Ни за что на свете Пенни не смогла бы объяснить, чем вызвано волнение, охватившее ее после возвращения в Мерривилль. Она предполагала провести вечер за рисованием, но вместо этого принялась пылесосить, натирать обеденный стол, вытирать пыль. Нарезала свежих цветов и расставила живописные букеты во всех возможных для этого местах. Более того, она извлекла из ящика поваренную книгу — подарок Сары Маккендрик — и испекла по ее рецепту яблочный пирог. Ее жилище изменилось на глазах. А ее кулинарный шедевр наполнил помещение чудным ароматом печеных яблок и корицы. Закончив хлопоты, Пенни удалилась в ванную. Блаженствуя в теплой воде, она предалась размышлениям.

— Почему бы тебе в кои-то веки не угостить себя яблочным пирогом? убеждала она свое отражение в зеркале. — И, кроме того, я уже сто лет ничего стоящего не готовила!

Но уже через минуту ею овладел приступ самобичевания. «Кого ты пытаешься обмануть, Пенелопа Каролина Оуэн? — горько спросила она себя, потянувшись за полотенцем. — Ведь все это ты затеяла ради него. Ради Джона Миллера, не так ли?»

Ее пугала странная власть, которую имел над ней этот мужчина. В конце концов, она не ошалевший подросток-несмышленыш, чтобы придти в экстаз только от его загорелого тела, волосатой мускулистой груди и непреклонного нрава. Это когда Пенни была совсем юной, восторженной и мечтательной девчонкой, она полагала, что страстное физическое влечение к мужчине неотделимо от любви и ведет к брачному союзу. К сожалению, и она это знала теперь наверняка, жизнь зачастую далека от подобных девичьих фантазий. Единственный человек, за которого Пенни чуть было не выскочила замуж, отнюдь не возбуждал у нее страстного желания физической близости. Симон был крупный здоровый мужчина с мясистым лицом и уже намечавшимся брюшком. Все его разговоры сводились к управлению финансами и обсуждению очередных каверз налоговой инспекции. Его ухаживания были поспешными, сухими и предсказуемыми. Пенни уже тогда казалось, что в их отношениях чего-то не хватает. И сейчас она поклясться была готова, что правильно сделала, расторгнув помолвку. Но воистину, наказанием за это было то страстное влечение, которое она испытывала к мужчине, который как личность был ей отвратителен. Каждая стычка между ними, из которой он выходил победителем, только усиливала это чувство. Его постоянные попытки навязать свою волю, заставить делать то, что он пожелает, вызывали у нее сильнейший внутренний протест. Взять хотя бы сегодняшнее свидание. Она не хотела — он настоял! «Я ненавижу, ненавижу, ненавижу его!», пафос этих мыслей возвышал ее в собственных глазах. «Ну тогда почему же, стоит только ему появиться, я чувствую себя так, будто только что родилась на свет? Почему только в его присутствии я живу так трепетно и полно, о чем раньше и подумать не могла, что это возможно?»

Застонав от возмущения, Пенни попыталась выбросить из головы зеленые глаза и насмешливую улыбку Джона Миллера. Намыливая голову, она продолжала убеждать себя: «Не валяй дурака, Пенни! То, что он поцеловал тебя пару раз, еще совсем не значит, что у него с тобой что-то серьезное. А кроме того, он ведь тебе отвратителен, не так ли?»

«Все равно, — думала она, смывая шампунь, — тебе не повредит, если ты будешь хорошо выглядеть сегодня вечером».

И часам к десяти вечера она действительно прекрасно выглядела. Ее гость предупредил, что заглянет после ужина, не уточнив времени. Пенни решила разыграть сцену встречи по-своему. Она поставила на плиту кофейник, а яблочный пирог со взбитыми сливками разместила на блюде в центре стола. В какой бы миг ни появился Джон, она как ни в чем не бывало встанет из-за стола и скажет: «Я как раз заканчиваю с десертом. Хочешь ко мне присоединиться?» А когда он наконец убедится в ее твердой решимости оставить за собой эти земли, может быть, их отношения и наладятся. Без сомнения, пирог придется Джону по вкусу, они присядут на софу и станут обсуждать намерения Пенни, и вдруг он прижмет ее к себе, обнимет и поцелует…

Примерно так рассуждала хозяйка Мерривилля, но в этот момент воображение перестало подбрасывать ей новые идеи и она переключилась на более прозаическое занятие — принялась подогревать кофе.

