Очень скоро Никитос догадался, что Прыг-скок их куда-то целенаправленно гонит. В голове мелькнуло слово, правда, больше приспособленное для скота – загон. Прошло какое-то время, и Никитос окончательно запутался в хитросплетении узких извилистых коридоров и бесчисленных переборок.

Единственное, что он понял, Прыг-скок загоняет их в носовую часть корабля.

Насколько он помнил, Визг тоже хозяйничал на баке, впрочем, палуба осталась наверху, но твердой гарантии безопасности это не давало.

Шансы на спасение таяли на глазах. Без лишней скромности Никитос считал себя сильным человеком. В кулачном бою он еще не встречал себе равных. До Прыг-скока.

Этот боров заставил его пересмотреть взгляд на мир. Лишь титанические усилия не позволили Никитосу погибнуть в первые же минуты схватки. Это стало уроком на всю жизнь, могущую оказаться совсем короткой, если бы он вздумал еще минут пять подраться с проклятым псом.

Матросов в отсеках встречалось меньше, но в узких проходах негде было укрыться, и пару раз его основательно зацепило. Марина на ходу намотала быстро набрякшие тряпки.

Самое хреновое, что они не могли остановиться для передышки. Стоило замедлить ход, как Прыг-скок начинал палить им в спину. Им оставалось только бежать. Куда?

В загон.

Совсем худо стало тогда, когда, укокошив жутковатого вида дауна, он не обнаружил у него боеприпасов. Прыг-скок приближался, грозя вот-вот показаться из-за поворота. И подозрительно было то, что спереди никто не маячил. Никитос понял, что организация загона входит в завершающий этап.

Оглядевшись, он обнаружил на потолке люк доступа к кабельной разводке. Никитос подпрыгнул и пудовым кулачищем вышиб его ярусом выше. Сквозь обрывки проводки высунулась морда корабельной крысы, отличавшейся от обычной длинным как у таксы корпусом.

Первой он подсадил Марину, несмотря на отчаянное сопротивление последней. После Какафона и Кичу. Кича передвигался тяжеловато для человека, которому больше не мешали яйца. К тому же если не везет, так до конца. Испуганная визгом женщины, крыса сначала убрала голову в гнездо из порванных проводов, но потом оклемалась, и когда Кича лез, вцепилась ему между ног зубами, привыкшими грызть металлические жилы проводов, видно ее прельстил идущий оттуда живописный запашок.

Кича пулей вылетел наверх и катался по полу, стряхивая с себя кусающееся чудо.

– Чего щеришься? – грубо спросил Какафон, хотя Марина и не думала радоваться чужому горю.

Пользуясь отсутствием Никитоса, он показал ей складной нож, пригрозив:

– Вздумаешь нажаловаться полковнику, получишь перо под ребра!

После чего прижал ее к стене и жадно обшарил, воровато посматривая по сторонам.

Марине было противно и страшно, ее спасло появление Никитоса. Едва он показался, как Какафон отскочил и сделал вид, что ничего не произошло.

Никитос резво подтянулся и вовремя, чтобы не быть срезанным очередью, выпущенной Прыг-скоком в упор. Тот еще некоторое время не мог успокоиться и поливал наугад.

Пластиковый пол бугрился и трескался, словно под ним извивалась змея. Некоторые пули прошили ярус насквозь, не задев никого лишь по счастливой случайности.

Оказывается, и на Черном корабле бывают такие. Ребрий обратил внимание на странное поведение Марины, женщина стояла вся пунцовая, но списал это на ситуацию в целом. У него и в мыслях не было, что он спасает не тех людей.

На этот раз они двинулись в носовую часть.

Марина двигалась как во сне. С самого начала она постеснялась рассказать, насколько паскудные это ребята, ей помешала ложная женская скромность, а теперь было поздно. Она корила себя за то, что подспудно подставила под удар Ребрия.

Она чувствовала исходящую от нежеланных спутников скрытую угрозу. Они выжидали момента, но она не знала, как и главное, что сказать Никитосу. Весь этот типично женский сумбур в мыслях заставлял ее действовать невпопад.

Вскоре они оказалась под световым колодцем, соединяющим несколько ярусов и выходящим наружу между носовой и кормовой надстройками в виде стеклянного купола с ажурной арматурой. И чуть не полегли все разом, угодив под длиннющую очередь.

Подростки кинулись под защиту лестницы, не забыв, походя оттолкнуть Марину, и она как клуша повалилась и неминуемо бы погибла, если бы полковник не рисканул в очередной раз шкурой и вынес ее из-под огня.

