...Старая нянечка, державшая всё школьное государство в великой строгости, уехала в деревню к снохе на именины. Воспользовавшись этим, большие часы в вестибюле немедленно остановились отдохнуть.

Серый пушистый вечер, целые сутки проспавший в подвале, то и дело настораживал уши, соображая, пора ему вылезать или ещё не пора.

Наконец он выполз, неслышно прошёлся на своих кошачьих лапках по коридорам и лестницам, сердито смахнул маленького зайчика, забытого солнцем в углу окна, затем выбрался на улицу и, стараясь не попадаться на глаза фонарям, отправился докладывать ночи, что всё в порядке.

Можно, конечно, предположив, что это был вовсе не вечер, а просто нянечкин кот. Но все школьные вещи единодушно придерживаются иного мнения.

Что ж, им виднее.

Когда ночь облачной ветошью до блеска оттёрла пропылившееся за день небо и оно заиграло, словно зеркало перед новогодней ёлкой, когда ты и такие, как ты, закрыв глаза и подложив ладошки под щёки, отправились догонять свои дневные мечты, вещи в классе стали просыпаться.

Обрати внимание, дружок, у них, у вещей, всё происходит шиворот-навыворот, не по-человечески, одним словом: ты просыпаешься, когда встаёт солнце, а они — с наступлением темноты; открыв глаза, ты желаешь всем «доброго утра», а они соответственно «доброй ночи»; встав, ты бежишь к крану и с удовольствием трёшь холодной водой лицо, шею и даже плечи... Что? Ты, кажется, хочешь что-то уточнить в этом щекотливом вопросе? Нет? Значит, мне показалось. Итак, ты бежишь умываться, а они, вещи, воды просто терпеть не могут.

Наконец, умывшись, ты садишься завтракать, а вещи никогда не завтракают (равным образом они не обедают и не ужинают).

Ты спрашиваешь, что же они делают, когда встают?

Разговаривают, дружок. Они всегда болтают, когда нас нет.

О чём?

Чаще всего о родственниках. Люди — те почему-то больше о своих знакомых поговорить любят. Ну, а вещи — о родственниках.

Старые, умудрённые опытом вещи важно и степенно хвастают своим происхождением и знатной роднёй. Новички ахают, завидуют и тщетно пытаются сообразить, из чего были сделаны их дедушки и бабушки...

Каждой вещи ужасно хочется доказать, что именно она и её семейство просто позарез необходимы людям. Но, поскольку человек всегда делает лишь то, что ему необходимо, разговор этот никогда не кончается.

Но вернёмся, дружок, к нашим маленьким героям. Ведь все они, кроме Мелка, давно проснулись и, разумеется, принялись рассуждать о своих родственниках.

— Хорошо, когда у тебя по всему свету родня, — пригорюнившись, заметила тётушка Тряпка. — Житьё Мелку! А я, почитай, совсем как сирота. У меня всего и родни что хлопок, нитки да материя.

— Ва... ва... ва-ам ещё хорошо, — отозвался дядюшка Глобус. — Вот мы с сестрой Картой и верно сироты. А я вдобавок круглый.

— Ну, а мне жаловаться на судьбу не приходится, — не без гордости заявила Ручка. — У меня тьма-тьмущая родичей. Только я пока ещё не знаю толком, кто они. Ну, да ничего — отправлюсь в гости к углю и нефти, а уж там доподлинно выясню про всех сестёр, братьев, дядек, тёток, бабушек, своячениц и кумовьёв...

— И ведь небось каждый при важном деле! — завистливо проговорила тётушка Тряпка. — Вот бы мне ну вот хоть столечко ваших родственников!

На полочке классной доски послышалось какое-то движение, после чего показались сначала две тоненькие ножки, а затем и сам Мелок.

— Доброй ночи! — зевнув, сказал он. — Это кому тут не хватает родственников? Вам? Да у вас, тётушка Тряпка, их видимо-невидимо

— Смеётесь над старухой? Что ж, смейтесь. Мы вещи маленькие, домов из нас не строят...

