Неподалеку от Кастера, штат Монтана

Понедельник, 10 декабря 1951 года

Серые тучи легли на Монтану непроницаемым покрывалом. СВВП летел с юга, под брюхом у него болтался старенький полноприводный пикап. Местность к северу от Хардина была пустынной, поэтому никто не увидел, как самолет опустил машину и та зависла всего в нескольких футах над заснеженной дорогой, после чего бортмеханик освободил страховочные концы. Подпрыгнув на рессорах, пикап встал на колеса, и сверху на него свалился клубок стальных тросов.

Освобожденный от груза СВВП подскочил вверх, сместился в сторону и снова снизился, взметая винтами поземку. Когда «Очаровашка» приземлилась, двое членов экипажа отцепили тросы и затащили их в грузовой отсек, а тем временем с рюкзаком за плечами Хейл спустился по трапу.

Оказавшись на земле, он подошел к кабине, так чтобы его увидел Первис. Улыбнувшись, летчик показал большой палец. Трап поднялся, оба двигателя набрали обороты, и самолет задрожал. Через мгновение он снова поднялся в воздух, развернулся на юг и быстро улетел.

Хейл остался один.

Однако, в отличие от недавней экскурсии по Чикаго, теперь он находился в глубине территории, контролируемой правительственными войсками. Шагая к машине, «часовой» не испытывал того сжимающего внутренности страха, который неизменно сопровождал его в «Стране вонючек», как называл кое-кто из его начальства оккупированные территории.

И все же предстоящая операция была связана с определенным риском — Хейлу была поставлена задача проникнуть в учебный лагерь организации «Только свобода» под Кастером. Ему предстояло выяснить, не направились ли министр обороны Уокер с женой сюда, раз их нет в Чикаго. Администрация президента Грейса по-прежнему была полна решимости найти беглецов либо получить неопровержимые доказательства их гибели — любой из двух исходов считался приемлемым.

Определенно, светло-голубому пикапу с заляпанными грязью номерами штата Монтана многое пришлось повидать на своем веку. Хейл открыл дверь, забросил рюкзак на сиденье, скорее похожее на скамейку, и сел за большое черное рулевое колесо. Ключ торчат в замке зажигания, и шестицилиндровый двигатель сразу ожил, издав глухой рев. В чем не было ничего удивительного, поскольку механики АСНИП полностью проверили машину менее чем сутки назад.

Полный привод уже включен, и Хейлу осталось врубить передачу и поехать на север по двухполосному шоссе. На снегу виднелись отпечатки колес, оставленные машинами местных фермеров, но, судя по тому, что следы уже наполовину занесло снегом, прошло по крайней мере шесть часов с того момента, как по шоссе проехал последний автомобиль.

По левую сторону Хейл видел заснеженную равнину и горный хребет Абсарока вдалеке. Полоска холодного зимнего света отделяла землю от свинцово-серого неба. «Печка» работала, но воздух в салоне почти не согревала, поскольку все ее силы уходили на запотевшее ветровое стекло. Места вокруг были знакомые — напоминавшие Хейлу детство.

В машине был средневолновый приемник, и он быстро нашел «Long Gone Lonesome Blues» Хэнка Уильямса. Музыка несла Хейла на север мимо ферм, стоящих поодаль от дороги, мимо заснеженных сараев и голых деревьев. Он доехал до ориентира — почтового ящика, висевшего на старом ржавом плуге, где, согласно полученным инструкциям, нужно было свернуть направо.

Хейл выкрутил рулевое колесо и вскоре очутился на прямой как стрела дороге, ведущей вдоль ограды из колючей проволоки. Пикап ехал вперед, разбрызгивая в стороны грязный снег, и вдруг Хейл понял, что волосы у него на затылке встают дыбом.

Ему часто приходилось бывать и охотником, и добычей, и он прекрасно знал это чувство. Откуда-то, быть может, из-за груды заснеженных валунов, в двухстах ярдах слева, за ним следили чьи-то глаза. И если эта догадка была правильной, наблюдатель наверняка уже докладывал по рации о появлении чужака. Подобную четкую дисциплину Хейл понимал и уважал.

