Нужна ли мне такая слава? Как я узнал, весной в Альпах чертовски холодно, ветрено и сыро, тающий снег превращает тропы в жидкое, скользкое месиво. Швейцарский перевал Сен-Бернар вообще не имел отношения к святому Бернару Клервоскому: очевидно, в нашем мире слишком много разных святых, по имени которых могли назвать два альпийских перевала, далеко отстоящие друг от друга. И никто, разумеется, не поверил, что я решил прогуляться по горам из праздного американского любопытства, используя в качестве посоха пенсильванскую винтовку. Несмотря на мои упорные возражения, все считали, что мне поручено провести предварительную разведку для Бонапарта, поскольку сам первый консул отправился в расположившиеся возле Женевы войска, где предпринял беспрецедентную для него попытку объяснить простым солдатам свои планы — стремился вдохновить их превзойти карфагенян, штурмовавших твердыни Рима. Меня с такой уверенностью принимали за посланца Наполеона, что я вдруг, удивив сам себя, начал договариваться с монахами высокогорного приюта о поставках провизии войскам. Более того, сам первый консул накупил в долг на сорок тысяч франков вина, сыра и хлеба с переносных лотков, выставленных прямо на снег предприимчивыми монахами нищенствующего ордена. Эти святоши не знали только того, что Наполеон частенько покупал в долг, а потом мастерски уклонялся от его уплаты, собирая дань с захваченных провинций. Как говорили его советники: «Пусть война сама оплачивает войну».

Художник Давид показал нам портрет Бонапарта на боевом коне, вздыбившемся на горном хребте, и, признаться, такой вдохновенной глупости я еще никогда не видел. На самом деле Наполеон поднялся в Альпы на степенном муле, а спустился за перевалом на своей личной заднице за компанию с офицерами, оглашая склон восторженными криками. Большая часть его солдат шли пешком или, вернее, устало тащились по ужасным крутым дорогам, а последние семь миль вообще проходили по ледяной и грязной тропе, опасной вдвойне: с верхней стороны из-за возможности схождения лавин, а с нижней — из-за зияющей пропасти ущелья. Ежечасно устраивался пятиминутный привал на «перекур» — курение трубок считалось одним из двух удовольствий армейской жизни, вторым была ругань по поводу глупости армейского начальства. И вновь в поход. Несмотря на холод, всех бросало в жар от такого трудного и опасного подъема. В горах солдаты спали, завернувшись по двое в одеяло, целые полки жались друг к другу, как волки в стае, а наутро половина тряслась от лихорадки и хрипела простуженными голосами. Дышать в разреженном воздухе становилось все труднее, обувь на каменистых ледяных тропах быстро истрепалась, и гамаши никого не спасали от холодной слякоти. Руки и ноги вскоре совсем закоченели.

Однако гордость помогает пережить все тяготы. Это был беспримерный по своей смелости маневр нынешнего века, сторицей оправдавший себя благодаря тому, что французы, подстилая под ноги животным солому, чтобы заглушить стук копыт по камням, с неожиданной стороны подкрались к крепкому форту австрийцев. Пушки перетащили через Альпы в выдолбленных сосновых стволах. Шестидесятитысячная армия преодолела горный перевал, а сменные бригады силачей, закрепив на лбу лямки, протащили за собой упакованные в ящики галеты, пушечные снаряды и бочки с порохом.

Солдаты горланили революционные песни. В качестве поощрения я раздавал преодолевшим перевал кружки вина. А монахи занимались подсчетом будущих прибылей.

За перевалом Бонапарт, как обычно, мгновенно взял все руководство в свои руки. Скрываясь за кустами, он изучил положение горной крепости Барда, отдал распоряжение о точках размещения осадных орудий и уже через два дня добился сдачи захваченной австрийцами твердыни. Мы вошли в Милан второго июня. Блестящим маневром он захватил тылы австрийской армии, вследствие чего сдача французами Генуи оказалась уже не так важна (во время той ужасной осады Массена поседел). Австрийцы вытеснили противника с итальянского побережья, но тут же столкнулись со свежими силами Наполеона. Конечно, ничто не мешало генералу Меласу последовать примеру Наполеона. Он мог бы переправиться через другой альпийский перевал, оставив французов бродить по Италии, и без единого выстрела захватить Лион, что, вероятно, вынудило бы Наполеона отказаться от консульства. Однако австрийский командующий, будучи на сорок лет старше дерзкого Корсиканца, даже не думал о подобных радикальных шагах. Он превосходно решал тактические задачи, видя перед собой раскинувшееся на несколько лиг поле битвы. А Наполеон видел перед собой весь мир.

