Скоростной лифт опустил нас в подземный гараж финансового центра, где уже наготове стоял «линкольн». Глянцевитый, вылизанный, отполированный до черного зеркального блеска, своими изящными формами он затмевал правительственный российский «ЗИЛ» — по сравнению с американским лимузином тот выглядел грубой бронированной колымагой. Вместе с Рабиноу я сел на заднее сиденье, а Скотто — на выдвигающееся, лицом к нам. По спиральному пандусу машина выехала на бульвар Бискейн, затем повернула на Флаглер и помчалась через реку Майами.

Мы проезжали по городу, где стояла неимоверная жарища, наслаждаясь прохладой аэрокондиционера. Я заметил, что на фасадах баров и магазинов стали все чаще появляться вывески и надписи на испанском языке. Вскоре мы въехали в городской квартал, где на улицах царило грубоватое веселое оживление, напомнившее мне улицы Гаваны двадцать лет назад. Повсюду виднелись разноцветные неоновые, пластмассовые, просто намалеванные краской зазывные и рекламные надписи вроде таких: «КАФЕ КУБАНО», «РЕСТОРАН ЛОС ПИНАРЕНОС», «МАКСИМО ГОМЕС ПАРК», «ЛАС КАСА ДЕ ЛОС ТРУКОС», «БАНК ЭЛЬ КРЕДИТО», «ВАРАДЕРО МАРКЕТ».

Беспечно и неторопливо расхаживали старики в красочно расшитых рубахах, которые Рабиноу назвал «гуаяберас». Черноволосые женщины ожесточенно торговались с разносчиками и лоточниками, шумно рекламирующими свои незатейливые товары и всякую снедь, которую они разложили на ручных тележках или на шатких раскладных столиках. Без всяких указаний от Рабиноу шофер замедлил ход и остановил машину перед цветочным магазином. Яркие живые цветы пламенем полыхали в витрине и были везде, даже на пешеходной дорожке.

— Оставайтесь в машине, — сказал Рабиноу, когда шофер открыл перед ним дверь. Он сразу направился к владельцу магазина, судя по всему — кубинцу, который горячо приветствовал его.

— Что он, черт бы его побрал, задумал? — спросил я, когда дверь за ним захлопнулась.

— Отколотить меня, вот что, — насмешливо ответила Скотто. — Я все же считаю, что он врет по-наглому и не краснеет.

Я насторожился:

— Почему вы так считаете?

— Заметили телескоп у него в офисе?

Я кивнул, но не понял, к чему она клонит.

— То, что направил он его прямо на пирс, разумеется, не заметили? Более чем уверена: он рассматривал контейнер № 95824.

— Но как непреложный факт все же утверждать не можете?

— Не могу. Но все же не верю, что он, дерьмо поганое, и на Варадеро собирается смотреть в телескоп. Я имею в виду…

Тут она прикусила язык, так как на окно машины пала тень Рабиноу, и шофер открыл перед ним дверь.

Мы со Скотто лишь недоуменно переглянулись, когда Рабиноу снова уселся рядом со мной, держа в руках букет лилий. Поскольку он помалкивал, недоумение наше усиливалось. После нескольких поворотов лимузин подъехал к вымощенной дорожке перед сторожевой будкой у ворот. Пожилой смотритель безучастно посмотрел на нас и только кивнул. На потемневшей от времени бронзовой доске виднелась надпись: «Кладбище Гора Нево».

— Катков, вы знаете Ветхий Завет? — спросил Рабиноу, когда лимузин въехал в распахнутые ворота.

— К сожалению, когда я был мальчиком, к изучению Закона Божьего власти моей страны относились очень неодобрительно.

— Ясно. Ну так я объясню. Гора Нево находится на земле Ханаанской, там умер Моисей.

— Смутно припоминаю, что где-то читал об этом. Но скажите, для чего здесь, в центре «Маленькой Гаваны», устроено еврейское кладбище?

— Еще в 50-х годах здесь образовалась еврейская община, ее назвали Шенандоа. Ну а когда здесь появились кубинские эмигранты и поневоле стали общаться с евреями, к их взаимному удивлению оказалось, что между ними немало общего.

— Вы имеете в виду, что и тех и других изгнали из родных мест?

— Совершенно верно. Здесь до сих пор существует небольшая еврейская община, а кубинские беженцы испытывают к Израилю самые теплые чувства. Кладбище же является неким символом того, куда можно попасть, если прожить в этих местах до самой смерти.

