…Под утро сон долго не отпускал Пенни. И еще не до конца проснувшись, она осознала, что лежит на огромной кровати под кружевным пологом, слышит, как в отдалении жужжит кондиционер, чувствует, что от шуршащих простыней исходит тончайший аромат розовых лепестков. «Дома», — с наслаждением подумала она. Именно таким она представляла поместье своего отца — старинный величественный особняк, уставленный тяжелой, вполне достойной великолепному окружению мебелью, свидетельствующей о его богатой истории и атмосфере утонченной элегантности.

Вздохнув, она повернулась на бок и приготовилась поглубже зарыться с головой в расшитые пуховые подушки, но от неловкого движения боль в поврежденной ноге вновь дала о себе знать. А вместе с болью пришли и воспоминания. Пенни резко приподнялась, охваченная внезапно подступившим страхом. Нет, это не дом ее отца! Все это принадлежит Джону Миллеру. Человеку, так яростно стремившемуся обладать ею этой ночью…

Тут девушка обнаружила, что вся ее одежда исчезла, а на ней лишь отделанная кружевами шелковая ночная рубашка. Она глухо застонала. «Значит, Джон раздел ее!» Смутные подробности их борьбы на этой кровати вставали в ее памяти. «Да, Джон, целовал ее, да, он раздел ее, но, — и в этом она была абсолютно уверена, — больше ничего не произошло. Или все-таки произошло? В чем можно быть уверенной после утомительного путешествия и успокаивающего укола?» Пенни затрясло от гнева и унижения. Как мог Джон Миллер воспользоваться ее беспомощностью так бессердечно?

В этот миг дверь распахнулась. Пенни, приняв возможно более независимую позу, устремила на нее убийственный взгляд. «Как смеет это ничтожество входить, не стучась? Это же верх неприличия!» Но это был не Джон Миллер. В дверях стояла полная седая женщина в цветастом переднике и пылесосом в одной руке и тряпкой в другой. Грозный вид Пенни напугал ее, и она в нелепой позе так и застыла на пороге.

— Боже мой, мадам, — вскричала она. — Я даже не подозревала, что здесь кто-то есть. Хозяин ничего мне не сказал. Я Сара Маккендрик, экономка.

Тут она попыталась изобразить приветливую гримасу на лице, что в ее положении было совсем непросто. — А вы, я полагаю, одна из городских подружек хозяина, не так ли?

— Вы с ума сошли, — искреннему негодованию девушки не было предела. — Я Пенни Оуэн. Во владениях мистера Миллера я повредила ногу. И так как я впервые в этих местах, он пригласил меня переночевать в его доме.

Пухлое лицо Сары осветила улыбка.

— Как это похоже на мистера Джона! — в ее голосе слышалось искреннее восхищение хозяином. — Он так гостеприимен и великодушен. Но, чтоб мне провалиться, было бы хоть раз так, когда он кому-либо заранее объяснил что-то толком. Вот такой он непредсказуемый. И если вы имеете с ним дело, то приходится непрерывно разгадывать загадки. От него ничего никогда не добьешься. Никогда не извинится, не объяснит, не подскажет. Да, в этом весь Джон Миллер.

«Вот уж точно, — угрюмо подумала Пенни. — Скажи он мне, что рядом с моей ногой змея, я бы не ринулась вверх по склону как сумасшедшая и не повредила бы связки, а сейчас не оказалась бы в такой идиотской ситуации». Горестно вздохнув, она обратилась к экономке:

— Вы не могли бы подать мои костыли? Я хотела бы пойти в ванную.

— Конечно, конечно, милая, — засуетилась экономка, бросая тряпку. Пожалуйста, а затем я быстро приготовлю вам завтрак. Хозяин уже с раннего утра на полях и его не будет дома до полудня. Так что вы можете действительно хорошо отдохнуть. И не беспокойтесь ни о чем.

И Пенни действительно хорошо отдохнула. Но даже забота, которой окружила ее добрая экономка, не смогла избавить девушку от неприятных размышлений. И в первую очередь они касались хозяина поместья.

«Плохо то, — раздраженно твердила она себе, — что этот человек и отвратителен мне, и в то же время так притягателен. И если бы только мне удалось не отвечать на его ласки вчера… Но, может быть, у него хватит такта сделать вид, что между нами ничего не произошло?..»

Но когда через несколько часов Сара помогла ей добрести до столовой, Пенни сразу же стало ясно, что о такте и приличиях Джон Миллер не имеет ни малейшего представления.

Как только экономка оставила их наедине, Джон окинул ее восхищенным взглядом. Белая блузка, плотно облегающая высокую грудь девушки, и цветная юбка, только прикрывавшая загорелые колени, произвели на него сильное впечатление. Все эти вещи одолжила ей Сара, но было очевидно, что они предназначались для более изящной фигуры.