— Смеюсь? Ничего подобного. Вы попросту не знаете своего многочисленного семейства. Вот, к примеру, ваш родоначальник — хлопок. Из него делают не только вату, нитки, верёвки, канаты и рыбацкие сети... Он идёт для изготовления кирзы — прочной ткани для обуви, кордовой ткани — для приводных ремней, транспортёрных лент, автомобильных шин.

А бумага?

Вообще-то её делают из древесины, но для хорошей бумаги нужно хлопчатобумажное тряпьё. Так что вы со временем превратитесь в отличную книгу.

А слышали вы про целлюлозу? Хлопок состоит из неё на девять десятых, тогда как древесина — всего наполовину. А ведь из целлюлозы делают искусственный шёлк, шерсть, искусственную кожу, киноплёнку, прочнейшее и к тому же безосколочное стекло триплекс для автомобилей и самолётов. Одним словом, целлюлоза служит сырьём для получения многих видов... пластмасс. Слышите? Пластмасс!

Стало быть, вы, тётушка, можете обняться с нашей уважаемой Ручкой. Очень может быть, что вы родственники.

— Родственники!.. — охнула тётушка Тряпка. Она недоверчиво посмотрела на свои лохмотья, потом перевела взгляд на сверкающий наряд Ручки. — Так мы... родственники?

Остолбеневшая от неожиданности Ручка не могла вымолвить ни слова.

Мелок выждал немного, наслаждаясь произведённым впечатлённом, а потом обратился к дядюшке Глобусу:

— Подойдите поближе, старина. Насколько мне известно, оба ваших полушария сделаны из папье-маше. Папье-маше изготовляется из бумаги. Таким образом, по бумажной линии вы в родстве с тётушкой Тряпкой. Но вы некоторым образом доводитесь роднёй и нашей Ручке. Ваша ось сделана из той же стали, что и её перо.

Ну как, теперь всем хватает родственников или ещё мало? Если мало, я могу вам предложить своих в неограниченном количестве.

— Э... э... это вы серьёзно? — спросил окончательно сбитый с толку дядюшка Глобус.

— Абсолютно серьёзно!

— Постойте! — не выдержала Ручка. — Но вы же не имеете ровно никакого отношения ни к пластмассам, ни к стали, ни к бумаге!

— Мы, известняки, почти ко всему на свете имеем самое прямое отношение.

— Ну, это уж слишком! — поморщилась Ручка. — Зачем так хвастать? Никто не оспаривает заслуг вашего славного строительного семейства, но при чём, скажите на милость, известняки, если речь идёт, скажем, о стали?

— Ну, знаете ли!.. — рассердился Мелок. — Да ведь мы, известняки, — первейшие металлурги! Разве мыслимо без нас сталь сварить?

— Ай-яй-яй! — покачала головой Ручка. — Даже дошколята знают, что сталь варят из чугуна. А чугун выплавляют из руды.

— И... и... ии ещё кокс тут нужен, — добавил дядюшка Глобус. — Это просто уголь каменный, только обожжённый в специальной, наглухо запертой печи, в которую воздух не попадает.

— Ладно! — махнул рукой Мелок. — Не хочу я с вами спорить!

— Вот так-то будет лучше! — согласилась Ручка.

— Мне тоже иногда просто ужас как похвастаться хочется, а я сдерживаюсь! — наставительно заметила тётушка Тряпка.

Сердито покосившись на неё, Мелок молча повернулся и полез на свою полочку.

— Обиделся! — шепнула Ручке тётушка Тряпка.

— Ничего. Пусть не хвастает!

— И... и... и всё-таки нехорошо получилось, — пробормотал дядюшка Глобус. — Не надо ссориться! — Он подошёл к доске и окликнул Мелка: — По... послушайте! Че... чем дуться, нарисовали бы что-нибудь да пригласили нас в путешествие.

— А я как раз и собираюсь это сделать, — спокойно ответил Мелок.

— Да... далеко ли мы отправимся, позвольте спросить?

— Нет, не очень. Через бурые горы, белые скалы, за тридевять земель, в тридесятое царство — огненное государство.

— Это что ж, сказка такая? — обрадованно спросила тётушка Тряпка. — Ох, и люблю я сказки!

