— Ой, ко-ко-колется!
— Терпи, батюшка, терпи, голубчик! А вы, уважаемая, ещё здесь проведите чёрточку и тут поставьте точечку. Гляди, как всё поистёрлось!
— Поосторожней тыкайте пером, мне же больно!
Устроившись на подоконнике, Ручка и тётушка Тряпка при свете уличного фонаря занимались весьма важным делом — они приводили в порядок изрядно потрёпанного в путешествиях дядюшку Глобуса.
— Ба, какая ссадина в Тихом океане! — огорчённо заметила Ручка, поднявшаяся на цыпочки, чтобы выровнять экватор.
— А Южная Африка! На что она похожа!! Можно подумать, что тут было сильнейшее землетрясение. Ну-ка, тётушка Тряпка, смочите пустыню Калахари, а я приглажу её. Вот так.
Дядюшка Глобус ёжился, хихикал и даже подпрыгивал — ему было ужасно щекотно.
Мелок не принимал участия в лечении. Он одиноко сидел на учительском столе и, подперев голову, смотрел на стену.
За последнее время Мелок сильно сдал, он выглядел утомлённым, заметно похудел, стал даже ещё бледнее, чем обычно И, только разговаривая с товарищами, он оживлялся, становился таким же весёлым и озорным, как прежде.
Наконец лечебная процедура была закончена.
Ручка с гордостью оглядела свою работу:
— Совсем незаметно получилось, а? По-моему, хорошо!
— Хорошо, хорошо! А вы сами-то, голубушка? — ворчливо отозвалась тётушка Тряпка. — Поглядели бы на себя: платье в грязи, колечко позеленело от морской воды! Ну-ка давайте я вас почищу.
— Да нет, что вы... Не беспокойтесь. Спасибо!
— Чего уж там... Это вам спасибо. Всю жизнь помнить буду, как вы с Мелком нам жизнь спасли. А ведь я-то, старая, правду сказать, о вас сперва не очень хорошо думала — извините, конечно: «Ишь, гордячка какая к нам в класс попала! Фу-ты ну-ты! Нос задирает, на нас и не смотрит!..» А на самом деле оказалось...
— И... и я тоже считал вас за... зазнайкой, — заметил дядюшка Глобус, тщательно исследовавший своё отражение в оконном стекле.
Старый географ прошёлся по подоконнику, подмигнул Ручке и, надувшись, чванливо пропищал:
— «Я особа тонкая! С высшим образованием! Вы меня и не поймёте!» Помните?
Ручка надвинула колпачок и отошла.
— Вы... вы... вы что? Обиделись? — заволновался дядюшка Глобус. — Я... я ж... не хотел!
— Вы действительно были вправе так думать обо мне, — глухо ответила Ручка. — Я, кажется, вела себя... Да, что там говорить! — Она прерывисто вздохнула и опустила голову. — Не могу я больше, чтобы вы меня какой-то чужой считали. Хотите, я вам всё-всё о себе расскажу?
Она помолчала немного.
— Знаете, прежде чем попасть к вам в класс, я ведь помогала одному очень важному учёному. Он носил меня на груди и никогда со мной не расставался. Сколько мы с ним бумаги исписали, не сосчитать! И всё какие-то цифры, формулы да значки... Вот я и решила, что, если мною такие премудрости выводят, стало быть, я что-нибудь да значу на свете!
Надо сказать, что в химической лаборатории (мой хозяин был химик) все приборы относились ко мне с большим почтением. Ведь все опыты, которые они делали, были сначала надписаны мною на бумаге.
Видели бы вы, как взволнованно булькали мой соседи! Как сердито шипели и просительно жужжали, умоляя меня сообщить заранее, что должно у них получиться, какое новое вещество и для чего оно нужно. Но я только важно отмалчивалась. А что мне оставалось делать? Честно говоря, я сама ни слова не понимала из того, что пишу.
Однажды мой хозяин (а его мнение я очень уважала) сказал своим помощникам, что пластмасса в наше время — это самое главное. При этом он поднял меня, чтобы все видели.
Естественно, тогда я и сама поверила в свою исключительную важность. И вдруг ни с того ни с сего учёный взял и подарил меня своему сыну. Так вот я и очутилась в вашей компании.
Первое время было ужасно обидно: я, пластмассовая Королёва научной лаборатории, — и вдруг пишу диктант, с ошибками, в самой обыкновенной школе, где работают самые обыкновенные вещи!
«Пусть с этими невеждами мне не о чем говорить, но зато они будут благоговеть передо мной!» — подумала я. И решила показать вам, кто я такая... Что из этого вышло, вы помните.
— Нет, не помним! — перебил её словно из-под земли вынырнувший Мелок. — Мы решили раз и навсегда забыть об этом! Верно, друзья? Ну? — Он обнял Ручку. — Согласны дружить?
Ручка кивнула головой и вся заблестела от радости.
— Вы все такие хорошие, простые! Даже страшно подумать, что скоро конец каникулам и меня унесут домой!
— Подумаешь! Унесут, а потом принесут. А когда принесут, можно и остаться. — Мелок хитро прищурился. — Чего-чего, а уж теряться и забываться — это мы, вещи, умеем. Верно? Так что при желании можно будет совершить ещё не одно путешествие. А в одно из них можно отправиться и сегодня, даже сейчас. Если, конечно, наша Ручка не возражает.
— Почему вы спрашиваете только меня? — спросила Ручка.
— Потому что я предлагаю двинуться к вам на родину. Идёт? Только сперва расскажите, что это такое пластмасса, как её делают. Ведь я должен знать точный адрес и маршрут.
