Мелок, что-то сердито бормоча под нос, быстро рисовал на доске новую картину. Это был красивый город на берегу моря. В порту дымили огромные пароходы, а от набережной наверх вела широкая мраморная лестница.
— Ну-ка, за работу! — скомандовал Мелок тётушке Тряпке, как только картина была готова.
Тряпка принялась за дело, и вскоре наши путешественники уже шагали по залитым солнцем улицам южного города. Почти все дома здесь были построены из какого-то ноздреватого серовато-белого камня.
— И-известное место! — скрипнул дядюшка Глобус. — Несомненно, это Одесса.
— Совершенно верно, — подтвердил Мелок. Он внимательно разглядывал каменные стены домов и заборы, словно что-то разыскивая. — Есть! — наконец воскликнул он и торжествующе указал на какие-то пятнышки в стене. — Смотрите! Как вы думаете, что это такое?
Путники подошли поближе.
— Э-это раковины! — прищурившись, произнёс дядюшка Глобус.
— Да сколько их тут! — ахнула Тряпка. — Весь камень как есть из одних ракушек! И большие, и малюсенькие, и разбитые, и целые...
— А между тем это тоже вид известняка, — гордо сказал Мелок. — Он так и называется «ракушечник». С виду ракушечник совсем не похож на меня, а на самом деле — это мой близкий родственник.
— Только это нужно ещё доказать! — заметила Ручка.
— И докажу! В своё время. А пока ответьте мне, где могли жить моллюски, хозяева вот этих раковин: в воде или на суше?
— Известно, в воде! — пожала плечами тётушка Тряпка. — На земле только улитки да слизняки жить могут...
— Отлично! Теперь, надеюсь, никто не станет утверждать, что этот камень, состоящий из миллиардов раковин, образовался на суше?
— Ра-азумеется, нет! — согласился дядюшка Глобус.
— И сколько же раковин на него пошло! — дивилась тётушка Тряпка. — Батюшки! Да тут каждый второй дом из этого ракушечника построен.
— Чудесный камень, — согласился Мелок. — И до чего удобный! Мягкий, лёгкий, прочный! Его можно пилить обыкновенной пилой, обтёсывать топором и, как видите, складывать из него дома. Таких домов много не только в Одессе, но и в Севастополе, и в Симферополе, и в Кишинёве, и в Баку, и в других городах. А Одесса — она просто-напросто стоит на огромной толще такого камня. С давних времён добывали его люди в подземных каменоломнях и тут же на поверхности строили жилища. Так со временем под городом получился целый лабиринт подземных улиц и переулков. Редкий человек решится спуститься туда без опытного проводника. Можно месяцами блуждать во мраке узких перепутанных пещер да так и не найти выхода. Недаром во время гражданской и Великой Отечественной войн в катакомбах скрывались партизаны. Где они, враги хорошо знали, но отыскать их всё-таки не могли.
Для того чтобы образовалась такая толща ракушечника, потребовался не один миллион лет. На дне мелкого древнего моря жили бесчисленные полчища ракушек. Они размножались, умирали... Время шло, и постепенно на дне скопился многометровый слой раковин, погибших моллюсков, ила. Нижние раковины ломались под тяжестью верхних. Вся эта масса слёживалась, прессовалась. Вода понемногу растворяла кусочки раковин и этим раствором как бы склеивала всю массу. Помогли тут и поколения морских червей, и других обитателей морского дна... Так вот и получился камень ракушечник. А потом море ушло и пласты камня очутились на суше. Вот и вся история.
— Да, но при чём тут эти ракушки? — не выдержала Ручка. — Ведь мы же говорили об известняке!
— А раковины и состоят из известняка.
— Предположим, — не сдавалась Ручка. — Но ведь вы — Мел! Вы-то не из ракушек сделаны!
— А это мы ещё посмотрим, — сказал Мелок. — Ну-ка, Тряпка, берись за дело.
И через несколько минут Мелок рисовал на доске микроскоп.
Когда он был готов и Тряпка стёрла всё лишнее, Мелок подошёл к микроскопу и стряхнул с себя на его стеклянную полочку немножко белой пыли.
— Прошу! — широким жестом пригласил он своих товарищей. — Загляните-ка в эту трубочку.