— Да он же шутит! — усмехнулась Ручка.

— Ни чуточки, — отозвался Мелок, вычерчивая на доске какие-то башни и купола. — Мы отправимся на самую чудесную чудо-кухню, которая день и ночь варит обед для железных великанов.

Между тем на рисунке возле башен показались странные переплетения огромных труб, какие-то решётчатые мосты. С каждой секундой на чёрной поверхности появлялись всё новые белые линии, полосы, полоски и чёрточки. Наконец их стало так много, что у приятелей зарябило в глазах, а картина сделалась совсем уж непонятной.

— Н... не очень-то похоже на сказку, — заметил дядюшка Глобус.

— Зато интереснее. — Мелок слез с полочки и, отряхнувшись, предложил тётушке Тряпке стереть всё лишнее.

Как только Тряпка принялась за дело, в классе сделалось ещё темнее. Откуда-то повеяло дымком.

Постепенно белые линии стали тускнеть. Доска засветилась слабым розовым светом, на фоне которого отчётливо проступали причудливые силуэты каких-то сооружений.

Через минуту путники уже шагали по ночной степи навстречу грозному зареву. Там, впереди, что-то лязгало, шипело и ухало.

— Куда мы идём? — обеспокоенно спросила тётушка Тряпка. — Там же огонь!

— И ещё какой! — отозвался Мелок. — Огненное царство!

— И... но такого не существует! — вмешался дядюшка Глобус. — Я знаю все государства, все республики, королевства и царства на свете. Есть Огненная Земля в конце Южной Америки, а огненного царства нет.

— Верно. И тем не менее оно перед вами!

— А по-моему, это завод! — решительно заявила Ручка.

— Тоже верно, — согласился Мелок. — Даже целый металлургический комбинат. Но мне лично кажется, что называть его царством огня красивее. Но прибавим шагу. Я, к сожалению, нарисовал чудо-кухню слишком далеко. Вон она! — Мелок указал на озарённую заревом огромную башню.

Толстые стальные трубы обвивали уходящую в небо громаду, словно кольца чудовищных удавов.

— «Чудо-кухня»! — фыркнула Ручка. — По-моему, это простая доменная печь.

— Простая? Но разве это не чудо — превращать грубый, бесформенный камень, руду то есть, в звонкий послушный металл? Сколько железных великанов заводов только и ждут этого чуда, чтобы, в свою очередь, совершить тысячи других удивительных чудес — обратить тяжёлые слитки в сложные станки, приборы, умелые и послушные машины... А теперь пожалуйте сюда!

Мелок юркнул в щель под высоким забором.

За оградой путники остановились, поражённые фантастическим зрелищем. В небо рванулись столбы багрового света, по ним поползли ослепительные змейки, заметались огненные вихри. Казалось, будто вспыхнули вынырнувшие откуда-то из ночи низкие облака.

Басовитое гудение, доносившееся со стороны домны, усилилось. Было похоже, что кто-то растревожил сразу тысячи шмелиных гнёзд.

— Готовый чугун выпускают! — объяснил Мелок приятелям.

— Ска... скажите, а что там гудит? — поинтересовался дядюшка Глобус.

— Это доменная печь так дышит, — объяснил Мелок. — Её стальные лёгкие занимают целый цех. Оттуда по трубам машины гонят в печь настоящие воздушные реки. Вон они, эти трубы, видите? По одним мчится воздух раздувать пламя, а по другим из домны откачиваются ненужные газы.

— А это тоже домны? — спросила тётушка Тряпка, указывая на шеренгу блестящих башен с куполами.

— Нет, это кауперы. В них воздух как следует раскаляется, прежде чем его направят в печь. А иначе нельзя. Ведь даже самый жаркий ветер на свете, скажем Хамсин, дующий в пустыне Сахаре, и тот, попади он в домну, мигом застудил бы плавку. Но нам пора дальше.

— К...куда?

— На рудный двор.

Преодолев железнодорожные пути, путники двинулись на штурм крутых холмов. В темноте эта затея могла бы кончиться печально. Нагромождения бурых камней, казалось, только и ждали неосторожного шага, чтобы лавиной сорваться вниз. По счастью, обрывистый склон высветил луч прожектора.