Предложение было принято единогласно.
— Итак, куда же мы двинемся? — спросил Мелок, подходя к доске.
Ручка задумалась.
— Видите ли, — наконец произнесла она, — я даже не знаю, что вам сказать. Вообще-то пластмасса изготовляется из смол, смолы — из нефти или каменного угля. А вот объяснить, как делаются эти смолы, не берусь. Себя я помню порошком. Его насыпали под пресс. Трах! — и я появилась на свет. Правда, меня потом ещё шлифовали, сверлили, наносили резьбу. Но это уже другое дело.
— Стало быть, ваша ближайшая родня — нефть или уголь? — уточнил Мелок.
Ручка кивнула...
— Вот что, — сказал Мелок. — Давайте отправимся к каменному углю, а? Он Ручке родня, да и мне немного знаком.
— Я согласна, — сказала Ручка.
— Может быть, — продолжал Мелок, — у него мы подробнее узнаем об истории и предках пластмассы?
— Спускаться в шахту? — поморщилась тётушка Тряпка. — На кого мы будем похожи?
— А... а я? А... а меня только что вычистили, выгладили... — уныло вздохнул дядюшка Глобус.
— Хорошо! Тогда я предлагаю совершить путешествие в древний лес, который стал впоследствии каменным углем.
— Э... это другое дело! — удовлетворённо скрипнул дядюшка Глобус.
— А уж там мы решим, как быть дальше, — добавила тётушка Тряпка.
Мелок взобрался на доску и начал рисовать.
Сначала на доске появилась вода, в которой плавали тяжёлые брёвна, потом из воды поднялись высоченные чешуйчатые стволы каких-то безлистых деревьев. Протянули к небу огромные лапы растения, очень похожие на обычные папоротники.
— Это гигантские хвощи и древовидные папоротники,— объяснял Мелок, продолжая рисовать.
— А где же берег? — поинтересовалась тётушка Тряпка. — Ты, братец, всё какое-то болото рисуешь.
— В том-то и дело, что миллионы лет назад там, где росли каменноугольные леса, берегов было не так-то много. На огромных пространствах деревья стояли по колено в болотной жиже. Со временем они падали, намокали, уходили под воду. На них опускались тела других лесных старцев. Год за годом, столетие за столетием слой деревьев, погребённых в болотном иле, становились всё толще. И вот, отрезанный от воздуха и света, занесённый илом, песком и глиной, мёртвый лес постепенно превращался в каменный уголь. Ну, а мы с вами, — сказал Мелок, рисуя чудовищную, величиной с голубя стрекозу, — отправимся в этот гигантский лес, когда он был ещё живым и всеми своими мясистыми зелёными ветками жадно ловил и копил солнечный свет и тепло. То самое тепло и свет, которые возвращаются, когда дерево или уголь сгорают.
— Ну вот, пожалуй, и всё, — закончив работу, сказал Мелок и, подумав, нарисовал в воде бородавчатую голову какого-то страшного пресмыкающегося — Это чтобы нам не скучно было, — с усмешкой заключил он.
...Окинув критическим взором свой рисунок, Мелок отряхнулся и велел Тряпке браться за работу.
Привычным движением обмахнув парты и стол, тётушка Тряпка принялась за стену. Она мазнула раз, другой, третий — но не тут-то было, на этот раз стена почему-то не желала стираться. Тряпка попробовала ещё — безрезультатно. Стена стояла незыблемо.
Тётушка Тряпка отступила и беспомощно оглянулась на Мелка.
— Что за чертовщина! — Мелок в растерянности потрогал штукатурку. — Похоже, что с нашей сказкой что-то стряслось, — пробормотал он нахмурившись.
— А что, если попробовать зачеркнуть стену? — предложила Ручка.
Мелок быстро чиркнул раз, два, но жирный крест, поставленный им, исчез в ту же секунду.
— Ну и ну! — только и смог вымолвить ошеломлённый Мелок.
— Всё равно я с ней слажу! — обозлилась тётушка Тряпка и принялась с ожесточением тереть холодную гладкую поверхность. Но уже через несколько мгновений она с криком отскочила назад.
Стена в том месте, где её тёрла Тряпка, начала явственно светиться.
Поражённые путешественники оцепенели.
Придя в себя, Тряпка нерешительно шагнула вперёд, тронула стену, и тотчас на ней появилось ещё одно светящееся пятно.
— По... по.. постойте! — взволнованно крикнул дядюшка Глобус. — Там... там... что-то есть! Смотрите! — И он указал друзьям на силуэты, неясно проступавшие в тусклом свете. Тёмные линии напоминали отдалённые горы.
— Протри как следует всю стену! — решительно приказал Мелок.
Тряпка принялась за работу. И вскоре класс наполнился мягким зеленоватым светом. С каждой минутой из туманной дымки всё яснее проступали силуэты скалистых, поросших кустами гор. Прямо перед изумлёнными путниками и находилось обрывистое ущелье, по дну которого между замшелыми глыбами петлял ручеёк. К краю обрыва приклеилась небольшая площадка, наполовину скрытая нависшей скалой. Оттуда, из чёрной щели, вился голубой дымок. Вскоре из-под скалы, согнувшись, выбрались два человека. Их мускулистые, коренастые тела были тёмными от загара и дыма Лохмы нечёсаных волос закрывали шею и низкий лоб. На бёдрах болтались обрывки шкур, больше никакой одежды на них не было.
Внимательно осмотревшись, люди принялись таскать со склона ущелья на площадку тяжёлые камни.
— А... а... не подойти ли нам поближе? — прошептал дядюшка Глобус, с интересом наблюдая за действиями обитателей каменной щели.
