Лазарь пришел в восемь. Донат к этому времени был выжат словно лимон. Служба спасения прочесывала город поквартально. Пользуясь положением, врачебные бригады даже в квартиры входили. Выездные дороги были перекрыты. Все безрезультатно. Султанов как в воду канул. Столкнувшись с немигающим взглядом Лазаря, Донат поежился. Амбросимов сразу все понял. Молча подсел к столу, побарабанил пальцами. Донат решил польстить и подобострастно произнес:

— Все перерыли, весь город перетрясли. Я уж и не знаю, что делать. Может быть, вы чем поможете?

— Конечно, помогу, — неожиданно легко согласился Лазарь. — Где у вас жена работает?

— Она заведующая медпунктом. Вы же сами заявление подписывали, — удивился Донат неожиданному повороту разговора. — А при чем здесь моя жена?

Не отвечая, Лазарь нажал кнопку вызова и велел Инге найти жену Доната. Когда он убрал палец, выяснилось, что кнопка не просто вдавлена в основание, а вдавлена навсегда, насмерть. Вскоре в сопровождении Инги в кабинете появилась Галка. Она была в белом халатике и белой шапочке, которая ей очень шла. Зеленые глазищи гармонировали с белой крахмальной тканью.

— Подойдите и упритесь в стол, — велел Лазарь.

Почувствовав смутное беспокойство, Донат привстал. Но стоило ему положить руку на стол, как Лазарь прихватил ее и со всей силы надавил большим пальцем на кончик мизинца. Боль была зверской. Донат заорал, из-под ногтя брызнула кровь.

Он вырвал руку и словно баюкая, прижал к груди. Лицо у него стало бесцветным. Подошедшая Галка смотрела на кошмарное действо, не имея сил пошевелиться. Она была в шоке. Лазарь подал знак, и Инга, захватив голову женщины вкруговую, пригнула к столу. Поначалу Галка даже не сопротивлялась. Лишь когда Лазарь закинул ей халат на спину, попыталась увернуться, поведя тазом из стороны в сторону.

— Тпру, лошадка! — засмеялась Инга.

— Что вы делаете? — пролепетал Донат.

Ему показалось, что он видит кошмарный извращенческий сон. На время он даже перестал чувствовать боль. Галка ощутила на бедрах железные пальцы, которые застопорили ее задницу, словно в тисках, не давая даже двинуться, и в дальнейшем лишь кряхтела. Лазарь деловито приспустил женщине трусы. Донат поспешил уверить себя, что Амбросимов остановится на этой демонстрации силы, но Лазарь, проговорив нечто вроде "Неплохо! Неплохо!", расстегнул ширинку, выпростал мужское достоинство довольно причудливой узловатой формы, после чего без промедления ввел его женщине на всю длину сразу, одним толчком. Галка выгнулась словно кошка, глаза ее расширились еще больше. Лазарь качался, как ни в чем не бывало, и даже спросил:

— Ну и каковы ваши дальнейшие действия, Донат?

Донат шумно сглотнул слюну.

— Смелее, мой юный друг, — подбодрил его Лазарь.

— Скорее всего, свояк где-то за городом скрывается. Но недалеко. Турбазы, спортлагеря всякие.

— Здравая мысль.

— Может, стоит туда бригады спасателей направить? Как бы для проверки состояния?

Лазарь так задумался, что даже качать перестал. Галка с вопросом в глазах подняла голову. Лазарь отрицательно мотнул головой и продолжил свои мерные движения. Галка опять уронила голову, стыдясь встретиться с мужем глазами.

— На каждой турбазе же медпункты имеются! — хлопнул себя по лбу Донат. — Надо их обзвонить, чтобы они проверили всех гостей и дело сделано.

Он с тревогой смотрел на все усиливающуюся амплитуду Лазаря, судя по которой тот должен был кончить с минуты на минуту. Галка, студнеобразно потрясывая пышными ягодицами, аж подскакивала на столе.

