— «…Моей племяннице Роуане Редланд, которую я не видел ни разу в жизни, но которая лучше всех моих племянников и племянниц потому, что не ждет от меня никакого наследства, я завещаю…» — Мистер Перкисс вдруг замолчал, озадаченно глядя в документ, но сразу же поспешил разъяснить заминку девушке, сидевшей на другом конце стола: — При составлении завещания ваш покойный дядюшка, мисс Редланд, очевидно, не прибегал к помощи юриста.

— Вы хотите сказать, оно недействительно? — огорченно произнесла Роуана, которой на самом деле не терпелось получить наследство.

— Нет, нет, действительно, но, знаете ли, написано в таких выражениях, — нотариус нахмурился, снял очки и принялся протирать их, — что я лучше переведу его для вас на нормальный юридический язык.

Роуана хотела сказать, что не стоит, ей было интересно, что именно написал дядя, но мистер Перкисс, водрузив очки на нос, продолжил:

— «…я завещаю все свое имущество, движимое и недвижимое, при условии, что она будет поддерживать его прибыльность и вести дела так, как они ведутся в настоящий момент, надзирать за чем станет мистер Джонатан Саксби, опекун. Если по каким-либо причинам мистер Саксби не будет удовлетворен действиями наследницы, то имущество должно быть поделено между…» Дальше список имен…

— Лорис, Джессика, Глэдвин, Хол и Пирс, у всех разные фамилии, — опередила Перкисса Роуана.

— Правда? — Тот удивленно поднял брови.

— У моей матери было пять сестер и брат, который остался холостым, а каждая из сестер имела по ребенку.

Нотариус смотрел на Роуану недоверчиво, так как копия завещания прибыла из Австралии, а он знал, что ее семья давно потеряла связь с австралийскими родственниками. Роуана пояснила:

— Мама записала их имена в своей Библии, когда они были совсем маленькими.

Мистер Перкисс понимающе закивал:

— Ну что же, мисс Редланд, вы унаследовали имущество вашего дяди, но должны помнить об опекуне.

Роуана рассеянно кивнула. «Наверно, какая-нибудь ферма, — размышляла она, — как же я там управлюсь, да еще чтобы этот Саксби остался доволен? Или того хуже — банановая плантация, а я даже не знаю, вверх бананы растут или вниз, или виноградник…»

— Это закусочная под названием «Мальчик-с-пальчик», — объявил мистер Перкисс, покопавшись в бумагах, — и находится она в местечке Укромный Уголок, что в Куинсленде.

— Ах! — Роуана просияла от радости. Как прекрасно управлять маленьким кафе с таким милым названием, да еще в местечке Укромный Уголок! Воображение торопилось рисовать чудесные картинки: всегда оживленная улица (где же еще может быть расположено кафе?), скромный, но уютный зал на двадцать — максимум тридцать посетителей, бумажные салфетки на столиках (надо будет заменить их на хлопковые в яркую клетку), в меню — всевозможные бутерброды и тосты с корицей, а для любителей подкрепиться поплотнее — яичница и гренки с сыром. — Ах! — снова вырвалось у Роуаны.

— Вы и в самом деле заинтересовались, мисс Редланд? — удивился нотариус. Неужели весть о столь ничтожном наследстве, к тому же за тридевять земель и при наличии связывающего по рукам и ногам указания покойного «вести дела так, как они ведутся на сегодняшний день», может так взволновать, недоумевал он.

— Ну конечно, — уверяла его счастливая наследница, — ведь я каждый обеденный перерыв мечтаю о чем-нибудь подобном.

— Да что вы? — все больше удивлялся мистер Перкисс. Обеды ему доставляли прямо в офис из лучших ресторанов города, и он понятия не имел, что значит работать в районе, где есть один-единственный и всегда переполненный кафетерий. А именно туда и ходила его клиентка, потому что в пансионе мисс Гримбелл для избранных леди — а она была из числа избранных — обеды не предусматривались.

Как часто, стоя в длинной очереди, Роуана с подругами принимались мечтать о своем собственном кафе: мысленно выбирали занавески и чайные принадлежности, бесконечно спорили о меню, сойдясь под конец на этих самых сандвичах, гренках и яичнице.

«А еще, — теперь думалось Роуане, — если опекун не будет возражать, я заведу ячменные лепешки со сливками и слоеный пирог. А вдруг будет, что тогда?» Впрочем, она была уверена, что в Укромном Уголке с закусочной «Мальчик-с-пальчик» бояться ей совершенно нечего. Роуана расплылась в довольной улыбке: перед глазами предстало очередное волшебное видение — на чашках тонкого белого фарфора красуется гномик в остроконечной шляпе с пером, такие же гномики на зеленых передниках двух румяных девушек — ее помощниц, звучит какая-то приятная мелодия в стиле ретро…

— Вы меня слышите, мисс Редланд?