Он шагнул было вперёд и тут же, охнув, свалился на пол.
— Она... она не исчезла! — простонал старый географ, потирая ушибленную Гренландию.
— Кто — она? — спросила кинувшаяся на помощь Ручка.
— Стена! Она только сделалась невидимой!
Дядюшка Глобус, охая и кряхтя, вернулся к товарищам и стал ожидать, что будет дальше.
Между тем, набрав целую кучу камней, люди в шкурах стали неловко укладывать их под нависшей скалой, загораживая сбоку вход в своё жилище.
— Самая первая страница в истории строительного искусства, — объяснил Мелок. — Сначала предки людей селились в пещерах, приготовленных самой природой. Но удобных пещер на свете не так-то много. Из-за них происходили настоящие битвы. И вот первобытные люди додумались превращать щели в скалах в искусственные пещеры. Так появились первые стены. И, между прочим, первым строительным камнем был известняк. Ведь пещеры обычно бывают в известняках, стало быть, и камни, валяющиеся вокруг, этой же породы.
Позже люди, спасаясь от холодных ветров, догадались затыкать щели между камнями мхом, замазывать глиной. При этом обнаружилось, что стены, промазанные глиной, стоят дольше.
Это открытие очень пригодилось спустя долгое время, когда мужчины научились приручать пойманных во время охоты животных, а женщины догадались сажать семена съедобных растений.
Людям понадобились тучные пастбища и подходящие земли для посевов. В горах таких удобных мест оказалось маловато. Пришлось людям покинуть пещеры и строить жилища в долинах.
В тропических странах достаточно было и шалашей, а сё-вернее, где давали себя знать зимние холода, человек принуждён был рыть ямы, над ними возводить невысокие стены из камней, а если камней поблизости не оказывалось, — то из глины. Крыши делались из шкур или листьев и веток. Но всё это было значительно позже. Обитатели пещер, которых вы видите... — Мелок протянул руку, указывая на трудившихся на скалистой площадке людей, и замер...
Горы, ущелье, расщелина с её обитателями пропали. Постепенно свет, исходивший из стены, стал ярче, зелёные тона исчезли, на смену им пришли жёлтые и красноватые.
— Час от часу не легче! — пробормотала тётушка Тряпка.
— Но что же всё-таки происходит? — озадаченно проговорила Ручка. — Может быть, мы забрались в другую, в чужую сказку?
— Ту-ут... ту-ут... какая-то тайна! — значительно заметил дядюшка Глобус. — Ведь сказочный мир ещё так мало и... и... исследован... Кто знает...
Но рассуждения старого географа прервались на полуслове.
Там, где ещё недавно были горы, теперь простиралась каменистая пустыня. За невысокими холмами виднелось огромное серовато-белое сооружение, окружённое табором жалких шалашей и землянок. На ступенчатых стенах постройки и у подножия её суетились сотни полуголых людей — бронзовых, чёрных, белых, коричневых. Они тянули верёвки, тащили брёвна, лестницы, били тяжёлыми молотами по камню.
Десятки человек, впрягшись в ремённые лямки, медленно тянули салазки, на которых лежали огромные плиты. Чтобы полозья двигались легче, под них лили воду. Над голыми спинами то и дело взвивались тяжёлые кожаные бичи.
Уже подвезённые глыбы были буквально облеплены людьми, словно куски сахара муравьями. С помощью огромных брёвен-рычагов, наклонных деревянных мостков и сотен верёвок, перекинутых через подъёмные сооружения, строители медленно втаскивали каменные бруски наверх.
— Что ж, — произнёс наконец Мелок, не сводя глаз с развернувшейся перед ним картины, — насколько я понимаю, мы с вами оказались свидетелями постройки одной из самых удивительных могил на земле. Это пирамида. Такие гробницы строили для себя безраздельные владыки древнего Египта, почитаемые наравне с богами, — фараоны. Чем богаче был фараон, тем больше племён и народов грабили его войска. Чем больше рабов трудилось в его владениях, тем выше, тем грандиознее строил он себе гробницу. Эти величайшие чудаки на свете начинали заботиться о своей могиле, как только садились на трон. Дело в том, что они были убеждены, что главная их жизнь начнётся только после смерти. Взгляните-ка. — Мелок указал на огромную плиту, поставленную на ребро. — Мы, кажется, сможем выяснить, какому фараону принадлежит эта пирамида.
Несколько человек бронзовыми долотами высекали на плите какие-то рисунки, по-видимому для украшения. Стараясь получше рассмотреть их, Мелок прищурился.
— Ага-а! Лист лотоса, сокол, глаз, голова быка...
— Змея... Что-то вроде жука... — подсказала тётушка Тряпка.
Несмотря на свой преклонный возраст, она отличалась отличным зрением.
— Жук! — кивнул Мелок. — А дальше рыба и опять сокол. Что ж, попробуем разобрать смысл надписи.
— Надписи? — Тётушка Тряпка растерянно замигала. — Где вы нашли надпись? Я вижу только картинки!
— Верно, картинки. И тем не менее их можно читать. Одни из этих значков-картинок — буквы, другие — слоги, а третьи — даже целые слова. Это иероглифы, далёкие предки нашей азбуки.
Привстав на цыпочки, Мелок долго всматривался туда, где мелькали бронзовые молотки писцов-каменотёсов. При этом он морщил лоб и беззвучно шевелил губами. Наконец он повернулся к товарищам.
