По законам моего народа женщина, становясь матерью, удостаивается особого уважения: она дала миру еще одно человеческое существо, приобщилась к дару жизни. С рождением Алики я тоже стала «матушкой», полноценной женщиной. Пройдя все круги посвящения в женщины — а начало ему было положено слишком рано, когда меня пяти лет от роду подвергли обрезанию, — я завершила этот процесс рождением ребенка, когда мне самой было уже около тридцати. И мое уважение к собственной матери возросло многократно. Я поняла, какой невероятной силой обладают сомалийские женщины, если они справляются с той тяжкой ношей, какая выпадает на их долю просто потому, что они родились женщинами. Живя на Западе, я изо всех сил старалась делать то, что надо было делать, и порой мне казалось, что этих сил не хватит. Я старательно драила полы в «Макдоналдс» в то время, когда месячные протекали у меня так болезненно, что я чуть не умирала. Я прошла через операцию, чтобы освободить свои зашитые гениталии и получить возможность нормально мочиться. Девять месяцев беременности я передвигалась, как могла, ездила в метро на окраину Гарлема, взбиралась по лестницам, ходила на рынок за продуктами. Трое суток я провела в родовых муках, почти не сомневаясь, что умру прямо там, в родильном зале, на глазах у врачей.
Но если говорить правду, я легко отделалась. А как же та девочка, которая в африканской пустыне проходила многие километры, чтобы напоить своих козочек, тогда как ей стоило большого труда даже стоять прямо — такую боль каждый раз вызывали месячные? А как же та жена, которую сразу после родов снова зашивают с помощью иголки и нитки, будто кусок полотна, лишь бы она оставалась недоступной для всех, кроме своего мужа? А как же та женщина на последнем месяце беременности, которая в пустыне отыскивает что-нибудь съестное, чтобы накормить остальных своих одиннадцать детей? А как же та молодая жена, которая по-прежнему плотно зашита, а между тем ей наступает время родить своего первенца? Что ждет ее, когда она одна уходит в пустыню — как поступала всегда моя мама — и рожает там без чьей-либо помощи? К несчастью, ответ на эти вопросы я знаю: многие истекают кровью там, в глуши пустыни; и им крупно повезет, если муж отыщет их раньше, чем грифы и гиены.
Становясь старше и узнавая все больше, я выяснила, что отнюдь не одинока: те расстройства здоровья, с которыми пришлось столкнуться после обрезания мне, преследуют миллионы девушек и женщин по всему миру. Вследствие обряда, порожденного невежеством, большинство женщин на африканском континенте проводят свою жизнь в постоянной боли. Кто станет помогать женщине, живущей в пустыне — подобно моей маме — и не имеющей ни денег, ни общественного положения? Но должен же кто-то поднять голос в защиту маленькой девочки, которая не имеет собственного права голоса! И раз уж я родилась, подобно им, кочевницей, значит, помогать им — мой долг.
Я не в силах объяснить, почему столь многое в моей жизни произошло по чистой случайности. Но я не верю в то, что бывает чистая случайность. Должно быть, у нашей жизни есть более высокое предназначение. Бог спас меня от льва в пустыне, когда я бежала из дому, и с того часа я была уверена, что мне уготован свой путь, что мою жизнь пощадили не случайно. Но если это было сделано ради моего предназначения, то в чем же оно заключается?
Некоторое время назад со мной договорилась об интервью обозревательница журнала мод «Мари Клер». Перед нашей встречей я долго размышляла над тем, что именно хочу сказать в этой статье. Когда мы встретились за ленчем с журналисткой Лорой Зив, она с первого взгляда понравилась мне.
— Понимаете, — сказала я ей, — я пока не знаю, какого рода историю вы от меня ожидаете услышать, но о том, как живут и чем занимаются модели, писали уже миллион раз. Я дам вам настоящий материал, из жизни, если только вы пообещаете его напечатать.
— Вот как? — сказала она. — Ну что же, я сделаю все, что от меня зависит.
И она включила диктофон.
