I

Мы вернулись 30 января, но еще до конца месяца мы опять отправились на восток. Уже с самого начала всем стало понятно, что этот поход будет отличаться от других. Матросский телеграф оповестил, что мы будем кого-то обстреливать. Это предположение было сделано на основании боекомплекта, который принял «Ринаун». После рассказов артиллеристов по нижним палубам поползли слухи, которые оказались очень близкими к правде. Однако я не думаю, чтобы они догадывались, что именно мы будем обстреливать.

Мы начали гадать. Гадание стало любимым занятием в первые 2 дня. Достаточно давно младшие офицеры флотилии уже решили, что «было бы неплохо» обстрелять Геную. Вероятность такой бомбардировки казалась нам достаточно высокой, но все равно оставалась лишь вероятностью.

Солнечными днями, когда эсминец болтался в патруле, мы обсуждали это, стоя на мостике. Одни утверждали, что войти в Генуэзский залив невозможно, так как он будет сильно заминирован. Мы пытались это опровергнуть, заявляя, что глубины слишком велики для минных постановок. Мы даже принялись обсуждать такие абстрактные вещи, как фашистский темперамент и итальянский национальный характер. Мы старались определить расстояние, с которого можно совершить вылазку и пытались возражать сторонникам авиации. Те заявляли, что любой флот, который осмелится войти во вражеские воды, будет неминуемо уничтожен ударами с воздуха.

Но теперь, по нашему мнению, наступил подходящий момент. Сразу после Таранто сложилась исключительно благоприятная ситуация, так как итальянцы все еще должны были находиться под впечатлением тяжелого удара, полученного их флотом. Муссолини заявил, что атака Таранто не надломила дух его флота. Но если мы сумеем провести рейд в самое сердце итальянских вод, нанеся удар по одному из двух важнейших портов и крупному промышленному центру, не нанесем ли мы тем самым удар прямо в сердце всей Италии?

Но после Таранто прошли уже несколько недель, мы бомбили итальянцев в Кальяри, но по-прежнему не трогали Геную. Рождество было отмечено очередной вылазкой на восток и эпизодом с «Хиппером». Мы занимались сопровождением конвоев, но так и не получили возможности испробовать свои силы всерьез.

Ведь мы были первым и последним ударным соединением Королевского Флота. Мы имели самый быстроходный и самый сильный из наших линейных крейсеров. Мы имели один из самых новых авианосцев и несколько новейших крейсеров. Мы явно не предназначались для того, чтобы таскаться за тихоходными конвоями, как бы это важно ни было. Временами мы начинали ворчать. Ведь было так много разных вещей, которыми мы могли бы заняться. Когда генерал Уэйвелл начал свое победоносное наступление в Ливии, мы ничем не могли ему помочь, кроме как сопровождать конвои с подкреплениями. Ливия находилась на другом конце моря. Средиземноморский флот с удовольствием подключился к операции, обстреливая отступающие итальянские войска, отбивая воздушные налеты и нанося удары по морским коммуникациям противника. Дерна была захвачена в первый же день после нашего выхода в море. После захвата Бар-дии и Тобрука, после того, как Уэйвелл подошел к Дерне, мы надеялись, что нам тоже разрешат проводить какие-то активные операции. Сторонники обстрела Генуи полагали, что пора войти в Лигурийское море.

И вот настал этот день. На этот раз с нами не было конвоя. Мы получили полную свободу действий. Наша эскадра прошла мимо Балеарских островов. Это было впечатляющее зрелище. Мы еще ни разу не видели их высокие скалистые пики и длинную зазубренную линию берега.

Мы прошли Балеарские острова, держась как можно дальше к северу, а на рассвете в воскресенье «Арк Ройял» поднял ударную группу. Это была странная и необычная атака. «Суордфиши» были вооружены торпедами, однако их целью были не корабли противника. Они должны были атаковать огромную дамбу электростанции Тирсо на севере Сардинии, которая снабжала электричеством весь остров. Самолеты должны были попытаться торпедировать дамбу.

Атака провалилась.

Самолеты вышли на цель. Они атаковали ее, хотя совершенно неожиданно были встречены зенитным огнем. Самолеты летели над долиной, прижимаясь буквально к самой поверхности водохранилища. Их торпеды пошли правильно, но что-то все-таки помешало. Может быть, они увязли в иле, а может быть — в противоторпедных сетях.