— Если я не ошибаюсь, значки на плите прославляют подвиги и мудрость великого и могущественного фараона Джосера, — объявил он. — Этот фараон жил около пяти тысячелетий назад. Пирамиду, которая сейчас перед нами, строил советник Джосера, знаменитый учёный, врач и архитектор Имхотеп. Она была самым первым крупным каменным сооружением на свете. Форменное чудо по тем временам. Материалом для неё послужил известняк, камень достаточно прочный и в то же время поддающийся бронзовым инструментам. Любопытно, что именно с тех пор на долгие времена известняк стал главным строительным материалом. Известняк... — Мелок запнулся. — Очень странно, — пробормотал он.
— Что именно странно? — спросила Ручка.
— А то, что мы с ним встретились второй раз. Конечно, возможно, что это случайное совпадение, но, может быть... — Мелок недоговорил и, задумавшись, отошёл к окну.
А на том месте, где ещё недавно стояла знакомая глухая стена, по-прежнему призрачно светилось таинственное, необъяснимое окно в прошлое.
...Знаешь что, дружок? Пока наши герои так внимательно разглядывают этот кусочек давно исчезнувшей жизни, я расскажу тебе немного о древних строителях.
Видишь ли, до сооружения каменной пирамиды и каменных храмов вокруг неё жители одного из самых первых государств на земле, египтяне, строили сколько-нибудь значительные здания главным образом из... кирпича. Разумеется, не из знакомого тебе твёрдого, ладного, звонкого кирпича, обожжённого в печи, а из неуклюжего, крошащегося, высушенного на солнце. Но, чтобы научиться делать даже такой простой и грубый кирпич, человеку понадобился не один десяток тысяч лет.
Изобрели кирпич жители безлесных, степных мест... Поколение за поколением они строили свои жилища из веток, шкур и глины и при этом часто замечали: если в вязкую глиняную массу случайно попадала солома или сухая трава, то смесь эта, высохнув, оказывалась гораздо прочнее самой лучшей чистой глины. Прошло ещё время, и строители научились лепить из чудесной смеси кирпичи.
Изобретение кирпича произвело настоящий переворот в строительном деле. Люди поняли, что могут возводить вместительные и даже довольно высокие по тем временам сооружения.
...Любопытно, дружок, что кирпичный прадедушка ещё жив, верой и правдой он служит людям и по сей день. Саман, как у нас называют смесь глины и соломы, достаточно прочен, предельно дёшев, хорошо сохраняет тепло, и главное — его можно делать повсюду. В степях из саманных кирпичей строят отличные животноводческие фермы, зернохранилища, гаражи, склады, а порою дома.
Добрым словом поминают саман и наши целинники. Крепко помог он в великом наступлении на голые, безжизненные равнины...
Но всё хорошо на своём месте. Саманный кирпич вполне пригоден для небольших строений. А более массивные, высокие сооружения из него строить нельзя. Саман слишком ненадёжен, значительную тяжесть он выдержать не может. С этой бедой столкнулись ещё древние египтяне.
Для крепостных стен, дворцов, храмов и царских гробниц они стали искать другой строительный материал. Этим материалом оказался известняк.
Замечательным памятником древним мастерам явилась пирамида фараона Хуфу, или, как его ещё называют, Хеопса. Эта гробница, высотой с тридцатипятиэтажное высотное здание, считается одним из семи чудес света. Она сложена из совершенно одинаковых четырёхтонных известняковых блоков, которые были высечены далеко за Нилом, в горах Муккатама, и доставлены по песку на салазках.
Если бы понадобилось сейчас перевезти эту пирамиду, потребовалось бы двадцать тысяч поездов по тридцать вагонов в каждом.
Возможно, ты спросишь: а зачем было строить эту гробницу из таких огромных глыб? Разве нельзя было вытесать плиты поменьше?
В том-то и дело, что пирамида стоит почти пять тысячелетий и, наверное, сохранится ещё столько же времени именно потому, что её каменные блоки так велики и тяжелы. Будь пирамида сложена из мелких камней, природа и люди не оставили бы и следа от этого удивительного сооружения. Ведь египтяне ещё не знали вещества, которым можно было накрепко склеивать камни между собой, вот им и оставалось рассчитывать лишь на их вес.
Гробницу Хуфу строили сто тысяч человек — рабов, солдат, крестьян, ремесленников. Работали они десять лет. А это совсем немного для такого гиганта
До сих пор остаётся загадкой, как умудрились древние строители так безошибочно рассчитать своё сооружение, как им удалось поднимать огромные глыбы на высоту в сто сорок с лишним метров, как они сумели вытесать и уложить камень, нигде не нарушив прямых линий!
Но вернёмся к известняку. С тех пор как человек впервые ударил зубилом по этому белому камню, прошли тысячи лет, но, на какую страницу истории мы с тобой, дружок, ни заглянули бы, — всюду нам пришлось бы снова встретиться с этим замечательным строительным материалом. Из него были построены Афины и древний Рим, Париж и Вена, Киев и Новгород. Из него при Дмитрии Донском были сложены первые каменные стены Московского Кремля... С той поры Москву и стали звать «белокаменной». Да что далеко ходить — Большой театр в столице совсем ещё молод, а ведь он вместе со всеми своими колоннами тоже был сооружён из этого замечательного камня.
И сейчас, в век кирпича и бетона, известняк не ушёл в отставку. Бутовый камень — тот же известняк — идёт на фундаменты. Известняковый щебень — балласт, накрепко удерживает железнодорожные шпалы, не позволяя им сдвигаться с места под тяжестью мчащихся поездов. А автомобильные дороги? А улицы? Тут тоже не обойдёшься без известняка. Его мелко дробят и добавляют в асфальтовую массу для прочности.
