак. Саламат называется. Совсем рядом с Багланом. Есть такая речушка на севере Суметии, кто не знает.

— Ты мне еще про Суметию порассказывай, — выступил седой.

— А я тебе и про Югославию могу, — продолжал Султанов, глядя только на него, он понял, что если убедит одного, то остальные тоже поверят, и вообще у этих парней такая тактика, они выводят тебя на одного из стаи и заставляют тебя его переубедить, если один поверит, то считается, что тебе повезло. Султанов и сам не знал, откуда у него вдруг появились такие познания. Чувство, возникшее у него, было сродни тем чувствам, что охватывали его во время творчества. Откуда что бралось? Иногда он и сам не знал, куда выведет кривая его фантазии. — Я и там, в Днестре успел выкупаться. Вместе с вертолетом. А когда приехал сюда в ваш чудесный город Алгу, выпил понятное дело, и меня в первый же вечер какая-то мразь бутылкой по голове в парке и всю мою валюту, которую я зарабатывал в обмен на свою кровь, забрали. И пять дней ко мне память не возвращалась.

— Ладно, осади коней, земеля, — к ним, наконец, подошел видно старший, доселе внимательно следивший за разговором. — К кому едете?

Султанов передал ему изрядно запотевший в руке ключ. Старший поизучал гравировку, приговаривая:

— Восьмая улица? Первый дом? Шикарная хаза. Прямо на берегу.

— Не моя, — буркнул Султанов.

— Ладно, не шурупься. Вижу ты человек серьезный. Проезжай.

Старший махнул рукой, шлагбаум пополз вверх, и они проехали в святая святых местной новой знати.

— И все? — восхищенно проговорил Сорокин. — Ну, ты даешь, писатель! Еще немного и ты бы совсем заврался. Сказал бы, что с самим президентом знаком.

— Прекрати, пожалуйста. На душе и так кошки скребут. Я только что своих обманул, — отмахнулся Паша и осекся. Он с запозданием понял, что назвал этих воевавших парней своими, как будто и сам принадлежал к ветеранам.

Сорокин только искоса глянул на него.

— Не ставь мне диагноз! — предупредил Султанов.

Искомым домом оказался мрачный двухэтажный коттедж с высотой этажа не менее трех с половиной метров. Первый этаж прорезали высокие вытянутые окна, украшенные лепниной. На крыше возвышалась целая галерея фигурных башенок. Стены обвивали многолетние ссохшиеся вьюны. Окна были закрыты ставнями, когда — то покрашенными, но сейчас выцветшими. Участок возле дома, довольно обширный, тоже носил следы заброшенности. Под несколькими деревьями лежала многолетняя листва. Вдоль забора неряшливо протянулось месиво из торчащих вразнобой пожелтевших полусгнивших стеблей, толщина иных из которых была с черенок лопаты. Рядом с домом располагался гараж, который пришлось открывать воротом вручную. Загнав машину, они подошли к дому. Замок на двери поддался с трудом и только Сорокину. Внутри света не было, и чтобы что-то разглядеть, им пришлось сначала снять ставни. Внутри было сыро и холодно. Когда — то идеальный паркет дыбился, словно вулканический разлом. Штукатурка отходила от стен. Сантехника в ужасающем состоянии. Унитаз лопнул и был полон осыпавшейся эмали. Ванная черная от грязи.

— Интересно, кого тут отмывали? — задал Сорокин риторический вопрос.

Султанов молча бродил по недобро затихшему дому, переходя из комнаты в комнату, пока не услышал крик Сорокина:

— Нашел, идите все сюда!

Оказывается, в подвале дома располагался еще один гараж. Сорокин с видом победителя ходил возле "Вольво". Машина была покрыта пылью, но тот, кто ее здесь оставил, позаботился, чтобы она хранилась долгое время без урона для ходовых качеств. Машина стояла на чурбачках, позволяя сдутым колесам слегка провиснуть. Снятый аккумулятор хранился на специальном стеллаже. Полностью оформленные документы на машину лежали на сиденьи, запаянные в целлофан.

— Дело хорошее. Но надо искать деньги, — поторопил Султанов, на что Сорокин возразил:

— А это и есть деньги! Машину ведь можно продать.

— Я понимаю, но целесообразнее будет использовать ее вместо нашей. Нашу наверняка уже разыскивают. Ищите деньги.

Они продолжили поиски, которые, в конце концов, увенчались успехом. В кабинете на втором этаже нашли сейф, вмурованный в стену.

— Как мы узнаем код сейфа? — спросил Сорокин.

— Саша должен был все предусмотреть, — заметила Светлана. — Я просто уверена в этом.

— Посмотрите на ключе, — подсказал Султанов.

На ключе кроме адреса оказался набор цифр, указывающих якобы завод-изготовитель. Сорокин набрал их на панели сейфа, и замок издал громкий щелчок. Алексей попробовал открыть дверцу, но ее заклинило. Ему пришлось сбегать за монтировкой. Вдвоем с Султановым им, наконец, удалось сдвинуть непослушную дверцу.

Сейф внутри был разделен надвое. Нижний отдел оказался пустым. Верхняя полочка была отделана красным бархатом и прикрыта отдельной дверцей. Султанов открыл ее и увидел лежащую на полке кожаную папку. Денег не было.

— Херово, — сказал Паша. — Извините, вырвалось.

— Мама, откуда это все? "Вольво". Этот дом что — папин? — тихо спросила Оксана, мать молча обняла ее.