Едва первая преграда осталась позади, как на пути выросла новая гряда. Подняться на неё оказалось ещё сложнее. Серебристые колючие камни неудержимо съезжали вниз и при этом больно царапали путников.

— Да... да... далеко ещё этот ваш рудный двор? — отдуваясь, спросил у Мелка дядюшка Глобус, когда компания добралась до вершины.

— А мы, собственно, уже давно по нему шагаем.

— Ничего себе двор! — проворчала тётушка Тряпка, отцепляя платье от острой глыбы. — Уж я бы за такие порядки показала здешнему дворнику!

— По... по... постойте! — воскликнул дядюшка Глобус. — Так, значит, это и есть те самые горы, о которых вы говорили? Бурые камни — это руда, а...

— ...а серые — кокс. Мы как раз и стоим на... — Мелок недоговорил. — А ну, вниз! — отчаянно пискнул он и стремглав покатился в темноту. — Спасайтесь!

Ещё не сообразив, в чём дело, приятели бросились за ним. И вовремя. В ту же секунду на то место, где они только что стояли, из темноты с лязгом и скрежетом ухнули огромные стальные челюсти. Захватив гребень холма, они с хрустом сомкнулись и взвились к небу.

Столпившись внизу, перепачканные путешественники увидели над собой огромные решётчатые ворота, с перекладины которых свисала на цепях зубастая пасть ковша.

Несколько таких же ворот не спеша ездили по рельсам в разных концах двора.

— Не бойтесь, это обычные портальные краны! — донёсся из темноты голос Мелка. — Они сортируют пищу для домны. Идите сюда!

Путники осторожно двинулись на голос.

Мелок стоял у подножия высоченной белокаменной насыпи.

— Ну, как вы думаете, что это такое? — спросил он, когда приятели подошли.

— И... и... известняк, если не ошибаюсь, — проскрипел дядюшка Глобус. — Но для чего он? Разве тут что-нибудь строится?

— В том-то и дело, что нет. Как вы говорили — чугун делается из руды и кокса? — обратился он к Ручке.

— Так это же всем известно!

— Ну, так запомните: без известняка ни за что чугун не выплавишь! Один кокс, как бы жарко он ни горел, не в силах освободить железо, заключённое в руде. Руду можно расплавить, но этого мало — нужно ещё вырвать металл из цепких лап всяких ненужных примесей. Именно это и делает известняк. Когда руда достаточно раскалится, известняк, занимая место железа, сам соединяется с примесями и тут же всплывает наверх шлаком. А чистый чугун стекает на самое дно печи.

Вон видите, сбоку к доменной печи тянется наклонная дорога. По ней вагонетка за вагонеткой поднимаются руда, кокс и известняк. Там, наверху, вагонетки опрокидываются и едут за новыми порциями.

Известняк, к вашему сведению, нужен и при варке стали и при выплавке меди. Больше половины всего добываемого в стране известняка служит людям в металлургической и в химической промышленности.

«Как, и в химической тоже?» — хотела спросить Ручка, но её перебил старый географ:

— А можно посмотреть поближе, как работает ваша чудо-кухня?

— Отчего ж, тут совсем недалеко.

Проплутав по железнодорожным путям, миновав новые горы известняка, кокса и руды, путники подошли совсем близко к гигантской башне. Но в последнюю минуту путь им преградил странный поезд: гремя на рельсах, маленький паровозик тащил стальные платформы с огромными, светящимися малиновым светом ковшами. Из ковшей летели фонтаны искр, в воздухе со свистом проносились ослепительные брызги.

Отмахиваясь от красных светлячков, друзья отбежали в сторону.

— Жидкий чугун повезли на разливку, — объяснил Мелок, когда огнедышащий состав проехал. — Апчхи! Фу, как надымил!

— Э... это не он! — вдруг выпалил дядюшка Глобус. — Э... это она! По... пожар! На по... по... помощь!

— Где пожар? — забеспокоилась тётушка Тряпка и тут же заметила оранжевое пятнышко, быстро расползавшееся по её подолу.