— Господин Абросимов, нельзя ли вас попросить об одной услуге? — произнес Донат подобострастным тоном. — Видите ли, мы с женой не хотим иметь детей. Проблемы, знаете ли, от них одни. Головная боль и все такое. Нельзя ли вам, это самое, в самом конце, так сказать, излить наружу, а не внутрь?

И в этот момент Лазарь кончил. Захрюкал, задергался, язык вывалился наружу. Галка вскрикнула и вцепилась в стол до побелевших ногтей, ощутив внутри горячий фонтан. При этом она всеми силами старалась не закатить глаза и вообще удержать контроль над телом, которое независимо от нее начало испытывать блаженство. Довольный, Лазарь освободил свое достоинство, вытряхнул и, упрятывая в штаны, заботливо спросил:

— Так о чем вы там хотели попросить, милейший?

— Уже ни о чем, — вздохнул Донат.

Инга отпустила Галку, на прощание одобрительно похлопав ее по припотевшей заднице.

— Молодец, — поблагодарила она. — Если бы так каждая помогала своему мужу!

Донат позвонил Лазарю спустя два часа.

— Нашли Султанова! — обрадовано доложил он. — Только что мне звонил фельдшер из "Золотой элиты", это такой поселок на берегу моря.

— Знаю, — оборвал его Амбросимов.

— Он по моей просьбе обошел участок, якобы для прививок. Султанов там!

Лазарь записал номерок, поблагодарил Доната и даже извинился.

— Прости, что с твоей женой так получилось.

— Ну, какие могут быть проблемы между друзьями, — натужно проговорил Донат.

Уже не мешкая, Лазарь позвонил Обанаеву.

— Маркел. Это Лазарь. Я тут узнал о твоих проблемах. Ну не важно, откуда узнал. Короче, Султанов с твоей Светланой находятся в "Золотой элите". Откуда я знаю, что они там делают? Сам поезжай и спроси!

И чрезвычайно довольный отключил трубку.

— Черт знает что! — возмутился Димка — танкист. — Звонил бригадир из "Шерхана". Нас всех на базу отзывают!

— Ну, отзывают и отзывают, — пожал плечами Серега. — Наверняка, сумиты опять стрелку забили. Мы им и в этот раз наваляем, раз с одного раза не дошло.

— А как же пост?

— Никуда твои буржуи не денутся.

Так пост "Золотой элиты" без единого выстрела в одночасье лишился всех часовых.

Сумиты выехали на двух джипах. 10 человек. Хотя, чтобы скрутить Султанова и Сорокина хватило бы и одного Аслана с его медвежьей силой.

— Никого не убивать! — наказал Обанаев. — И сына мне привези. Я с ним сам поговорю.

При этих словах в глазах его промелькнуло нечто, что даже видавший виды Аслан поежился. Не хотел бы он оказаться на месте Обанаевского сынка. У них в Суметии с изменой дела обстоят строго. Бывали случаи, единственного сына резали. А бывало, и нескольких сразу. Прямо там же, где и баранов.

До "Золотой элиты" домчали за полчаса, хотя и посты ГАИ встречались по пути, но никто даже не дернулся. Знали, чьи машины едут. Аслан подумал, промчали бы они так по родной Суметии. В лучшем случае шины бы прострелили и положили рожей в бальчек. А в худшем, расстреляли бы самих. А тут они хозяева.

— А что хозяин с язган-баши велел сделать? — поинтересовался Тафик.

— Нам велено его не мочить, а привезти к хозяину. Но лучше бы на его месте я бы сам себе горло перерезал.

Тафик автоматически потрогал себя за шею.

Увидев пост и шлагбаум, водитель остановился. Сумиты еще не знали, что дорогу им заботливо расчистили.

— Тафик, иди, проверь! — рявкнул Аслан. — Автомат оставь, ишак долбанный!