— Ты выглядишь прекрасно, — одобрительно заметил Джон и озорно прищурился. — Намного лучше, чем в тех грязных шортах, в которых ты была вчера. Впрочем, без них ты выглядела гораздо привлекательней.

Щеки Пенни запылали от стыда.

— Ваша экономка была так любезна, что одолжила мне эти вещи. Думаю, что этот наряд принадлежит одной из ваших городских подружек. Или вы даже этого не помните? — ответила она холодно.

— Нет, конечно, — его ответ прозвучал совершенно искренне. — Я вообще мало внимания придаю одежде, — меня только интересует, что под ней. Но если для тебя это так важно, то вскоре ты получишь и свою одежду, и весь багаж. Я уже послал за ним. А теперь, не хочешь ли чего-нибудь выпить?

Он принял у Пенни костыли и помог ей присесть на голубое, расшитое гарусом, сиденье массивного стула красного дерева. Взял матовый графин, в котором позвякивали кубики льда, и налил девушке бокал густого ароматного напитка.

— Ты ведь любишь охлажденный чай, не так ли? — спросил он, по-хозяйски располагаясь во главе стола. — Если нет, Сара подаст тебе что-нибудь другое.

— Холодный чай будет очень кстати, — поспешно согласилась Пенни, избегая дальнейших пререканий или объяснений. Больше всего на свете в этот момент ей хотелось оказаться как можно подальше отсюда.

— Мне бы добраться до своего дома… — начала она было, но Джон прервал ее на полуслове.

— Я не желаю обсуждать этот вопрос, пока мы не поедим. Итак, что там у нас? Ага, жареный цыпленок, картофельный салат, салат из капусты, соленые персики, шоколадные пирожные с орехами… Право, не плохо!

И только когда огромные обеденные тарелки опустели, Джон нарушил молчание.

— Мне хотелось бы побольше узнать о тебе, — сказал он, подливая себе чаю. — На какие средства ты собственно существуешь?

Пенни поморщилась.

— Уже три года после окончания художественной школы я работаю художником-дизайнером в рекламном агентстве. Обычная работа. Малюю лимонные деревья, распускающиеся прямо из стиральных машин…

— Но ведь это совсем не то, к чему ты стремилась, — в голосе Джона прозвучали нотки сочувствия и понимания.

Девушка пожала плечами.

— Безусловно, вовсе не то, — согласилась она. — Я бы хотела писать пейзажи, но ведь этим не заработаешь на жизнь. В то же время нельзя утверждать, что работа в рекламе мне не по нраву. Просто иногда хочется чего-то большего. Ну хотя бы сменить обстановку.

— Именно поэтому тебя и занесло к нам в Штаты? — в вопросе Джона она почувствовала какое-то явно скрытое значение.

Пенни насторожилась, ведь ей было что скрывать. Мотивы ее бегства в Южную Каролину отнюдь не были так просты. Да, ей безусловно было необходимо официально оформить права на наследство. Но это было только половиной правды. Вторая половина была настолько личной и болезненной, что говорить о ней с почти незнакомым человеком было совершенно немыслимо. Особенно с таким, как казалось Пенни, враждебно к ней настроенным собеседником. От волнения она невольно сжала в пальцах изящный хрустальный стакан, вспомнив о своей расторгнутой помолвке с Симоном Монтгомери. В ее ушах до сик пор стояли возмущенные упреки матери, брань и поношения его родственников, оскорбленное молчание жениха — вся эта картина вновь пронеслась перед ее глазами.

Тогда все считали, что такой небогатой невесте, какой была Пенни Оуэн, сказочно повезло, ведь она словно бы выиграла миллион в лотерею, заполучив в женихи директора рекламного агентства Глисона. И удивлению окружающих не было предела, когда она расторгла помолвку за восемь недель до свадьбы. Ее объяснения, что она только сейчас поняла, что не любит Симона, казались всем просто нелепыми. Негодование вновь вспыхнуло в ней с прежней силой, когда она вспомнила плаксивые тирады своей матери о надежных и верных мужьях, о том, что любовь в браке — не самое главное. Еще неприятнее были негодование оскорбленного Симона и истерические выкрики ее несостоявшейся свекрови, которая заявляла, что она предвидела подобный исход их отношений, потому что чего же еще можно было ожидать от этой мерзкой девчонки, от которой даже отрекся ее отец.

Пенни вновь припомнила все эти гнусные намеки, касавшиеся обстоятельств ее появления на свет, ее нравственности, ее умственных способностей, которые, как из ушата помои, выплескивала на нее Соня Монтгомери. Да, возможно Пенни и слишком поздно объявила о своем решении, но зато какое облегчение испытала она, когда с этим кошмаром все было кончено.