Стрелявший Прыг-скок издал торжествующий вопль, от которого кровь застыла в жилах, и, спрыгнув через три яруса, ухватился за перила. Они заскрипели и накренились, но выдержали. Прыг-скок мощно вскинул тело и стал вылезать – громада мышц в панцире из торчащей пучком щетины, когда Никитос ногами отдавил ему пальцы и взревевшего от боли отправил парой ярусов ниже. От злости он покрушил там мебель, потом внезапно исчез.

– Хреново, теперь он нас опережает, – вздохнул полковник, порядком уставший от этого несокрушимого парня.

– Внимание, говорит капитан корабля! – ожил громкоговоритель. – Я бы сказал, что вы, господа беглецы, совершаете ошибку. Это не так. Вы совершаете преступление!

Забыли, чьим компаньоном я являюсь? Вскоре мы пришвартуемся к парому компании "Делейни", и вами займется лично господин Кантерсельф. Участь ваша будет ужасна. Сдавайтесь, пока не поздно. Что касается вас, полковник Ребрий, с вами хочет поговорить один человек.

– Никита, это я Темнохуд! – раздался глуховатый голос.

– Здорово, корешок! – ответил полковник, как будто тот мог его услышать. – А я тебя предупреждал, что такая фигня может получиться. Ждали дембеля, а получили круиз, мать ети.

– Они меня убьют, Никита. Сдавайся, сделай, как они говорят.

– Ну, ты и гад! – полковник сплюнул. – Хочешь меня вместо себя подставить, как это ты делал всегда?

– Что за упаднические настроения, милый Иван Иваныч? – притворно участливо сказал Заремба. – Мы никого не убиваем. По существу вы уже не наши, вы все принадлежите Кантерсельфу. И я сейчас продемонстрирую кое-что, чтобы убедить вас в этом, падаль! Полковник, ваша знакомая некоторое время побыла у наших деловых партнеров из медицинского центра и понесла некоторые изменения.

– Что они говорят? – Марина резко побледнела. – Они сказали, что это пустяковое обследование.

Ребрий успокаивающе взял ее за руку, но на душе у него было неспокойно. Ничего хорошего от всей этой братии он не ждал, еще с Алги-17. Там тоже ходили в белых халатах, а потом в одночасье объявили карантин и всеобщую эвакуацию. Тогда полковник не досчитался половину спецмона. Хотя бы лучше всего целиком, мать его ети.

– Ничего серьезного, всего лишь крохотный микрочип, не доставляющий никакого беспокойства, – продолжал Заремба, Марина бледнела на глазах, хотя казалось, куда уже больше.

– Я до тебя доберусь, я тебе всю башку микрочипами набью! – пригрозил Никитос, на самом деле хотелось выть от бессилия.

– Сейчас я нажму кнопку, чип перекроет нервный жгутик. Тоже ерунда. Всякие двигательные способности, ножки там, ручки, – издевательски продолжил капитан.

Марина с криком кинулась бежать. Ее крик словно ножом резанул зачерствелое сердце полковника. А он уж думал, что ничем его не пронять. Он погнался за ней и догнал в одной из кают, забившейся под койку. Он уложил ее на постель. Она сначала вырывалась, потом затихла. Ребрий подумал, что может еще обойдется, когда женщина начала двигаться.

Двигаться, соблюдая некую систему. Пальцы на ногах и руках сгибались по два – по три в строгой последовательности с немыслимой быстротой и точностью. Потом дошла очередь до суставов. Причем чтобы согнуть сустав сокращалась не вся мышца, а только часть в месте сустава.

– Что со мной? – испуганно простонала она, и в ту же секунду речь отказала ей.

Она могла только смотреть испуганными округлившимися глазами. Никитос не мог этого больше видеть и отвернулся, погрузив горящее лицо в избитые кулаки с содранной кожей.

– Но это еще не все сюрпризы на сегодня! – закончил Заремба. – Главную неожиданность я приберег для финала. Это действительно финал. Внимание, господа!

На охоту выходит наш доблестный спецмон во главе с лейтенантом, о, простите, полковником Счастливчиком. Кто не спрятался, я не виноват.

– Вот, сподобился, самого Иван Иваныча услышать! – сплюнул Сафа. – Слышь, а полковника еще не поймали. А я уж думал, кранты нашему герою, как стрелять перестали.

