В номере Скотто в гостинице на телефоне мигала лампочка вызова — звонил Банзер. Он и Краусс уже поселились на нашем этаже. Мы тотчас поспешили к ним. Номер у Банзера оказался обычным, практически ничем не отличаясь от наших номеров. Впрочем, и сам он особо не выделялся. Надел рубашку навыпуск, с короткими рукавами, расписанную узорами на морскую тематику, брюки с эластичным поясом, легкие сандалеты и, хотя по своей комплекции директор СБФиНП был весьма представителен, сейчас ничем не напоминал высокопоставленного чиновника. Не то что Краусс. Этот соответствовал своему положению чиновника средней руки — джинсовый костюм «Левайс», удобная тенниска со свободным воротником, спортивные кроссовки.

Скотто, едва взглянув на своего начальника, тут же прикусила губу, чтобы не рассмеяться.

— Эй, вашим домашним следовало бы запретить вам надевать эту хламиду, — шумно затараторила она. — А если вдруг на Майами-Бич разразятся суровые зимние холода со снегом и льдом?

— Да ладно вам, — смутился Банзер. — Я все искал предлога надеть этот наряд с самого Рождества.

— Семьдесят третьего года, — сострил Краусс. Скотто как прорвало. Я тоже больше не мог сдерживаться. Комната затряслась от нашего хохота.

— И что же у нас? — спросила она наконец, отсмеявшись.

— Рассчитываю, вы поправите меня, если я ошибусь, Гэбби. — Банзер добродушно улыбнулся. — Но вообще-то я из породы тех, кто первым задает вопросы.

Он откинулся на спинку стула и внимательно выслушал все, что Скотто рассказала о встрече с Рабиноу.

— Если этот человек замаран, — заключил он, — то играет он так, будто наделен этим даром от природы.

— Да и ставка тут немалая, — быстренько добавила Скотто и обратилась к Крауссу:

— Есть ли новости о «Коппелии»? Они ведь могут стать для Рабиноу вроде удавки.

— Ничего нового нет, — доложил шеф оперативного центра. — Нет никаких связей ни с одной из его компаний. По сути дела, как вы, может, и думаете. — Он не докончил и жестом предложил Скотто досказать за него.

–.. «Коппелия пейпер продактс» в природе не существует, — выпалила она, — а числится лишь на бумаге.

— А как же ее банковский счет, на который перечисляются все переводы? — недовольно проворчал Банзер.

— Откуда перечисляются-то?

— Мы пока продолжаем выяснять.

— И неудивительно, что продолжаете. — Скотто произнесла это по слогам и уселась напротив Банзера.

Я же занял место неподалеку от шкафчика со всякими спиртными напитками. Краусс прошел мимо него как-то незаинтересованно и открыл дверцу небольшого холодильника.

— Может, кому-то хочется прохладительных напитков?

— Давай, что поближе, — поддержал его Банзер.

— И мне того же, — прощебетала Скотто.

— Катков, а вам что?

— Кока-колу, пожалуйста.

С ловкостью циркового фокусника Краусс принялся расставлять банки с напитками.

— Что же вы все-таки предпочитаете? — спросил он, выстроив их в два ряда на столе.

— Одну из ряда А, а другую тоже из ряда А, — бойко ответила Скотто. — Мы либо застукаем Рабиноу с поличным, либо… — Она подцепила пальцем кольцо на крышке банки с пивом и с громким хлопком оторвала заглушку. — …поймаем его, но непременно с поличным.

— Вы так уверены? — не удержался я, сбитый с толку ее напором. — Насколько я понял, он считается невиновным, пока деньги не окажутся у него в руках.

— Да, это так, — подтвердил Краусс. — И в то же время нет никаких признаков, что он намерен прикоснуться к ним здесь, в Америке.

Скотто сердито нахмурилась.

— Он может к ним лично вообще нигде не притронуться. Но если хоть немного усложнить ему жизнь, то, как знать, может, он и согласится сотрудничать с нами.