Конечно, разрешить проблему одним махом не удалось. Вначале все окружающие полагали, что это просто известная предсвадебная нервозность, затем упрекали ее в глупости и потакании собственным слабостям, потом обвинили Пенни в глупом и жестоком упрямстве.

Но и уговоры матери, и выкрики, и оскорбления миссис Монтгомери оставили Пенни непоколебимой. Да, она очень переживала и вместе с тем ощущала себя мелкой рыбешкой, по воле случая попавшей в сеть, но то, что она делала, было единственным способом вырваться на волю. Только теперь она осознала, чем ей грозил бы этот брак.

Конечно, за свободу ей пришлось дорого заплатить — пришлось вернуть все предсвадебные подарки, объясняться с кем письменно, а с кем устно и так далее. Спасением было то, что ее мать почти сразу же после этого скандала отправилась в длительный круиз. Несостоявшаяся свекровь тратила все свое время, всячески очерняя репутацию Пенни в глазах общих знакомых, а жених, уверив всех, что место девушки в агентстве будет сохранено за ней при любых обстоятельствах, быстро утешился с новой пассией.

Самое печальное во всем этом было то, что Пенни, главная виновница этого скандала, пострадала больше всех. Убедившись в справедливости сыпавшихся на нее упреков, она бесцельно слонялась по дому в ожидании каких-нибудь счастливых перемен. Известие же о наследстве пришло как нельзя кстати. Пенни испытала несказанное облегчение, оказавшись в самолете и оставив за его бортом все грязные пересуды и склоки.

И тем не менее говорить об этом с Джоном было просто немыслимо. Именно потому она в ответ на его вопрос сочла возможным только натянуто улыбнуться.

— Да, я прилетела, в основном, чтобы сменить обстановку. Но ведь нужно что-то делать и с моим наследством. Думаю, придется все продать перед возвращением в Австралию.

Джон же, слушая ее, задумчиво поглаживал подбородок.

— Вчера ты говорила, что выросла в Австралии, но ведь твой отец был родом из этих мест. Так? — спросил он.

— Да, — уныло согласилась Пенни. Ее лицо помрачнело. Так бывало всякий раз, когда она думала о неизвестном ей отце. Джон пристально взглянул на нее.

— Ну хорошо. Продолжай, — настоятельно потребовал он.

— Что ты имеешь в виду? — было видно, что девушка отнюдь не расположена и дальше обсуждать свои семейные проблемы. Но ее собеседник был настойчив.

— Как случилось, что твой отец жил здесь, а ты росла совсем в другом месте?

Пенни сглотнула комок в горле. «И почему я должна делиться с ним самым сокровенным? — мелькнуло у нее в голове. — Особенно, учитывая его острый язык». Но он смотрел на нее внимательным доброжелательным взглядом своих зеленых глаз, ободряюще и дружески. Девушкой овладело предчувствие, что если она не ответит ему сейчас, он начнет выпытывать у нее, как обстоят дела у нее на любовном фронте. Поэтому из двух зол она решила выбрать меньшее.

— Мои родители расстались еще до моего рождения, — неохотно объяснила она, — долгие годы я не имела никаких сведений об отце. Помню, как один из друзей матери упомянул в разговоре, что отец был родом из Южной Каролины. Мать же вовсе отказывалась говорить о нем. Как только я затрагивала эту тему, она или отмалчивалась, или переводила разговор на другое. Она до сих пор расценивает неудачное замужество как величайшую ошибку всей своей жизни.

Джон взглянул ей прямо в глаза.

— И ты уверена, что они были женаты? — его вопрос прозвучал до удивления обыденно.

— Что ты сказал?! — сердито вскрикнула девушка и залилась краской. Она вздернула подбородок и глаза ее засверкали.

— Ты хочешь сказать, что я — незаконнорожденная!?

— Нет, — примирительно ответил ее собеседник. — Если даже и так, то для меня это не имеет никакого значения. Я просто подумал, что только так можно и объяснить молчание твоей матери.

— Это неверное объяснение, — перебила его Пенни. — Я точно знаю — они были женаты.

— Откуда?

— Когда мне было около двенадцати, я рылась в старых книгах в подвале. Листая одну из них, я наткнулась на фотографию. Видимо, кто-то использовал ее как закладку. На ней перед церковью в белом подвенечном наряде рядом с высоким темноволосым мужчиной стояла моя мать. На обороте почерком мамы было написано: «Моя свадьба с Биллом. 5 июля. 1965».

Джон задумался.

— Фотография сохранилась? — спросил он. Пенни покачала головой.

— Я обязательно бы попыталась ее сохранить, но в тот момент, когда я ее разглядывала, появилась мать и, вырвав фотографию из моих рук, в негодовании разорвала и сожгла.