Трап привел их в крохотный отсек с задраенной намертво переборкой. Они с Максом поспешно заперлись в ближайшей к трапу каюте и боялись носа высунуть, а матросы наоборот – сунуть. Впрочем, долго везение продолжаться не могло.

– Я читал разные статьи о компании "Делейни", – сказал анналист. – Слухи о ней темные ходят. Они людей скупают. В Африке целые деревни купили больных СПИДом.

– На фига им больные? Кому нужны зараженные органы?

– Им нужен был СПИД.

– В Африке товар кончился, теперь значит, к нам приперлись, – понял Сафа. – Всю Алгу скупили наподобие африканской деревни. А какой город был! Машины в шесть полос ехали. Порт самые современные пароходы принимал. А как пришел Темнохуд, начались метания. В порту начальники менялись как бешеные. И у каждого свой план.

То они с Францией контракт подписывают, то с Гваделупой. Смешно сказать, бумажки на утверждение в Москву возили. А теперь значит, докатились до компании "Делейни".

Мы им живой товар, а они нам африканский СПИД. Взаимовыгодный обмен, господа.

– Ключница идет! – тихо сказал Макс, и Сафа подскочив, зажал ему рот.

В тишине раздался скрежет проворачиваемого стопора, и задраенная переборка открылась. Кто-то пошел по отсеку, действительно позвякивая чем-то металлическим.

Он приблизился к двери, в этом месте Сафа сжал рот Максу особенно сильно, потом шаги удалились.

Сафа отпустил руку, тело мягко упало, и, приотворив дверь, выглянул. Глаза его едва не вылезли из орбит, и он сам чуть не заорал. По коридору шел Визг!

Мощный торс словно шкура покрывает крупноячеистая позвякивающая при ходьбе кольчуга. Штаны сотканы из ячеек поменьше. Все это блестит и переливается даже в свете тусклого фонаря. Голову закрывает безобразный квадратный шлем из грубо сваренных стальных листов.

Открыты только ладони и ступни. В правой руке, в которой угадываются лишь два изуродованных скрюченных пальца, Визг держал ржавую электропилу с устрашающе заостренными зубьями.

Сафа стал осторожно по миллиметру прикрывать дверь. Он был уверен, что не издал ни звука, никогда в жизни он еще не был столь аккуратен. Но Визг остановился как вкопанный.

Сафа застыл, и в следующую секунду Визг обернулся. В глубокой щели огромного шлема горел злобой единственный глаз.

– Ма-акс! – заорал Сафа. – Полундра!

Он выскочил в отсек, следом пробкой вылетел и заметался Макс.

Визг развернулся всем корпусом, как не смог бы развернуться ни один нормальный человек, и неуклюжими, но очень быстрыми скачками двинулся за ними. Впрочем, это было не совсем точно. Потому что Сафа бежал ему навстречу!

Темнохуд, находящийся в отдельной каюте, поднял голову и прислушался к коллективному топоту. Его это так заинтриговало, что он отложил в сторону лекарства, на которых проверял срок годности и выглянул в коридор. По нему в колонне по двое топтался на месте спецмон.

– Смирно на капитана порта! – крикнул Счастливчик.

Вооруженные умхальтерами бойцы в потных майках и галифе шагали на месте.

Темнохуд опасливо попятился, а бойцы затянули речевку в такт шагам.

– Кто шагает дружно в ряд?

Спецмоновский наш отряд!

Нахлобучим до поту

Алгу в попу!

– Иван Иванычу ура! Вперед! – зычно крикнул Счастливчик, стараясь проорать чуть ли не ему в ухо, Темнохуд сделал вид, что не заметил оскорбления.

Когда спецмон со своей издевательской речевкой миновал Темнохуда, челюсть его отвисла: последний спецмоновец тащил на веревку совершенно голую женщину.

Счастливчик с треском захлопнул дверь, съездив капитану в лоб.

Спецмон был разделен Счастливчиком на три неравные части. Основные первые и вторые группы были направлены в машинное отделение и на капитанский мостик соответственно и двинулись навстречу друг другу. Таким образом, они должны были прищучить Ребрия и оставшихся беглецов в любом случае.

Сам Счастливчик со своими дружками Шкотом, Мормышкой и Жиртрестом заперлись в люксе на верхней палубе и стали нажираться спиртным до скотского состояния.

Столиким им служила скрючившаяся голая женщина. Ее никто не хотел пользовать по прямому назначению, следует признать, что они только этим и занимались, пока Заремба не пустил их в дело. Теперь несчастная могла служить разве что в качестве мебели.

