США – дорогая страна. Если, конечно, вы не китаец.
Почти все население Америки платит как минимум сорок долларов за ночь в мотеле, редко пользуется автобусом (цены на рейсы компании “Грейхаунд”, практически монополизировавшей междугороднее сообщение, зачастую выше самолетных, а дорога занимает почти вдвое больше времени, чем на автомобиле) и всерьез считает дешевой едой тошнотные бутерброды в “Макдональдсе” и прочих подобных забегаловках по два-три доллара за штуку.
Китайцы ходят в китайские рестораны, которые можно найти даже в самых глухих местах – причем это настоящие китайские рестораны, где персонал плохо говорит по-английски, в меню названия блюд набраны иероглифами, а еда дешева, изобильна и фантастически вкусна. Кое-где за шесть долларов предлагается “шведский стол” с полусотней деликатесов разных провинций плюс неплохие суши. После ужина хозяин лично благодарит вас за посещение и вручает визитную карточку с домашним телефоном. Такой ресторанчик не прогорел бы даже в Шанхае, городе с лучшим общепитом в мире.
Сеть “китайских” отелей пока ограничена большими городами, но она быстро растет. Стоят они в среднем вдвое меньше, чем самые дешевые мотели. Найти “китайский” отель можно только по рекомендации – у них вообще нет ни вывесок, ни сайтов в интернете.
У Насти была подруга-китаянка по имени Пэн, доверявшая ей настолько, что предоставила пароли и явки для попадания в этот секретный мир. Пэн водила нас в рестораны, где ей приходилось спорить с официантками, отказывавшимися приносить нам некоторые блюда, потому что “рыбоглазые варвары” все равно не в состоянии их оценить. Она также рассказала нам о подпольной сети автобусных маршрутов. Чтобы взять билет, надо позвонить оператору, который говорит только по-китайски, и явиться в определенное время на темный пустырь на окраине города. Необходимо также знать достаточно китайских слов, чтобы объясниться с водителем. Но зато, попав в автобус, вы получаете полностью откидывающееся кресло, выбор еды разных провинций Китая и отличный спутниковый интернет. Вас доставят к месту назначения быстрее, чем на “Грейхаунде”, и вдвое дешевле.
Подозреваю, что подобные подпольные сети существуют и в других странах – и не только китайские. Вполне возможно, что для человека, знающего, например, азербайджанский, Москва – не такой уж дорогой город. Но лучше все-таки учить китайский, ведь китайская диаспора есть везде.
Я встретился с Шурой и Стасей в Нью-Йорке, мы долетели до Джакарты через Анкоридж, переночевали в аэропорту и продолжили путь до Медана на севере Суматры. Нам предстояло найти два вида крокодилов, обитающих в Индонезии.
В Западном полушарии есть один широко распространенный вид крокодила – американский, – населяющий побережья, и три пресноводных вида с небольшими областями распространения. В Азии и Австралии ситуация на удивление похожая: там есть один широко распространенный вид под названием гребнистый крокодил, который предпочитает солоноватую воду, и пять “местных” пресноводных. Из всех шести я пока наблюдал только за болотным крокодилом в Индии, так что работы оставалось много.
Но в Азии есть еще один представитель крокодиловых, который меня особенно интересовал. Это странное существо под названием ложный гавиал. Последнее время многие зоологи стали называть его томистома (по латинскому названию), потому что непонятно, что он на самом деле из себя представляет: то ли это гавиал, похожий на крокодила, то ли крокодил, похожий на гавиала.
На протяжении столетий животных и растения классифицировали на основе морфологии (формы и строения). Со времен Дарвина предполагалось, что такая классификация отражает эволюционную историю. Два вида, классифицируемых как близкие друг к другу, должны иметь недавнего общего предка. Более высокие уровни классификации – род, семейство, отряд, класс, тип – будут соответствовать все более крупным ветвям “дерева эволюции”.
Но такой подход имеет неизбежные недостатки. Не всегда известно, какие признаки более важные для классификации, а какие менее. Например, крокодилы несколько напоминают больших ящериц, но если приглядеться к их анатомии, физиологии и эмбриональному развитию, становится понятно, что они ближе к птицам. Иногда животные, вовсе друг другу не родственные, могут выглядеть очень похоже, потому что у них сходный образ жизни. Кроты Северного полушария, златокроты Южной Африки и сумчатые кроты
Австралии принадлежат к совершенно разным ветвям млекопитающих, но на взгляд неспециалиста практически неразличимы. Биологи называют такое сходство неродственных организмов конвергенцией (“схождением”).