Джон тихонько присвистнул.

— Здорово, — произнес он. — Она всегда у тебя такая?

— Нет, — в свой ответ она постаралась вложить все свои теплые чувства к матери. — Обычно она очень спокойная. Она служит библиотекарем.

— Хорошо. Если твоя мать так воспринимала свой брак, то как она отнеслась к решению лететь сюда? Неужели она не пыталась отговорить тебя? Лицо Пенни приняло натянутое выражение.

— Думаю, она обязательно постаралась бы сделать это, — честно призналась она. — Но ее не было в Австралии, когда я получила известие. Я столько лет мечтала увидеть отца, гадала, каков он из себя. Так ждала встречи с ним. Мне он казался каким-то необыкновенным. Конечно, я была потрясена, узнав, что его не стало, но это только укрепило меня в намерении приехать сюда и разузнать все о моих американских корнях. Кроме этого, я почувствовала, что в жизни должен наступить какой-то перелом и пришла пора по-другому взглянуть на многое. И вот поездка в Америку показалась мне весьма подходящей для этого. А вообще, у меня в жизни до этого не было ни одного стоящего приключения!

— Поэтому ты отважилась шнырять где попало и восторгаться прелестями чужих владений? — глаза Джона при этом озорно блеснули. — Ну что ж, хорошо. А теперь расскажи мне об этом имении в нашем графстве. Говоришь, твой отец умер внезапно и ты разбогатела?

Девушка, прикусив губу, кивнула. Прошло какое-то время, пока она решилась нарушить молчание.

— Да, — сказала она внезапно охрипшим голосом. — И это очень много для меня значит. До этого момента я даже не была уверена, что он знал о моем существовании. Но он позаботился, чтобы оставить мне хоть что-то…

Она отрешенно смотрела вдаль своими мягкими карими глазами. И только когда низкий голос Джона вернул ее к действительности, она снова приготовилась продолжить неприятный разговор.

— Может быть, — цинично заметил он. — Но за все эти годы он не подал о себе ни единой весточки. Пенни бросила на него свирепый взгляд.

— Почему ты такой злой? — резко спросила она. — Может быть, он писал, но письма не доходили. Или просто отец не знал нашего адреса. Тебе мои проблемы не понять — сразу видно, что ты из очень богатой семьи и этот дом испокон веков принадлежал твоим предкам. А я всегда мучилась от того, что у меня за душой ни гроша. И зачем ты стараешься мне все испортить теперь.

Ее горячая тирада поколебала сердце Джона. Он успокаивающе поднял руки.

— Между прочим, мои предки не жили в этом доме веками, — ответил он спокойно. — Я приобрел его лет десять назад, и мне пришлось много попотеть, чтобы сделать его таким, каким ты его видишь. Но я понимаю тебя. Извини, если обидел, затеяв этот глупый разговор. Я никогда не знал твоего отца и не имею права судить о нем плохо.

Пенни почувствовала себя неловко.

— Все нормально, — проворчала она. — И ты, право, был очень добр ко мне. Но пора и честь знать. Я уже начинаю злоупотреблять твоим гостеприимством пора собираться домой. Если ты поможешь мне разобраться, как туда проехать, я отправлюсь сразу же после обеда.

Джон сердито фыркнул.

— О каком злоупотреблении ты ведешь речь, — ответил он. — Это, наверно, из-за того, что я был излишне резок с тобой. Но я вел себя так потому, что ты — сплошное недоразумение. Еще мне надо было сегодня обязательно присмотреть за тем, как сеяли хлопок. Это было безотлагательное дело. Но сейчас все хлопоты позади, и ты можешь гостить здесь, сколько влезет. Ты ведь почти беспомощна со своей ногой — и кроме того… Он остановился на полуслове.

— И кроме того? — вопрос девушки прозвучал настороженно.

— Мне нравится твое общество, — ответ Джона прозвучал предельно откровенно.

Пенни вновь вся вспыхнула и отвела взгляд в сторону. Но тут же, помимо ее воли, она вновь подняла глаза и заглянула в ясные насмешливые зеленые глаза хозяина Уотерфорд-хауза. То мгновение, пока они смотрели прямо в глаза друг другу, показались девушке вечностью. Пенни почувствовала, как все ее существо начинает трепетать от возбуждения. Все ее ощущения обострились до предела. Она вдруг отчетливо расслышала отдаленное тиканье старинных часов, скрип половиц в дальних комнатах, голова ее кружилась от пряного запаха печеных яблок и свежего теста, исходившего от огромного яблочного пирога, покоившегося на роскошном блюде в центре стола. Но острее всего она ощущала присутствие Джона Миллера. Ее волновали его блестящие спутанные влажные волосы, его тело цвета бронзы, опаленное жгучим южным солнцем.