И я стала рассказывать ей о том, как ребенком подверглась обрезанию. Примерно на середине интервью она расплакалась и выключила диктофон.
— Да что с вами?
— Но ведь это же ужасно… это чудовищно! Я и подумать не могла, что такое происходит в наши дни.
— В том-то и дело. В этом «гвоздь» материала — на Западе о таком никто не знает. Как вы думаете, сможет это опубликовать ваш журнал — знаменитый на весь мир, шикарный, сверкающий глянцем журнал, который никто, кроме женщин, не читает?
— Обещаю вам, я сделаю все, что только в моих силах. Но окончательное решение будет принимать руководство.
На следующий день после интервью я испытывала растерянность и смущение от того, что сделала. Теперь все узнают то, что раньше было моей тайной. Глубоко личной. Даже самые близкие подруги не знали, что произошло со мной, когда я была совсем маленькой. Я родилась и выросла в замкнутом мирке Сомали, где было не принято говорить вслух о таких вещах. А я рассказала об этом миллионам посторонних людей. И все же я решила: пусть будет, что будет. Даже если ради этого придется поступиться чувством собственного достоинства. Так оно и было. Я отложила его в сторону, как откладывают сброшенную одежду. Отложила и стала обходиться без него. Но меня волновало, как откликнутся на такой поступок мои земляки-сомалийцы. Я живо представляла, как они возмущаются: «Кто дал тебе право осуждать наши древние традиции?» Я прямо слышала, как они вторят тому, что говорили мои родственники, когда мы встретились в Эфиопии: «Думаешь, раз ты живешь на Западе, так ты умнее всех?»
После долгих раздумий я пришла к выводу, что мне было необходимо рассказать об обычае женского обрезания по двум причинам. Прежде всего, этот вопрос меня очень волнует. Мало того, что мне до сих пор приходится лечиться от всяких хворей, вызванных обрезанием, — я никогда не смогу испытать удовлетворение от секса, этого ощущения меня лишили. Я чувствую себя ущербной, калекой, и что самое грустное — знаю, что по-другому никогда не будет. А что может быть хуже безнадежности? Когда я встретила Дейну, я наконец влюбилась, я хотела испытать радость физической близости с мужчиной. Но если сегодня меня спросят, получаю ли я от этого удовольствие, я отвечу: «Не в том смысле, как другие». Физическая близость с мужем доставляет мне лишь моральное удовлетворение — потому что я люблю его.
Всю жизнь я пыталась понять, по какой же причине меня подвергли обрезанию. Быть может, я бы смирилась с тем, что со мной сделали, если бы нашла этому убедительное оправдание. Но ни одного оправдания я не находила. Чем дольше я размышляла о причине, по которой совершается обрезание женщин, чем бесплоднее были эти размышления, тем сильнее меня возмущал этот обряд. Мне было необходимо выговориться, рассказать об этой тайне — ведь она всю жизнь точила меня изнутри. А мне не с кем было поделиться своим горем, рядом со мной не было никого из близких — ни мамы, ни сестер. Терпеть не могу слово «жертва», от него веет такой беспомощностью! Но кем же, как не жертвой, я была в тот момент, когда цыганка кромсала мою плоть? Теперь же, превратившись во взрослую женщину, я перестала быть жертвой, я могу действовать. Предоставляя материал для статьи в «Мари Клер», я стремилась, чтобы те, кто настаивает на сохранении этого варварского обряда, услышали мнение о нем хотя бы одной женщины, ибо в моей родной стране женщины вынуждены помалкивать.
Мне подумалось, что люди станут смотреть на меня неприязненно, когда будут встречаться со мной на улице, ведь теперь им известна моя тайна. Я заранее решила не обращать на это внимания. Потому что вторая причина, по которой я выступила со статьей, — это надежда донести до сознания людей тот факт, что ужасный ритуал существует и в наше время. Мне надо было сделать это — не ради себя одной, но и ради всех тех девочек в разных странах, кому приходится сегодня испытывать обрезание на себе. Этот обряд проходят (и нередко умирают от него) не сотни, не тысячи, а миллионы девочек. Того, что произошло со мной, уже не изменишь, я искалечена — но, быть может, я смогу спасти других.