Когда пикап поднялся на холм, Хейл увидел впереди несколько зданий. Одни были старые, потемневшие от непогоды и, видимо, принадлежали ранчо, существовавшему здесь с давних пор, другие же сияли желтовато-оранжевой свежей древесиной. Новые постройки напоминали армейские казармы, и не случайно: вопреки недовольству официальных властей, на ранчо был устроен учебный лагерь для добровольцев организации «Только свобода». Пройдя подготовку, повстанцы отправлялись на север, в «Страну вонючек», а если химеры захватят Монтану, добровольцы останутся здесь, чтобы вести партизанскую войну. Хейл одобрял это и считал, что правительство должно оказывать повстанцам всемерную поддержку, вместо того чтобы мешать им любыми способами.

Дорогу преградил шлагбаум из свежеобтесанного бревна, и Хейлу пришлось остановиться. Тотчас к нему вышли двое в охотничьих костюмах. Вместо двустволок у обоих были автоматические винтовки «Буллзай М-3», из чего следовало, что охотиться они собираются не на оленей. Один постовой держал оружие наготове, следя за Хейлом, а второй приблизился к машине. Половину его обветренного лица, свидетельствующего о жизни на открытом воздухе, скрывала густая борода. Хейл опустил стекло, и постовой заговорил в открытое окно, выпуская изо рта облачка изморози:

— Эй, приятель, это частная собственность. Если ищешь Кастер, то разворачивайся и поезжай назад. Первый же поворот направо — и вернешься на шоссе.

— Спасибо, — невозмутимо произнес Хейл, — но думаю, я попал туда, куда нужно. Если это действительно учебный лагерь «Только свободы». Я хочу записаться добровольцем.

Часовой нахмурился.

— У тебя глаза как у вонючки… Тебе об этом никто не говорил?

— Да, говорили, — небрежно ответил Хейл. — У нас в роду у всех глаза желтые. Такие были у моего отца и деда.

Похоже, постового его слова не убедили, но он все равно кивнул, указывая на площадку, где уже стояло десятка два машин. Одни, запорошенные снегом, уже какое-то время не трогались с места, другие были чистыми.

— Отгони свой пикап вон туда, приятель, — распорядился постовой. — Если есть оружие, запри его в кабине. Следуй по указателям и попадешь в штаб. Спросишь там мистера Манджера. Он у нас отвечает за набор новобранцев, как и за все остальное.

Поблагодарив, Хейл подождал, пока второй постовой, толкнув противовес, поднимет шлагбаум, и проехал вперед. Свернув на стоянку, он выбрал место между новеньким седаном и старым грузовиком с откидными бортами. С собой, что полностью соответствовало легенде, у него был только пистолет сорок пятого калибра, прекрасно поместившийся в бардачке.

Выйдя из машины, Хейл покинул стоянку и проследовал по нарисованным от руки знакам к одноэтажному бревенчатому жилому дому, в котором теперь размещался штаб. Где-то вдалеке непрерывно звучали хлопки выстрелов — новобранцы занимались на стрельбище.

По крайней мере, Хейлу хотелось думать именно так.

Внутри здания ждали двое. Оба были в шерстяных рубашках, вытертых джинсах, с оружием на поясе. Один перекатывал во рту спичку. Его глаза были почти незаметны на фоне многочисленных морщин.

— Доброе утро, — затараторил он. — Пожалуйста, повернитесь налево и обопритесь о стену. Лестер любит пощупать незнакомцев.

Шутка была старой, но все равно вызвала одобрительный смешок Лестера, который довольно грубо обшарил Хейла, но ничего не обнаружил.