Торпедоносцы благополучно вернулись на корабль, но к этому времени погода заметно ухудшилась.

После того как закончится война, экипаж «Файрдрейка», весь целиком, отправится в одно из этих наглых туристических бюро, которые советуют отдыхать зимой на солнечном Средиземном море. Мы перебьем все стеклянные витрины и переломаем тяжелые кресла. Мы сожжем все рекламные проспекты Ниццы и Монте-Карло и поколотим сладкоголосых адвокатов, которые советуют такую чушь.

В сумерках 2 отдельных отрада эскадры снова соединились. Встреча должна была произойти раньше, но ошибся либо штурман флотилии, либо штурман Соединения Н. Мы утверждали, что второй, и были готовы отстаивать свою точку зрения. После встречи мы повернули домой.

Никакого обстрела не было. Там, где Муссолини не мог помочь его флот, помогла погода. Мы вернулись разочарованные и разозленные, но получив множество новых аргументов к нашему спору. Кают-компания раскололась. Одни утверждали, что это означает полную отмену операции. Другие говорили, что вице-адмирал Сомервилл должен как можно быстрее заправить корабли, даже запретив командам увольнения, и снова выйти в море, пока бушует шторм, который укроет нас. Мы ждали приказа, но приказа не было.

Вместе с почтой прибыл наследник Ньюта. Нет, конечно не он сам, а сообщение о его рождении. На следующее утро состоялись торжественные крестины. У нас на борту собралась половина флотилии, ведь мы торчали в порту и делать было решительно нечего. Штаб забыл про нас и не собирался отправлять в море. Мы проторчали в порту еще одну ночь.

II

На следующее утро приказов тоже не было. Они поступили только во второй половине дня, и в 15.15 мы отдали швартовы.

На восток?

Пока мы проводили рутинный осмотр гавани, в проливе начал собираться конвой. Слоняясь по бухте взад и вперед, мы видели, что конвой уходит на запад. Начали выходить большие корабли — «Ринаун», «Арк», «Малайя», «Шеффилд». Сначала они повернули к Альхесирасу, а потом к выходу из бухты. Мы пристроились за ними и пошли. На запад.

Надежды на Геную снова улетучились. Мы оказались правы. Командир Соединения Н не мог рисковать второй раз, проведя в порту целых 3 дня. Шпионская организация в Альхесирасе и ее отделение в Ла-Линеа могли спокойно перевести дух. Десятки людей, караулящих вдоль испанской границы, которые внимательно следили за всеми перемещениями в порту и городе, видели, что мы уходим. Теперь им оставалось ждать нашего возвращения.

Мы двигались на запад вслед за конвоем. День был сырым и унылым, черные горы едва проглядывали в серой пелене туч. Пролив был затянут пеленой дождя, на море шла легкая волна.

Мы медленно проходили мимо маленьких судов, приведенных из Мелильи. Там же находился и освобожденный нами датчанин. Все они имели бравый вид, что было присуще судам торгового флота, так хорошо послужившего Британии в этой войне.

Мы прошли мимо Тарифы, старые стены которой дождь украсил серебряными нитями. Мы прошли мимо Танжера, притаившегося среди холмов. Мы вышли в Атлантику.

Может быть, адмирал получил сообщение о действиях «Хиппера» на юге? Может быть, в море вышел карманный линкор? Может…

Опустилась темнота, и все внезапно ожило. Мы повернули на восток и дали полный ход. Через пролив мы промчались под покровом ночной темноты. К полуночи мы прошли мыс Европа, а к рассвету миновали Альборан.

Снова мы были недалеко от Балеарских островов, но теперь шли несколько иным курсом, чем раньше.

У нас не осталось никаких сомнений. Генуя!

Недолгий поход на запад был хорошо рассчитанной уловкой. О нем несомненно сообщили в Рим, мы прекрасно об этом знали. Но никто не предупредил итальянцев, что ночью мы вернулись.

Днем над эскадрой промелькнул самолет. Свой или чужой? Мы опознали его, как испанский почтовый самолет с Балеарских островов, вероятно, это он и был. Но точно сказать этого не мог никто. Так прошла пятница.