— Ох, простите, мистер Перкисс.

— Как я понимаю, вы согласны вступить в наследование имуществом вашего покойного дяди Томаса Тумба?

— О да!

— Надеюсь, вы осознаете, что приступить необходимо как можно скорее, иначе опекун может счесть, что вы нарушили условия?

— К счастью, у меня все готово для отъезда.

— У вас есть какие-нибудь родственники в Англии, мисс Редланд?

— Нет. Моя мать была родом из Австралии, и она единственная перебралась сюда.

— Понятно. — Мистер Перкисс закрыл завещание. — В таком случае все, что мне остается, это пожать вам руку и пожелать удачи на новом месте. Мне кажется, в этом Укромном Уголке с вами не должно случиться ничего плохого, — заключил он отеческим тоном, ибо имел дочь двадцати с небольшим лет — то есть одного с Роуаной возраста.

— Надеюсь, вы совершенно правы, мистер Перкисс. Спасибо, сэр. Будете в Куинсленде — обязательно заходите в «Мальчик-с-пальчик» отведать огуречных сандвичей! — Закрывая дверь конторы нотариуса, Роуана все еще мысленно расширяла меню.

В пансионе мисс Гримбелл шло оживленное обсуждение неожиданного везения Роуаны. Исключение составляла сама мисс Гримбелл, мысленно уже заделавшая новой постоялицей грядущую дыру в своем бюджете.

— Роуана, ты должна устроить закусочные «Мальчик-с-пальчик» по всей Австралии, — настаивала мисс Сильвер.

— Конечно, — охотно соглашалась Роуана, — но для начала мне нужно справиться хотя бы с одной. И я твердо решила, что справлюсь! Из кожи вон буду лезть, но этот старикашка мистер Саксби останется мною доволен!

— Испеки ему тминный пирог, — рекомендовала мисс Джонс, — старики это обожают, и в меню, кстати, включи.

— А вдруг у него нет зубов для тминных семечек? — предостерегала мисс Уайт. — Лучше почаще угощай его мадерой.

— Мой дедушка, — говорила Алиса Уэст, — без ума от сдобы с изюмом.

Потом одна из девушек принесла карту Австралии, и все принялись изучать штат Куинсленд. Долго искали Укромный Уголок, но так и не нашли; зато обнаружили много английских названий, что взбодрило их: Сент-Джордж, Инглвуд и Уитерсфилд (названия вроде Нугга-Нугга или Кунтегелла они, не сговариваясь, опускали).

Через неделю пришло письмо от Джонатана Саксби. Пожилой джентльмен, судя по четкому почерку обладавший твердой рукой, писал исключительно о деле.

— Вот сухарь, — с сожалением вздохнула Алиса, заглядывая Роуане через плечо, — никаких тебе «милочка» и «надеюсь, вы пребываете в добром здравии».

Зато письмо содержало подробные указания, как добраться до Укромного Уголка, — мистер Саксби здраво рассудил, что это сейчас для Роуаны самое важное. «Из Сиднея летите самолетом до Брисбена, Куинсленд, в Брисбене пересаживайтесь на самолет до Литтлвуда», — вообще, пересадок надлежало сделать немало, — «…садитесь на автобус до Укромного Уголка и спросите «Мальчик-с-пальчик», — писал опекун в конце. «Какая предупредительность!» — умилилась Роуана.

Две недели спустя все, кроме мисс Гримбелл, которая как раз заселяла новенькую на освободившееся место, провожали Роуану в аэропорту.

Путь ее пролегал через Карачи, Нью-Дели, Бангкок, Сингапур, Дарвин, Сидней. В Сиднее Роуана не увидела ничего, кроме аэропорта Кингсфорд Смит, — нужно было торопиться, чтобы не опоздать на самолет до Брисбена, где времени до следующего рейса опять оставалось в обрез. Последний перелет показался ей самым долгим, а ведь на карте, которую они рассматривали в Лондоне, это расстояние занимало всего несколько дюймов. Но вот, наконец, самолет приземлился на каком-то поле, заросшем чертополохом и одуванчиками. Сойдя по трапу, Роуана увидела неподалеку автобус и направилась к нему. Молодой водитель подтвердил, что автобус проезжает Укромный Уголок и прибудет туда в соответствии с расписанием, несмотря на то что везти с аэродрома некого, возможно, она будет единственной пассажиркой.