А сам король — бетон? Ведь его чаще всего изготовляют из размешанного на воде цемента и щебня. А щебень этот проще, быстрее и лучше всего делать из известняка.
Я бы ещё долго мог рассказывать об этом чудесном камне, но... Нам пора возвращаться в класс, где мы оставили наших героев.
— Э... э-это всё ч-чудесно! — нарушил молчание дядюшка Глобус, протирая уставшие глаза. — Но, может, кто-нибудь объяснит мне, что здесь, собственно, происходит? Почему вдруг ни с того ни с сего из нашего класса стало видно прошлое? У меня просто голова идёт кругом...
— Вы говорите «ни с того ни с сего»? — переспросил Мелок.
— Но ведь не для нас же, в самом деле, устроено это представление, — поддержала приятеля тётушка Тряпка.
— А почему бы и не для нас?
— Мо... может, вам известно и имя того, кто переносит нас через тысячелетия? — насторожился дядюшка Глобус.
— Кажется, я действительно знаю эту таинственную особу, — улыбнулся Мелок. — Поскольку человек открывал чудесные свойства известняка постепенно, не миновать нам ещё одной исторической экскурсии. По моим расчётам, мы с вами должны сейчас перенестись из Египта в древний Китай. Если я окажусь прав, обещаю вам немедленно назвать имя того, кто творит сегодня все эти чудеса.
В течение нескольких минут друзья напрасно всматривались в слабо мерцавшее облако, скрывшее очертания грандиозной постройки древних египтян. Наконец облако стало как будто светлеть.
— Вот оно, начинается! — прошептала тётушка Тряпка.
И верно. Где-то в глубине серебристого облака появились неясные силуэты скалистых хребтов. Горы словно карабкались друг на друга, выползая из тёмных ущелий. Через некоторое время на одном из хребтов показались контуры какой-то гигантской крепости. Ещё через минуту стали различимы грозные башни, зубцы, бойницы. Крепость была не закончена. Во многих местах стены скрывались под строительными лесами. Повсюду суетились люди, тысячи людей с кирками, заступами, топорами, корзинами в руках. Тут и там поднимались клубы пыли, вились дымки костров...
По извилистым дорогам к стройке медленно двигались странные двухколёсные телеги, запряжённые быками... Колёса были вдвое выше быков и при этом сплошные, без спиц, сколоченные из толстых дубовых досок.
Повозки везли кирпичи. Но уже не серые, а обожжённые, красные.
Только тут друзья заметили, что и всё огромное сооружение было кирпичным. Правда, в двух-трёх местах виднелись целые горы белых известняковых глыб, но они были не отёсаны и предназначались явно не для кладки.
На готовых участках крепости уже расхаживали воины, вооружённые луками и тяжёлыми кривыми мечами.
Стены достигали такой ширины, что на верхней площадке могли бы разъехаться две встречные повозки. О длине сооружения судить было трудно. Каменная лента ползла по хребту то вверх, то вниз и наконец терялась в туманной дымке.
— Что ж, всё ясно. — Мелок повернулся к своим друзьям. — Это Ванличанчен!
— Ванли... что? — переспросила Ручка.
— Ванличанчен! По-русски это значит — стена длиной в десять тысяч ли. Попросту говоря — Великая китайская стена. Вместе со своими ответвлениями она тянется на четыре тысячи километров. Возвести её приказал император Цинь Ши-хуанди для защиты северо-западных границ страны от набегов кочевых племён. Ну, а сейчас, как ведите, её ещё только строят. Ведь мы перенеслись на двадцать три столетия назад, в древний Китай.
— У... угадал! — воскликнул дядюшка Глобус. — Он угадал! К-как сказал, так и вышло — древний Китай!
— Как же это вам удалось? — спросила Ручка. — Объясните же наконец, в чём дело!
— Дело в том, — с серьёзным видом громко объявил Мелок, — что я оказался невоспитанным и легкомысленным... Придётся мне просить прощения. Ох, уж мне эти знатные родственники! — со вздохом проговорил он. — Их так много, что кто-нибудь обязательно дуется.
Мелок встал и, опустив голову, шагнул вперёд.
— Простите, матушка Стена, — начал он, — что я до сих пор не вспомнил о вас и не засвидетельствовал вам своего почтения. Правда, сюда, в школу, меня привезли не так давно, но это, конечно, не смягчает моей вины. Мне так стыдно, что я покраснел бы, если мог.
Мелок постоял немного, словно дожидаясь ответа, потом махнул рукой и возвратился к окончательно сбитым с толку друзьям.
— Действительно, некрасиво получилось, — сказал он. — Матушка Стена не умеет говорить, и потому ей особенно обидно, что мы на неё ни разу не обратили внимания.
— А я её того... стирала без всякого стеснения! — сокрушённо проговорила тётушка Тряпка. — Неудобно-то как!
Мелок только вздохнул в ответ.
— Пока мы с вами путешествовали где-то за тридевять земель, — объяснил он, — матушка Стена всё ждала, ждала, наконец не вытерпела и, хоть тяжела на подъём, сама о себе напомнила как могла... Она ведь у нас историк.
Тем временем пронизанная серебристым сиянием панорама гор стала меркнуть.
Крепостные зубцы, башни, горные вершины заволакивались дымкой и таяли, сливаясь в одно туманное пятно.
— Остановитесь! — спохватился Мелок. — Подождите! Мы же ничего не успели толком рассмотреть!
Но светящееся пятно на стене продолжало тускнеть к наконец погасло.