В своих вылинявших джинсах, рубашке с расстегнутым воротом он больше чем когда-либо походил на морского разбойника. Именно такими рисовало Пенни воображение свирепых покорителей морей, отважных флибустьеров. На это впечатление не могли повлиять ни исходивший от него аромат тонкого французского одеколона, ни элегантность окружающей обстановки. Этот человек был так же прост и естественен, как земля, которую он возделывал. Ей было неловко от того, что сейчас его пристальный взгляд со знанием дела медленно раздевал ее.

— С-спасибо, — запинаясь поблагодарила она, — отводя взгляд. — Мне тоже приятно с тобой, но я действительно должна ехать, потому…

Он повелительно протянул руку, заключил ее ладонь в свою и властно произнес:

— Нет!

— Что нет? — волнение Пенни усиливалось.

— Не говори ерунды. Мне надоело плести эти светские словесные кружева. Я хочу добиться от тебя правды.

— Я не знаю, что ты имеешь в виду, — хрипло сказала Пенни. Голос ее опять внезапно осел.

— О нет, ты все знаешь, — Джон все настойчивее сжимал ее пальцы. — Этой ночью… этой ночью между нами было что-то особое, не так ли?

Пенни поспешно освободилась из капкана его ладони и отодвинулась.

— Нет, — процедила она сквозь стиснутые зубы. Джон приподнял ее подбородок, заставив посмотреть ему в глаза. Он был так близко, что она могла видеть тоненькие лучики морщинок, прорезавшие его обветренное лицо, и слышать его глубокое учащенное дыхание.

— Хочешь сказать, что ты можешь целоваться с каждым первым встречным, жестко произнес он. — Неужели ты готова легко отдаться любому мужчине?

— Нет, конечно нет, — возмущению Пенни не было предела. — Как ты смеешь говорить такие гадости!

Джон невесело усмехнулся и ласково дотронулся до шелковистой пряди ее пшеничных волос. Прикоснулся к ним губами, вдыхая их аромат.

— Ну, раз так, — хрипло прошептал он, — ты должна признать, что между нами действительно было нечто особенное.

Пенни казалось, что ее сердце вот-вот вырвется из груди. Она ощущала себя беззащитной горлинкой, над которой кружится безжалостный коршун. Джон смотрел на нее, и страстное желание овладеть ею явно сквозило в его хищном взгляде. И вместо того, чтобы возмутиться, Пенни заметила, что ее тело наполняет ответный порыв и она невольно стремится приникнуть к Джону всем своим существом. Но на этот раз не переутомление, не воздействие успокоительных лекарств были ни при чем. Она чувствовала, как пульсирующий жар растекается по всему ее телу, проникая во все его уголки. Превозмогая себя, она вырвала прядь своих волос из его ладоней и отстранилась.

— Да, конечно, — холодно сказала она. — Если ты считаешь чем-то особенным свое желание овладеть мною, когда я наполовину потеряла сознание и к тому же еще и была абсолютно беззащитна.

Джон резко отшатнулся от нее. В его глазах вспыхнул недобрый огонек. Казалось, слова Пенни поразили его в самое больное место. Резко встав, он начал сердито мерить шагами комнату, пока не остановился перед огромным зеркалом в прекрасной позолоченной раме.

— Я не пытался силой овладеть тобой! — яростно воскликнул он. — Поверь, когда я чего-то хочу, то всегда добиваюсь своего. Но я еще не пал так низко, чтобы домогаться девушки, которая, благодаря своей незрелости, не ведает что творит. Я предпочитаю опытных женщин, готовых на все.

— Как Брэнда Сью Хартли? — язвительно заметила Пенни.

Джон резко обернулся.

— Откуда ты знаешь о ней? — в его голосе появились металлические нотки.

Пенни вздрогнула, но не отводя глаз ответила:

— Мне это рассказала миссис Кокс в больнице. В этот момент ей показалось, что глаза Джона, словно рентгеновские лучи, просвечивают ее всю насквозь.

— Что она там еще наболтала? — требовательно спросил он.

— Она сказала, что эта леди основательно заарканила тебя и что скоро вы собираетесь сыграть свадьбу, — она постаралась вложить в свои слова всю злость.

Джон мрачно выругался.

— Эти чертовы городские сплетницы! — проворчал он. — В конце концов я сам решу, собираюсь или не собираюсь жениться, и не буду просить Вильму Кокс трубить о моем решении на каждом углу.

— Но разве это не правда? — Пенни постаралась задать свой вопрос как можно равнодушнее.

Непонятно почему, но она с большим волнением ожидала того, что же ей ответит Джон. При этом Пенни расположилась на стуле, подавшись всем телом вперед, и вся напряглась, как преступник, ожидающий смертного приговора. Под ее пристальным взглядом Миллер вынужден был отвести глаза в сторону, он явно был смущен предстоящим объяснением.