Когда мое интервью появилось под заголовком «Трагедия женского обрезания», оно вызвало колоссальный резонанс. Лора блестяще сделала свое дело, а журнал «Мари Клер» совершил смелый поступок, решившись на публикацию такого материала. И редакция журнала, и «Равенство без промедления» — общественная организация, борющаяся за права женщин, — были завалены потоком писем в поддержку статьи. Подобно самой Лоре в момент интервью, читательницы испытывали самый настоящий ужас:
Ровно месяц назад я с ужасом прочитала в мартовском номере «Мари Клер» рассказ о так называемом «обрезании» женщин и с тех пор не могу забыть об этом. Мне трудно поверить, что кто бы то ни было, все равно — мужчина или женщина, мог бы забыть об этом или пройти мимо столь бессердечного и бесчеловечного отношения к той половине человечества, которую Господь Бог создал как подругу и спутницу мужчины, «в помощь ему». В Библии сказано: «И полюбит человек жену свою». Даже те, кто живет в обществе, не знающем Господа Бога [29] , не могут не осознавать, что ДУРНО совершать то, что причиняет боль, калечит и даже убивает женщин. Как могут они снова и снова допускать, чтобы такое происходило с их женами, дочерьми и сестрами? Разумеется, они не могут не понимать, что губят своих женщин во многих отношениях!
Господь да поможет нам, с этим надо ЧТО-ТО ДЕЛАТЬ. С этой мыслью я просыпаюсь, с нею отхожу ко сну, а весь день плачу, думая об этом! Конечно же, «Уорлд вижн» [30] или иная подобная организация может помочь просветить этих людей и научить их тому, насколько лучше стали бы их браки и интимная жизнь, как это и было задумано свыше, если бы они не забывали, что женщины не зря рождаются с определенными частями тела — точно так же, как и мужчины.
Другое письмо:
Только что прочитала вашу статью об Уорис Дири. До глубины души потрясена тем, что маленьких девочек и поныне подвергают таким мучениям и увечьям. С трудом верится, что подобный садизм существует в наше время. Вследствие проведения такого ритуала эти женщины обречены всю жизнь испытывать множество трудностей.
При всем уважении к традициям, подобным зверствам в отношении женщин необходимо положить конец. Давайте я разрежу гениталии одного только мужчины, а потом зашью их снова — и гарантирую, что подобные безобразия прекратятся. Как они представляют себе физическую близость с женщиной, если та непрерывно испытывает сильнейшую боль? Эта статья довела меня до слез, и я решила сразу же написать в организацию «Равенство без промедления», чтобы узнать, чем можно помочь.
В письме, адресованном лично мне, говорилось:
Уже написано множество трагических историй, в будущем их напишут еще больше, но, Уорис, что более ужасающего можно добавить к характеристике целого общества, нежели то, как эти люди калечат собственных детей? Читая статью, я искренне переживала и обливалась слезами. Хочется сделать хотя бы что-нибудь, чтобы изменить такое положение, только я не знаю, что может сделать один-единственный человек.
Эти письма в поддержку статьи доставили мне огромное облегчение. Я получила только два недоброжелательных ответа, авторы которых меня осуждали. Удивительно ли, что оба письма пришли из Сомали?
Я стала давать новые интервью, выступать в школах, местных клубах — повсюду, где только можно было обсуждать эту проблему.
А затем последовал новый поворот судьбы. Одна визажистка летела из Европы в Нью-Йорк; ей попался журнал «Мари Клер», и она прочитала мое интервью. Там же, в самолете, она показала журнал своей работодательнице со словами: «Вы только почитайте!» Ее работодательницей случайно оказалась Барбара Уолтерс. Позднее Барбара говорила мне, что не смогла дочитать статью до конца, до того разволновалась. Но она почувствовала, что на такую проблему нельзя не откликнуться. Она решила сделать на основе моей статьи сюжет для своей передачи «Двадцать на двадцать»: пусть зрители знают, что такое женское обрезание. Продюсером этого сюжета, названного «Путешествие за исцелением» и завоевавшего впоследствии премию, стала Этель Басс Вайнтрауб.