Маленький сумит снял с плеча "калаш", не зная, куда пристроить, тыкнул его прикладом в щель между креслом и дверцей.

— Нет, ты точно сейчас кого-нибудь пристрелишь! Дай сюда! — вскипел Золой, отбирая оружие у соплеменника. — Шевелись, давай. А то у тебя как таш к заднице привязан!

Выбравшись из машины, Тафик заковылял на кривых ногах к посту.

— Есть кто?

Отвечать было некому.

Постучав, он заглянул внутрь будки. Внутри стояла кушетка и телефон на подоконнике! Тафик скользнул внутрь, жадно схватил трубку. Номера Паши он не знал. Куда звонить? Но это было и не важно. Телефон не работал. Глянув в окно, он увидел перерезанный провод, скрученный в моток.

— Тафик-джан! — донеслось снаружи.

Внутри у сумита все сжалось. Перед глазами как живой встал Султанов. Как живой. Как и все сумиты, Тафику пришлось повоевать, но он никогда пленных не резал и не любил смотреть, как некоторые.

— Тафик!

— Шайтан! — Тафик вскрыл окно и, наступив на подоконник, шагнул наружу, запутался в перерезанном телефонном проводе, споткнулся, упал на четвереньки, потом толкнулся руками и пулей понесся прочь.

— Тафика нигде нет! — доложил Золой, вернувшись.

— Вот что, он не должен уйти! — глаза Аслана сузились в два лезвия. — Иди за ним и принеси его голову. Если он нам помешает, к ней присоединится и твоя башка!

Золой, глядя ему в глаза, попятился, а затем опрометью кинулся за предателем. Тут судей нет, и высшей меры никто не отменял. У Золоя был уже один пожизненный приговор. Из-за этого трусливого ишака можно враз с перерезанным горлом оказаться.

Султанов был на втором этаже, когда к нему, сжимая сотовый, с ошарашенным видом вбежал Сорокин.

— Я только что проверил свой почтовый ящик. Мне прислали список работников психоневралгического диспансера в Пропащем лесу, которые числились там на момент закрытия. Знаешь, кто там был главврачом?

— Лазарь, — сказал Паша.

— Ну, с тобой не интересно. Как ты догадался?

— Прости, Леха, законы жанра обязывают. У тебя было такое выражение лица, словно новость тебя поразила. А о ком менее всего я или ты ожидали услышать? О Лазаре. Но сути это не меняет. Новость, действительно неожиданная. И вообще, В Пропащем лесу все завязывается в один очень тугой узелок.

— Что все это значит?

— Пока не знаю. Работал человек себе главврачом, психов лечил, санаторий в лесу, сестрички гуляют, цветочки собирают. А потом вдруг разбогател. Ни с того, ни с сего. Нефть не продавал, финансовые пирамиды не строил, в государственных масштабах не воровал. В одночасье стал олигархом. Пост себе в мэрии купил, может, даже самого мэра. Книги стал издавать!

— Банк Матросова! — воскликнул Сорокин. — Он его нашел!

— Света! — крикнул Паша так неожиданно, что Сорокин вздрогнул.

Явились обе. Вот почему в романах героинь никогда не называют одинаково, понял Паша. Он обратился к Светлане Дивулиной.

— Были ли друзьями генерал Дивулин и Лазарь Абросимов, к тому времени главврач?

— Я не знаю, домой он никого не приглашал. Но друзья у него были только из одноклассников. Саша всегда ценил старую проверенную дружбу.

— У тебя нет фотографий его одноклассников? Может, школьные альбомы сохранились?

— Это случайно, не тебе машут? — нейтральным голосом поинтересовался Сорокин.

— Где?

Он резко оглянулся. За окном был полдень летнего дня. Безоблачное небо. Птички поют. И какой-то чудак на холме надрывается и орет.