— Знаю, что вы не преминете поправить меня, агент Скотто, если я что-нибудь не так скажу, — решился я, увидев, что Банзер вопросительно смотрит на меня, — но какой-то час назад Рабиноу вроде бы сам напрашивался на сотрудничество.

— Вы имеете в виду ту чепуху, которую он молол, предлагая беспрепятственно пропустить контейнер на Кубу? — насмешливо спросила Скотто.

— Наверное.

— Это не тот случай.

— Почему же? Мы же следили за контейнером на всем его пути сюда. Можно ведь передать эстафету на следующем отрезке кому-то еще?

— Передать-то, конечно, можно. Но сотрудничества здесь никакого не просматривается, вместо него будет тайный сговор — в самом откровенном уголовном смысле.

— Вы играете со мной в словесные игры, Скотто. Скажите прямо, вы хотите выяснить, в чьи руки приплывут деньги?

— Да ну тебя в задницу. Разумеется, хочу.

— Вот и хорошо. В таком случае сама пойдешь в задницу, если они поплывут в Россию.

Банзер и Краусс переглянулись.

— А ведь вы правы. Так куда же они все-таки поплывут? — не выдержал Краусс.

— А куда легче плыть. Боюсь, ваша коллега либо не хочет, либо не может этого предусмотреть.

— А ты можешь? — взорвалась Скотто, грозно надвигаясь на меня.

— Еще как, и с радостью прослежу, куда именно они направляются. Когда я только влез в эту заварушку, то думал, что она как-то связана с вывозом денег из России.

— С утечкой капиталов, — уточнил Банзер.

— Да, с ней. Но я ошибался. Все обстоит как раз наоборот. Дело не в оттоке, а в притоке денег. Россия очень нуждается в твердой валюте. У крупных компаний и главарей уголовных группировок она есть. Но, спасибо вашим сотрудникам, традиционные пути отмывания грязных денег — телеграфные переводы, всякие там чеки на предъявителя, анонимные банковские счета и тому подобное — становятся все более и более ненадежными. Следовательно, требуются новые…

— Какой же вы умница, Катков, что указали это нам, несмышленышам, — не выдержала Скотто.

— Помолчи, Гэбби, — резко одернул ее Банзер, — дай ему докончить мысль.

— По моему разумению, им нужен новый механизм отмывания денег, и Рабиноу, видимо, держит в руках ключ от него. Он научен горьким опытом и полон радужных надежд на будущее, к тому же на старости лет воспылал лояльностью к матери-родине. Что он решил сделать? Использовав заключенную и одобренную американским правительством сделку с Кубой, он учредил консорциум по строительству нефтегазопровода. И для этого вся грязная наличка, хранящаяся и гниющая в подвалах США, теперь может быть спокойненько перемещена в Россию и прибыльно вложена там во всякие начинания.

— И задумано все довольно по-умному, — высказал свое мнение Краусс. — Всего один контейнер, адресованный прямо в Россию, скорее привлечет повышенное внимание таможенников, чем тысячи контейнеров, отправляемых на Кубу по специальному правительственному разрешению.

Банзер заметно заинтересовался — глаза у него вспыхнули и расширились.

— Все его сделки в России ведутся на законных основаниях, только деньги он вкладывает в них, добытые незаконными путями. Хорошенькое дельце, — заметил он.

— Более чем хорошенькое. Рабиноу, по сути, сам сказал мне, что он вкладывает туда деньги, но не уточнил чьи.

— Ну ладно, ладно. Допустим, Катков прав, допустим… — Скотто особо подчеркнула последнее слово, будто объясняла какую-то теорему. — В таком случае в российской программе приватизации станут верховодить воровские шайки, разве не так?

— Продолжайте дальше, Скотто, — попросил Банзер.

— И продолжу. Возьмем систему ваучеров. Если их станут покупать у отдельных граждан на воровские деньги, то тем самым их будут отмывать многочисленными маленькими порциями, а не сразу огромными суммами.