Ложный гавиал – крупный, питающийся рыбой обитатель лесных рек. На первый взгляд он очень похож на настоящего гавиала, с таким же сильным хвостом и узкими длинными челюстями. Но его зубы, строение черепа и многие другие черты больше напоминают крокодилов. Поэтому считалось, что его сходство с гавиалом – итог конвергенции в результате сходного образа жизни, а на самом деле это крокодил.
Во второй половине прошлого века в биологической классификации произошла революция. Новые методы позволили сравнивать молекулы, из которых состоят живые организмы, а с дальнейшим развитием технологии – их генетические коды. Поначалу казалось, что новые подходы позволят узнавать абсолютную истину, раскрывая подлинную эволюционную историю. Но многие из ранних молекулярных результатов позже оказались ошибочными. Только после упорной работы настоящая структура “дерева эволюции” стала проясняться, хотя пока еще остается немало спорных мест, где разные методы дают разные результаты.
Ложный гавиал был одним из таких случаев. По молекулярным данным получалось, что он родственник настоящего гавиала, а по морфологическим – что крокодилов. От палеонтологии пользы мало: известно, что настоящие гавиалы происходят от морских предков, но об их более ранней эволюции мы ничего не знаем.
Мне пришло в голову, что я мог бы помочь разрешить это противоречие, изучив поведение ложного гавиала. Я уже выяснил, что “язык” поз и звуков у настоящего гавиала совсем не такой, как у крокодилов. Гавиалы лежат на отмелях с поднятым носом, издают громкие “чпокающие” звуки и жужжание. Крокодилы “поют”, подняв голову и хвост, и их “песни” включают инфразвук, рев и шлепки головой.
Стало быть, если мне удастся пронаблюдать за поведением ложного гавиала в брачный сезон, я смогу узнать, к кому он ближе по “песням” – к настоящим гавиалам или к крокодилам. Но этот вид, некогда распространенный от Вьетнама до Явы, очень редко содержится в неволе и почти вымер в природе. Осталась горстка популяций в Малайзии, на Суматре и Борнео. Мы решили начать с Суматры.
Индонезия – дешевая страна для путешествий, но только если держаться подальше от туристических мест и восточной части страны, где инфраструктура недоразвита и везде приходится добираться самолетом. Люди там замечательные: тихие, дружелюбные и вежливые. Страна обладает исключительно высоким биоразнообразием, но стремительное сведение лесов, перелов рыбы и нелегальная торговля дикой фауной уничтожают его буквально на глазах. Остатки былого богатства можно увидеть в национальных парках. К сожалению, туда все реже пускают без сопровождения гида, услуги которого совершенно не нужны, однако стоят очень дорого. Требование нанимать гида делало нашу работу невозможной: у нас не было таких денег, к тому же ложные гавиалы известны крайней осторожностью, и увидеть их в сопровождении шумного, бестолкового, вечно ноющего и совершенно не умеющего себя вести в лесу селянина-гида нам бы все равно не удалось. Мы заглянули в четыре суматранских национальных парка; в трех из них местообитания выглядели подходящими, но стоимость входа, разрешения на постановку палатки, проката лодки и услуг гида за несколько дней равнялась нашему бюджету на все лето.
Впрочем, три недели, проведенные нами на Суматре, не были совсем уж безнадежно потеряны. Мы побывали на озере Тоба, которое представляет из себя кольцо диаметром около восьмидесяти километров, образовавшееся семьдесят тысяч лет назад в результате вулканического извержения – настолько мощного, что на планете наступила “ядерная зима” и наши предки едва не вымерли. А еще нам довелось стать первыми натуралистами, увидевшими в природе полосатого кролика.
Эти редкие зверьки населяют горные дождевые леса. Их два вида, один из которых известен по нескольким экземплярам, попавшимся в ловушки на Суматре, а другой был недавно открыт благодаря фотографиям, полученным автоматическими камерами на границе Лаоса и Вьетнама. Мы наткнулись на нашего кролика случайно. Поздней ночью мы ехали через большой национальный парк на машине, арендованной в складчину с еще несколькими путешественниками. Я как раз подумал, что места вокруг подходящие для полосатых кроликов, но шансы их увидеть равны нулю. И тут мы увидели кролика, спокойно сидящего на обочине дороги. Все хором закричали: “Полосатый кролик!” Шофер, который думал, что мы спим, от неожиданности чуть не свернул в кювет. При обычных обстоятельствах я даже не пытался бы опубликовать в научном журнале сообщение о подобном наблюдении, не подкрепленное никакими материальными доказательствами, но в этот раз у меня оказалось пятеро свидетелей.