— Запрыгивайте, — пригласил он в свою обшарпанную колымагу. В салоне не хватало половины стекол, а оставшиеся все были в трещинах.

Жутко дребезжа, этот драндулет катил по узкой асфальтовой дороге.

— А что вы забыли в этом Укромном Уголке? — поинтересовался водитель.

— Мне нужно кафе «Мальчик-с-пальчик».

— Ах, «Мальчик-с-пальчик»? Как же, знаю, — буркнул он и больше ничего не спрашивал, удовлетворив, видимо, свой интерес.

«Спасибо и на этом», — с тоской подумала Роуана.

По обе стороны дороги тянулись плантации сахарного тростника, и в любое другое время она залюбовалась бы причудливой их мозаикой, но сейчас ей все больше становилось не по себе. Плантации тростника сменились рощами каучуковых деревьев, затем начались холмы, где росли бананы, потом были папайи, кокосовые пальмы, снова сахарный тростник и еще какие-то зеленые кусты с розоватыми цветками. Роуана хотела спросить, как они называются и что еще выращивают в Австралии, но не осмелилась отвлекать водителя — дорога была узкая, и навстречу неслась очередная колонна грузовиков. «Все это, конечно, очень красиво, но где же города?» — недоумевала Роуана. Она знала, что в Англии, даже сравнительно недалеко от Лондона, есть безлюдные места и около Нью-Йорка, ей рассказывали, тоже. Но чтобы такие огромные пространства?

— Подъезжаем, мисс! — наконец объявил водитель. Однако, выглянув в окно, Роуана обнаружила все то же узкое разбитое шоссе и вереницы трейлеров впереди и позади их автобуса.

— Как много машин, — заметила она.

— Да уж, мисс. Ведь эта трасса соединяет два города — по ней все время что-нибудь перевозят. И хорошо, я вам скажу, что здесь есть «Мальчик-с-пальчик», где дальнобойщики могут червячка заморить. Говорят, скоро напротив еще закусочная откроется. Ну да эти шоферюги быстро разберут, с какой стороны хлеб маслом намазан. — Парень засмеялся собственной шутке. — Приехали, мисс.

— Как — «приехали»? — ошарашенно переспросила Роуана. Прямо на нее смотрело уродливое, обитое оцинкованным железом здание с вывеской, где огромными буквами значилось: «Мальчик-с-пальчик», а чуть ниже и помельче было выведено имя бывшего владельца — Томас Тумб.

— Это и есть «Мальчик-с-пальчик». — Парень кивнул в сторону здания и принялся выгружать ее вещи.

Роуана была в шоке.

— Ну, если вы остаетесь, мы еще увидимся, — тараторил водитель, — я всегда ем вместе с дальнобойщиками, а они едят здесь. Они знают толк в еде и вечно здесь толпятся. Неудивительно, что скоро будет две закусочных. — Он посмотрел на Роуану. — Так вы остаетесь?

— А здесь, наверно, не подают ячменных лепешек со сливками? — пролепетала она в ответ, уже готовая расплакаться.

— Никогда, мисс, — ухмыльнулся парень, садясь за руль, — а вы дерните вот за этот колокольчик и сами убедитесь.

Взревел мотор, и автобус уехал. Его место тут же занял трейлер, затем подкатил второй. Спрыгнув на землю, водители и их напарники смерили Роуану оценивающим взглядом, потом один из шоферов принялся нетерпеливо дергать за колокольчик, укрепленный у двери кафе.

— Стейк с яичницей или яичницу со стейком? — закричали из цинковых недр заведения. — Сколько?

— Четыре, нет — пять, с нами леди.

— Нет, — поспешила отказаться Роуана, — мне только сандвич.

— Стейк и яйца четыре раза и один сандвич. — Откуда ни возьмись вынырнул мужчина и с грохотом опустил на непокрытый стол, сооруженный из козел, четыре гигантские тарелки с бифштексами и яичницей. Затем он притащил томатный соус и гигантские бутерброды с маслом высотой чуть ли не с Пизанскую башню. — Сандвич для леди, — объявил «официант» в протертых джинсах, черной майке и шляпе на затылке, роняя на стол еще одного гиганта. — Солонину с собой? — спросил он и снова исчез.

Шоферы попросили Роуану разлить чай, который был заварен в огромном чане, напоминающем урну для мусора, и оказался очень крепким. Потом они положили себе в чашки по нескольку ложек грязно-серого сахара («Лучший в мире нерафинированный солнечный сахар, мисс»).

Когда с едой было покончено, поднялся страшный шум — каждый рвался заплатить за Роуану.

— Сейчас же прекратите! — возмутилась она, пораженная столь необузданной галантностью. — Ничего не надо!