Машина остановилась. Рабиноу нагнулся и вынул из ящичка между откидными сиденьями две ермолки, одну надел сам, другую дал мне и вышел из машины. Я успел забыть, как их носят, и мне не сразу удалось приладить ермолку на свои непокорные кудри. Кое-как натянув ее, я вместе со Скотто заторопился за ним. По обеим сторонам узенькой дорожки высились надгробные плиты с выбитыми типично еврейскими фамилиями: РОЗЕР, ЛЕВИН, ГОЛДБЕРГ, АБРАМОВИЧ. Дорожка привела нас к деревьям, стоящим вокруг невысокого гранитного памятника, по бокам которого возвышались восьмиугольные колонны, похожие на минареты. На памятнике простыми, без всяких завитушек, буквами была высечена фамилия: ЛАНСКИ.

Рабиноу положил на него цветы, постоял минутку в глубоком раздумье, затем повернулся к нам.

— Здесь бедному Мейеру должно быть хорошо. Он любил Кубу, любил ее народ. Он любил также ее историю и был очень проницателен в политике. Еще тогда предсказал все то, что произошло на Кубе. И с этими своими соображениями пошел в ФБР и выложил им все, потому что он также любил и свою страну.

— Очень все трогательно, мистер Рабиноу, — заметила Скотто, хотя было видно, что ее эта история ничуть не тронула.

— Не нравится мне ваш тон, агент Скотто. В назидание вам скажу, что сын Мейера, Поль, учился в Вест-Пойнте.

— А там же обучался и начальник штаба панамского главнокомандующего Норьеги. Мне и в голову не приходит проявить неуважение к покойному, но похоронили его здесь не из-за любви к Кубе, а по определенным мотивам, и вам это хорошо известно. Ланский вложил в Кубу огромные капиталы.

— Еще бы мне этого не знать. Все, до последнего цента, Мейер вложил в «Ривьеру». Это был самый шикарный отель и самое доходное казино в Гаване.

— Вот и я об этом говорю. Он потерял очень и очень много.

— Да не только он, но и Соединенные Штаты вообще, — огрызнулся Рабиноу. — Правительство не вняло его предупреждениям и решило не вмешиваться, безучастно глядя на то, что там творится. А кончилось это тем, что советские ракеты положили конец булавочным уколам из Майами, а мы вплотную подошли к ядерной войне.

Скотто сердито нахмурилась:

— Мистер Рабиноу, мы пришли сюда не для того, чтобы изучать уроки истории. Какое все это имеет отношение к тому факту, что Кастро привлек вас к финансированию проекта?

— А она ведь терпением не отличается, как считаете, Катков? — спросил он с обезоруживающей улыбкой.

Я не мог не вернуть ему такой же улыбки, но сделал это молча.

У Скотто же на лице не дрогнул ни один мускул.

— Все началось еще в конце 40-х годов, — начал Рабиноу. — После многолетнего сотрудничества Мейер и его итальянские партнеры переругались из-за шорного бизнеса в Лас-Вегасе. Итальянец Костелло посчитал, что дело там не выгорит, и отказался инвестировать капиталы. Мейер же не согласился и присоединился к Сейгелю, который в то время энергично проталкивал лас-вегасский проект. Что тут можно сказать? Только то, что Мейер оказался гением. Посмотрите на тот город сегодня.

— Как же, — презрительно фыркнула Скотто. — Настоящая витрина американской честности и неподкупности и семейных понятий о добре и зле.

— И государственных доходов от налогов, — добавил Рабиноу, не упустив случая уколоть ее, и подмигнул мне. — Подумайте только, агент министерства финансов США пренебрегает налогами! Так или иначе, каждый человек в первую очередь заботится о себе. Вот и Мейер, когда прознал, что итальянцы вступили в сговор с ЦРУ, чтобы устранить Кастро, решил прежде всего позаботиться о Мейере же.

— Помнится, они вроде пытались убить Кастро с помощью миниатюрной атомной бомбы, — сказал я.

— Можете мне не рассказывать, — с негодованием вступила в разговор Скотто. — Это была целая комедия ошибок. Любовница Кастро тайком пронесла в спальню таблетки с цианом, потом затеяли какую-то штуку с кремом для чистки обуви, чтобы у него борода облысела, придумали подсунуть отравленные сигары. Но ничего не срабатывало, каждый раз он умудрялся избежать гибели.

— Поразительно, — вымолвил Рабиноу с хитрой улыбкой на лице. — Поразительно. Щелкнув пальцами, они в момент свалили главаря гангстеров своих соперников, которого охраняла целая армия умненьких ребят, а до Кастро не сумели добраться. Почему же он так удачно избегал все опасности?