Отвечая на вопросы Барбары, я чуть не плакала: у меня было такое чувство, словно я разделась у всех на глазах. Все-таки статья в газете позволяла сохранять известную дистанцию между мной и читателями. Моей непосредственной слушательницей была одна Лора — мы, две женщины, сидели в ресторане, рядом никого не было. Но теперь меня снимали для телепередачи, и я знала, что операторы берут мое лицо крупным планом, когда я раскрываю секрет, который хранила всю жизнь. Все равно что меня выпотрошили и выставили мою душу на всеобщее обозрение.
«Путешествие за исцелением» вышло в эфир летом тысяча девятьсот девяносто седьмого года. Вскоре позвонили из моего агентства и сказали, что мною интересовались сотрудники ООН. Они видели этот сюжет в передаче «Двадцать на двадцать» и хотят, чтобы я им позвонила.
События приняли совершенно неожиданный оборот. Фонд народонаселения ООН приглашал меня принять участие в проводимой им кампании за прекращение обрезания женщин. Совместно со Всемирной организацией здравоохранения они собрали статистические данные, внушающие неподдельный ужас и показавшие истинный масштаб этой проблемы, требующей своего решения. Познакомившись с цифрами, можно было убедиться, что она касается далеко не только меня одной. Женское обрезание, или, как его теперь официально именуют, причинение увечий женским гениталиям (УЖГ), распространено, главным образом, в двадцати восьми странах Африки. Согласно оценке ООН, эту операцию перенесли сто тридцать миллионов девушек и женщин. Ежегодно не менее двух миллионов девушек подвергаются опасности стать очередными жертвами — в среднем шесть тысяч в день. Обычно операции проводятся в антисанитарных условиях повитухами или знахарками. Обезболивающими средствами они не пользуются. Девочек режут теми инструментами, какие окажутся под рукой: опасной бритвой, кухонным ножом, ножницами, осколками стекла, острыми обломками камня, а в некоторых регионах знахарки используют даже собственные зубы. Суровость процедуры различается в зависимости от географического района и традиций местной культуры. В самом мягком случае ограничиваются отрезанием головки клитора, что на всю последующую жизнь лишает девушку возможности получать физиологическое удовлетворение от полового акта. А в самом жестком случае — зашивание (инфибуляция), которому в Сомали подвергаются восемьдесят процентов женщин. Это как раз та процедура, которой подвергли меня. Она приводит к таким последствиям, как болевой шок, нагноения, повреждение уретры или прямой кишки, образование рубцов, столбняк, инфекционные заболевания мочевого пузыря, общее заражение крови (сепсис), СПИД, гепатит Б. К более длительным последствиям относятся хронические инфекционные заболевания мочеполовой системы, грозящие бесплодием, образование кисты либо воспаления промежности, болезненные невромы (опухолевидные разрастания ткани нерва), нарастающие затруднения мочеиспускания, дисменорея, скопление менструальной крови в брюшной полости, фригидность, депрессия — и так далее, вплоть до смерти.
Мне невыносимо представлять, что в этом году еще два миллиона девочек пройдут через то же, через что пришлось пройти мне. Но это заставляет меня также осознать, что пытки повторяются изо дня в день, появляются все новые и новые озлобленные женщины — женщины, которые уже не смогут вернуться в прошлое и вернуть себе то, чего их лишили.