— Очень жаль, мисс. Не в каждом рейсе леди разливает нам чай.

Спор, однако, прекратился, и все полезли за деньгами. «Официант» никак не мог справиться с подсчетами, и на помощь был призван повар. К большому удивлению Роуаны, из кухни явился молодой человек в белоснежной рубашке с короткими рукавами и довольно чистых серых брюках. Вынув карандаш из-за уха, он спросил:

— Так как же мы платим?

— Каждый за себя, — быстро сказала Роуана.

— Тогда с вас пятьдесят центов, мисс.

Сотрапезники Роуаны опять было принялись спорить, но в конце концов удалились, на прощанье дружно помахав девушке. Та взглянула на повара.

— Мне, — волнуясь, начала она, — мне… не нужно платить…

— Но вы же сами сказали: каждый за себя. Пятьдесят центов, мисс.

— Я могла бы, конечно, заплатить, но это же смешно.

— Ничего, я не из смешливых.

— Ну ладно, хватит, — вспыхнула Роуана. — Если бы я только знала раньше, что за дыра этот ваш Укромный Уголок, я не стала бы тратить все свои деньги, чтобы добраться сюда!

— Добраться? А вы не…

— Вы хотите спросить, уж не я ли мисс Редланд?

— Вот именно…

— Да. Меня зовут Роуана Редланд, к вашему сведению. Мне и в голову не могло прийти, что «Мальчик-с-пальчик» такая консервная банка, что это не приличное кафе, где официантки в передниках, где сандвичи…

— Ну уж этого у нас хватает.

— …с огурцом, сливки…

— Вы здесь не приживетесь, мисс. — Повар смотрел на нее с презрением. — Я предупреждал старину Тома, но он и слушать не хотел, сказал только: «Ты присмотришь за ней, Джо».

— Джо?

— Вы хотите спросить, уж не я ли Джонатан Саксби? Да, это я.

— Но вы же… но вы же не старый! А как же тминный пирог, сдоба с изюмом…

— Что? Какая еще сдоба? Вы вообще хорошо себя чувствуете, мисс Редланд?

— Плохо. — Роуана рухнула на табуретку. Налила в чашку чаю и, выловив листья заварки, сделала глоток. Вкус был отвратительный. Она подсластила чай ложкой грязного сахара, и тогда ей стало немного лучше. «Недаром дальнобойщики так уважают сей местный продукт», — подумалось ей.

Тем временем Джонатан Саксби вынул из кармана какой-то конверт и протянул Роуане.

— Телеграмма, — кратко сообщил он, — пришла незадолго до вас.

Роуана вскрыла конверт. Это была шуточная телеграмма-заказ, который прислали ее верные подруги из пансиона. «Семь порций гренков с корицей», — гласил заказ, под которым стояли семь подписей.

И вот тут-то Роуана не выдержала и разрыдалась.

Поглощенная рыданиями, она и не заметила, как Джонатан поднял ее и провел в кухню. Там ей представилась еще более ужасная картина. Половину кухни занимала огромная плита, напротив помещался большой старомодный кухонный шкаф, полный самой простой и грубой посуды. «Такие тарелки, наверно, и разбить-то невозможно, — думала Роуана, — хоть об дорогу их швыряй». Стол был не на козлах, но вся поверхность его была в порезах и выбоинах — следах приготовления бесчисленных бифштексов. Плита была раскалена докрасна, и, поскольку заведение находилось в месте, куда о зиме долетали только рассказы, в кухне было, мягко выражаясь, тепло.

Наверно, Роуана размышляла вслух, потому что Джонатан Саксби — без сомнения, уроженец Куинсленда — с гордостью за свою незамерзающую родину произнес:

— У нас тут температура ниже семидесяти пяти по Фаренгейту не опускается!

— Но печка…

— Старина Том, то есть ваш дядя Томас, никогда не гасил огня, потому что в любую минуту может подъехать грузовик, а дальнобойщики — вы сами видели — ждать не любят.

— И потому вы предлагаете им только бифштексы?

— Нет, не поэтому. Просто стейк — это все, что они заказывают.

— Ну а, например, на завтрак, если у вас открыто с утра…

— У нас всегда открыто.

— И что же?

— Стейк.

— И на обед?

— И на обед стейк.

— Но для меня же нашелся сандвич.

— Мы продаем готовые обеды, которые можно взять с собой, поэтому вы и получили сандвич. А так это солонина с горчицей, крепкий чай и возбуждающие таблетки.

— Таблетки? — ужаснулась Роуана.