— Дай-ка бинокль, он рядом с тобой на столике лежит, — попросил Султанов.

Светлана подала, он вгляделся, и ему показалось, что вокруг поплыли стены.

— Это Тафик! — крикнул он. — Они нашли нас! Немедленно уходим! Лешка, выводи машину!

— Оксана на пляж пошла! — Дивулина-старшая побелела.

— Чего стоишь? Бегом за ней!

Сорокин скатился по лестнице и кинулся к воротам. Он хотел уточнить, сколько у них осталось времени, и успеет ли он вывести машину. Однако едва он оказался на улице, как увидел в ее конце выворачивающий из-за поворота джип. С другой стороны тоже ехал джип. И он был гораздо ближе первого! Сорокин опрометью бросился в дом.

— На машине не уйти! — выпалил он.

— Будем уходить морем! — решительно произнес Султанов. — Уведем лодку. Если повезет, то с мотором. Но думаю, нам повезет.

Никто не возразил, даже Айс, который смотрел на него зверенышем с самого борделя. Хотя по идее должен был обижаться он. А про то, что ему кто-то мольбертом заехал Паша и не заикался. Не было такого факта!

За забором усадьбы начинался длинный косогор, тянущийся до самого моря. В заборе имелась калитка, они выбрались и припустили со всех ног вниз. Навстречу попались Дивулина с дочерью, и они с ходу завернули их с собой. Хотя женщины рвались вернуться за оставленными вещами. Оглянувшись, Сорокин увидел, что в оставленном доме на втором этаже тихо отворилось окно, но никто не показался.

— Они уже в доме! — крикнул Алексей.

Пирс из свежих сосновых досок выдавался далеко в море. Обычно здесь всегда болталось несколько лодок, не был исключением и этот черный денек. Здесь им впервые улыбнулась удача: на краю пирса среди шлюпок переваливалась на волне лодка побольше с мотором и парусом, которую аборигены чересчур опрометчиво назвали бы яхтой. Они попрыгали в нее и дружно оттолкнулись от пирса. Причем упирались даже женщины.

Сумиты уже мчались по косогору. Султанову удалось запустить мотор, хотя до этого случая он видел сам процесс только в кино. Они успели отплыть метров на пятьдесят, пока сумиты достигли пирса и в спешке попрыгали в лодки. Беглецы выиграли еще несколько драгоценных минут, пока преследователи разобрались, что лодок с мотором больше нет. Теперь расстояние между ними удвоилось, и Сорокин мог без опаски взобраться на корму и помахать бойцам несвежим носовым платком.

— Это я в твоей четвертой части вычитал, — пояснил он Султанову. — Ты вообще любишь такие душещипательные сцены.

— Не припоминаю, — назло ему процедил Султанов. — Ты, наверное, женский роман читал, а я их никогда не писал. К тому же современная снайперская винтовка на три километра бьет.

Услышав предупреждение, Сорокин опасливо соскочил на палубу. В это время Султанов разглядел еще одну фигуру. Тафик бежал по кромке, а за ним с огромным кинжалом бежал злющий Золой. Султанов решительно вывернул штурвал и направил лодку к берегу.

— Что ты делаешь, урод хренов? — закричала Обанаева.

— Я без Тафика не уйду! — заявил Султанов и оставался непреклонен.

Закричав почему-то "Тону!", Тафик бросился в воду и смешно, по-собачьи, поплыл. У Золоя автомата не оказалось, а в воду он не полез. Зато начали стрелять сумиты, остававшиеся на пирсе. Расстояние оказалось великовато для прицельной стрельбы, и пули шлепались либо с большим недолетом либо перелетом.