— Тяжёлый характер! — покачал головой Мелок. — Она всё-таки обиделась. Ну да ладно, авось из класса-то она нас теперь выпустит. Слышите, матушка Стена? Мы только в древний Китай и назад! Учтите, это путешествие будет по вашей части.
Мелок попросил тётушку Тряпку стереть нарисованный на доске каменноугольный лес, куда так и не попали путешественники, а затем сам быстро вскарабкался на полочку и стал по памяти рисовать только что исчезнувшие горные хребты, дороги на склонах и крепостные башни.
На этот раз, едва только тётушка Тряпка после многочисленных извинений почтительно коснулась стены, всё пошло как по маслу. В тот же миг в лицо путешественникам брызнуло солнце, подул прохладный горный ветер, слегка припахивающий полынью. Через минуту друзья, немного ослепшие и оглушённые стуком, звоном, скрипом и разноголосым говором, стояли на крутом склоне всего в нескольких шагах от строившейся башни. По шатким мосткам то и дело пробегали люди, пришлось спрятаться.
Осмотревшись, Мелок поманил своих спутников и, цепляясь за ветки кустов, стал осторожно пробираться по круче в обход башни.
Спустившись пониже, путешественники вскоре выбрались из кустов на полянку, загромождённую хворостом, поленьями и кучами разбитого белого камня.
— Известняк! — отметила Ручка. — А для чего он здесь?
— Да, для чего? — отдуваясь, спросил дядюшка Глобус. — Ведь Стена-то кирпичная!
— Скоро сами увидите, уже немного осталось. — Мелок указал на неглубокий, начинавшийся сразу же за поляной овраг, из которого валил густой дым.
Подойдя к краю оврага, путешественники сразу же заметили глубокие ямы, вырытые прямо в склонах. Перепачканные сажей люди опускали туда дрова и сыпали известняк.
Одна из ям, по-видимому, была загружена доверху. Над ней-то и поднимались клубы чёрного дыма.
От любопытства дядюшка Глобус так далеко высунулся из кустов, что едва не скатился в жерло раскалённой подземной печи...
— И-и зачем понадобилось этим людям жарить камень? — спросил старый географ отряхиваясь.
— О, это одно из самых замечательных открытий в строительном искусстве! — с гордостью воскликнул Мелок. — Дело в том, что из одних кирпичей, пусть даже обожжённых, самых что ни на есть лучших, ещё ничего не построишь. Нужно ещё суметь их крепко-накрепко соединить между собой. Если глиняная кашица с песком, которую человек употреблял для соединения камней ещё с незапамятных времён, кое-как годилась для жалких хижин, то для крепостей, замков, храмов, мостов и других сооружений нужен был другой материал — надёжный, долговечный. Словом, настоящий каменный клей. Строители ещё в глубокой древности поняли, какие огромные возможности открыло бы перед ними такое вещество. Но где его взять?
И вот этак тысячи четыре лет назад люди вспомнили об одном удивительном свойстве известняка. Кусок этого камня, долго пролежавший в жарком костре и потом брошенный в воду, с шипением рассыпался и превращался в жидкую кашицу. Это наблюдение было сделано совершенно случайно: то ли неожиданный ливень залил огонь, то ли известняк был вынут из пламени и брошен в горшок для варки пищи. Последнее наиболее вероятно, потому что в те далёкие времена ещё не умели обжигать посуду, а необожжённая глина в огне лопалась, вот и приходилось людям варить пищу, бросая в воду раскалённые камни, пока она не закипит.
Как бы там ни было, человек с изумлением увидел, как крепкий, твёрдый камень, попав в воду, отчаянно фыркал и плевался, пока не превратился в кашицу.
Но ещё удивительнее было то, что вынутое из воды каменное белое тесто через некоторое время высохло и снова стало твёрдым...
Люди нередко встречались с этим странным явлением, но только через много веков кому-то пришла в голову простая мысль: а что, если белым известковым тестом скреплять каменную кладку? Попробовали — получилось. Твёрдая кашица накрепко «прихватывала» камень.
Позже люди додумались в эту кашицу добавлять песок. Получилось ещё лучше.
С этой поры в разных странах задымили сотни вырытых в земле печей, и известняк стал служить людям в новом качестве: из него стали добывать известь.
— И чего только не бывает на свете! — вздохнула тётушка Тряпка. — Был известняк. Лежал он себе, лежал, может, миллион лет, может, два, а попал в огонь — и на тебе, известь получилась.
— Совершенно верно, — кивнул Мелок. — Негашёная известь. Если негашёную известь бросить в воду, вода забурлит, зашипит и начнёт нагреваться, а известь станет теперь уже гашёной. Смотря по тому, сколько воды в сосуде для гашения, можно получить и белый, почти сухой порошок, и жидкое известковое тесто. В строительстве нужно и то и другое.— Мелок помолчал немного и, улыбнувшись, добавил: — Между прочим, самая лучшая, самая чистая известь получается из мела... Но нам с вами пора возвращаться. Солнце пошло уже к закату.
— Так, значит, впервые известь применили на строительстве вот этой Стены? — спросила Ручка, с почтением рассматривая ровную и аккуратную кирпичную кладку.
— Что вы! Гораздо раньше! Но ещё нигде и никогда до этого человек не применял известь так умело и в таких колоссальных масштабах. Именно благодаря извести Великая стена и дожила до наших дней, простояв уже двадцать три столетия.
— Да-а. Её по праву можно считать памятником открытию древних строителей! — в раздумье произнесла Ручка.