— Горим! — пронзительно крикнула она и с быстротой, никак не соответствующей её почтенному возрасту, перемахнула через кучу шлака.

Друзья бросились на помощь, но, как выяснилось, Тряпка уже не нуждалась в ней. Она мрачно восседала в оказавшейся поблизости лужице.

— Это всё вы! — накинулась она на Мелка. — Всё ваши выдумки! Как хотите, а с меня хватит! Домой! Ноги моей тут больше не будет!

Тётушка Тряпка вскочила и, не обращая внимания на протест Мелка, принялась стирать всё-всё вокруг. В тот же миг путешественники очутились в классе.

— Эх, и-и-испортила экспедицию! — проворчал дядюшка Глобус и стал карабкаться на учительский стол.

— Не беда, — заметил Мелок, — главное-то мы видели, верно? Теперь никто не скажет, что мы, известняки, не имеем отношения к металлам. Не забывайте, — обратился он к Ручке, — вот этим стальным пёрышком и этими медными колпачками вы немножко обязаны и нашей фамилии!

— И кто бы мог подумать! — бормотала Ручка, забираясь на свою парту. — Известняки, и на тебе — со сталью в родстве! Вы, помнится, сказали что-то насчёт химии, — обратилась она к Мелку, когда все разбрелись по своим местам. — Неужели и тут ваше семейство работает?

— И ещё как работает! Вот ваш баллончик для чернил, к примеру. Вполне возможно, что над его изготовлением потрудились и мой братья.

— Но ведь он из резины, а резина — из каучука...

— Из искусственного, — уточнил Мелок.

— Ну и что? При чём тут... А впрочем, молчу.

— То-то! Слышали вы, друзья, о веществе, называемом «карбид кальция» или попросту «карбид»?

— Ещё бы не слышать! — заворчала Тряпка. — Это вонючий такой? Да тут один озорник, помню, сунул карбид этот — камешек такой беленький — в чернильницу. Как он зашипит! Как запенятся чернела — и на парту. Уж мы с нянечкой потом оттирали, оттирали, и водой пробовали, и мылом... А пятно до сих пор ещё осталось.

— Это и есть карбид, — кивнул Мелок. — Этот чудесный камень вместе с водой режет рельсы, накрепко сваривает корпуса кораблей, соединяет стальные каркасы зданий.

— Ка... камень с водой режет рельсы? — почесал затылок дядюшка Глобус. — Позвольте, да этого даже в сказках не бывает.

— В сказках — не спорю. А вот в жизни стоит только карбид бросить в воду, как из него начинает выделяться чудесный горючий газ — ацетилен. Сгорая, газ этот даёт очень высокую температуру. А если в пламя горящего ацетилена направить струю кислорода, то оно станет ещё намного жарче.

Вот этим-то свойством и воспользовались люди, когда решили заставить газ работать. Они придумали специальный аппарат, в горелку которого по одной трубочке поступает кислород из баллона, а по другой из сосуда, наполненного карбидом и водой, — ацетилен. Аппарат этот называется газосварочным или ещё — автогенным. Голубой язычок ацетиленового пламени, со свистом вырывающийся из горелки, в несколько минут плавит самую твёрдую сталь. Он вспыхивает всюду, где нужно разрезать или соединить металл.

Ацетилен, как я уже сказал, получается из карбида, когда тот с водой сталкивается. А карбид приготовляется из простого каменного угля и известняка. Нужно только раздробленные известняк и уголь прокалить в специальных электропечах при температуре до двух тысяч градусов, и готов карбид.

Но ацетилен, который так бурно выделяется из карбида, не только хорошо горит. Он служит превосходным сырьём для химических заводов. Соединяя ацетилен с другими веществами, можно получить самые разнообразные продукты, в том числе некоторые пластмассы и отличный искусственный каучук — наирит. Этому каучуку из камня обязаны своим существованием шины автомобилей, шланги, приводные ремни и множество других важных вещей. В том числе, возможно, и ваш баллончик для чернил, уважаемая Ручка... Ну как? — Мелок с торжествующим видом поглядел на своих слушателей. — Годятся на что-нибудь обыкновенные белые булыжники? А?