Когда до Тафика оставалось метров двадцать, Паша начал разворот, одновременно дав команду Сорокину и Айсу втащить сумита на борт. Те свесились, поддерживаемые женщинами за ноги. Тафику повезло дважды. В первый раз, когда Султанов едва не задавил его яхтой, у которой оказалась чересчур большая по сравнению с машиной инерция. И второй раз, когда Сорокину удалось ухватить Тафика за намокшую брючину, и таким образом тот не угодил под лопасти винта. Сумит шлепнулся на палубу и растянулся на ней с блаженной улыбкой.

— Ты чего ж "тону" орал, дурила! — попенял ему Сорокин.

— Все русские слова забыл, однако, — бесхитростно пояснил сумит.

— Ну и что мы будем делать? — поинтересовался Сорокин. — Так и будем торчать у всех на виду, как три тополя на Плющихе?

Преодолев по морю около пятнадцати морских миль, беглецы благополучно достигли порта. В пассажирской его части они оккупировали лавочку и теперь напоминали небольшой табор на привале. Султанов оглядел разношерстную компанию, и у него возникло острое желание сесть на первый подвернувшийся автобус и уехать отсюда подальше.

— У меня появилась идея, — сказал он вместо этого.

— Всякий раз, когда я слышу от тебя эти слова, у меня от страха пальцы поджимаются внутри ботинок, — признался Сорокин.

— Ничего криминального, — успокоил Паша. — Помнишь Веничку Герберта, моего редактора из издательства? Он мне часто названивал из разных питейных заведений. Мне сейчас подумалось, что они могли бы располагаться на территории порта.

— С чего ты так решил? — усомнился Сорокин.

— Шумы, — односложно пояснил Паша. — Забегаловки в большинстве своем располагаются под открытым небом. Рядом с морем в них фон другой. Я сейчас припомнил, что вроде бы даже гудки слышал в отдалении. К тому же в порту Веничка мог вдоволь утолять свою страсть. Здесь всегда много бутылок. Он и в издательство заявлялся с полными сетками, а, между прочим, оно располагалось в Портпоселке. Не будет же он с бутылками тащиться через весь город.

— Не скажи, — возразил Сорокин. — Может, в этом районе по большей цене тару принимают. Но все же шанс есть. У бутылочников все хлебные места поделены. Может быть, кто и вспомнит про собирателя-писателя. Не может быть, чтобы среди бомжей было много писателей.

Искали Веничку все, кроме Айса. Видно подросток посчитал это занятие недостойным для себя. Паша настаивать не стал. Поделив территорию порта на сектора, приступили к планомерным поискам. Сорокалетний бомж Сергей Самолетов, который выглядел на все восемьдесят, тоже ничего не знал. Во всяком случае, на вопрос Паши он ответил именно так. Едва дождавшись, пока Султанов отойдет, Самолетов прихватил объемистый видавший виды баул с утренней тарой и припустил к ближайшим домам. Выглянув из-за угла, он высматривал преследователей, но никого не обнаружил кроме мальчугана, с видимой натугой тащившего громоздкий мольберт. С облегчением вздохнув, Самолетов вошел в крайний подъезд и уже собирался позвонить в квартиру на первом этаже, когда был остановлен неизвестным, гортанно произнесшим с чудовищным акцентом:

— Не звони, а.

Оглянувшись, Самолетов увидел давешнего пацана и с неудовольствием спросил:

— Чего тебе, малявка?

— Пошли, выйдем, и я тебе покажу, кто малявка, — безапелляционно заявил пацан.

— Да я тебе уши надеру! — пригрозил Самолетов, после чего его начали бить прямо в подъезде.

Пользуясь мольбертом вместо колотушки, ушлый подросток быстро выбил из него всю спесь. После чего вытащил на улицу, где отобрал самое святое-баул с бутылками, который обещал отдать только после того, как бомж найдет и приведет Султанова, которого обманул самым бессовестным образом. Самолетову ничего не оставалось, как подчиниться грубой силе. Вскоре пришел Султанов. Вдвоем с Айсом они вошли в подъезд и позвонили в квартиру, жильца которой так рвался предупредить Самолетов. Раздались шаркающие шаги, и дверь без предварительного окрика отворилась. За ней стоял Веничка в замусоленном домашнем халате с повязкой на шее. Он не попытался захлопнуть дверь или убежать. Просто не смог. Застыл как сталагмит.