Скотто перевела взгляд с Рабиноу на надгробный камень и обратно, обдумывая детали и составляя в уме единую картину. Получалось одно:

— Видимо, Лански предупреждал Кастро о готовящихся покушениях?

Рабиноу чуть-чуть улыбнулся и кивнул.

— Не сочтите меня за хвастуна, но идею подал ему я.

— Уж не за нее ли вас исключили из гильдии адвокатов и дисквалифицировали?

— Давайте об этом не будем, — отрезал Рабиноу, которого перекосило от одного только напоминания об этом эпизоде. — Сначала Мейер воспротивился моей идее и не принимал ее, но когда понял, что с Кастро придется считаться, то начал действовать, чтобы спасти «Ривьеру».

— Вот как? Он мог бы стать гением, — нараспев произнесла Скотто, — но на этот раз не прислушался к своей интуиции.

Рабиноу лишь махнул рукой:

— Гостиницу «Ривьера» действительно вновь открыли, но вскоре Кастро снюхался с Кремлем и ее национализировали, как и собственность «Кодака», «Вестингауза», «Вулворта», — добавил я. — Но, черт побери, «Ривьера» теперь опять в строю. В течение ряда лет все русские шишки останавливались непременно в ней: политики, генералы, инженеры. Казино они превратили в место собраний и совещаний. Однако парадокс в том, что теперь играть в карты и рулетку можно в Москве, но не в Гаване.

— За нее тогда никакой компенсации не выплатили? — спросила Скотто, стремясь завести его.

— Компенсацию действительно не выплатили… тогда, — подтвердил Рабиноу, в глазах его так и плясали озорные огоньки. Медленно подойдя к ближайшему дереву, он сорвал с нижнего сучка веточку с пышными цветками и протянул ее Скотто. — Но зато ее выплатили сейчас.

У Скотто глаза засверкали, совсем как у Рабиноу. Наконец последний фрагмент занял место в загадочной мозаике.

— Это ответ на мой вопрос, не так ли? — умиротворенно заключила она.

Рабиноу кивнул и продолжал рассказывать:

— Тридцать лет назад Кастро разрушил туристский бизнес, а доходы от него стала замещать помощь Советов. Теперь это ушло в прошлое. Экономика свалилась под откос, и он предпринимает отчаянные усилия, чтобы вновь поставить ее на рельсы. Единственный путь — возродить на Кубе туризм и сделать из нее туристскую Мекку. Ключом к возрождению может стать легализация шорного бизнеса. Я же тот человек, которого он подрядил осуществить эту затею.

— Так сказать, благодарность по-кастровски.

— Один из видов благодарности, если быть точным. Он улаживал долг не просто его погашением. Мне доподлинно известно, что о моей честности и надежности он запрашивал руководителей из компании «Рэдиссон и Хатт». Конечно, они и сами могли бы взяться за это дело и выполнить его в лучшем виде, но все же похуже Рабиноу. Варадеро уже приносит прибыль. Гостиницы работают с 86-процентной загрузкой. Этот район становится местом отдыха и развлечений для многих канадцев, итальянцев и русских.

Скотто недоверчиво покачала головой:

— Мне все же не верится, что государственный департамент согласился иметь с вами дела.

— А почему бы и нет? Они же не погнушались действовать рука об руку с итальянскими мафиози, чтобы только дать Кастро под зад коленом. Почему бы не разрешить какому-то еврейскому антрепренеру вытаскивать Кубу из горящего дома?

— Не какому-то антрепренеру, а пользующемуся доверием Кастро.

— Очень хорошее уточнение, Катков. Если учесть все то, что в последнее время натворили некоторые наши финансовые умники, то по сравнению с ними в своих делах с правительством США я выгляжу, как мистер Клин. По-русски это господин Незапятнанный.

— Пожалуйста, не трубите о своих добродетелях слишком громко, мистер Рабиноу, — предостерегла его Скотто. — Вы пока еще не отмылись от тех двух миллиардов наркодолларов, которые переправляются для компании «Туристика интернасиональ».

Рабиноу кивнул и, положив руку на надгробный камень на могиле Лански, задумчиво произнес:

— Вы что, дарите мне привилегию на то, чтобы высказать сомнение по этому поводу?

— Уточните.

— Пусть тот контейнер плывет на Кубу. Я имею в виду следующее: если кто-то использует меня втемную, я хотел бы выяснить, кто этот скверный человек, даже вам не уступающий в своих пакостях.

— Ну что ж, здесь есть над чем подумать, пробормотала в раздумье Скотто, искоса наблюдая за ним. — Если кто-то использует вас, мистер Рабиноу, действуя за вашей спиной, мы отыщем его. А если никто вас не использует, то выясним и этот факт.