Беда в том, что число девушек, подвергающихся увечьям, не только не снижается, но, напротив, растет. Африканцы, в огромном количестве эмигрировавшие в страны Европы и в США, привезли этот обычай и туда. Федеральные центры по контролю над заболеваниями и по профилактике заболеваний подсчитали, что в штате Нью-Йорк этой процедуре подверглись или же еще подвергнутся двадцать семь тысяч женщин. По этой причине многие штаты США принимают законы, запрещающие УЖГ. Законодатели считают, что специальные законы необходимы ради защиты детей, которым грозит эта операция, ведь их семьи станут утверждать, что право калечить своих дочерей — одна из их «религиозных свобод». Во многих случаях африканские общины в США способны скопить достаточно денег, чтобы доставить женщину, проводящую обрезание — наподобие той цыганки, — прямо из Африки в Америку. В этом случае она сделает обрезание сразу целой группе девочек. Когда это оказывается не по средствам, семьи берут дело в собственные руки. Один папаша в Нью-Йорке включил погромче музыку, чтобы соседи не услышали воплей, и отрезал своим дочерям гениталии столовым ножом-пилкой.
С огромной гордостью я приняла предложение ООН стать ее специальным послом и включиться в борьбу за права женщин. На этом посту для меня величайшей честью стало работать рядом с такими женщинами, как доктор Нафис Садык, исполнительный директор Фонда народонаселения ООН. Одной из первых она начала кампанию против УЖГ, подняв этот вопрос в своем выступлении в Каире, на Международной конференции по проблемам народонаселения и развития в 1994 году. Мне же предстоит вскоре снова отправиться в Африку — для того чтобы рассказать свою историю и добиться поддержки кампании, проводимой ООН.
Уже более четырех тысяч лет у различных народов Африки существует традиция увечить женщин. Многие полагают, что так предписано Кораном, поскольку данный обряд существует почти во всех мусульманских странах. Однако это не соответствует действительности: ни в Коране, ни в Библии нет ни единого упоминания о том, что обрезание женщин угодно Богу. На сохранении этого обычая настаивают мужчины — невежественные и эгоистичные мужчины, — которые желают таким путем обеспечить безраздельное владение своими женщинами в сексуальном отношении. Они требуют, чтобы их жены были обрезаны. Матери подчиняются этому требованию и подвергают обрезанию дочерей, опасаясь, что иначе те не смогут выйти замуж. Необрезанную женщину считают нечистой, охваченной плотскими желаниями, а потому не годной для супружества. А в кочевом обществе — таком, в каком выросла я сама, — нет места незамужней женщине, поэтому матери считают своей святой обязанностью позаботиться, чтобы у дочерей были наилучшие возможности выйти замуж, точно так же, как на Западе семья считает своим долгом послать дочь учиться в престижную школу и вуз. Так что никаких причин, по которым ежегодно должны подвергаться увечьям миллионы девушек, не существует — кроме невежества и предрассудков. Зато имеются веские причины прекратить эту практику: следствиями обрезания становятся боль, страдания и смерть.
Мне никогда бы и во сне не приснилось, что я стану послом ООН, настолько дерзкой была бы такая мечта. Хотя еще в детстве я чувствовала, что не такая, как мои родные или наши соседи-кочевники, однако я никак не могла представить, что стану послом организации, которая берет на себя решение мировых проблем. ООН играет на международном уровне такую же роль, какую играет мать в семье: она утешает и дает защиту. Думаю, это единственное, к чему я на самом деле готовилась с детства: не зря ведь еще в ранней юности друзья и подруги называли меня «матушкой». Они дразнили меня так, потому что я всегда стремилась оберегать их и воспитывать.
Эти же друзья высказывают теперь опасения, что какой-нибудь религиозный фанатик может совершить на меня покушение, когда я буду в Африке. В конце концов, я ведь стану вести пропаганду против того преступления, которое многие исламские фундаменталисты считают священным обычаем. Я не сомневаюсь, что моя работа сопряжена с опасностями, и признаюсь, что испытываю страх. Особенно это пугает меня, потому что теперь у меня есть малыш, о котором я должна заботиться. Но религиозная вера велит мне быть мужественной: Бог знал, для чего направил меня на этот путь. Он возложил на меня эту обязанность, и я должна исполнить то, что предначертано. А еще я верю в то, что задолго до моего рождения Аллах определил день, в который мне предстоит умереть, и этого никому не изменить. А тем временем я могу снова рискнуть, ведь я всю жизнь только этим и занималась.