Султанов скомандовал:

— До вечера, пока не стемнело, надо заняться благоустройством. Хотя бы траву со стен убрать.

— Может быть, резоннее не выдавать нашего присутствия и ничего не трогать, — возразила Светлана.

— Наш приезд уже не скрыть, — пояснил Паша. — Про нас знают охранники, да из соседей мог кто-нибудь видеть. Будет странно, если приехавшие отдыхать будут жить в таком свинарнике и выходить на прогулки по ночам. Еще подумают, что мы вампиры. Пока светло, Алексей, займись, пожалуйста, электричеством. Но особо не светись. С таким носом благоразумнее сидеть дома.

— А сами чем будете заниматься, Павел Петрович? — ехидно спросила Оксана.

— Сам я займусь содержанием этой папки, возможно, это пригодится нам. Еще вопросы есть?

— А изучением полезной документации никак нельзя заняться после уборки? — не отставала она.

— Это я решу сам, — сухо заметил Паша.

Светлана примирительно полуобняла дочь за плечо и увела, приговаривая:

— Оставим мужчинам их мужские заботы.

Слушая голоса трудящихся в доме и снаружи подельщиков, Султанов приступил к изучению содержимого папки.

Сел на холодный стул, придвинул папку, открыл. В папке лежало письмо. Запечатано в конверт. Надписей никаких. Наверное, это жене? Надо бы спросить разрешения. Паша уже знал, что не спросит. Формально, никто не имел прав на это письмо.

Паша еще посидел, пропитываясь важностью момента, и взял в руки письмо убитого генерала.

"Не знаю, к кому попадет мое письмо, и зачем я пишу его", — писал Александр Дивулин. — "Если откровенно, то я пишу его для себя. Чем больше мы живем, тем труднее быть откровенным с самим собой. Человек всегда найдет способ оправдать свой самый плохой поступок. У бессмертных "битлов" есть такой концерт "резиновая душа". Это про нас. Я не знаю, как я стал тем, кем являюсь сейчас. Во всяком случае, того пацана, который рубил правду матку в лицо хаму-директору школы и не боялся натравленной на него им шпаны уже, увы, нет. Как это обидно, господи. И из-за чего произошло падение-из-за денег. Сказали бы это тому пацану, да он бы в кровь разодрался.

Смотрел одну передачу. Как там сказали? Начинается настоящая битва. На кону миллион рублей!

Не чья-то жизнь. И даже не репутация. Куча казначейских бумажек. И битва.

Ты сам не чуешь, когда вступаешь в эту "битву". Алга-город продажный до мозга костей. Заявляю это как специалист. Не иметь в нашем городе дорогой машины, дачи на берегу моря и любовницы, все равно, что быть никчемным бомжем. Все вокруг держится на деньгах, словно на клею. Видно, черт сыграл с жителями дурную шутку, и мы свернули не там, мы все идем не туда, не к тем ценностям. Но никто этого не замечает, потому что мы идем все вместе. Скопом. И никто не может свернуть. Человек портится постепенно, как фрукт. Сам сейчас написал эту фразу, и самому стало смешно. Сначала берешь деньги, чтобы выполнять свои обязанности. Помогаешь богатым родственникам, сажаешь их врагов в тюрьму. Кстати, вполне законно. А потом начинаешь брать, чтобы не выполнять то, что должен выполнять. Закрывать глаза на все вокруг.

Ты пытаешься успокоить совесть. Покупаешь подарки друзьям, денег не жалеешь. Словно от этого они становятся менее ворованными.

Я сказал себе "Хватит"!

Я до сих пор не знаю, дал ли Бог мне еще один шанс, или это его наказание. Пять дней назад убит Матросов, директор порта.

Скоро все узнают правду. Это не порт, а "черная дыра". Много головушек полетит (судя по всему, и моя тоже), чтобы узнать, где все эти деньги. Нет, я неправильно выразился. Титанические деньги. Деньжищи. Сокровища Агры.

Не знаю, почему Пал Палыч выбрал меня. Скорее всего, ткнул пальцем. (Это уж вряд ли, подумал Султанов. Пал Палыч даже срать бы не сел рядом с непроверенным субъектом. Молодой перспективный генерал. Маленькая дочка, всегда можно шантажировать, держать в узде). Эх, Ксюха, все бы отдал, чтобы увидеть тебя в подвенечном платье. Да, видно, не судьба.

Мы тут проворачивали одно дельце, да не успели до конца. Пал Палыча убили. Мне удалось вовремя затихариться, но это временно. Меня все равно вычислят.

Нехватка времени меня и сгубила.

Если б знал ты, мой неизвестный адресат, какую шутку я с ними сыграл, и куда я спрятал деньги! Сейчас, когда вся операция уже позади, можно было бы опять уйти в тень, но я опоздал буквально на день. А может быть, даже на несколько часов. Короче, на целую жизнь. Видно грех на мне слишком тяжел, чтобы я мог так просто отделаться. Сейчас закрою письмо в сейфе и уйду. Наверное, навсегда. Напоследок открою одну тайну, которую узнал сам лишь на краю бездны. Не верьте попам, что за грехи придется платить на том свете. Наказание за грехи не так далеко, как они говорят. Кара постигает грешников уже на ЭТОМ свете.

Александр Дивулин.2 мая. Ночь"

Пашу в очередной раз словно током ударило. Как верно написал убитый генерал? Кара ждет нас не на том свете. Она постигает нас уже здесь.