В субботу к нам присоединились 2 дивизиона эсминцев. Мы проводили тщательный поиск вражеских подводных лодок. А в субботу вечером эсминец «Ягуар», одолженный Соединению Н на эту операцию, и наша флотилия отделились от эскадры для специальной операции на юге.

III

Обстрел Генуи начался на рассвете в воскресенье 9 февраля.

Видимость была умеренной, над сушей стелилась легкая дымка. Над туманом возвышались вершины Лигурийских Альп там, где начинались Апеннины. Они выделялись очень четко, как черные грозовые облака, на фоне розового рассвета.

Спектакль открыли самолеты ВСФ, которые взлетели с «Арка» еще в потемках, когда с трудом можно было различить палубу. Им предстояло бомбить Специю, Пизу и Ливорно.

Соединение Н вышло к берегу в районе городка Рапалло, именно там, где это и предполагалось планом операции. После этого оно повернуло вдоль берега — тяжелые корабли шли кильватерной колонной, а эсминцы образовали завесу вокруг них. Большинство эсминцев располагались со стороны берега, чтобы отразить возможную атаку торпедных катеров, когда враг проснется. Механикам настоятельно посоветовали поменьше дымить.

Медленно, почти лениво, эскадра шла вдоль берега. Медленно и неотвратимо она приближалась в точке, откуда следовало открыть огонь.

И когда британские корабли достигли ее, над Генуей зажглись огни смертельного фейерверка. После взлета ударной волны «Арк Ройял» поднял самолеты-корректировщики. Они должны были следить за падениями снарядов и корректировать огонь тяжелых орудий.

За всем этим стояли долгие часы упорной работы штабных офицеров. Они разрабатывали планы, чертили и перечерчивали карты, знакомили пилотов со всеми мельчайшими деталями порта по фотографиям и рисункам. Летчики знали, куда должен лечь каждый залп. Теперь им следовало проследить, чтобы снаряды легли именно туда, куда намечено.

Но Генуя встретила самолеты крайне неприветливо. Все небо было испятнано разрывами и разноцветными трассами. Казалось, что заполыхало все Средиземное море.

Однако в этот момент открыли огонь британские линкоры. Первыми загрохотали орудия «Ринауна». Они изрыгнули столбы пламени, следом вылетели клубы коричневого дыма. Снаряды с воем унеслись вдаль. Затем открыла огонь «Малайя». Последним начал стрельбу «Шеффилд». Орудия 3 кораблей грохотали, не умолкая ни на секунду.

В Генуе все привыкли смотреть в небо. И сейчас Генуя смотрела вверх, совершенно забыв поглядеть в сторону моря. Эти ужасные взрывы в порту, среди складов и на верфи явно могли быть только разрывами бомб. В конце концов, над головой крутятся британские самолеты, их можно без труда различить в светлеющем небе.

Прошли пять минут… десять… никто на берегу так и не посмотрел в море… пятнадцать. Затем в тумане мигнула вспышка, более яркая, чем прежде. Наконец-то береговые батареи открыли ответный огонь. Первые снаряды легли недолетами перед эсминцами, на очень большом расстоянии от тяжелых кораблей.

А те продолжали свою ужасную работу. Корабли Соединения Н дефилировали перед Генуей, каждую минуту сотрясаясь от собственных залпов. Тяжелые орудия подняли свои дула под углом 40 градусов, и стволы медленно поворачивались от носа к корме, пока курсовой угол не достиг 30 градусов позади траверза. И все это время на город лился поток раскаленной стали: огромные 2000-фн снаряды линкоров, 100-фн снаряды скорострелок «Шеффилда» сыпались градом. В тумане засветилось зарево пожаров. Над городом поднялись огромные столбы дыма.

Затем колонна развернулась. Одновременно повернули эсминцы, по-прежнему прикрывая тяжелые корабли со стороны берега от возможной опасности.

Однако опасность так и не появилась. Из гавани вышел только один корабль. Опознать его точно было невозможно, но выглядел он как мелкий транспорт, поэтому его оставили в покое. Эскадра совершила второй галс, продолжая стрелять из всех орудий.

Ответ с берега был просто смехотворным. Несколько снарядов бесполезно шлепнулись в воду далеко от британских кораблей. Никакого возмездия с небес также не последовало.

Эскадра завершила второй галс.