После этого Хейлу приказали сесть в просторной комнате, бывшей гостиной. Здесь по-прежнему было довольно мило: темно-зеленый ковер на полу, потертая мягкая мебель, трескучие дрова в камине, сложенном из речных камней. На стенах тут и там висели черно-белые фотографии. Везде был снят один и тот же мужчина, он демонстрировал пойманную форель, стоял рядом со всевозможными убитыми зверями, сидел на породистых лошадях, устремив взор вдаль. Владелец ранчо? Пожалуй, решил Хейл, усаживаясь.

Хейл листал старые журналы «Филд энд стрим», когда в комнату вошел мужчина в твидовой куртке, вельветовых брюках и начищенных до блеска коричневых ковбойских сапогах. Хейл узнал в нем человека с фотографий.

— Привет, — сказал мужчина. — Моя фамилия Манджер. Гомер Манджер. А вы?..

— Натан Лири, — ответил Хейл. — Рад с вами познакомиться.

У Манджера было худое, даже аскетическое лицо.

— Это мы еще посмотрим, мистер Лири, — строго произнес он. — Многие слышат зов, но лишь немногие оказываются избранными. Будьте добры, следуйте за мной.

Хейл прошел за Манджером в комнату, где некогда спал хозяин дома, а теперь был устроен кабинет с большим деревянным письменным столом, обилием книжных полок и дуплексной радиостанцией армейского образца, целиком занимавшей отдельный столик. На одной из стен висела подробная карта Монтаны. Манджер обошел вокруг стола и, казалось, собирался сесть, но вдруг рявкнул:

— Сми-ир…но!

После многих лет в армии, а затем в АСНИП Хейл едва не вытянулся в струнку. Ему потребовалось призвать всю волю, чтобы разыграть недоумение, затем выпрямиться и изобразить неуклюжую стойку желторотого новобранца. Усмехнувшись, Манджер довольно кивнул.

— Прошу меня простить, но администрация Грейса не одобряет нашу деятельность и не прекращает время от времени засылать соглядатаев. Чаще из числа военных, а вы внешне похожи на военного, и они почти неизменно вытягиваются во фрунт. — С этими словами он опустился в кресло. — Присаживайтесь, мистер Лири, и расскажите о себе.

И Хейл рассказал Манджеру о том, как потерял в детстве родителей, вырос на ранчо в Южной Дакоте, а затем перебивался с одной работы на другую. Что, в общем-то, соответствовало правде. Он лишь умолчал о службе в армии и в АСНИП.

Манджер слушал внимательно, изредка прерывая Хейла, чтобы задать вопрос, но в основном предоставляя ему говорить самому. Когда рассказ закончился, Манджер сложил руки домиком.

— Итак, мистер Лири, почему вы думаете, что вам есть что предложить «Только свободе»?

Хейл пожал плечами, но, когда он заговорил, в голосе прозвучала жесткость.

— Я вырос на природе, я неплохо стреляю, и я ненавижу вонючек.

— В Монтане полно хороших стрелков, — сухо заметил Манджер. — Моя мать без труда подстрелит из карабина двадцать второго калибра зайца за пару сотен футов — а ей уже под восемьдесят. Так что нам нужны выдающиеся стрелки. Больше того, мы ищем тех, кто готов пойти туда, куда ни за что не сунется американская армия, и будет охотиться за вонючками, пока не погибнет сам. А это участь девяноста процентов наших бойцов. Так что подумайте, мистер Лири, вы такой человек? Вы готовы принести такую жертву?

Хейл выдержал пристальный взгляд Манджера.

— Да. Надеюсь, я такой.

Манджер помолчал, обдумывая услышанное. Наконец, приняв решение, он кивнул.

— Ну хорошо, мистер Лири. Мы пропустим вас через «выжималку» и поглядим, из какого теста вы сделаны. Если по прошествии трех-четырех дней вы все еще будете здесь, начнете готовиться по-настоящему. Несите вещи в казарму номер один, устраивайтесь на свободной койке и чувствуйте себя как дома. Не забудьте хорошенько выспаться — вам это очень пригодится.