— Стало быть, вы с Ручкой по всем статьям родственники? — спросила тётушка Тряпка.

— Да, уж теперь ей не отпереться! — засмеялся Мелок.

— А я вовсе и не думаю отпираться. Я очень даже рада! — откликнулась Ручка и кокетливо поправила колпачок. — Мы теперь никогда не будем ссориться.

— И, между прочим, уважаемая тётушка Тряпка, вы тоже кое-чем обязаны нашему известняковому племени.

— Может быть. Только не помню, — сокрушённо покачала головой Тряпка. — Старая я. Сперва все меня стирали, потом я стирала... Так всё и поистёрлось.

— Тогда я вам напомню. Ещё до того, как из вас сшили белоснежную рубашку, когда вы только-только появились на свет в виде ткани, вам пришлось встретиться с известью. Именно она и помогла вам стать белоснежной. И вам, дядюшка Глобус, вернее бумаге, из которой сделаны ваши полушария, тоже пришлось иметь дело с известью. На фабриках, для того, чтобы мелко накрошенная древесина и тряпьё быстрее разваривались и превращались в бумажную массу, в котлы обязательно добавляют известь.

— Но... но... какая же уйма дел у вашего семейства! — воскликнул дядюшка Глобус. — Просто в голове не умещается.

— А между тем я не рассказал вам и о половине, — гордо ответил Мелок. — Вот я смотрю в окно. Стекло? Чтобы его сделать, нужен известняк. Поля за окном? И тут известь. Есть почвы такого сорта — их называют кислыми, — что, не внеси в них извести, не получишь урожая.

— А вон там, — Ручка хитро подмигнула остальным, — вон там на щите написано: «А я ем повидло и джем». Это тоже про ваше семейство?

— Про наше! — ответил Мелок. — Повидло и джем варятся на сахаре. А сахар без извести не сделаешь.

— Ну, уж этому я ни за что не поверю! — заявила тётушка Тряпка. — Сладкий сахар — и вдруг извёстка. Да его и в рот не возьмёшь!

— Наоборот, — рассердился Мелок. — Вот если бы сахар делали без участия извести, он был бы действительно несъедобным!

Знаете, как изготовляют сахар? Сначала тщательно вымытую сахарную свёклу превращают в мелкую стружку. Эту стружку варят. При этом сахар, находящийся в свёкле, растворяется, получается сироп. Казалось бы, чего проще — слей этот сироп, выпари из него всю воду и останется чистый сахар. Но не тут-то было. Вкус у такого сахара был бы довольно скверным. Слишком уж много в сиропе примесей.

Вот поэтому сироп, прежде чем выпаривать из него воду, очищают известью. Известь как раз и осаждает из него всё лишнее, ненужное. Да что я вам говорю. Сейчас мы отправимся на сахарный завод.

С этими словами Мелок вскарабкался на свою полочку и принялся за дело. На доске появились стеклянные заводские корпуса, в небо стала подниматься труба. Она уже выросла почти с тополь, да вдруг остановилась на полдороге.

Мелок пропал.

— И... и-исчез! — ошеломленно пробормотал дядюшка Глобус.

— Стёрся! — ахнула Тряпка. — Как есть весь исписался. А мы-то его за хвастовство... Эх! — Она всхлипнула и уткнулась в свой подол.

В наступившей тишине послышался стук. Это Ручка сбросила блестящий колпачок.

— Мелок говорил только о своём замечательном семействе, — глухо сказала она, — и никогда о себе. А между тем он делал самое важное дело на свете. Он учил детей...

В эту минуту откуда-то из-за мокрых крыш, из-за сонных деревьев примчался первый розовый лучик рассвета. Сперва он осторожно тронул трещинку в форточке, и та зажглась маленькой радугой, а потом, осмелев, бросил на пол прозрачные тени веток.

Сказочное время истекало. Может быть, поэтому ничто больше не нарушало тишины в классе. И сколько потом ни прислушивалось Эхо, дежурившее у замочной скважины, оно так больше ничего и не услышало.

Да ведь и наша с тобой история, дружок, написанная белым по чёрному, тоже кончается на этом самом месте.