В трюме было жарко как в аду. Масло с конденсированной влагой поблескивало на трапах, на металлических решетках, устилавших проходы между паровыми котлами. С шумом работали трюмные помпы и нефтяные турбонасосы. В проходе между первым и вторым паровыми котлами, поджав руки и ноги, лежал обгоревший труп.

Командир группы сержант Хлыстов тотчас доложился по команде.

– Продолжайте движение, – проскрипел в ответ Заремба. – Ничего не трогайте.

Сдохнете.

Чем сразу заронил сомнение в маленькую голову Хлыстова на большом торсе. Почему нельзя?

Они нашли еще пару сожженных трупов, так и не увидев ни одного живого человека.

Настороженно вертя по сторонам дулами умхальтеров, спецмоновцы прошли между тяжело гудящими нефтенасосами и внезапно оказались перед постом управления кораблем, в центре которого на вертикальной тумбе располагался манипулятор с рулевым указателем.

Рукоятка в автоматическом режиме двинулась вправо, выдавая силовой импульс на перекладку руля при помощи тяги. Корабль чуть заметно содрогнулся. Рулевой указатель провернулся на пять градусов и замер. Судно корректировало курс.

Все это не понравилось Хлыстову, особенно жуткие уже подсохшие пятна на полу и стенах, и он крикнул Сыромятникову, чтобы тот шел первым.

Боец перевесил оружие за спину и опасливо подошел к посту. Помня о предупреждении капитана, Хлыстов велел ему дотронуться до приборов. Когда тот выполнил команду, и ничего с ним не случилось, остальные осмелели и тоже подошли.

На мгновение возникла сутолока, в следующую секунду судно резко рыскнуло вправо.

Все повалились с ног, исключая Сыромятникова, который успел схватиться за рычаг.

Видно он что-то там сдвинул, потому что крен стал еще больше. Спецмоновцы с трудом цеплялись за кронштейны, с помощью которых нефтенасосы крепились к шельтердечной палубе.

– Перестань крутить румпель, идиот! – закричал сержант подчиненному.

– Я ничего не кручу! Он сам! Я только держусь! – в панике отвечал тот.

Крен достиг критической величины, Сыромятников уже висел на тумбе, вытянувшись параллельно палубе. С громким скрежетом на котле нефтяного отопления приоткрылась заслонка. Скосив глаза, боец увидел на дне пропасти под собой окно в тясечеградусное пламя, которое казалось белым как сварка. Он еще сильнее сжал рукоятку, но она вдруг провернулась и словно намыленная выскользнула из кисти.

Раскинув руки, Сыромятников пролетел мимо параллельно расположенных насосов и исчез в печи. Он еще кричал, когда в глотку ему хлынуло пламя.

Рукоять встала на место, и судно выпрямилось. Спецмоновцы отцепились от кронштейнов и поднялись, опасаясь подходить к пункту управления ближе, чем на десять шагов. Они были уверены, что это именно ПУ убил их товарища.

Вновь заскрипевшая заслонка заставила их кинуться врассыпную. На самом деле она встала на место, отрезав ровный гул горящей нефти, но тишина не наступила.

Изнутри раздались глухие удары, возможно, рвались пузыри кислорода, попавшие в смесь, но все, находившиеся в котельной, подумали об одном. Оживший мертвец вырывался обратно! Сейчас не выдержит заслонка, и из огненной преисподней вывалится и кинется за ними дымящийся скелет!

Потерявшие самообладание спецмоновцы кинулись наутек.

Командовавшему верхней группой сержанту Чураеву повезло больше, почти сразу он поймал Сафу и Макса. Сначала они наткнулись на дебилов матросов, бестолково толкающихся у лестницы. Они хватали его людей за руки и что-то хотели сказать, но чурки так коверкали слова, что понять их не было никакой возможности, да и желания.

И в это время снизу по трапу и вылетела сладкая парочка. Бегущий первым Сафа кусался и вырывался, и его пришлось успокоить ударом в челюсть. Зато второй сам кинулся чуть ли ему не на грудь с криком:

– Дяденька, бегите отсюда, вас всех убьют!

Чураев хотел и ему дать раза, но тут из подвала стало подниматься чучело в кольчуге и огромном шлеме. В спецмоне слабаков не держали, огромный Деркаченко заступил закованному дорогу со словами:

– Ты кто, пугало?