Когда Хейл зашел в казарму, там никого не было, но половина из шестнадцати коек, судя по лежащим на них или рядом вещам, была занята. Наверное, решил Хейл, сейчас новобранцев пропускают через «выжималку», как выразился Манджер. Положив рюкзак на голый матрац, он застелил кровать бельем, сложенным в изголовье. Результат получился по-армейски аккуратным, и Хейл вытащил края одеяла из-под матраца, оставив их свисать.

По пути в казарму Хейл заметил столовую и теперь направился туда, чтобы, если повезет, чем-нибудь перекусить, но самое главное — попробовать найти Уокеров. Задача заключалась именно в этом: установить, здесь ли они, после чего покинуть лагерь. Что можно будет сделать без труда, показав себя беспомощным на следующий же день. Затем, если Уокеры находятся здесь, за ними пожалует диверсионно-разведывательная группа.

Когда Хейл зашел в столовую, Уокера и его жены там не оказалось. За столиком сидели трое мужчин и женщина, по виду — опытные вояки; при появлении Хейла никто из них не улыбнулся. Оглядев Хейла и узнав в нем новичка, они продолжили разговор.

Были в столовой и другие, сидевшие, как правило, порознь, в том числе мужчина в годах, изучающий какие-то бухгалтерские бумаги, парень с ногой в гипсе и старая собака, приветствовавшая Хейла одним ударом хвоста по полу.

Кофе было вдоволь, булочки с корицей оказались выше всяких похвал, но тех, кого искал Хейл, не было и в помине.

Остаток дня тянулся медленно. Когда небо померкло, в казарму вернулись новобранцы. У одних вид был торжествующий, у других подавленный, но все валились с ног от усталости. Представившись, Хейл с интересом выслушал рассказы об адской полосе препятствий, о сложнейшем задании под названием «Игра в прятки». Все рассказчики как один выразили пожелание, чтобы с неким Энтони Пьюзо произошло что-нибудь плохое.

Затем был ужин, но продолжался он недолго, поскольку все, кроме Хейла, были измучены до предела и думали только о том, как бы поскорее упасть в койку. Хейл долго лежал без сна, слушая нестройный хор храпа вокруг и размышляя о Касси. Он не видел ее со времени последней поездки в Денвер, но постоянно думал о ней. Хейлу очень хотелось надеяться, что после выполнения задания ему дадут трехдневный отпуск.

Наконец он провалился в сон. Проснулся от того, что кто-то колотил по оцинкованному мусорному баку бейсбольной битой.

Бам! Бам! Бам!

— Хорош дрочить конец, пора служить, боец! — прогремел зычный голос. — У вас сорок пять минут, чтобы принять душ, одеться и позавтракать… Того, кто прибудет к полосе препятствий последним, ждет наряд на камни. Так что шевелите задницами!

— А что такое «наряд на камни»? — спросил Хейл, опуская ноги на холодный пол.

— То, что тебе не понравится, — ответил сосед. — Но пусть лучше тебе, чем мне!

И началась гонка. Не спуская глаз друг с друга, новобранцы умылись, натянули одежду и поспешили на кухню. Хейл, армейский ветеран, знал, как делать все быстро, и оказался у полосы препятствий в числе первых. Там уже ждал внушающий всем ужас Пьюзо.

Хейл долго прослужил рядовым, прежде чем его произвели в офицеры, и знавал многих сержантов-инструкторов, но никогда не встречал никого похожего на Пьюзо. Тот стоял в стороне, с видавшей виды бейсбольной битой на правом плече. Над ремнем свешивался внушительный живот, обширную лысину окаймляла кромка темных волос, черные как уголь глаза взирали на мир из-под сросшихся в одну линию бровей, а прямо-таки монументальный нос втягивал утренний воздух, словно вынюхивая еретиков.

— Так, — прорычал Пьюзо, когда новобранцы выстроились перед ним, — смотрите-ка, кто у нас тут есть! Новенькое мясо. Как тебя зовут, глаза вонючки?