— Писатель писателя не обидит, — на всякий случай произнес Веничка своим зычным голосом.

— Это будет зависеть от твоего поведения, — предупредил Паша, входя в квартиру и вынуждая хозяина сделать шаг назад.

На ходу он зачем-то грубо сорвал с шеи Венички повязку.

— Чего вы? — забубнил Герберт. — Ангина у меня!

— Твое счастье! — сказал Паша.

Пили допоздна. Даже женщины вдоволь накупавшись в ванной и завесив кухню свежевыстиранным бельем, ушли, наконец, спать, а они с Веничкой все сидели. Поначалу был еще и Сорокин, но на втором литре сломался и он. И именно в этот момент Паша признался в своей страшной тайне. Известие про Быстреца Веничка воспринял довольно спокойно.

— Мне видится следующее, — вещал он, зыркая своими по обыкновению грозными, правда, уже изрядно осоловевшими глазами. — Писатель, создавая свое творение, может изменять его как угодно. Но когда произведение уже написано, оно начинает жить своей жизнью и само влияет на жизнь человека, его создавшего.

— Не понял. Объясни, — потребовал Паша.

— У тебя никогда не было такого, что нечто, — Веничка сделал обобщающий жест, — мешает тебе в самый ответственный момент, а именно, в момент окончания работы над рукописью?

— Да сколько угодно и почти всегда!

— Вот! — Веничка поднял указующий перст. — То готовая вещь пропадает из памяти компьютера, как будто ее там и не было никогда. То когда да завершения работы остается страница, тебе путевку в санаторий или не дай бог несчастный случай. Ногу подвернул или похмелье. Словно твое произведение лишнее в этом мире и нарушает некое установившееся равновесие.

— Об этом и Вениаминов писал, — вспомнил Паша.

— Но если есть сила противодействующая, то должна быть сила и помогающая. Сопутствующая. Ты не замечал, что иногда словно тебе кто-то помогает? То снегом все заметет, и тебе ничего не остается, как сидеть и корпеть над романом. То друган заболеет, с которым пить собрался.

— Сколько угодно! — опять согласился Паша.

— Делаю вывод: твой Быстрец не есть человек, — изрек Веничка. — Это материализовавшаяся сопутствующая сила, что до поры до времени помогает тебе.

— Что значит, до поры до времени?

— Это значит, что наступит такой момент, когда ты останешься с ним один на один! Пошли, чего покажу,

Веничка повел его в комнату, где, переступая через спящих вповалку измученных людей, указал на разношерстные книги на разных языках:

— В Праге вышли четыре части, но жутко порезанные, — комментировал он. — Помнишь, у тебя было: "…лежал хлебалом книзу". Так вот слово "хлебало" они вырезали. Чехи вообще помешались на цензуре. А вот венгры-другое дело. Они тебе даже пару любовных сцен приписали, — он повернулся к Паше и горячо проговорил. — Согрешил суд против истины, да и я вместе с ним, старый дурень (на деньги польстился, но я не знал, что все так выйдет), подтвердил, что у тебя порнуха сплошная. У тебя же даже слово "член" не встречается. А какая порнуха без члена? Ерунда, а не порнуха.

— Знаешь, Веничка, а я ведь не знаю, что мне дальше делать, — признался Паша. — Я разворошил осиный улей и остановился. Где истина? Может, действительно, настало время остановиться?

— Зачем останавливаться? Еще полбутылки осталось, — горячо возразил Веничка.

— Да я вообще.