— Пожалуй, даже двум открытиям! — поправил её Мелок. — Кроме извести, китайские мастера применили ещё один строительный материал. Смешав известковый раствор со щебнем, они получили крепчайший известковый бетон. Участки стены, построенные из этого бетона, до сих пор тоже не поддалась времени. Можно было бы, конечно, взглянуть и на них, но... для этого мне пришлось бы рисовать несколько иную картину. А я... — Мелок развёл руками. — Вам не кажется, что я похудел?
— Да от тебя, родной, половина осталась! — охнула тётушка Тряпка. — Я давно замечаю, да сказать не решаюсь. Может, у тебя каменная болезнь какая?
— Нет. Всё идёт как положено, — грустно усмехнулся Мелок. — Я попросту стираюсь. Приходится экономить свои силы и рисовать только самое главное. Откровенно говоря, друзья, мне очень хочется дожить до конца каникул, до первого сентября... Нарисует мною какой-нибудь первоклашка неуклюжие буквы... ну, а там... — Мелок махнул рукой.
— И... и не говорите так! — заволновался дядюшка Глобус. — Вы ещё переживёте всех нас.
— Да полно, братец, вы же известняк! — ободрила товарища Ручка. — Известняки, сами знаете, миллионы лет живут.
И только тётушка Тряпка ничего не сказала. Она лишь покачала головой и принялась за привычное дело.
Через несколько секунд друзья снова находились в классе.
Хотя ночь ещё не кончилась, фонарь на улице уже погас. На тёмном небе по-прежнему ярко сияли крупные звёзды. А мелкие, словно предчувствуя близкий рассвет, гасли одна за другой. Наверное, так бывает потому, что малыши всегда уходят спать раньше.
Мелок и тётушка Тряпка забрались на полочку доски и присели отдохнуть. Дядюшка Глобус и Ручка бродили вдоль стен класса, с интересом рассматривая эти привычные простые и вместе с тем такие необыкновенные сооружения.
— Н... н-но, постойте! — спохватился вдруг старый географ. — Какое же всё-таки отношение имеет наша стена к известнякам? Китайская — это ещё понятно. Но в нашей стене кирпичи сложены не на извести, а на цементе! Вот, пожалуйста. — Он подвёл Ручку к батарее отопления, где из-под отбитой штукатурки виднелся кусочек кирпичной кладки.
Ручка потрогала застывший сероватый раствор между кирпичами и пожала плечами:
— По-моему, цемент вообще давным-давно вытеснил известь.
— Во-первых, — отозвался Мелок со своего места, — известь и сейчас нередко добавляется в строительный раствор, во-вторых, сам цемент, можно сказать, родной сын извести. а в-третьих, надо знать, что кирпич кирпичу рознь. Иные, как и в старину, делаются из глины, а некоторые, как, например, те, из которых сложили стены нашей школы, изготовляются из извести.
Мелок спрыгнул вниз и подошёл к приятелям.
— Вот вы говорите — цемент. А что это такое?
— Н-ну... вещество такое серое... — замялся дядюшка Глобус. — Вроде глины, только твёрже...
— Скорее уж это какой-то перемолотый камень, — с сомнением заметила Ручка.
— Эх, вы! Цемент — это сметанные между собой, а затем обожжённые известняк и глина.
— А может, вы объясните подробнее? — попросила Ручка.
— И... и верно! — подхватил дядюшка Глобус. — Уж очень любопытна вся эта... каменная история.
— Не спать же нам ложиться, в самом деле! — заметила тётушка Тряпка. — Лучше уж рассказывайте.
— Что ж, если вам интересно, пожалуйста. Только... — Мелок наморщил лоб. — Дайте вспомнить... Ну так вот, — подумав, начал он. — Ещё очень давно, стараясь улучшить свойства извести, строители, помимо песка, стали добавлять в известковую кашицу творог, бычью кровь, очёски льна. Они даже пробовали гасить известь не водой, а молоком. Такие строительные растворы скрепляли камень значительно лучше, не так боялись сырости. Но все они страдали одним недостатком были слишком дороги. И вот примерно тысячу лет назад, во времена Киевской Руси, какой-то каменщик добавил в известковую массу толчёных черепков и кирпичей. Почему он это сделал, трудно сказать. Может, не хотелось ехать за песком, а битая посуда лежала на свалке рядом?
Так или иначе, но битые черепки (их называли цемянкой) попали в раствор. К удивлению строителей, кладка получилась значительно прочнее. С тех пор цемянку в известь стали добавлять уже специально. Смесь не только крепче склеивала камни — она быстрее твердела, на неё меньше влияла сырость. Пробовали строители прибавлять в известь и сырую глину, но от этого раствор только ухудшался.
«Поелику известь быв сама в огне жжёна, то и требует она в твориле и глины калёной, а не сырой» — установили со временем каменщики. От этого вывода до создания цемента оставался один шаг. Но сделать его было не так-то просто.
При Петре I строители, обжигая смесь известняка и глины, получили наконец первый цемент, но он был не лучше, а даже хуже извести. Никто ещё не знал, в каких пропорциях нужно составлять эту смесь, при какой температуре обжигать. Да и термометров тогда не было. Подлинное открытие цемента было совершено в начале прошлого века в России и Англии одновременно. «В печи нужно обжигать смесь из трёх частей известняка и одной части глины!» — заявили инженеры.
Рецепт оказался чём-то вроде волшебного заклинания. Эти несколько поистине магических слов привели к тому, что в невиданно короткие сроки в разных странах выросли десятки и сотни цементных заводов.
Но как бы ни был хорош цемент, строительная известь вовсе не осталась безработной. Сейчас у неё дел даже больше, чем раньше. Ну, вот, пожалуй, и всё. — Мелок подошёл к окну. — Разумеется, неплохо было бы совершить путешествие на один из современных цементных заводов, но, — он кивнул на силуэты крыш, смутно проступавшие за серыми стёклами, — скоро рассвет, нам не успеть сегодня.