Хейл выдержал суровый взгляд.

— Лири, — ответил он, сделав усилие, чтобы не добавить в конце «сэр».

— Отлично, Ли-и-ири, — протянул Пьюзо, — ты похож на умника, а я умников не люблю. Ну-ка, упал и отжался двадцать пять раз.

Хейл лег в грязь и начал выполнять отжимания, и тут появился последний опоздавший. Это был щуплый паренек по фамилии Карти, чем-то напоминавший библиотекаря. Он задыхался и, похоже, был страшно напуган.

— Так, — скорбным тоном произнес Пьюзо, — а вот и наш носильщик камней… Отлично, парень, принеси мне шесть штук.

Хейл к этому времени уже поднялся на ноги и проводил взглядом Карти. Искать камни под снежным покрывалом было нелегко, и когда Карти наконец вернулся с шестью камнями размером с куриное яйцо, остальные новобранцы уже боролись с полосой препятствий: два параллельных ряда вкопанных в землю покрышек, через которые требовалось перепрыгивать зигзагом; тонкое бревно, перекинутое через полузамерзшую грязную лужу; деревянная стенка высотой девять футов; канат, чтобы забраться на вышку, откуда нужно было спуститься в страховочной упряжи до площадки, расположенной в ста футах; и узкая канализационной трубы, ведущая к финишу. Именно там и стоял Пьюзо, когда к нему подошел запыхавшийся Карти с двумя пригоршнями мокрых камней.

Инструктор придирчиво осмотрел каждый камень, словно отбирая бриллианты для королевской короны. Один он отвергнул с неодобрительным восклицанием, и Карти пришлось отправляться за новым. Тем временем Пьюзо с мастерством профессионального бейсболиста по очереди запустил остальные пять камней в свинцово-серое небо, да так, что каждый наверняка перелетел бы весь стадион.

Затем, когда Карти наконец вернулся с новым камнем, уже и без того измученный «библиотекарь» отправился на полосу препятствий. Определенно, делалось все это для того, чтобы его отсеять.

— Везет ему, — понуро заметил новобранец, стоящий рядом с Хейлом, когда Карти сорвался с бревна и плюхнулся в ледяную воду. — Бедняга останется жив — а вот мы все умрем.

Наблюдая за тем, как Карти выбирается из грязной лужи, Хейл понял, что это замечание, скорее всего, соответствует истине. Сам побывав на территории, занятой химерами, он знал, насколько невысоки шансы у повстанцев.

Обед был недолгим, но сытным. В столовой Хейл получил возможность увидеть других новобранцев, а также членов небольшого, но преданного делу персонала лагеря. Приходил и Манджер, но Уокеров нигде не было видно, и в Хейле крепла уверенность, что здесь их нет. Вероятно, оба погибли во время долгой дороги из Индианаполиса до Чикаго. Другой исход граничил бы с чудом.

Поэтому, когда Пьюзо повел группу бегом к стрельбищу, расположенному на удалении одной мили, Хейл уже решил, что выстрелит мимо половины мишеней, сделав тем самым первый шаг к отчислению. Пьюзо снова отправил Карти собирать камни. По мере того как новобранцы приближались к огневому рубежу, неровный треск выстрелов становился все громче, и все больше к чистому воздуху примешивался знакомый запах порохового дыма.

Огневой рубеж был защищен длинным покатым навесом, который стоял на деревянных столбах шесть на шесть дюймов в поперечнике, залитых в бетон. Дальше, докуда хватало глаз, простиралась открытая равнина, а на расстоянии тысячи ярдов (так оценил Хейл) выстроились в линию шесть мишеней, позади которых возвышался запорошенный снегом земляной вал.

Пьюзо остановил свой выводок позади огневого рубежа, и Хейл увидел, что женщина, которая сейчас стреляла, была вооружена «фараем». Оружием армейского образца, которого у нее не должно быть. И стреляла она хорошо — очень хорошо, что стало очевидно, когда женщина сожгла последний патрон и положила винтовку на стол.