Это оказались его последние слова, когда Визг рывком завел пилу и отвалил ему один бок на сторону с легкостью, с какой иной специальной лопаточкой отваливает на блюдце кусок масляного торта. Чураев, как и многие в специальном отряде милиции имел несколько отсидок, и один раз они взяли с собой телка-заключенного, которого должны были съесть во время побега. Они и съели его. Резали тоже без наркоза, но даже тогда он не слышал, чтобы человек так по-скотски орал.

Деркаченко, крепкий малый, сразу не сдался, некоторое время прыгая и роняя все то, что должно было храниться внутри него, пока окончательно не помер. Бойцы так опешили, что под шумок Визг зарезал еще двоих. Головину вырезал плечо вместе с лопаткой, а Краушу воткнул пилу в живот и намотал на цепь все его содержимое.

Только после этого бойцы опомнились и стали стрелять. Но Визга было не так то просто убить. Пули рикошетили от кольчуги во все стороны, даже кого-то убило из своих. К тому же он удачно закрывался ревущей пилой, крутящейся с такой скоростью, что временами казалось, что он держит в руке нимб, вместо того чтобы носить его на голове.

Долго пострелять им не дали. Визгу надоело играть с ними в бирюльки, и он стал наотмашь сносить головы. Чураев оказался среди фонтанирующих безголовых тел, которые не сразу падали и продолжали некоторое время стоять. Он уже не хотел никого убить, только уцелеть.

Визг перехватил его как пацана одной рукой и прижал к стене, не давая шелохнуться. Потом приставил пилу к черепушке и медленно повел вниз. Чураев был уверен, что умер от дикой вибрации, а не оттого, что ему рассекли голову до подбородка.

Макс опомнился только после того, как наступила тишина. Визг достал из кармана брусок и стал методично натачивать зубья. Сафа, двинутый по башке, все еще пребывал в сладостном забытьи. Что-то Макс был ему должен. Он нахмурил лоб и вспомнил.

Жизнь он ему должен! Ведь именно Сафа заставил его побежать навстречу Визгу и прямо перед его носом вырулить к трапу. Там они должны были вывести его на матросов, но им повезло, и они вывели его прямиком на спецмон. Теперь спасать была очередь Макса.

Это было трудно. Он еще никогда никого не спасал. Он вечно сам попадал в истории, его били, обижали, отбирали деньги и вещи, сгоняли с лучшей парты, целовали его девушку у него на глазах, было и такое. Теперь от него требовалось нечто иное.

Противоположное. Теперь помощь нужна не ему, а от него.

Макс потянул Сафу, но тот хоть тощий, оказался тяжел словно колода. Макс еще недоумевал, как ему удается так ловко драться, теперь он понял причину, вес у него недетский и бьет, наверное, как осел копытом, когда этого никто не ожидает.

Так и не сдвинув дружка с места, Макс попытался его растолкать. Сафа ожил, зашевелился, и на все это Макс смотрел с ужасом. Он видел, как Сафа разлепляет губы, как начинает говорить, и не успел зажать ему рот.

– Что, все уже? – спросил с зевком Сафа.

Существовала надежда, что занятый важным делом Визг не услышит, но она умерла, когда монстр резко всем телом развернулся на голос, потом с ревом запустил свою адскую машинку и полоснул по разлетевшимся вдребезги перилам. Подростки вскочили как ужаленные и кинулись через переборку. Сафу шатало, он угодил в косяк и неминуемо бы свалился, если бы его не поддержал отставший хромой. Невероятным усилием тот не только устоял, но и втолкал его в правильном направлении, в соседний отсек.

Они бежали, не чуя ног, и лязг кольчуги преследовал их повсюду, от Визга некуда было скрыться. Гонки продолжались до тех пор, пока подростки окончательно не выдохлись. Оказавшись перед трапом, Сафа скользнул по нему вниз, но не побежал прочь в открывшийся перед ним отсек, а полез в узкий стенной пенал с надписью ПЩ.

Макс, сверзившийся вслед за ним по трапу, замешкался, решил, было, что у дружка после ударов что-то не в порядке с головой, но тот высунулся и втащил его за шкирку.

Наверху реванула и замолкла пила. Визг прикидывал, куда они могли подеваться.

Что если он найдет их в этом пенале? Ведь отсюда даже бежать некуда.

Визга совсем не было слышно. Он словно растворился. В шкафу были щели для вентиляции, они приникли к ним, истерично шаря глазами по сторонам.

В нос ударил запах животного пота, потом дверцы распахнулись, но выход по всей ширине занимала мощная грудина монструоза.

– Я пришел, детки! – пророкотал Визг.