Мы решили, что тратить время на поиски крокодилов на Суматре не имеет смысла, и поймали попутный грузовик, который вез пальмовые орехи на южную оконечность острова. Водитель разрешил нам ехать в открытом кузове все тридцать часов. За это время мы едва не замерзли на горном перевале и вымокли под парой дождей, но в целом поездка была бы очень приятной, если бы не черви. Из орехов тысячами выбирались личинки мелких жуков. Даже две недели спустя мы все еще находили их в одежде, волосах и рюкзаках.
Прежде чем перебраться на Яву (следующий крупный остров), мы сделали короткую вылазку на Кракатау. Этот знаменитый вулкан взорвался в конце XIX века, убив около ста тысяч человек и вызвав “год без лета” по всему миру. От вулкана осталось несколько островков в форме полумесяцев, образующих кольцо вокруг нового острова, Анак-Кракатау (Дитя Кракатау), который вырос в центре старого кратера за последние сто лет. Анак-Кракатау извергается с интервалами от нескольких минут до нескольких часов.
Найти владельца лодки, который согласился бы отвезти нас на Анак на всю ночь, удалось с большим трудом, и когда мы туда добрались, то поняли почему. Это зловещее место. Остров окружен неподвижными водами глубокого кратера, а за ними со всех сторон поднимаются вертикальные черные стены остатков взорвавшегося вулкана. Пляжи там тоже черные, а узкая полоска джунглей покрыта черным пеплом, который сыплется с неба после каждого извержения. Даже крабы-привидения там черные. Внутренняя часть острова – мертвая зона, то и дело посыпаемая раскаленными вулканическими бомбами до двух метров в поперечнике.
Мы взобрались на край нового кратера и провели ночь, глядя на извержения. Каждый раз весь остров вздрагивал, и в ночное небо взлетал фонтан раскаленных камней. Описав красивые параболы, камни падали вокруг нас, разлетаясь на осколки и взметая тучи пепла. К нашему удивлению, оказалось, что кое-какая жизнь на краю кратера все-таки была: несколько чахлых кустиков с переломанными ветками и ободранной корой, уховертки под камнями и пара козодоев, гонявшихся за ночными бабочками, летевшими на огонь.
Эта красота несомненно стоила риска. Вообще, если есть на нашей планете зрелище, ради которого стоит рисковать жизнью, это извержение вулкана.
Я поехал в Джакарту, чтобы встретить Настю в аэропорту. Это была ее первая длинная поездка в тропики. Я хотел дать ей возможность акклиматизироваться в горах, где прохладнее, так что первым делом мы остановились на пару дней в горном национальном парке. Там было очень красиво, но в остальном план не сработал. Дело было не в температуре: в Индонезии чудесный климат, и по-настоящему жарко там не было ни разу за все время, которое мы там провели. А вот к пище Насте оказалось трудно приспособиться. Она почти сразу заболела и поправилась только через три недели. Она старалась сохранять бодрость, но ослабела настолько, что едва могла ходить.
Следующим островом, где можно было поискать ложных гавиалов, был Борнео, который в Индонезии называют Калимантан. Северная часть острова принадлежит Малайзии, и там находятся одни из лучших национальных парков в мире, но ландшафт гористый, и подходящих для ложных гавиалов больших рек, текущих через равнинные леса, почти нет. Оставалась индонезийская часть.
Для начала нам надо было перебраться с Западной Явы на Центральную. Острова Индонезии выглядят маленькими на карте мира, но из-за бесчисленных гор, рек и городов путешествие наземным транспортом получается мучительно медленным, даже на Яве, где дороги относительно неплохие. У нас ушло три дня, чтобы доехать до города Семаранг, из которого отплывал следующий паром на Калимантан. Я очень обрадовался, что город оказался на нашем маршруте, потому что там есть один храм, куда мне давно хотелось заглянуть.
