Равноденствие наступит сегодня вечером, вскоре после заката. Принц Эболи и его гости намереваются отметить это событие в донжоне родового замка. Подобные великосветские развлечения регулярно упоминаются в «Нью-Йорк Таймс». Как легко затеряться на просторах его поместья или в лабиринте картинной галереи! По всем залам в изобилии рассыпаны присланные на отзыв книжные новинки. Раз в неделю садовник сгребает их в кучки и сжигает на заднем дворе.
Прислуга относит к ней в комнату багаж. Ее представляют Майлзу и Флоре. Гравий дорожки испещрен глубокими рубцами от шипастых зимних шин, которые принц уже приказал шоферу установить на свой «крайслер-империал». Все очень милы с ней. Все совершенно банально. Мрачные завиральные фантазии, досужая детская болтовня; в их возрасте это совершенно естественно.
Но по вечерам, когда ей приходится занять свое место за столом, она чувствует себя не так уверенно. Гости носят маски. От их бесстрастных разговоров о равноденствии, о загрязнении реки, о войне становится не по себе.
– Plus ça change, – замечает принц, – plus c’est la même chose.
В страхах гувернантки – пускай безрассудных – и заключена самая романтика. Разве не все мы тайком влюблены в этого разорившегося принца? Что бы там он ни совершил, что бы еще ни мог совершить. Подозрение, что кто-то заперт в башне, придает ласкам принца особую пикантность. Ладони его бродят по твоему телу, и ты выслушиваешь велеречивые комментарии по поводу президентской кампании, загрязнения рек, чикагских волнений…
Вазы с цветами. Драпировки. Предметы роскоши преследуют ее по всему дому, словно собачьи стаи. Безжалостные. Смертельно голодные. Какого цвета у него глаза?
Неотвратимость наступления осени видится птицам в верхушках августовских деревьев – и даже она теперь вынуждена признать реальность этого наступления, заполонившего долину красными стягами листвы. День недели и число не имеют значения. Время года – осень. Дети ищут мидий в ядовитой реке. С плеском, с хихиканьем. На глазах у связанной гувернантки, чей рот залеплен наклейками «Голосуйте за Уоллеса», юный Майлз ласкает свою сестру. Негромко покрикивая, слуги принца резво играют в пятнашки среди тростников, на заиленном берегу. Эта сцена снова и снова встает перед ее мысленным взором. Всегда все одно и то же. Река. Полицейский в маске. Маленькие детские язычки путешествуют по ее телу.
Каждое утро к ней в комнату с завтраком на подносе является садовник. С чувством почти невыносимой роскоши она читает «Нью-Йорк Таймс». «Страна поражена недугом. Он не отступит, если отводить глаза или делать вид, что никакого недуга нет. Движение Уоллеса – зловещее явление».
Принц настаивает, чтоб она присутствовала на обеде.
Почти всю эту неделю света и тьмы примерно поровну. Газоны усеяны птичьими трупиками. Садовник сгребает их в кучки и сжигает на заднем дворе. Рука мужчины на портрете немногим отличается от клешни.
Читая этот роман, мы постепенно приходим к выводу, что садовник много лет портил детей. Ты с омерзением откладываешь книгу, но та принимается медленно, дюйм за дюймом, ползти к тебе через комнату, словно гусеница. Ты стремглав вылетаешь на улицу, в осеннюю полночь и запах горящих листьев. Из казематов башни голосят женщины в поддержку Джорджа Уоллеса. Ты лежишь на гравиевой дорожке, а он снова и снова переезжает тебя своим «империалом».
С деревьев опадают марши и польки. Ритм жизни. Скоро выпадет снег. Скоро реку скует лед. Скоро, скоро, тишина.
Ты стала принцем Эболи.