— О .. очень жаль! — скрипнул дядюшка Глобус. — Я никогда ещё не видел заводов
— Когда-то я была на фабрике, — вспомнила тётушка Тряпка. — Даже на двух на прядильной и на ткацкой. Только всё позабыла давно. А вот завода — врать не буду — не видала.
— А может, вы расскажете про этот завод? — попросила Ручка. — Всё равно спать ещё рано.
— Что ж, пожалуй, — согласился Мелок. — Тогда уж я его и нарисую. Не весь завод, конечно, а хотя бы его самый главный цех, его, так сказать, сердце.
Не теряя времени, Мелок принялся за дело. Вскоре на доске появились очертания большого зала. Во всю его длину тянулась какая-то наклонная труба с зубчатыми колёсами.
— Вращающаяся печь, — объяснил Мелок приятелям. — Это у меня на доске она получилась такой маленькой, а на самом деле эта стальная труба длиной с переулок, а высотой с этот класс. Целый тоннель. Вращают его могучие электромоторы. Сверху в печь подаются точно отмеренные порции перемолотых известняка и глины. Благодаря движению печи сырьё, непрерывно перемешиваясь, медленно сползает под уклон навстречу ревущему огненному урагану. Горит в печи угольная пыль, которую вдувают струи сжатого воздуха. С каждым оборотом трубы смесь спускается всё ниже, становится всё горячее. Прежде всего из неё испаряется вода. Затем начинаются различные химические реакции, и, наконец, при температуре в полторы тысячи градусов происходит спекание частиц глины и извести. Получившаяся комковатая серо-зелёная масса — её называют клинкером — высыпается из печи и охлаждается. Затем клинкер попадает в специальные мельницы. Тяжёлые каменные шары, перекатываясь в них, превращают клинкер в тонкий, мягкий порошок. Вот и готов цемент.
Так, пройдя стальные трубы печей, зубья мельниц, а потом, на строительной площадке, и воду, цемент твердеет и становится настоящим богатырём. Цементный кубик высотой всего в двадцать сантиметров выдерживает тяжесть двух доверху нагружённых железнодорожных вагонов. Кирпичный кубик от такого груза рассыпался бы в пыль. Выходит, что каменный клей даже прочнее того, что он склеивает.
Очень часто цемент делают ещё проще — не приготовляя смеси известняка и глины. Ведь в природе такая смесь встречается иногда уже в готовом виде. Это горная порода, называемая глинистым известняком или мергелем. Там, где есть залежи мергеля, цементные заводы строить выгоднее всего.
Смотря по тому, для какой цели нужен каменный чудо-клей, к клинкеру во время помола добавляют гипс, шлак или другие вещества. Ведь наши заводы выпускают десятки сортов цемента. Одни идут для строительства зданий, другие предназначены для подземных сооружений, третьи — для подводных, четвёртые — для дорог, пятые — для печей, шестые — для различных химических построек. Есть цементы, которые, высыхая, совершенно не сжимаются. А бывают такие, что даже и расширяются. Ими удобно заделывать пазы в трубах, в тоннелях.
Львиная доля всего выпускаемого цемента превращается в бетон. Бетон — это цементный раствор, заполненный щебнем, песком, шлаком или каким-либо другим материалом. Если в полужидкую бетонную массу поместить сплетённый из железных прутьев каркас, то получится уже железобетон. С тех пор как был найден прочный цемент, началась настоящая эпоха бетона. Гигантские плотины и здания электростанций, мосты, молы и причалы в портах, фундаменты домен, огромных прокатных станов, корпуса заводов, элеваторы, стадионы, тоннели — всё это Его Величество Бетон.
Не так давно из бетона научились делать стены, потолки, лестницы зданий прямо на заводах. Теперь на заводах уже делают и целые квартиры, строителям остаётся только монтировать готовые части. Из железобетона изготовляют даже корпуса кораблей. Бетон позволил строить удивительно быстро, прочно и дёшево. И я горжусь, — закончил свой рассказ Мелок, — горжусь, что именно мы, известняки, дали жизнь этому чудесному, вечному, хотя и искусственному камню.
— Ну, положим, создал-то его всё-таки человек! — уточнила тётушка Тряпка. — А известняки, те... Батюшки, да как мы заговорились!
Только тут все заметили, что окна стали совсем светлыми, а шеренги облаков накинули нарядные розовые плащи и замерли на серебряном небе, встречая рассвет.
Через минуту в классе всё стихло. И только простуженная тётушка Тряпка тоненько выводила носом маленькую гамму всего из двух нот. А может, это пиликал сверчок в подвале.
Собственно, на этом, дружок, можно было бы и кончить эту главу. Она и без того получилась слишком длинной. И всё-таки, прежде чем перейти к следующей, я хочу кое-что рассказать тебе о Мелке. Ведь он слишком скромен и сам ни за что о себе не скажет.
Мелок много говорил о своём многочисленном семействе, между тем сам мел — тоже немаловажная персона на стройке. Уж не говоря о том, что из мела получается самая лучшая известь, из него приготовляют белила для потолков и стен, шпаклёвку для заделки неровностей, трещин, замазку для окон (стоит смешать толчёный мел с каким-нибудь жидким маслом, скажем с олифой, — и пожалуйста, готова замазка).
А линолеум для полов? В его состав тоже входит мел. Ну, вот теперь, пожалуй, можно поставить точку и перейти к следующей главе, самой последней.