— Послушайте, мисс Редланд, мы не продаем никаких таблеток и не одобряем их продажу, но мы знаем, что они существуют и оказывают некий эффект, поэтому у нас такой крепкий чай и кофе и горчицы мы не жалеем. Мы стараемся помочь водителям.

— Зачем им это? Я хочу спросить, зачем им возбуждающие средства?

— Слишком большая конкуренция, мисс. Грузы должны доставляться в кратчайшие сроки. — Опекун пожал плечами, как бы не понимая, чему она удивляется. — Дальнобойщики — крутые парни, и в жизни им приходится несладко, да и в нашем заведении тоже, ха-ха, не подают сладостей.

От его разъяснений глаза у Роуаны снова наполнились слезами. Грубая действительность, о которой ей толковал Джонатан Саксби, безжалостно разбивала ее мечту о маленьком уютном кафе, где элегантные дамы, неспешно стягивая длинные белые перчатки, размышляют, чаю какого сорта им отведать сегодня, и где, конечно, посетителям не предложат ужасного пойла, подслащенного грязно-серым сахаром.

Джонатан делал самокрутку: растерев табак в своих больших ладонях, ссыпал его в бумажку, свернул, прошелся по ней языком. Роуана, чувствуя разгорающуюся внутри ненависть, сквозь слезы наблюдала, как он производит эти допотопные операции. Он не находил ничего плохого или неправильного в этом ужасном заведении, а в ней, Роуане, находил! Что толку рассказывать ему, как они с подружками каждый обеденный перерыв мечтали о своем собственном кафе? Он бы все равно не понял. Этот бессердечный, черствый человек был сделан из того же оцинкованного железа, что и «Мальчик-с-пальчик».

Саксби зажег папиросу и, ладонью прикрывая огонек от ветра, вдруг протянул ее Роуане.

— Я не… — От удивления она даже не смогла закончить фразу, ибо, взглянув в его глаза, прочитала в них сочувствие. Впрочем, ей могло и показаться. Пожав плечами, Джонатан закурил сам.

— Кстати, хотел вам сказать… — Он не договорил, потому что с улицы послышался шум мотора. У кафе остановился трейлер. — Черт побери! Барни-то уже уехал обратно в поле!

— В поле?

— Вообще-то он рубит тростник, а здесь работает в свободное время, оказывая мне, то есть вам, небольшую услугу.

— И его нельзя вернуть?

— Не говорите глупостей. Как я его вам верну?

— Но мне показалось…

— Лучше будет, если вы сейчас покажетесь вон там. — Он указал за дверь. — Спросите, чего они хотят.

— Я?

— Это ваша закусочная, правда?

— Да, но… но зачем спрашивать, и так ясно, что бифштекс.

— А считать вы умеете?

— Умею, конечно.

— Тогда пойдите и сосчитайте стейки.

Она вышла и ужаснулась: по меньшей мере двенадцать трейлеров стояли у кафе. Один из приехавших, улыбаясь, объяснил, что водителей всего пятеро, остальные — сезонные грузчики, хотя они, возможно, тоже проголодались.

— Стейк? — спросила Роуана и почувствовала всю ненужность вопроса.

Дальнобойщикам нечасто доводилось видеть женщин во время рейса, поэтому все были настроены дружелюбно и сами сосчитали, сколько нужно бифштексов.

— Шестнадцать, мисс. И десять сандвичей с собой.

Она кивнула и пошла обратно в кухню.

— Шестнадцать и…

— Я слышал. Делайте сандвичи — все найдете на столе. Не жалейте горчицы.

Роуана делала пятый сандвич, когда Джонатан сказал, что пора подавать бифштексы. Она отнесла несколько порций, вернулась за новыми, потом еще и еще. Затем настала очередь бутербродов с маслом и ужасного чая…

Заплатили ей больше, чем за неделю работы в офисе. Роуана посмотрела, как мужчины отъезжают, и помахала им на прощанье рукой.

— Идите сюда, — донесся из кухни голос опекуна, — съешьте стейк.

— Нет, спасибо.

— Да вам тут ничего не нравится — ни место, ни еда. Ну а я поем, если вы не возражаете. — Он пододвинул к себе большую тарелку и аппетитно задвигал челюстями.

Некоторое время Роуана молча наблюдала, как он ест, но потом не выдержала:

— Я передумала.

— Ну то-то же. Бросайте стейк на решетку.

Взяв в холодильнике один бифштекс, она робко подошла к плите. От нее исходил невыносимый жар, и, пока бифштекс готовился, Роуана словно поджаривалась вместе с ним. Когда стейк был готов, она шлепнула его на огромную тарелку — одну из тех, что не бьются при падении на асфальт, — и уселась напротив Джонатана.