— Процедура схожа с покупками чеков на предъявителя, — заметил Краусс.

— Очень даже. Точь-в-точь.

— Нет, не так, — мягко возразил я. — Вы слишком усложняете проблему. В России отмывать деньги нет необходимости. С наличкой там вопросов не возникает. Нужно просто выложить несколько кейсов с баксами на стол, и сделка совершена.

— Похоже на прямые капиталовложения, — сказал Краусс.

— Разве похоже?

— Ну вот что. Если Катков прав, — принялся размышлять вслух Банзер, потягивая пивко, — если эти деньги направляются в Россию на оплату сделок ИТЗ, в таком случае там, внутри страны, должен существовать кто-то из особо доверенных.

— Наверное, Аркадий Баркин.

— Не важно, кто он, — подчеркнул Банзер. — Он может быть даже мелкой сошкой, но та собственность, которую покупает ИТЗ, принадлежит ведь российскому правительству, верно я говорю?

— Да.

— В таком случае непременно должен быть перевалочный пункт для денег, а это значит, что в правительственных кругах должен сидеть свой человек.

— Прежде я думал, что это, по всей видимости, Воронцов, — осмелился я высказать догадку, поскольку не представлял, кто же еще мог быть на таком месте. — Но теперь убежден, что он ни при чем.

— Я тоже уверена, — присоединилась ко мне Скотто. Осушив до дна свою банку пива, она ловким броском подкинула ее вверх. — Его убили, потому что он намеревался разоблачить организованную преступную группу, которая скупала российские коммерческие и промышленные предприятия.

Банка угодила точно в мусорную корзинку, стоящую рядом со шкафчиком для алкогольных напитков. Скотто удовлетворенно кивнула, словно точное попадание подтверждало ее мысль.

— Все так, однако кто-то из его окружения должен был вначале накапать на него коррумпированным структурам, — возразил Банзер, поддергивая брюки, которые то и дело сползали, несмотря на эластичный пояс. — Они должны были знать, что Воронцов собирается донести на них в органы. Значит, тот, кто предупредил их, до сих пор сидит там же, где работал Воронцов.

— Такая версия правдоподобна в том случае, если бы деньги плыли в Россию. — Скотто пожала плечами. — Но пока с неменьшей вероятностью можно предполагать, что они останутся на Кубе или же…

— Организованная преступная группа, — перебил ее Банзер, вскакивая со стула. — Она и теперь заправляет всеми казино в Гаване, как и в стародавние времена.

— Очевидно, Рабиноу до сих пор получает мощную поддержку от наследия Лански. — Ища подтверждения своим словам, Скотто посмотрела на меня, и я с готовностью отозвался:

— Наследие у него довольно весомое, но…

— Спасибо, — сдержанно поблагодарила она, не дав мне договорить. — С другой стороны, деньги могут быть отправлены с Кубы куда угодно. Что такое Гавана? От нее до Каймановых островов рукой подать, гораздо меньше, чем до Боливии или Панамы, не говоря уже о Швейцарии и Лихтенштейне…

— Еще один вариант, — ввернул Краусс. — Кастро мог сделать из Кубы банковскую расчетную палату, превратив ее из ракетной базы 60-х годов в валютный центр 90-х годов.

— Если бы он соображал хоть немного, — пробурчал ответ Банзер, — то сделал бы это давным-давно по образу и подобию Каймановых островов: льготные условия для смешанных предприятий, регулируемая гибкость, строгая конфиденциальность, отсутствие налогов, до 10 процентов навару на вклады.

— Это двести миллионов, — быстренько подсчитала Скотто.

— Ну вот что, — решил я подлить масла в огонь, — если бы я был на вашем месте, то постарался бы выяснить наверняка, что он все же намеревается предпринять.

Банзер в раздумье покачал головой и обратился к Крауссу:

— Том! Что скажете?

— По-моему, нам стоит еще немного поиграть с Рабиноу.