— Вообще-то это правда, — признал он. — По крайней мере, к тому все идет.

— Понятно, — натянуто улыбнулась Пенни. Желая дать выход душившему ее гневу, она яростно скомкала попавшую под руки салфетку и швырнула ее на пол. Тогда нам не о чем больше говорить, не так ли?

Джон вновь принялся вышагивать по комнате.

— Неужели? — вызывающе спросил он. Он оказался рядом с ней, встал на колено возле ее стула и обхватил руками его спинку. Пенни стало неуютно от такой близости. Джон осторожно дотронулся до ее плеча, но девушка отпрянула, как ужаленная. Его пронзительный взгляд был устремлен ей прямо в глаза.

— Брэнда Сью все еще не брезгует поразвлечься со своими приятелями, доверительно поведал он Пенни. — И я не прочь ответить ей тем же.

— Я не совсем подходящее средство, которое можно использовать для такой цели, — возмутилась Пенни.

Он рассмеялся и ласково потрепал ее по волосам.

— Нет, конечно, но ты очень интересная и самостоятельная девушка, и я был бы не прочь познакомиться с тобой поближе. Почему бы тебе не погостить здесь какое-то время. А я бы показал тебе здешние места. У нас тут совсем неплохо. И мы бы нашли как развлечься, пока твоя нога не придет в нормальное состояние. Можно было бы, например, покататься верхом или махнуть в Чарлстон в кабриолете, походить на яхте под парусом на Мертл-Бич. Я могу даже усадить тебя в кресло на колесиках и повозить по магазинам, если тебе этого захочется. Ну, что ты на это скажешь?

Пенни равнодушно пожала плечами.

— Зачем все это, Джон? — спросила она ожесточенно. — Я не любительница любовных интрижек. Случайная связь — не для меня. А что как не это ты мне сейчас предлагаешь? Ты остаешься с Брэндой Сью, а я меньше чем через месяц возвращаюсь в Сидней. Было бы просто глупо думать о чем-то серьезном.

— Но мы могли бы остаться и просто друзьями, — в голосе Джона уже не слышалось привычной самоуверенности, хотя его взгляд продолжал какое-то время скользить по нежным округлостям ее груди. Затем он поспешно отвел глаза в сторону.

— Неужели смогли бы? — в голосе Пенни прозвучала ирония.

— Да скорее всего — нет, — мрачно признался Джон.

Поднявшись с колен, он подавленно продолжил разговор.

— Что ж, если так уж необходимо ехать, то лучше будет, если я сам отвезу тебя до дома твоего отца. По крайней мере буду знать, что ты устроилась там нормально, — сказал он со вздохом. — Ты знаешь, где находится это место?

Пенни достала из кармана фрагмент карты графства, где точкой был отмечен родительский дом.

— Это где-то рядом? — задумчиво спросила она. — Но, к сожалению, ни на одной из проселочных дорог я не нашла указателей. Это примерно в миле от Кларксвилля. Местечко называется Мерривиллем.

— Мерривилль? — такой обычно самоуверенный, Джон теперь, казалось, был потрясен. — Ты не ошибаешься?

— Так отмечено на карте, присланной адвокатом. Видишь? А в чем собственно дело?

Джон уставился в клочок бумаги, недоверчиво сжав губы.

— Мерривилль? — еще раз ошеломленно переспросил он. — В Мерривилле отродясь не жили никакие Оуэны. Болван адвокат что-то напутал.

— Не кипятись, Джон. — Пенни сделала попытку успокоить своего собеседника. — Адвокат ничего не напутал. Видишь ли, оставшись одна, моя мать вернула себе девичью фамилию. Поэтому я с рожденья — Оуэн. А у моего отца другая фамилия.

После этих слов в столовой повисла зловещая тишина. Казалось, словно бы порыв холодного осеннего ветра остудил теплоту взаимного доверия, которое понемногу установилось между собеседниками. Наконец Джон нарушил тишину, но теперь его голос звучал так отчужденно, бесстрастно и холодно, как будто он впервые видел Пенни.

— Как звали твоего отца?

— Эллиот, — произнесла Пенни отчетливо. — Уильям Эллиот.

— Что?

Его вопрос больше напоминал крик, похожий на рычание, а звон подскочивших от удара кулаком по столу тарелок окончательно потряс девушку.

— Ч-ч-то такое, — прошептала она.

— Эллиот, — снова прорычал Джон. — Ты — дочь Уильяма Эллиота.

Пенни, вздохнув, кивнула.

— Ты знал его?

— Да, — тихо ответил он, но теперь в его голосе различалось явное раздражение.