Заглянуть в окошко прибора оказалось не так-то легко. Микроскоп был слишком высок даже для дядюшки Глобуса. Пришлось Мелку подрисовать лестницу. И вот тогда взорам компании открылось удивительное зрелище.
Между прочим, дружок, я тебе очень советую, если представится случай, обязательно сам загляни в окуляр микроскопа и рассмотри щепотку мела. Ты увидишь великое множество довольно странных предметов. Одни, побольше, походят на белые колосья без усиков, на еловые шишки, на раковинки улиток. Другие, поменьше, напоминают ромашки, блюдечки и даже сдобные плюшки. Всё это скелеты и панцири древних морских обитателей. Те, что побольше, принадлежат крошечным морским животным — корненожкам. А цветочки и блюдечки — остатки совсем уже маленьких плавучих водорослей — кокколитофорид.
Недолог был век этих крошечных существ.
Если б у нас с тобой в каждом глазу было по микроскопу и стояли бы мы на дне моря, нам бы показалось, что сверху сыплется частый дождь. Так непрерывно, днём и ночью, осаждаются миллиарды умерших корненожек и кокколитофорид.
За миллионы лет толща осадка достигает сотен метров. Со временем вся эта масса под действием своей тяжести и морской воды превращается в камень. Тот самый, который мы с тобой уже выдели возле Белгорода. Вот поэтому-то известняки и называют осадочной породой.
И ракушечник, и мел состоят из одного и того же материала. Только, разумеется, ракушечник сложен из больших раковин, а мел — из микроскопических.
Ты, возможно, спросишь меня, откуда же добывали все эти миллиарды больших и малых существ материал для своих скорлупок-панцирей. Из воды! Всё нужное было тут же, под рукой. Ведь в воде морей и океанов находятся тысячи тонн растворённого известняка. И запасы эти не уменьшаются. Множество рек и ручьёв вымывают и растворяют известняк на суше и несут его в океан. Тут за дело берутся неисчислимые полчища видимых и невидимых живых существ, и известняк снова становится твёрдой породой.
Теперь стоит нашей планете постараться и поднять дно моря, и пожалуйста, — известняковые горы готовы.
Но ты, кажется, хочешь задать ещё один вопрос: разве морская вода не должна тут же растворить осаждающиеся на дно раковины и панцири морских обитателей? Нет. Что-то, конечно, она растворяет, но это такой пустяк, о котором и говорить не стоит.
Вообще в морской воде чего-чего только нет! Тут и обыкновенная, всем знакомая поваренная соль, и другие химические соединения, которые тоже называются солями, хотя они вовсе не солёные. Есть тут и металлы: магний, цинк, железо, медь и даже золото... Да, да, самое настоящее золото. Конечно, в воде его очень мало, но оно есть.
Не правда ли, удивительно: золото — и вдруг в воде! Надо сказать, что, когда Мелок сообщил об этом своим друзьям, те просто глаза вытаращили. А Ручка насмешливо спросила:
— Уж не его ли вы имели в виду, когда хвастались своим родством с металлами?
— Нет... Я имел в виду совсем другой металл, — спокойно ответил Мелок. — Тем более что золота в морской воде ничтожно мало. Металл, который мы, известняки, считаем своим родоначальником, хоть и не такой дорогой, зато куда интереснее золота.
— Да уж, куда интереснее! — покачала головой тётушка Тряпка. — По-вашему, по-учёному, уж и не вода получается, а каша какая-то. И соли в ней, и металлы, и известняк. Я хоть и не была на море и в грамоте не шибко разбираюсь, однако тоже знаю, что вода в море совсем прозрачная и ничего в ней такого не видно.
— Верно, — кивнул Мелок. — Прозрачная. А разве видна соль, растворившаяся в пище? Или сахар — в чае? Правда, соль и сахар растворяются куда быстрее других веществ, но и те хоть медленно, хоть понемножку, но тоже растворяются. Насколько мне известно, нет на свете веществ, которые так или иначе не растворяла бы вода...
— 0-хо-хо! — вздохнула Тряпка. — Вроде бы и просто, а никак уразуметь не могу!