— Гэбби! Ваше слово.

— Не верю я ему. Я все думаю, что здесь объявилось первым — курица или яйцо?

— На этот вопрос человечество ждет ответа уже целую вечность, — пошутил Банзер. — Рабиноу заявляет, что Кастро обратился к нему из-за незабвенного чувства благодарности. Но это же, ребята, на дураков рассчитано. Всегда есть обходные пути, чтобы докопаться до сути.

— Что, Рабиноу сам положил глаз на эти деньги и самолично затеял всю операцию? — предположил Краусс.

Скотто энергичным кивком подтвердила его слова.

— Да какая тут разница, черт побери, — не согласился я, раздосадованный тем, что моя версия не прошла. — Вы забываете о том, что заварилась вся эта каша в Москве и там же она сварится. Но для этого вы не должны задерживать контейнер — пусть себе плывет.

— Чего это ради? Потому что так лучше для вашего писания? — возразила Скотто.

— Лучше для моей страны, в которой коррупция цветет и пахнет. Если преступные синдикаты получат доступ к контролю за нашей системой распределения, то коррупции конца не будет.

— А заполучить два миллиардика баксов для вашей страны тоже лучше? Как считаете, Катков? — подковырнула Скотто.

— Что вы этим хотите сказать?

— Да ничего особенного. Просто нельзя упускать из виду, что ему, возможно, удалось охмурить вас.

— Кому это ему?

— Вашему вновь обретенному соотечественнику.

— Рабиноу, что ли? Вы меня в чем-то обвиняете?

— Да нет, ни в чем, просто интересно, не стали ли и вы жертвой тех же самых ложных побуждений? Не впервой видеть, как лица, придерживающиеся строгих этических норм, сбиваются с правильного курса. Кругом столько грязи, и проще простого внушить себе, что цель оправдывает средства.

— Поскольку мы заговорили о незапятнанности мотивов, агент Скотто, то скажите, почему вы снова взялись за оперативную работу? Из-за гибели своего друга Вудраффа или же из-за того, что хотите лично изловить виновных и передать их в руки правосудия?

Скотто так взвилась. Я угодил в самую болевую точку, куда, собственно, и целился. Даже Банзер напрягся, ожидая, что она скажет в ответ.

— А ведь это удар ниже пояса, Катков, — выдавила она наконец сквозь зубы.

— Как вы, американцы, любите говорить, все зависит от места. Русские, может, и не нажимали бы на курок, но снова повторяю: вся эта заварушка началась в Москве и…

— А если вы ошибаетесь? Тогда два миллиарда долларов уплывут у нас из рук и…

— Да не ошибаюсь я.

— Легко говорить, да…

— Полегче, полегче, — вмешался Банзер. Лицо его приняло странное выражение, будто ему в голову пришла неожиданная мысль. Вы оба следили за этим контейнером на протяжении полторы тысячи миль, верно?

Скотто что-то буркнула в ответ, а я согласно кивнул.

— А хоть кто-нибудь из вас заглянул в него?

Наши головы отрицательно мотнулись.

— Стало быть, никто из вас эти два миллиарда не видел?

У меня внутри все неприятно сжалось, думаю, Скотто испытала то же самое, такой у нее был вид.

— Катков поднял спорный вопрос, когда трейлеры с контейнерами для отвода глаз уже разъехались. Наш контейнер не досматривался. А что скажете насчет остальных?

— Два контейнера оказались пустыми. Их поставили около складов под загрузку. Что же касается третьего, то его след мы потеряли.

— Ну вот что, — заключил Краусс в своей язвительной манере. — Мы тут без толку спорим по поводу того, отпускать контейнер с деньгами или же задержать его, а сами знаем лишь то, что он, может, набит всякой дрянью.

Скотто с мрачным видом согласно кивнула. Банзер поежился от дурного предчувствия. Я же допил кока-колу, чтобы избавиться от комка горечи, застрявшего в горле.