Лицо Пенни просияло. Казалось, яркое солнышко осветило умытую дождем траву. Она протянула Миллеру руки.

— Расскажи мне о нем, каким он был, — в голосе девушки слышались несвойственные ей просительные нотки.

В ответ Джон, скрипнув зубами, отодвинулся от нее.

— Ты не любил его? — вздрогнув спросила Пенни, беспомощно опустив руки.

Джон открыл было рот, но, увидев необычно тоскливое и тревожное выражение на лице девушки, которое она и не пыталась скрыть, остановился и поморщился.

— Да, уж, не могу сказать, чтобы он мне безумно нравился. Нов этом нет ничего особенного. Кстати, многие в наших краях считали его прекрасным человеком. Просто меня поразило открытие, что ты — хозяйка Мерривилля. Кажется, ты говорила, что собираешься там остановиться?

Пенни кивнула, и глаза ее радостно заблестели. Затем в них вдруг промелькнул испуг.

— Что-то случилось? Этого нельзя сделать? Хулиганы учинили погром или произошло что-нибудь еще ужаснее?

— Гораздо хуже, — мрачно ответил Джон. — Я не хотел тебя расстраивать, Пенни, но есть нечто, что ты должна узнать, прежде чем ехать туда.

— Что? — почти крикнула она, вскакивая на стуле. — Что я должна знать о Мерривилле?

— Дом сгорел дотла, — прямо сказал Джон. — Разве адвокат не сообщил тебе об этом? Пенни не смогла больше сдерживаться.

— Сгорел? Как? И мой отец… — рыдания не позволили ей договорить.

— Твой отец погиб в огне, — угрюмо сообщил Джон.

— Боже мой! — едва выдохнула Пенни и, теряя сознание, рухнула на стул.

Окружающие предметы утратили для нее свою ясность, и перед глазами встала пелена тумана…

Только через несколько минут она начала приходить в себя. Тут девушка увидела Джона, стоящего рядом с ней. Салфеткой он вытирал ей глаза, держа наготове стакан холодной воды.

— Прости, — прошептала она. — Просто я не ожидала ничего подобного. И подумать не могла, что…

— Послушай, — перебил ее Джон и протянул ей стакан. Затем он вернулся на свое место во главе стола. — Тебе вовсе не следует взваливать это себе на плечи. Ты говорила мне как-то, что была бы не прочь избавиться от этого наследства. Мерривилль граничит с моими землями, и я охотно приобрету его. За хорошую цену. Тебе не надо будет даже ехать и смотреть на все это, потому что…

— Нет! — отказ девушки прозвучал твердо.

— Я должна увидеть это место, Джон. Я хочу знать, где жил мой отец, как бы ужасно ни выглядело это сейчас. И ничто не остановит меня. Стоило мне тащиться в такую даль, чтобы вернуться домой, даже не ступив ногой на землю предков.

Лицо ее собеседника было мрачнее тучи. Минуту он хранил молчание, что-то обдумывая, а затем заговорил ровным голосом:

— Хорошо, бери свои костыли, и мы поедем туда. А потом, когда ты все увидишь, я отвезу тебя в, мотель.

Больше он уже не пытался уговаривать ее остаться в его доме, отметила про себя Пенни. Теперь он вел себя как человек, который как можно скорее старается сбросить с себя груз неприятных обязанностей. Прошагав через комнату, Джон придержал перед ней открытую дверь, но даже не обратил внимания на то, какого труда ей стоило проковылять по коридору к выходу из дома. И все время, пока они неслись по дороге к Мерривиллю, его лицо сохраняло безучастное выражение.

К удивлению Пенни, Джон отправился в путь не по шоссе, а выбрал извилистую грунтовую дорогу, начинавшуюся прямо на задворках Уотерфорд-холла. Эта странная дорога петляла среди полуразвалившихся коптилен и сараев, затем они проскочили ветхий деревянный мост, переброшенный через затянутую тиной и водорослями протоку. Окружавшее их безмолвие нарушали лишь ровный гул мотора да шорох камышей.

— Не правда ли, действительно дикое место, — девушка попыталась нарушить молчание. — И кругом все так заросло.

— Подними стекло, — грубо распорядился Джон. — Кондиционер не работает, когда окно открыто.

Реакция Джона на происходящее озадачивала Пенни, но у нее не было времени хорошенько поразмыслить об этом, так как из-за поворота показалось то, к чему она так долго стремилась. Должно быть, когда-то и местность, и дом выглядели очаровательно. Река здесь делала крутой изгиб, камыши расступились, и перед глазами открылась волнующая картина широкого водного простора. Ярдах в пятидесяти от берега полдюжины величественных дубов охраняли то место, где когда-то высился дом. Минуя красочный, но уже зараставший сорняками цветник туда вела выложенная кирпичом тропинка. На месте дома была груда развалин, над которой высилась лишь каминная труба — единственное напоминание о человеческом жилье. Следы царившего вокруг запустения навевали безрадостные мысли.