— Прилично, — одобрительно заметил инструктор по стрельбе, изучая мишени в сильный бинокль. — Из шести выстрелов пять в яблочко. Четвертая пуля на волосок ушла в сторону, но все равно поразила мишень.

— Ничего хорошего, — рассеянно ответила женщина-снайпер. — Надо выбивать шесть из шести.

При звуках ее голоса у Хейла по спине пробежала дрожь.

— Сьюзен? — воскликнул он. — Это ты?

Сьюзен Фарли обернулась. Лицо, которое Хейл помнил с детства. Тот же высокий лоб, та же россыпь веснушек у переносицы и тот же решительный рот. Сьюзен от изумления распахнула глаза.

— Натан! Нам ведь сказали, что ты погиб!

— Все это очень трогательно, — язвительно заметил Пьюзо, — но мы впустую теряем время. Пожалуйста, очистите огневой рубеж… Нам нужно пострелять.

— Но это ведь моя сестра! — возразил Хейл.

— Он служит в армии, — перебила его Сьюзен, и ее лицо затвердело. — Точнее, служил. Как он себя назвал?

— Лири, — прищурившись, ответил Пьюзо.

— Он лжет, — зловеще промолвила Сьюзен. — Его фамилия Хейл.

Хейл попытался увернуться, что-то предпринять, но бейсбольная бита уже пришла в движение. Увидев ослепительную вспышку, он провалился в бездонную пропасть и перестал существовать.

Комната допросов, которой пользовались крайне редко, располагалась в подвале штаба, рядом с солидным арсеналом. Хейл был привязан к косому кресту, надежно прикрепленному к стене. Раздетый по пояс, он оставался без сознания. Две лампы под потолком бросали на пленника яркий свет, подчеркивая все его многочисленные шрамы.

Кроме Хейла в комнате допросов находились Манджер, Сьюзен и Пьюзо. Они стояли полукругом, спиной к двери. Пьюзо поднял с пола ведро воды и вопросительно оглянулся на Манджера. Тот кивнул.

— Пусть умоется.

Злорадно усмехнувшись, Пьюзо плеснул холодной водой Хейлу в лицо, обильно смочив стену за его спиной. Сьюзен ощутила укол совести, увидев, как человек, вместе с которым она выросла, судорожно дернулся и раскрыл свои необычные золотисто-желтые глаза.

Однако эти глаза напомнили Сьюзен, что теперешний Натан совсем не тот, что ушел служить в армию. Этот Натан был не патриотом, а, скорее всего, врагом, переметнувшимся к химерам.

Но даже если и не так, он все равно был предателем. По сути, все те, кто поддерживал администрацию Грейса и ее попытки отнять у американских граждан свободу, были, с точки зрения Сьюзен, не многим лучше вонючек.

Хейл попытался пошевелить руками, обнаружил, что не может это сделать, и заморгал, освобождая глаза от воды. Затем, с каменным выражением лица, он обвел взглядом собравшихся.

— Итак, — прохрипел Хейл, — вероятно, вы гадаете, с какой целью я созвал эту встречу.

Пьюзо держал в руке старый толстый кнут, позаимствованный, видимо, на конюшне. Он приготовился нанести удар, но Манджер остановил его, подняв руку. Инструктор разочарованно нахмурился, но кнут опустил. Хейл сразу распознал игру в доброго и злого полицейского и стал ждать, что скажет Манджер.

— Ты солгал, — рассеянно начал тот. — Солгал насчет фамилии, насчет прошлого, насчет того, зачем ты сюда пришел. А сейчас скажешь нам всю правду… В противном случае мистер Пьюзо ее из тебя вышибет.

За исключением того, что он был прислан разыскать Уокеров, все остальное было чертовски очевидно. Смысла отрицать и дальше, кто он такой, не было, и Хейл рассудил, что, если разыграть карты правильно, он, возможно, даже сумеет выполнить задание.