Затем Пенни критическим взглядом окинула результаты своих трудов и, нечего скрывать, осталась ими весьма довольна. Уборка явно пошла на пользу ее маленькому домику. Комната выглядела уютной и гостеприимной. В ее центре под сине-белой клетчатой скатертью возвышался стол, середину которого и занимал мирно покоившийся на блюде пирог. Электрический свет мягко отражался в синих и белых чашках, искрился в гранях хрустальных бокалов. Венчал композицию элегантный букет желтых и белых маргариток. Даже слегка потертой софе удалось придать привлекательный вид, разбросав по ней вышитые подушки. «Ничего лишнего, подумала Пенни. — Все готово к приему». Закончив обзор позиций, девушка сосредоточила внимание на собственной внешности. В душе она тешила себя надеждой, что попытка придать себе элегантность специально для этого визита не будет выглядеть слишком очевидной. Действительно, что ей мешало каждый вечер надевать эту нарядную белую блузку и яркую юбку, усыпанную диковинными цветами? И макияж ее — коричневые тени, абрикосового цвета помада, румяна — все было в тон и нанесено крайне умеренно. И даже золотые сережки с капельками жемчуга могли оказаться на ней в этот вечер совершенно случайно…

Отложив приличный кусок пирога, она расположилась у края стола и стала ожидать. К половине одиннадцатого ей уже дважды пришлось прихорашиваться у зеркала. К одиннадцати ее прекрасный пирог потерял очарование свежести и съежился на блюде. Но только к полуночи Пенни, наконец, решилась взглянуть правде в глаза.

— Проклятый Джон Миллер! — вскричала она, вскакивая со стула и со всего маху влепив затрещину по ни в чем не повинному столу. — Он вообще не явится! Он меня надул! Если он еще когда-нибудь покажет здесь свой нос, я ему такое устрою…

Но Джон, казалось, и вовсе забыл о существовании своей соседки. Всю неделю после этого вечера она злилась и кипела, отчаянно желала случайной встречи с ним, но кроме единственного раза, когда он стремительно промелькнул мимо на велосипеде, не забыв при этом приветственно сделать ручкой, она его так и не увидела. Дважды, когда раздавался звонок в дверь, сердце Пенни замирало в надежде, но всякий раз это был не он. Ни Сара Маккендрик с корзиной овощей и огромным куском пирога, ни пастор, приходивший пригласить ее на службу — никто не принес ей даже весточки от ее врага. Конечно, Пенни была благодарна им за участие, ее не могла оставить равнодушной их доброта, но болезненное чувство одиночества с новой силой охватывало ее, лишь только за очередным посетителем захлопывалась дверь. Она ожидала не их. Только один человек был нужен ей. Только он смог бы разогнать печаль, накопившуюся в ее душе. Но, и в этом была вся беда, Пенни со своими проблемами была ему абсолютно безразлична.

И все равно, когда по истечении недели, в субботу вечером тишину ее уединения разорвал пронзительный звонок, оторвав ее от обычных занятий отмывания кистей и приготовления ужина из консервированных бобов, она сломя голову помчалась к телефону. Схватив в руки тряпку, чтобы не испачкать аппарат, девушка поспешно подняла трубку.

— Да? — живо проговорила она.

— Мисс Пенни, это вы? Разочарованию Пенни не было предела. В трубке звучал низкий женский голос.

— С вами говорит Вильма Кокс, дорогая. Вы еще помните меня? В день вашего приезда мы столкнулись в больнице.

— О да, конечно, — недоуменно согласилась Пенни. — Как ваши дела, миссис Кокс? Как чувствует себя Стив после аварии?

— У нас все в порядке, — ответила та. — Но, знаете ли, милочка, я звоню вам, чтобы обратиться с очень важной для меня просьбой. Вы меня безумно выручите, если скажете «да». Вы просто поддержите мой престиж!

— Что такое? — нотки отчаянья в голосе миссис Кокс не оставили Пенни равнодушной.

— Так вот, — начала Вильма. — Сегодня вечером у нас бал с танцами, который я устраиваю для членов местной организации «Дочери Конфедерации». А одна из приглашенных только что, позвонив, известила, что из-за какой-то дурацкой поломки в автомобиле не сможет прибыть к ужину. Мой муж в ярости. Он рвет и мечет. Он говорит, что вся округа будет потешаться над нами, если у нас за столом будут пустовать кресла. Он устроил в доме такой скандал, что это начинает походить на маленькую гражданскую войну. Вот-вот прольется кровь, если только я немедленно не найду замены. Он сказал буквально следующее: «Вильма, меня не волнует, кто это будет. Пусть даже самая дрянная старая карга в округе, лишь бы она только сидела вот на этом месте в восемь часов вечера». И представьте, милочка, я сразу же подумала о вас. Поймите, все остальные сейчас или на пляже, или куда-то уже приглашены! Помогите, очень прошу!