— Не огорчайтесь, тётушка, — утешила её Ручка. — Вы думаете, он сам много понимает? Пусть-ка попробует объяснить, на каком основании известняки в родственники металлам напрашиваются. Вот увидите, эта «горная порода» мне ещё заплатит проигрыш.
— Посмотрим, — пожал плечами Мелок. — Цыплят-то по осени считают. Насчёт нашего родства с металлами не то что Ручка — люди столетиями ошибались. Дело в том, что достопочтенный родоначальник нашего известнякового семейства — металл-невидимка. То, что его в морской воде не видно, — это понятно. Но этого невидимку и на суше-то днём с огнём не сыщешь. Называется этот металл кальцием.
Люди давным-давно были знакомы с медью, железом, золотом, серебром, платиной, оловом, свинцом, ртутью... А вот о существовании кальция они узнали всего лишь два с половиной века назад. При этом самое удивительное, что люди встречались с ним буквально на каждом шагу. А кальций будто прятался от человека, оборачиваясь то глыбой известняка, то мраморной колонной, то тусклым зеленоватым камешком — плавиковым шпатом. Дело в том, что кальций не может жить в одиночку, он обязательно соединяется с другими веществами. И в тот же миг надевает шапку-невидимку. Стоит химикам, получившим в лаборатории кусочек этого серебристо-белого металла, вынести его на воздух, как кальций на глазах превратится... в известь.
— Чудеса да и только! — вздохнула Тряпка. — Как же это можно? Металл — и вдруг в известь...
— Ну, а железо? — спросил Мелок. — Почему никого не удивляет, что оно на воздухе ржавеет, то есть превращается в бурую ломкую, ничуть не похожую на металл ржавчину? Всё дело в том, что и железо и многие другие металлы имеют свойство соединяться с находящимся в воздухе кислородом. Железо в этом случае превращается в знакомую всем ржавчину, а кальций — в известь. Но что ещё удивительнее — кальций, стоит его положить в огонь, вспыхнет, окрасив пламя в оранжево-красный цвет, и сгорит, оставив щепотку всё той же извести.
Многие соединения кальция хорошо растворяются в воде. Этими-то растворами, как я уже говорил, и пользуются различные морские организмы для постройки своих скорлупок.
Как видите, мы, известняки, несколько сродни металлу. И можем считать себя, если хотите, даже рудой, — заключил свой рассказ Мелок. — Так как же, друзья мои, кто выиграл спор?
— Стойте! — крикнула Ручка, хотя никто ещё не успел и слова вымолвить. — Я не согласна! Я не имела в виду невидимый металл, которого и на земле-то не найдёшь. Я думала, что Мелок имеет в виду родство с настоящим металлом, который могут все видеть, а не с этим... как его... кальцексом!
— Не кальцексом, а кальцием, — поправил Мелок. — Что ж, ладно. Будем считать, что Ручка меня не так поняла. Ну, а что вы, друзья, думаете насчёт моего возраста, насчёт моего морского осадочного происхождения?
— А ведь его верх! — кивнула тётушка Тряпка в сторону Мелка.
— Ме-е... Me... е... — начал было дядюшка Глобус.
— Да что вы мекаете? — разозлилась Ручка.
— Ме-елок прав! — выпалил дядюшка Глобус. — Ручка проиграла!
— Ну, это ещё как сказать! Пусть-ка он попробует доказать, что он горной породы. Осадочная — это уж куда ни шло, а вот насчёт горной... Что-то не очень похожи на горы те холмики, которые мы видели у Белгорода.
— Я уже говорил, — пожал плечами Мелок, — горные породы могут находиться не только в горах. Просто так называют скопления минералов, из которых в основном состоит земная кора...
— Ага-а! — торжествующе воскликнула Ручка. — Так я и думала: ваше семейство только называется горной породой. А когда я спорила, то имела в виду всамделишные горные породы, из которых состоят настоящие горы. Подите-ка докажите, что из ваших... из известняков горы сложены!
— Я и это докажу! — подпрыгнул Мелок. — И немедленно.
Но в тот же момент часы в вестибюле мерно пробили семь раз. Из-за ближайшей крыши в окно стрельнул солнечный луч. За дверью в коридоре послышалось неторопливое шарканье.
— Нянечка! — отчаянно пискнула Тряпка...