— А вообще, вот возьми меня. Я ведь поэмы писал, большие надежды подавал, а потом взял, дурак, и остановился. И до сих пор на запасном пути. С другой стороны, я думаю. Вот не остановился бы я. Дальше писал и печатался. Нобелевскую мне бы все равно не дали. Задвинули бы. Знаешь, в этом сволочном мире иногда как бы мы не изворачивались, решаем все равно не мы.

Паша проснулся в сидячем положении с кружкой давно остывшего чая в руке. Тафик заботливо мыл ему ноги в тазике. Они были в таком состоянии, словно Султанов всю ночь ходил босой по барже с углем. На память пришли отрывочные воспоминания о неких поклонах, которые Паша отвешивал ночному звездному небу, прося Великую силу оставить его в покое. Ему стало стыдно.

— Как остальные? Все проснулись? — спросил он.

— У нас все дома, однако, — безмятежно ответил Тафик. — Светлана, который не Обанаев, а другой, домой поехал. Сказал, что альбом возьмет и скоро вернется.

И Паша понял, что они пропали.

Светлана вызвала такси, и уже через сорок минут была дома. Велев таксисту обождать, вошла.

Столько всего произошло, целая жизнь пролетела, и всего сорок минут, и все вернулось.

Дома никого. Ни горничной, ни садовника. Она быстро прошла по гулким пустым комнатам в кабинет, по пути посматривая в окно. Неизвестно, чего она ждала. Пять минут. Ей надо всего пять минут.

Она влетела в кабинет. Не садясь, по очереди распахивала ящики стола. Какие-то блокноты, открытки, письменные наборы. Где же альбом? Поиски затягивались.

— Вы, наверное, ищите это? — тихий голос прозвучал настоящим громом.

Она шарахнулась назад.

В кресле в углу до сего момента неприметно сидел человек в костюме. Костюм был вполне цивильным, даже дорогим, чего нельзя было сказать о глазах. Они горели бешенством.

— Вы кто?

— Люди зовут меня Лазарь. Вы это искали? — он слегка потряс альбомом.

— Да! — она опрометью кинулась в дверь — и сразу назад.

За дверью перегораживала все свободное пространство неподвижная фигура в белом халате и маске на пол лица.

Женщина прижалась к стене. Что же я наделала? Билась истеричная мысль. На глаза непроизвольно навернулись слезы.

— Не надо так расстраиваться, девушка, — подчеркнуто вежливо заметил Лазарь. — Раз вы здесь, значит, Паша узнал-таки про фотографию.

— Он здесь не при чем! — воскликнула Светлана. — Что вам надо?

— От вас ничего, — притворно удивился Лазарь.

Он полистал альбом, застыл на раскрытой странице.

— 10-А класс, — нараспев сказал он. — Здесь мы еще все вместе. Сашка Дивулин, Громов, я и Мышка. Вы что не знали, что Мышковецкий был нашим одноклассником? Ой, я проболтался! — он сделал дурашливую гримасу, которая впрочем, быстро погасла, и он заорал, заставив ее вздрогнуть. — Но он сразу бы догадался, стоило ему видеть эту фотографию! Господи, зачем я связался с этим умником? С другими и проблем не было!

Но впрочем, он быстро взял себя в руки.

— Я вас напугал, извините. Но вы меня очень разозлили, вы должны понять, — он заморозил ее одним взглядом. — Я убью вас всех. По очереди. Возьмите смену белья, чтобы вас похоронили в чистом, и поехали. Нам пора трогаться.

Их было 18!

Восемнадцать авторов в разное время заключивших контракты с Абросимовым.

Дальнейшие события как под копирку. Огромные тиражи, которых никто не видел, и вполне реальные деньги за реализацию.

По самым грубым прикидкам полковника Колесникова подобным образом Абросимов отмыл порядка 30 миллионов долларов.

— А где остальные 3 миллиарда? Банк Матросова где?

Абросимов был хитрый лис. Долго с одним автором не работал.