Пенни в душе расхохоталась над таким необычным способом делать приглашения, но, как только вновь обрела дар речи, со всей какой только было возможно вежливостью произнесла в телефонную трубку:

— Я бы и рада вам помочь, миссис Кокс, — и голос ее звучал искренне. — Но из сказанного вами я поняла, что это будет официальный прием. Боюсь, у меня нет с собой подходящего костюма, чтобы соответствовать…

— Ах, милая, разве это проблема, — в голосе Вильмы отчаянье уступало место надежде. — Лэнни, моя дочь, сейчас дома на каникулах. Фигурой она очень схожа с вами и у нее полный гардероб вечерних платьев. На сегодняшний вечер любое из них — ваше. Так как, я прямо сейчас посылаю за вами дочь на автомобиле?

— Хорошо, — согласилась Пенни беззаботно. — Буду готова. Жду.

Лэнни оказалась долговязой способной трещать без умолку брюнеткой с заразительной улыбкой. И хоть ростом она была значительно выше Пенни, но фигура у нее действительно оказалась схожая. Кроме того, она знала все обо всех в округе, и к тому моменту, когда машина въезжала во владения Коксов, сведения о каждом из приглашенных уже не умещались в голове у бедной Пенни.

Когда машина устремилась по дубовой аллее к дому, она была просто поражена сходством открывшейся перед ней картины с Уотерфорд-холлом. Дом отличался только размерами, но, в целом выглядел уменьшенной копией усадьбы Джона Миллера. Лэнни быстро провела гостью через вестибюль, где они наткнулись на хозяйку, сразу же начавшую жаловаться на нерадивого повара, и по ажурной лестнице направилась вместе с Пенни в свою спальню.

— Не позволяй маме надоедать тебе, — посоветовала она, сбрасывая туфли и вытягиваясь на кровати. — Она не может обходиться без подобной суеты. С обедом будет все в порядке.

— А ты сама-то пойдешь? — спросила Пенни, начавшая уже испытывать некоторую симпатию к этой энергичной брюнетке.

Лэнни усмехнулась.

— Смеешься? — спросила она. — Мы с приятелем договорились махнуть в пиццерию вечерком. Поэтому мой гардероб в твоем распоряжении. Кроме кроссовок. Я их никому не даю. Но, в любом случае, сегодня они тебе не подойдут. Это не та обувка, в которой ходят на официальные обеды и балы.

— Настолько это сборище официально? — полувопросительно произнесла Пенни, раскрывая дверцы гардероба.

— Как в начале девятнадцатого века, — сказала Лэнни, равнодушно зевнув, и потянулась. — Ребята все будут во фраках с белыми бабочками. Так что я думаю тебе лучше выбрать одно из тех платьев с оборками, там, в конце. Но, имей в виду, если захочется в туалет… намучаешься.

Глаза Пенни разбежались от обилия нарядов и она с трудом остановила выбор на темно-зеленом платье с многоярусными волнистыми юбками и без каких-либо видимых средств поддержки.

— А где же корсаж? — спросила она. Лэнни озадаченно хмыкнула.

— А я почем знаю. Думаю, когда ты его наденешь, оно примет нужную форму. Имей в виду, подол будет тебе немного длинноват. Постарайся не наступать на него, когда станешь танцевать. А то вмиг останешься без юбки.

Представив себе эту картину, Пэнни мысленно содрогнулась.

— Что еще я должна иметь в виду? — немного придя в себя спросила она.

— Не очень многое, — пожала плечами ее собеседница. — Когда наступит время ужина, распорядитель будет оглашать имена приглашенных. Тебе надо будет взять под руку своего кавалера и вместе с ним проследовать к столу. Затем, когда начнутся танцы, у тебя будет такая программка, куда ты будешь заносить имена пригласивших тебя кавалеров. Этикет требует протанцевать с каждым хоть раз. Но особо не беспокойся… К полуночи все будет уже не так помпезно. Все разбредутся по углам, будут обниматься на мосту через пруд и все такое… Любовные игры, одним словом.