— Ну что, — полюбопытствовал он, — не холодно? Как стейк?

— Вкусно, — откусив кусочек, призналась Роуана. Однако после всех переживаний есть она не могла — слишком устала.

Заметив, что девушка отодвинула тарелку в сторону, опекун спросил:

— Притомились?

— Да уж. — Сейчас Роуана думала о том, что может находиться за кухней и есть ли там кровать.

— Нет, там ничего нет, — заявил Джонатан, по закрывающимся глазам Роуаны без труда угадав ее мысли.

— А где же спал дядя Том?

— У меня. То есть когда он не работал. Я вам говорил, у нас всегда открыто. Но если ему нужно было выспаться, он уходил в Наргано.

— Это ваш дом?

— Да.

— А что означает это слово?

— Красный.

— Наверно, красный рассвет или красный закат?

— Нет. — Он опять закурил.

— Красный огонек папиросы? Красный бифштекс?

Он засмеялся:

— У вас еще есть силы шутить? Берите вещи и пошли.

— Но я не могу остановиться у вас.

— Почему?

— Потому. — Роуана густо покраснела. «Наверно, я стала похожа на Наргано, и этот мистер Саксби считает меня полной дурой», — пронеслось у нее в голове.

— Во-первых, что за глупости, мисс Редланд? — Он неодобрительно покачал головой. — Во-вторых, вам следует быть проще. В-третьих, я собираюсь поручить вас своей домоправительнице. Согласны?

— А тут кто останется?

— Скоро вернется Барни.

Минутное размышление далось Роуане с чрезвычайным трудом.

— Хорошо, — наконец сдалась она, — но только на одну ночь.

— А кто вам предлагает дольше? — презрительно усмехнулся опекун. Сложив грязные тарелки в большую раковину, он плеснул на них горячей водой и так оставил. Потом кивнул в сторону двери и вышел. Поколебавшись, Роуана последовала за ним.

Вывеска кафе ярко светилась разноцветными буквами, но, стоило им удалиться на несколько метров, их обступила непроглядная тьма.

— А почему фонари не горят? — удивилась Роуана.

— Это шоссе, а не центральная улица.

— А где центральная улица?

— Нигде.

— Но должна ведь в городе быть какая-нибудь улица?

— Здесь нет города.

— Ну, поселок, деревня… что-нибудь.

— Говорю вам: ничего здесь нет. Укромный Уголок — это просто точка на трассе…

Роуана уже смирилась с тем, что кафе дяди Томаса находится немного на отшибе, но чтобы вот так — совсем ничего…

— …и теперь, когда «Мальчик-с-пальчик» — ваш, вы должны понимать, как выгодно иметь рядом шоссе, — продолжал Джонатан, — но он ваш до тех пор, пока…

— Мне все отлично известно, мистер Саксби, — не очень вежливо прервала его Роуана. — Я только хочу спросить: вы что — издеваетесь?

— Ничуть. С чего вы взяли? — удивился он. — В другом месте не имело смысла открывать кафе.

— Например, кафе открываются в больших магазинах.

— Но только не такие.

— Вы правы, к сожалению, — с горечью произнесла Роуана.

Они подошли к микроавтобусу. Джонатан сел за руль, Роуана рядом.

— Ну а вы-то что тут, у черта на куличках, делаете в свободное от бифштексов время? — спросила она, когда они тронулись в путь.

— Я могу рубить тростник, заготавливать древесину — и еще много чего умею делать. — В голосе Джонатана звучала гордость за его плодородный Куинсленд.

— Смотрите! — вдруг вскрикнула Роуана. — Пожар!

В поле, недалеко от дороги, по которой они ехали, пылал огромный костер — рыжие языки пламени жадно лизали ночную тьму, чуть-чуть не доставая до неба.

— Да нет, это просто мусор жгут.

— Какой мусор?

— Прежде чем начнется уборка тростника, нужно освободиться от всего ненужного, что на нем есть, ободрать каждый побег. А тростник в Укромном Уголке рубят в основном руками, потому что у нас тут воздушная яма и ветер чертовски его крутит. В общем, он становится такой формы, что машины его не берут.

— Наверно, это очень долго?

— Барни в одиночку может рассчитывать примерно на одиннадцать тонн в день.

Буйное оранжевое пламя начало понемногу успокаиваться.

— Как красиво, — произнесла Роуана.

— Но близко лучше не подходить, — предостерег Джонатан, — оттуда бегут мыши, крысы, тараканы, иногда попадаются змеи, а еще тростниковые жабы в шесть дюймов, — он хихикнул, — прыгают прямо на вас.