В Семаранге живет самая большая китайская община Индонезии. Китайская диаспора занимает в Юго-Восточной Азии ту же нишу, которую когда-то занимали евреи в Европе: хорошо образованные, толковые люди, которые осуществляют значительную часть международной коммерции, повсюду путешествуют и торгуют всем на свете, ухитряясь успешно вести дела среди всеобщего бардака. Не удивительно, что в Индонезии и соседних странах не редкость китайские погромы. Будучи народом путешественников, китайцы диаспоры обзавелись соответствующим божеством.
В начале 1460-х годов китайский император отправил так называемый Великий флот в экспедицию. Задача была проста: полное исследование всего мира. Командовал Великим флотом адмирал Чжэн Хэ. Выходец из низкородной семьи, он сумел пройти все уровни императорских экзаменов, что для простолюдина было почти невозможно. Став евнухом (необходимое условие успешной карьеры), он быстро прославился талантами в области судовождения, навигации и картографии.
Никто точно не знает, какие именно земли посетил Великий флот. Известно, что Чжэн Хэ высаживался на Яве, в Малайзии, Индии и Африке. Почти наверняка были открыты Новая Гвинея и Австралия.
По возвращении моряков ждал неприятный сюрприз. Проекты молодого императора разоряли казну и казались китайской аристократии бессмысленными. Построенный им за огромные деньги дворец в течение недели сгорел, якобы от удара молнии. Это было воспринято как знак, что небеса не поддерживают императорскую политику. И император сдался: он объявил, что экспедиции в заморские страны навсегда прекращаются, всякие прямые контакты с ними запрещаются и даже большие торговые корабли впредь не будут строиться. Китай погрузился в многовековую изоляцию, а открытия Великого флота были забыты.
Но во многих странах, куда заходил Великий флот, о нем осталась память. Чжэн Хэ стал святым, которому под именем Сам По Конга поклоняются в Малайзии и Индонезии. Особенно он популярен у китайской диаспоры. Мусульмане, однако, тоже почитают Чжэна, приписывая ему распространение ислама в Мелаке и на Яве.
В Семаранге Чжэну посвящен храм Гедунг Вату. Снаружи это большой павильон несколько китчевого вида с каменными драконами, гипсовыми львами, бумажными фонариками и гранитной статуей адмирала в стиле соцреализма. Внутри скрыт вход в искусственную пещеру, где вас ждут статуи Чжэна и двух его капитанов, украшенные празднично мигающими разноцветными лампочками, словно новогодние елки.
Несмотря на китч, соцреализм и лампочки, в этом храме есть что-то особенное. Может быть, лицо Чжэна – совсем молодого, в отличие от большинства китайских святых. Может быть, паруса – в храме сотни изображений старинных джонок. А может быть, ветер с моря, долетающий сюда через километры городского смога. Ветер дальней дороги.
Паромы – основной способ передвижения между островами Индонезии. Мы взяли билеты на самую дешевую палубу и поставили там палатки. Путь на Калимантан занял два дня. Все это время Настя была в центре внимания. Большинство пассажиров никогда в жизни не видели блондинку, поэтому ее постоянно фотографировали, даже когда она спала в палатке, а потом радостно показывали ей фотографии. Женщины старались потереться с ней локтями, надеясь, что их собственная кожа от этого станет светлее (светлая кожа считается красивой почти везде в тропиках – вероятно, потому, что возможность редко бывать на солнце связана с высоким социальным статусом).
Еще день ушел на получение разрешений на вход в парк, регистрацию в полиции (для этого требовалась поездка в другой город) и поиски лодочного капитана, согласного притвориться, что он также наш гид. Национальный парк, куда мы направлялись, назывался Таджун Путинг.
Путь туда по реке был чудесным. Поначалу мы плыли по беловодной реке (с водой цвета сгущенки), обрамленной мангровыми пальмами. Выше по течению начались обычные мангры, населенные сотнями макак-крабоедов и обезьян носачей, которые то и дело, завидев лодку, перепрыгивали над рекой с дерева на дерево или плюхались в воду и суматошно плыли на другой берег. К вечеру мы свернули в небольшой черноводный приток, по которому поднимались, пока он не стал слишком мелким. Теперь вокруг был керангас – особый лес, растущий на торфяниках с кислой почвой, с маленькими деревьями, широкими травяными полянами и множеством увешанных ловчими кувшинчиками насекомоядных растений – непентесов. Крупных животных в керангасе мало, не считая обезьян – лангуров, гиббонов и орангутангов. Неподалеку находился центр по возвращению в природу орангутангов, конфискованных у незаконных владельцев. Некоторые из них уже давно жили в лесу и обзавелись потомством, но по-прежнему оставались совершенно ручными. Мамы-орангутанги почему-то особенно доверяли Насте – может быть, потому, что она двигалась и разговаривала очень мягко и тихо. Они даже приносили ей детей, чтобы поиграть, но нам приходилось быть очень осторожными, потому что орангутанги легко цепляют человеческие инфекции.