— Хочешь выйти и посмотреть поближе? — спросил Джон, притормаживая у груды битого кирпича.

— Конечно, — согласилась Пенни.

Девушка едва различала резкость в тональности сказанного им, ей вполне хватало своих грустных переживаний. Здесь жил ее отец. Только год тому назад он ходил по этим дорожкам, ухаживал за цветником, любовался прекрасным видом на реку. А потом смерть нашла его на этом самом месте. При этой мысли комок подкатил к горлу. Опираясь на костыли, она принялась обходить развалины, стремясь запечатлеть в памяти каждый дюйм этого ставшего ей дорогим места. Наконец она закончила осмотр и приковыляла к машине, переполненная желанием поделиться с Джоном своими чувствами. Она уже немного разбиралась в характере Миллера, и ей казалось, что он должен понять, что она сейчас испытывает.

— Ну, — проворчал он, когда Пенни поравнялась с машиной. — Ты готова продать все это?

От такой неожиданной меркантильности девушка просто остолбенела. Она шла к Джону, рассчитывая на сочувствие и понимание, ожидая услышать слова утешения. Вместо этого ее ожидал лишь холодный расчет деляги. Пенни обиженно сжала губы.

— Назови мне хотя бы одну вескую причину, ради которой я должна это сделать, — вызывающе ответила она.

Джон безразлично пожал плечами. Непонятно почему, но это вызвало у Пенни еще большую ярость.

— Дом сгорел, — а без него эта земля практически ничего не стоит. И вряд ли на нее найдется хоть какой-нибудь покупатель. Но я хочу помочь тебе. Когда-то эти места были частью нашей усадьбы, и я бы с удовольствием их вернул себе. Давай договоримся — двадцать тысяч — и по рукам.

С этими словами он извлек из заднего кармана джинсов чековую книжку. Привычная самоуверенность этого человека просто возмутила Пенни.

— Нет! — выкрикнула она.

— Чем ты недовольна? — в голосе Миллера сквозило недоумение. — Двадцать тысяч — очень хорошие деньги. Вряд ли ты получишь больше, даже если и найдется другой покупатель.

— Я не продам это место ни за какие деньги, — решимость девушки поступить так, а не иначе была очевидна.

— Но ты же сама говорила вчера, что собираешься это сделать!

— Я передумала.

Джон презрительно хмыкнул.

— Думаю, ты набиваешь цену. Хорошо, двадцать пять тысяч!

— Это место не продается, — очень отчетливо почти по слогам произнесла Пенни. — Или ты не понял, что я сказала?

Ее собеседник до сих пор еще никогда не выглядел столь мрачным.

— По-моему, здесь все дело в скаредности, — пробормотал он. — И позвольте заметить вам, мисс Оуэн, в сравнении с вами некоторые из местных ростовщиков выглядят просто невинными младенцами. Из чисто спортивного интереса мне все же хотелось бы знать: за сколько вы расстались бы со своими владениями?

На какой-то миг ей захотелось со всего маху врезать по его самодовольной физиономии одним из костылей. Но тут ей в голову пришла мысль, показавшаяся более забавной. Она окинула его долгим, расчетливым взглядом.

— Сто тысяч долларов, — отчетливо проговорила она.

Миллер задохнулся от возмущения.

— Сумасшедшая! — выкрикнул он. — Впрочем, чего еще ожидать от дочери Уильяма Эллиота!

— Погоди, — продолжал он. — Настанет день, и ты продашь мне все это. И не на своих дурацких условиях, а на моих. А теперь в твоих детских играх я не желаю участвовать.

В этот момент его гневный взгляд наткнулся на холодный немигаюший взор девушки.

— Хотела бы я знать, отчего ты так уверен в этом? — язвительно заметила она.

— А что тебе еще останется делать? — Джон сделал попытку подавить раздражение и представить ей ситуацию такой, какой он ее видел. «Подумать только, Джон Миллер снизошел до объяснений!» — подумала Пенни.

— Никому другому это место не нужно. Вам, мадам, его необходимо продать. Ведь в Австралии вас ждут не позже чем через месяц! Вот так-то.

Да, своими словами он буквально загнал ее в угол. Она знала это, но какое-то необъяснимое упрямство не позволяло ей сдаться без боя. Гордо выпрямившись — насколько это позволяли костыли — она откинула назад волосы, устремила гневный взгляд на Джона и… сказала слова, глупее которых не произносила за всю свою жизнь.

— Вы глубоко заблуждаетесь, мистер Миллер. Я не собираюсь возвращаться в Австралию. Я остаюсь здесь!