Теперь они двигались по шоссе. И когда мимо них проносился грузовик, Роуана гадала, остановился бы он возле их кафе или нет.

— Вы что-то сказали? — раздался голос Саксби.

— Я говорю, — поспешила откликнуться она, — значит, вы не занимаетесь ни тростником, ни древесиной, ни бананами?

— Нет.

— Тогда, вероятно, чем-то еще в этом роде?

— Я бы сказал, что эта культура — единственная в своем роде, потому что во всей Австралии есть только одно место, где ее возделывают, и притом европейцы, чего нигде в мире больше не встретишь.

Они свернули с шоссе на узкую грунтовую дорогу, которая шла через поле.

— А тут что растет? — поинтересовалась Роуана.

— Имбирь.

— Имбирь? — Высунувшись из окна автомобиля, она вдохнула ночной воздух: запах оказался довольно резким, даже едким, это не был тот сладкий аромат имбиря, который она ожидала почувствовать. Возможно, он появлялся на определенной стадии созревания.

— Белый цветок имбиря, — мечтательно прошептала Роуана. Так называлась одна красивая песня.

— Красный, — сказал Джонатан.

— Красный? Но…

— Белым цветет дикий имбирь. Очень красивый цветок, цветок для невесты.

— Что же, между ними такая большая разница?

— Они абсолютно не похожи, ну, как хлеб и мыло. Причем наш красный — это хлеб.

Роуана чувствовала, что он ехидничает.

— Это вы так думаете.

— Так думают все производители, покупатели и экономисты.

— Не хлебом единым жив человек.

— Тем более не белыми цветками имбиря. Дикий имбирь можно употреблять очень ограниченно.

— Что, конечно, сильно ограничивает ваше стремление его разводить.

— Да. Все должно быть под контролем.

— Особенно женщины. — Роуана не знала, почему сказала это. Не иначе потому, что из всех опекунов на свете судьба выбрала для нее Джонатана Саксби.

Он на мгновение оторвал взгляд от дороги, петляющей в имбирном поле. Должно быть, они пересекали чье-то большое поместье.

— Особенно женщины. Вы, кажется, спрашивали меня, что значит «наргано».

— Красный.

— Да, наргано — это цвет побегов имбиря, ведь самих цветков почти нет.

— И в их честь вы назвали усадьбу?

— Моя… — он медлил, как будто подыскивая слово, — бабушка назвала.

— И ваша семья с тех пор здесь живет? — удивилась Роуана, помня, что не имбирем единым жив человек.

— Скажите, — резко произнес он, к неудовольствию Роуаны вновь прочитав ее мысли, — что вы знаете о том, как можно использовать имбирь?

Роуана задумалась. Она знала, что имбирь кладут в пудинг, — вот, пожалуй, и все.

— Я так и предполагал, — откомментировал ее молчание Джонатан.

Роуане казалось, что они уже давно должны были добраться до Наргано, но свет фар по-прежнему выхватывал из темноты только петляющую в имбирном поле дорогу. И вот, миновав последний поворот, автомобиль наконец остановился перед большим домом. Похожие сооружения Роуана уже видела в Куинсленде: дом обладал многочисленными верандами и пристройками. «Олеандры, бугенвиллеи, гибискусы — в общем, терракотовая земля», — подумала она.

— Наргано! — объявил Джонатан и принялся сигналить. Из дома никто не выходил, и он продолжал жать на клаксон.

— Если вы используете такой способ, чтобы кого-нибудь позвать, то у вас плохая система контроля, — сухо сказала Роуана, которую раздражал пронзительный звук сигнала.

— Просто они заняты.

— Но ведь сейчас ночь? Или вы людей круглые сутки заставляете работать?

— Сейчас идет сбор урожая, нужно делать все сразу и быстро, ну а босс может и подождать немного.

— Босс — это вы, конечно.

— Вы очень догадливы. Вот идет одна из моих подконтрольных — домоправительница Нэнси. Она вам тут все покажет. Нэнси, это Роуана Редланд, племянница старого Тома, — представил он женщин, когда Нэнси поравнялась с автобусом. — Как продвигается работа? — И, обернувшись к Роуане, пояснил: — Каждый корень имбиря нужно обработать вручную.

— Тоже из-за ветра? Как тростник?

— Нет, ветер тут ни при чем. Необходимо удалять все боковые корни и лишнюю древесину.

— Очистка идет нормально, — докладывала Нэнси, — вот только некоторые девушки из новеньких еще не совсем справляются.

— Сезонные рабочие, — презрительно скривился Джонатан, — из Мельбурна и Сиднея.

Роуана представила, насколько большее презрение он выказал бы в отношении работников-европейцев.