Черноводный приток был известен как место обитания ложных гавиалов. Годом раньше они даже съели туриста. Такое случается очень редко, потому что в основном они питаются рыбой. Но я никак не мог их увидеть. Наша лодка была слишком большой и шумной. Тут бы очень кстати пришелся мой каяк, но я не смог его взять в Индонезию, потому что таскать его с острова на остров было бы слишком трудно. В отчаянии я пошел на расположенную неподалеку биостанцию и попросил управляющего одолжить мне маленькое каноэ. К моему несказанному удивлению, он согласился.
Я провел много часов, тихонько плавая на каноэ от истоков до устья притока. Днем там порхало множество красивых птиц и бабочек, но ночи были еще лучше. Рыбные совы наблюдали за мной с деревьев. Из-под воды свет фонарика отражали глаза гигантских прозрачных креветок, похожие на угольки. Иногда луч падал на спящего на низкой ветке зимородка, вспыхивавшего как бирюзово-оранжевая драгоценность размером со сливу.
Ложные гавиалы оказались самыми скрытными из всех крокодиловых, которых мне пришлось отыскивать. Я не мог их увидеть, даже если бесшумно сплавлялся вниз по течению, пользуясь веслом только в качестве руля. Один раз я заметил очаровательного детеныша длиной сантиметров около двадцати, с красивыми черными пятнышками и похожим на палочки для еды носом. Но даже этот малыш исчез под водой, прежде чем я сумел приблизиться.
В одном месте речка соединялась с небольшой мелководной заводью. Я знал, что многие крокодиловые предпочитают “петь” на отмелях, поэтому однажды вечером оставил каноэ выше по течению, добрался до заводи вплавь и там лег по шею в воде, дожидаясь, не появится ли что-нибудь интересное. После полуночи прямо передо мной неожиданно всплыл на поверхность здоровенный, метров в шесть длиной, ложный гавиал. Не знаю, как ему удалось заплыть в заводь, не потревожив ни травинки. Целый час он оставался совершенно неподвижным в лунном свете. Я так боялся его спугнуть, что даже моргать почти перестал. Потом я заметил, что он немного приподнялся над водой, заполнив легкие воздухом. Крокодиловые часто “надуваются” подобным образом, когда собираются “петь”, но это не очень надежный признак. Еще несколько минут – и великан поднял голову и хвост. Теперь он уже точно готовился к “песне”. Я смотрел и слушал с таким вниманием, что совсем перестал моргать и слышал каждого комара, летающего вокруг. Наконец гавиал “спел”, но только инфразвуком. Вибрация была такой сильной, что я чувствовал себя как рыба, которую глушат динамитом. Росшее над заводью дерево осыпало нас дождем сухих листьев. После этого огромный самец снова застыл на целый час, потом могучий хвост зашевелился, гигант скользнул сквозь траву к реке и исчез.
На следующую ночь я опять ждал в заводи, но ничего интересного не увидел. А потом настала пора уезжать. Прокат большой лодки обходился слишком дорого.
Годом позже я получил подробные описания “песен” ложных гавиалов от кураторов двух европейских зоопарков. Оказалось, что в дополнение к инфразвуку самцы иногда шлепают головой, но никогда не ревут, кроме как в конфликтных ситуациях. Это соответствовало предсказаниям моей теории для обитателей рек.
“Песни” ложных гавиалов оказались типично крокодильими и ничуть не похожими на “песни” настоящих гавиалов. Я сделал из этого вывод, что правильной была старая классификация, основанная на строении, а не новая, молекулярная. Но я ошибся. Совсем недавно появились новые морфологические и палеонтологические данные, показывающие, что ложный гавиал – совсем не ложный, а является все же родственником настоящего, хотя и дальним. Видимо, гавиалы унаследовали от общих с крокодилами предков крокодильи “песни”, но у ложного гавиала они сохранились, а предки настоящего гавиала их утратили в тот период своей эволюции, когда жили в море, и потом выработали совершенно новый “язык”.
С крокодилами легче, чем с людьми: они просто и честно хотят тебя убить.Стив Ирвин
Гребнистый крокодил