Обычно следовало расторжение контракта, и автор, которого никто и знать не знал, втихаря спивался, умирал, вешался. Короче, исчезал по факту рождения. Гиб. Но без криминала. Только естественные причины. Или уж если убивали, то и убийца был тут же. Готовенький. Короче, не подкопаешься.

Нет, Лазаря трогать еще рано.

Вот когда он доберется до Султанова, вот тогда его и надо брать. С поличным. Тогда он все выложит. И про банк Матросова выложит. Тут мы их всех и возьмем. Всю их шайку-лейку.

Колесникова охватил подъем, который сошел на нет, когда ему доложили, что наружка потеряла Абросимова.

— Что значит, потеряла? — закричал он. — Погон хотите лишиться? Вы мне всю операцию срываете! Найти и доложить!

У Венички реквизировали старую, еще с активных писательских времен "Волгу". Сам он, прознав, что крепко проштрафился против Лазаря, и что хозяин с минуты на минуту будет здесь, сбежал еще раньше.

Кое-как уместившись, они отъехали через улицу и остановились в соседнем дворе. Так что их не было видно, но подъезд Венички просматривался.

"Скорая" приехала спустя 10 минут. Могли и не успеть, подумал паша. Поймав красноречивый взгляд Сорокина, он понял, что друга посетили те же мысли.

В подъезд решительно вошли три "шкафа" в белом.

— Куда они могут ее повезти? — спросил Паша.

— Я думаю, в Пропащий лес, — озвучил Сорокин опять-таки его мысль.

— Вы говорите о моей маме! — со слезами в голосе воскликнула Оксана.

— Мы ее выручим!

— Кто это мы? Надо в милицию звонить?

— Нам пока нечего сказать. Вот узнаем точно, что она там, тогда позвоним.

— Вы все врете! Вы не звоните, потому что вас самих арестуют!

— Это тоже верно.

— Тогда я сама позвоню! Дайте мне телефон!

Телефон функционировал только у Сорокина, у остальных сели аккумуляторы, но он его не отдал.

— Хорошо, я попрошу у кого-нибудь! — решительно заявила Оксана, но из машины не вышла.

— Ну, и что же ты?

— Ага, я из машины выйду, а вы сразу уедете!

— Логично, — согласился Паша. — Кстати, это всех касается. Игрушки кончились. Дальше будет опасно. Кто хочет уйти, уходите сейчас.

Он оглянулся и столкнулся с тремя парами глаз.

Паша оглядел весь свой молчаливый табор, и слезы комком сжали горло.

— Ну, и что вы решили? — спросил он.

— Бросить нас хотел, — вякнул Айс. — А сам смыться.

И Паша был готов сам выкинуть из машины этого звереныша.

— Не слушайте этого долбохряща! — встряла Обанаева. — Он только о себе думает!

— Ну, хотя бы женщины могли остаться, — предпринял Паша последнюю попытку.

— Женщинам не страшно, — философски заметил Тафик. — Если абраги их найдут, то убивать не будут. Так, понасилуют немножко и отпустят.

Так как он пристроился ближе к Оксане, то лягнула его именно она. Но возмущение было на обоих женских лицах. Паша понял, что еще немного и все передерутся.

— Ладно, поехали, там разберемся, — сдался он.

"Может в Вывихино их удастся оставить", — решил он.

В это время санитары вернулись. Разочарованные или нет, видно не было из-за масок. "Скорая" стронулась с места, проехала мимо порта (и мимо Веничкиной "Волги") и резво набирая скорость, понеслась в сторону федеральной трассы М5.

— Ну, а я что говорил! — довольный воскликнул Сорокин.

— Трогай, чего стоишь! — поторопила Оксана.

Паша хотел возразить, что не извозчик, но не стал. У человека мать пропала. И он выехал со двора.

Едва это произошло, из-за угла показался прослезившийся Веничка. "Боже, как он писал!" — подумал он. — "Царствие ему небесное!"