Нэнси оказалась воплощением гостеприимства.

— Солнце, конечно, — это хорошо, но у вас такая светлая кожа, — вздыхала она, провожая Роуану в комнату для гостей, — как у меня когда-то, но теперь она стала совсем темной, все веснушки исчезли.

— На следующей неделе я покраснею, — отвечала Роуана, — да еще эта печка в кафе…

— Ой! — вдруг спохватилась Нэнси, — пора подавать ужин для третьей смены!

— Фабрика где-то недалеко?

— Прямо здесь, можно сказать, хотя из вашего окна не видно. Чувствуйте себя как дома, милочка. Располагайтесь, а потом приходите к нам. Вы нас быстро найдете — услышите.

Для начала Роуана нашла ванную, вымыла руки, привела в порядок волосы, а затем спустилась вниз. Она робко остановилась в дверях большой комнаты, но девушки тотчас же заметили ее, громко приветствуя и приглашая не стесняться и заходить. Они уже сняли фартуки и комбинезоны и теперь, в честь окончания рабочего дня, пили чай с печеньем, щедро намазанным каким-то золотистым джемом.

— Имбирный мармелад, — сказала Нэнси, — наш самый ходовой товар. Здесь, в Наргано, везде растет имбирь. Через несколько дней вы сами убедитесь, милочка.

Роуана не собиралась оставаться дольше, чем до утра, и с раздражением вспомнила, что опекун тоже на этом настаивал. Однако она улыбнулась Нэнси и согласно кивнула.

В ту ночь она засыпала под резкий запах имбиря. Ей приснилось маленькое кафе, элегантные посетительницы выбирали кексы и печенье, но, когда она с подносом подошла к одному из столиков, на нем оказался стейк, солонина и гигантский сандвич.

— Проснитесь и пойте, мисс Редланд! — Джонатан Саксби опустил поднос на тумбочку у ее кровати, небрежно бросив: — У вас есть только полчаса. К восьми Барни нужно быть в поле.

На подносе возвышался чайник, с отличным чаем янтарного цвета и без листьев заварки, и лежали гренки с имбирным джемом. А еще Роуана увидела там… красный цветок имбиря, скорее и вправду красный побег. Тому, кто его принес, без сомнения, нравилось дразнить Роуану. Она взяла цветок, понюхала, повертела в руке и вдруг услышала звон часов. Торопливо проглотив завтрак, она заскочила под душ, потом надела самый, по ее мнению, подходящий для «Мальчика-с-пальчик» наряд и под оглушительный сигнал клаксона побежала вниз.

Джонатан сидел за рулем. Увидев Роуану, он ухмыльнулся:

— Может, у меня не самый современный метод контроля, мисс Редланд, но зато он самый действенный.

— Я думаю, кто-то уже оглох, — огрызнулась она.

— А вы бы лучше о себе подумали, — посоветовал опекун, — ведь я не стану делать скидок на неопытность, когда придет время оценить, справились вы или нет.

— Вы не человек, а деревянный имбирный корень.

— Есть сорта, наоборот, мягкие и нежные.

— Короче, на босса не похожи.

— Рад, что вы признаете меня боссом.

— Ваших подчиненных.

— В некотором роде вы ведь тоже мне подчиняетесь. Либо доставляете мне удовольствие, либо скатертью дорожка.

— Вы, наверно, хотели сказать: кафе доставляет вам удовольствие. Я же не имею с вами ничего общего.

— Только как с человеком, который решает, останетесь вы или нет.

— И вам нравится ваше высокое положение, не так ли?

— Никогда не нравилось. Я говорил об этом Тому. А теперь я его просто ненавижу.

— Из-за меня?

— Вы умеете скручивать папиросы?

— Из-за меня? — упрямо повторила она.

— Подержите руль, пока я сверну одну. — Передав ей руль, он начал растирать табак. — Да.

— Спасибо.

— Не за что. Как вы, однако, раскраснелись. И все от злости. На вашей коже гнев хорошо заметен.

— И кожа моя вам не нравится?

— Очень нравится, — улыбнулся он, — красный — мой любимый цвет.

Перед тем как свернуть на шоссе, они проехали под высокой аркой, на которой было крупно выведено название усадьбы. На трассе Джонатан прибавил скорость, и они примчались в «Мальчик-с-пальчик» всего за несколько минут до первых утренних грузовиков. Роуана еще не успела завязать фартук, а Джонатан уже кричал ей:

— Шесть стейков с яичницей. Два сандвича. Барни будет к четырем, — добавил он, заглядывая в кухню. — Ну а пока, — он сделал широкий жест рукой, — это все ваше.