— Ну ладно, — сказал Хейл, глядя в глаза Сьюзен. — И что бы вам хотелось узнать?

— В какой организации ты состоишь? — резко спросил Манджер.

— Я служу в десантных войсках.

Хотя это и не совсем соответствовало правде, Хейл не собирался раскрывать истинный характер своей работы на правительство. Само существование АСНИП по-прежнему держалось в строжайшей тайне, хотя все больше и больше людей узнавали об этом ведомстве.

— Отлично, — мрачно заметил Манджер. — Вот мы и продвинулись. Зачем ты здесь? Чтобы шпионить за нами?

— Нет, — небрежно ответил Хейл. — Об этом лагере нам и так известно все, что нужно. Лишние хлопоты тут ни к чему.

— Это все чушь, — поморщился Пьюзо. — Он водит нас за нос. Дайте я немного поработаю с ним. Обещаю, меньше чем через пятнадцать минут он будет звать свою мамочку.

— Его матери нет в живых, — угрюмо вставила Сьюзен. — Она погибла, защищая свой дом с ружьем двенадцатого калибра в руках. Думаю, она пристрелила из него десять, а то и двенадцать вонючек, пока ее не убил железноголовый, после чего я размозжила ему башку из папиного кольта. Пусть говорит.

На Хейла произвели впечатление сталь, прозвучавшая в голосе Сьюзен, и то, как Пьюзо тотчас замолк.

— Я ищу Генри Уокера, — объяснил Хейл, — и его жену Майру. Они здесь?

Внезапно допрос перевернулся с ног на голову, и теперь уже Хейл всматривался в лица стоявших напротив. Манджер был удивлен, Сьюзен озадачена, а Пьюзо откровенно сбит с толку.

— Генри Уокер? Это еще кто такой, черт побери?

— Был министром обороны, — ответил Хейл. — Есть данные, что он оставил пост, тайно покинул Вашингтон и собирается вступить в переговоры с химерами. Сделать то, что для «Только свободы» неприемлемо ни при каких условиях.

— Ты шутишь, — пробормотал Манджер.

— Нет, не шучу. Чета Уокеров направлялась в Чикаго. Спецслужбы повторили путь Уокера и жены до Индианаполиса, но далее их след затерялся. Я возглавлял группу, которая была заброшена в Чикаго, чтобы найти и задержать беглецов. Мы вернулись с пустыми руками, и вот теперь меня направили сюда, на тот случай, если они сумели забраться так далеко.

— В Чикаго? — хмыкнул Пьюзо. — Да это же чушь собачья… Никто, кроме наших, не отправится по своей воле в Чикаго!

— Рация у вас есть, — возразил Хейл. — Свяжитесь с Джекоби и спросите у него.

Манджер, Сьюзен и Пьюзо переглянулись.

— Допустим, — наконец согласился Манджер, — свяжусь. Но если ты соврал хотя бы одно слово…

— Замечательно, — прервал Хейл. — Ну а пока мне бы не помешали пакет со льдом, горсть таблеток аспирина и любое место, куда можно помочиться.

Несмотря на то что солнце рассталось с восточным горизонтом уже часа три назад и продолжало подниматься по ясному голубому небу, по-прежнему было очень холодно. Хейл и его сестра Сьюзен шли по тропе к большой груде обточенных непогодой валунов, до которой оставалось около полумили. Было так хорошо снова идти вместе, с хрустом проламывая ботинками корку наста. Казалось, время повернуло вспять и они снова стали подростками, живущими на ранчо в блаженном неведении о смертельной угрозе, зреющей в глубине России.

Связавшись по радио с Чикаго, Манджер проверил рассказ Хейла. Хотя Джекоби утверждал, что у него в гостях были бойцы какого-то сверхсекретного разведывательного подразделения, а не простые десантники, и хотя Манджер был не в восторге от того, каким образом Хейл проник в лагерь, шпиона решено было отпустить, так как в противном случае могли нагрянуть правительственные войска, ищущие Уокеров. А также своего агента.