— Шутишь, — недоверчиво воскликнула Пенни.

— Все это — ерунда, — заметила Лэнни. — Но, думаю, тебе понравится. Главное — подцепить какого-нибудь симпатягу на весь вечер…

Скорее взволнованная, чем успокоенная поручениями своей наставницы, Пенни уже через полчаса спускалась по лестнице в вестибюль. То, что она увидела, бросив взгляд в массивное зеркало в позолоченной раме, убедило ее, что время не потрачено даром. Выглядела она великолепно. Лэнни потрудилась на славу. Уложила ей волосы, придав им форму короны. Нашла в своей шкатулке ожерелье с топазами в золотой оправе. Платье, вызывавшее поначалу столько сомнений, сидело как влитое. И все-таки Пенни испытывала некоторую неловкость. Ей казалось, что декольте слишком велико и из его глубокого выреза выступает слишком много обнаженного загорелого тела. А кроме того сложная конструкция юбок — настоящий кринолин, заставляли двигаться с осторожностью, чтобы ненароком не задеть какую-нибудь фотографию в серебряной рамке или не уронить одну из многочисленных фарфоровых безделушек, заполнявших дом.

Сдерживая дыхание, Пенни плавно скользила по лестнице, не обращая внимания на заполнявших вестибюль гостей.

— Что за очаровательный сюрприз! — добравшись наконец до нижних ступенек услышала она рядом с собой знакомый чуть хрипловатый голос.

Смущение охватило ее — прямо перед ней возвышалась ладная фигура человека, которого она безуспешно и так долго ожидала.

— Джон Миллер, — в замешательстве произнесла Пенни.

— К вашим услугам, мадемуазель, — картинно склонившись к ее руке, ответил он. — Чем могу служить? Не желаете ли бокал шампанского? Или распорядиться подать вам какой-нибудь коктейль? Не пожелаете ли, чтобы я вышел за дверь, а вы захлопнете ее у меня перед носом на виду у всей округи? Или вы ограничитесь тем, что поколотите меня?

На какое-то мгновенье желание Пенни поступить именно таким образом чуть было не взяло верх в ее смятенной душе, но затем благоразумие все же возобладало. Помещение уже было почти заполнено приглашенными и глухой гул от их голосов поднимался вверх под высокие своды вестибюля. Отшить сейчас Миллера означало вынести себе в глазах общества безапелляционный приговор. Двери всех домов закрылись бы перед ней в одночасье. Если она и дальше собиралась жить среди этих людей, она должна была не нарушать правил приличия. Даже с Джоном Миллером. Не ради него, нет, ради себя. Ради собственной репутации. «Итак, будем милы и вежливы», — подумала она. Любезно улыбнувшись, понизив голос и ничем не выдавая охвативших ее чувств. Пенни спросила:

— Это ты все подстроил, да? Скромная улыбка мелькнула на устах ее собеседника.

— Давайте скажем так — я использовал свое влияние, — в его голосе прозвучали нотки самодовольства.

— Мне кажется, что хлопоты не стоят результата, — процедила Пенни сквозь зубы.

— Ну, я бы не сказал, что они того не стоили, — ответил Джон, мило улыбаясь величественно проплывавшей мимо пожилой даме. — Мне хотелось поговорить с тобой. Пенни.

— Тогда тебе следовало бы зайти ко мне в прошлый понедельник, как обещал, — с обидой возразила девушка.

Выражение лица Джона, когда он вновь обратил взгляд на Пенни, стало жестким, даже хищным.

— Ах да, — пробормотал он с сожалением. — Но тогда бы наша стычка состоялась бы на твоей территории. И условия диктовала бы ты. А я люблю себя ощущать хозяином положения.

— Правда? Как мило. Но там, откуда я приехала, считается крайне неприличным напроситься в гости и не явиться, — в ее голосе прозвучала неприкрытая досада.

— Да что ты говоришь? — голос Джона был ласков, как майский ветерок. — Ну а тут, откуда я родом, считается крайне неприличным хлопать дверью перед чьим-нибудь носом, независимо от того — звали его в дом или нет.

Пенни бессильно промолчала. Первый раунд был за Джоном, и он стремился закрепить и развить достигнутое преимущество.

Придвинувшись теснее, он загородил ее от остальных гостей своей мощной фигурой и устремил на нее мерцающий взгляд своих зеленых глаз.