Если, разумеется, Наполеона ничто не отвлекало. Хотя измена Жозефины едва не закончилась для нее разводом, сам Наполеон не обременял себя особыми моральными ограничениями. В Милане блистала знаменитая оперная дива Джузеппина Грассини, завоевавшая сердце этого французского генерала сначала песнями, а потом и исполненными затаенных чувств очами, пухлыми губками и пышным бюстом. Шесть долгих дней провел генерал в Милане, большей частью в постели, и этого времени Меласу хватило, чтобы развернуть свои войска и увести их с побережья навстречу французам. Где-то между Генуей и Миланом и суждено будет произойти решающей битве. И в итоге она состоялась возле Маренго.

Я не собирался лезть на рожон. Мне с лихвой хватило военных приключений на Востоке, и, сыграв роль разведчика для новоявленного Ганнибала, я мечтал только о том, как бы поскорее удрать в Париж. В Милане меня не соблазнила ни одна из местных див, и я вообще не нашел там достойных развлечений. Слишком часто грабили Италию соперничающие армии, а все красивые итальянки были давно разобраны многочисленными генералами.

Впрочем, вскоре Бонапарт нашел применение моим талантам. В нашем лагере появился один разведчик, сомнительный тип по имени Ренато, елейный, как щедро приправленный оливковым маслом неаполитанский салат. Этот-то Ренато и поведал нам о бегстве Меласа со всем австрийским воинством. Французы попросту продвигались в глубь страны, желая вознаградить себя за переход через Альпы! В доказательство своих слов агент извлек из собственного сапога австрийские документы, похваставшись оказанным ему доверием. Сам имея склонности к мошенничеству, я заподозрил неладное. Ренато выглядел чересчур вкрадчивым и поглядывал на меня как соперник. На самом деле мне показалось, будто он узнал меня.

— Вы не доверяете моему агенту, Гейдж? — спросил меня Наполеон после его ухода.

— У него плутовские манеры, — пришлось признать мне.

— Но я же плачу ему больше, чем австрийцы. Он сам запросил цену своей информации.

Это не понравилось мне еще больше: несомненно, Ренато зарабатывал куда больше меня.

— По-моему, он чересчур скользкий для приличного агента.

— Так он же шпион, а не священник! Вы, американцы, брезгливо относитесь к таким вещам, но тайные агенты так же необходимы, как артиллерия. Не думайте, что я безоговорочно доверяю всем и каждому, — заявил он, мрачно глянув на меня. — Но в данное время нам грозит встреча с противником, вдвое превосходящим нас своей численностью, мои войска живут за счет захваченных запасов, и мне чертовски не хватает пушек. Один просчет, и мои враги вцепятся мне в глотку. Я отлично знаю, что у меня нет верных друзей. Слава Господу, что хоть Дезе вернулся из Египта!

Луи-Антуан Дезе, его любимый дивизионный генерал, высадился в Тулоне в тот день, когда мы вышли из Парижа, и уже прибыл с дивизией сюда в Италию. Преданный, скромный, сторонящийся женщин и исключительно талантливый военачальник, он видел самые счастливые сны, прикорнув возле пушечного лафета. Не уступая в военных талантах Наполеону, он не обладал его амбициями и прекрасно сознавал свое подчиненное положение.

— Я мог бы доставить министрам в Париж сообщение о ваших трудностях, — предложил я, подумав, что меньше всего мне хотелось бы оказаться среди взятых австрийцами пленных.

— Напротив, Гейдж, признавая основательность ваших подозрений, я хочу, чтобы вы проследили за нашим лазутчиком. Ренато заявил, что столкнулся с арьергардом австрийцев, и упомянул о вашей прославленной смелости. Отправляйтесь-ка в сторону Павии и По, проследите за Ренато, проверьте, как там обстоят дела, и возвращайтесь с докладом. Я знаю, что вы, обожаете запах пороха. Только запаха пороха мне и не хватало!

— Простите, первый консул, но я больше склонен к научным, чем к шпионским изысканиям. К тому же я не говорю ни по-немецки, ни по-итальянски.

— Мы оба понимаем, что в лучшем случае вы занимаетесь науками как любитель, непрофессионал и дилетант. Зато у вас непредвзятый взгляд на вещи. Порадуйте меня, Гейдж. Сделайте вылазку в сторону Генуи, выясните, правдивые ли сведения нам доставили, и тогда я отпущу вас в Париж.

— Может, нам лучше все-таки попросту поверить Ренато.

— Не забудьте прихватить винтовку.