Хейлу велели покинуть лагерь к полудню, и у него почти не оставалось времени, чтобы побыть со Сьюзен.

— Значит, ты вернулся на ранчо, — сказала она, когда они спустились в лощину и стали подниматься на противоположную сторону.

— Да, — ответил Хейл, — вернулся. Я видел послание на стене гостиной и могилу во дворе. Представляю, как тебе было тяжело.

— Очень тяжело, — признала Сьюзен. — Мы сражались с вонючками почти целый день, все гибли на моих глазах, и было странно чувствовать себя живой. Странно и почему-то стыдно.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать, — печально отозвался Хейл. — У меня было такое же чувство, когда вся моя часть погибла в Англии.

Проходя мимо заброшенного сарая, Сьюзен взглянула на брата.

— Ты ведь теперь не в армии, Натан? В какой-то другой организации. О которой никто не хочет говорить вслух.

— Все переменилось, — уклончиво ответил Хейл. — Включая мою сестру. Когда я уходил служить, ты совершенно не интересовалась политикой. А теперь ты член «Только свободы». В чем дело?

От Сьюзен не укрылось то, как брат переменил тему, и стало ясно, что он действительно состоит в секретной организации.

— Идти на юг от ранчо было тяжело. Ты сам проделал тот же путь, так что знаешь, о чем я говорю. Но после двух недель игры в прятки с вонючками мне наконец удалось добраться до своих. И вот, не имея при себе ничего, кроме пустых карманов и двух ружей, я попыталась найти приют в одном из охраняемых лагерей.

Тогда эта мысль показалась мне хорошей, однако я ошибалась. Войдя в лагерь, я лишилась всех прав и свобод, потому что именно такой порядок установила там администрация Грейса. Пока есть хоть какое-то подобие внешней угрозы, эти люди будут оправдывать любое ограничение гражданских свобод, оставаясь при этом у власти.

Но только сейчас, когда химеры ступили на американскую землю, все начало развиваться чересчур стремительно. Слишком высока вероятность, что вонючки одержат верх. Решение Уокера бросить пост и примкнуть к нам как нельзя лучше говорит о том, насколько плохи дела.

Хейл вспомнил человека по фамилии Дентвейлер и задумался, является ли тот типичным представителем окружения Грейса. Из слов Сьюзен получалось, что это очень даже возможно.

Подойдя к груде заснеженных валунов, они обошли ее с востока, чтобы можно было устроиться на солнце. Хейл смахнул снег с плоского камня, и они сели.

— Не знаю, Сьюзен, может быть, ты права. Может быть, действительно уже поздно и игра проиграна. Но нам нельзя сдаваться. Надо продолжать борьбу.

— А мы и продолжаем, — ответила Сьюзен, накрывая рукой в перчатке руку брата. — Каждый по-своему. Я знаю, что ты воюешь с вонючками, хоть и не хочешь сказать, как именно, я тоже не сижу сложа руки. И в этой борьбе есть место «Только свободе», Натан. Кто-то должен давать отпор Грейсу и его приспешникам — и кто-то должен сражаться с вонючками в таких местах, как Чикаго.

Взяв сестру за руку, Хейл посмотрел ей в глаза.

— Значит, ты не вернешься со мной?

Сьюзен покачала головой.

— Нет, Натан… я не могу.

Какое-то время Хейл молчал. Затем, кивнув, отпустил руку Сьюзен.

— Понимаю. Нас обоих научили стоять за то, во что мы верим.

— Да, — согласилась Сьюзен.

Высоко в небе показался орел, ласкающий своей тенью землю, он осматривал владения в поисках кроликов, белок и падали. Сьюзен и Хейл, прикрыв глаза ладонями, наблюдали за огромной птицей. «Сейчас в мире столько хищников, — подумал Хейл, — что близок день, когда им будет не на кого больше охотиться».