В течение 26 минут были выпущены 300 тонн снарядов, и теперь дым поднимался вдоль всей береговой черты Генуи. Выше по долине были расположены крупные заводы фирмы «Ансальдо», которые превратились в руины. Электростанция была охвачена пламенем. В порту бушевали сильнейшие пожары. Сухой док был сильно поврежден. Были потоплены несколько кораблей на внутренней акватории, пострадали портовые сооружения, железнодорожная станция была разрушена.

Соединение Н повернуло к выходу из Генуэзского залива и полным ходом направилось назад, ожидая неминуемой кары небесной.

И она обрушилась на наши головы — целых 2 самолета. Один из них был дежурный противолодочный самолет, а второй был-таки бомбардировщиком. Потом рассказывали, что его пилотировали дежурный по аэродрому и дежурный по штабу с ближайшей к Генуе авиабазы. Они подлетели поближе, полюбовались на Соединение Н и сбросили бомбы, держась на безопасном расстоянии в 2 мили от наших кораблей. После этого итальянцы повернули назад, их честь была удовлетворена.

Соединение Н сунуло руки в карманы и пошлепало домой.

В итальянском коммюнике говорилось:

«Рано утром в воскресенье британская эскадра под прикрытием густого тумана подошла к Генуе. Несмотря на немедленное противодействие береговых батарей, вражеские залпы вызвали тяжелые жертвы среди гражданского населения. 72 человека были убиты, 226 ранены. (Позднее количество убитых возросло до 144 человек.)

Во второй половине дня итальянские самолеты атаковали британскую эскадру. Один крейсер получил попадание в корму».

С ним был только один крейсер — «Шеффилд». Я часто бывал у него на борту, но ни разу мне не удалось пройти целых 2 мили по нему. А ведь квартердек должен был тянуться на 2 мили, чтобы получить это попадание!

IV

Трудно найти хоть какой-то аналог обстрела Генуи. Здесь требуется учесть множество самых различных факторов. Вероятно самую близкую аналогию я предложил на следующее утро после возвращения, когда встретился с адмиралом Сомервиллом на борту «Ринауна». Предположим, что немецкий флот вышел из Бордо.

Потом немцы проделали долгий путь через Бискайский залив, прошли мимо островов Силли, вошли в Ирландское море, в самое его сердце и обстреляли Ливерпуль. А после этого благополучно убрались назад. Расстояние примерно то же самое. Ширина проливов, через которые пришлось бы пройти флотам, тоже одинаковая. Плимут находится на таком же расстоянии от гипотетического курса немцев, на каком находился Неаполь по отношению к нам. Аэродромы тоже размещены одинаково. Южная Ирландия может изображать нейтральную Корсику, Северная Ирландия — Сардинию. Единственная разница заключается в минах, поставленных в Ирландском море.

То, что флот может сделать это и вернуться невредимым, было просто невероятно. Однако нам никто не мешал, береговые батареи показали себя совершенно беспомощными, Реджиа Аэронаутика вообще оказалась призраком.

Обстрел Генуи стал триумфом решительности, отваги и блестящей работы штаба. Еще до этого эпизод в Оране продемонстрировал решительный характер адмирала Сомервилла. Спартивенто доказал его отвагу. Обстрел Генуи подтвердил и то и другое. Эта операция стала примером блестящего взаимодействия линейных и легких сил, авиации и флота. По завершению похода адмирал Сомервилл выпустил лаконичный приказ:

«Я поздравляю всех с блестящей стрельбой в трудных условиях».

И мы наконец вернулись в Гибралтар. Сначала мы, как обычно, кружили по бухте, пытаясь обнаружить подводную угрозу. Когда мы шли зигзагом вдоль берега, то услышали приветственные крики. Там на бочке стоял старый крейсер типа «D». Мы подумали, что на нем играют «захождение», потому что увидели флагман, но оказалось, что он приветствует нас.

Когда подошла наша очередь входить в гавань, то, поравнявшись с молом, мы услышали звуки оркестра. На Северном моле собралась целая толпа в мундирах хаки, а когда мы подошли ближе, оркестр заиграл величественный гимн «Правь, Британия!» Когда мы повернули во внутренний бассейн, то увидели, что солдаты кидают в воздух фуражки.

Это был благородный жест, великолепно задуманный и прекрасно исполненный. Весь гарнизон Гибралтара собрался, чтобы показать, как армия уважает флот.