— Весь прошлый месяц, мисс Пенни, вы делали из меня дурака, — мягко начал он. — Теперь, думаю, настало время и вам испить эту чашу, — голос его звучал глухо и с нескрываемой угрозой. — Поэтому, когда на сегодняшний вечер я лишился партнерши, я попросил Вильму пригласить тебя. И вот ты здесь, и ты полностью в моей власти. Теперь я могу сказать, что удовлетворен.

— Я вовсе не в твоей власти. И я не собираюсь безоговорочно подчиняться тебе, — возразила Пенни яростным, почти суфлерским шепотком.

— Да что ты? — его голос опять зазвучал мягко и ласково. — Тогда имей в виду, дорогая, от того, как ты станешь вести себя следующие пару часов, зависит твое дальнейшее существование в этих местах. Миссис Макклери! окликнул он кого-то. — Не могли бы вы уделить нам минутку, мадам. Я хотел бы представить вам эту молодую леди.

Пенни с каменным лицом наблюдала, как пожилая полнотелая дама протискивается к ним сквозь толпу, внимательно изучая ее поверх очков.

— Позвольте представить вам мисс Пенни Оуэн из Сиднея в Австралии, мадам, — ворковал Джон. Он незаметно ущипнул Пенни за ладонь, так, что та, покачнувшись, протянула подошедшей руку.

— Здравствуйте, здравствуйте, — промямлила она.

— Пенни, перед тобой Милдред Инглби Макклери. Ее предки прибыли в Новый Свет на «Мейфрауэре».

— Австралия! — воскликнула багроволицая толстуха. — Мой бог, куда мы идем? Тем не менее, каждый ваш друг, Джон, — друг Макклери. Рада с вами познакомиться, мисс Пенни. В следующую субботу, в семь тридцать я даю ужин для местной церковной общины. Мы были бы рады пригласить вас разделить наше общество. Нас легко найти, милая. Наш дом последний слева, как раз рядом с Кларксвиллем. Приходите непременно!

— Благодарю вас! — ответила Пенни слабеющим голосом умирающего.

— Видишь? — прошептал Джон, когда миссис Макклери растворилась в толпе.

— Ну и о чем это говорит? — горячо возразила Пенни.

— Это доказывает, что сегодня вечером ты — в моей полной власти. И будешь делать только то, что я захочу, — в голосе Джона ощущался металл. — Не правда ли, дорогая?

— Нет, — Пенни задыхалась от возмущения. — Я ненавижу тебя, Джон Миллер. Я сыта по горло твоим шантажом, и не надо думать, что я буду делать то, что ты мне прикажешь! Вот так!

— Так? — мягко удивился Джон.

Он ласково прикоснулся кончиками пальцев к ее обнаженной шее и осторожно погладил ее кожу. Это движение, и ласковое, и угрожающее одновременно, пробудило у девушки сладкое чувство возбуждения. Пенни подумала — что он будет делать, если она прямо сейчас развернется и покинет этот дом. Смирится или окажется в еще более неловком положении, стараясь помешать ей уйти? Она взглянула ему в лицо и обнаружила, что Джон внимательно наблюдает за ней. Казалось, он читает ее мысли.

— Только попробуй поступить так, — прошипел он с угрозой.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — ответила Пенни покраснев.

— Хорошо, — сказал ее спутник. — Тогда пойдем знакомиться с остальными. А то скоро пригласят к столу.

Минут через тридцать, которые показались Пенни невообразимо долгими, массивные дубовые двери распахнулись в зал, где приглашенных ожидал богато сервированный ужин. Пенни и не надеялась, что при таких обстоятельствах ей удастся избежать близкого соседства с Джоном Миллером. Он галантно подвел ее к столу и усадил рядом с собой. Но с другой стороны ее кавалером оказался молодой обаятельный адвокат, представившийся Харви Андерссоном. Он собирался в скором времени провести отпуск в Австралии. И уже через несколько минут Пенни увлеченно рассказывала ему о тамошних достопримечательностях, стараясь избегать возможности общения с Джоном Миллером. Кстати, казалось, тот полностью поглощен своей другой соседкой и Пенни уже стало казаться, что самое неприятное позади. Она позволила себе слегка расслабиться, и только тут заметила богатство и роскошь окружающей ее обстановки — сверкание хрустальных люстр, блеск столового серебра, прозрачные краски фарфора и изысканную прелесть дамских нарядов.

Ужин тянулся своим чередом, и в какой-то миг Пенни охватило чувство сожаления, что она попала сюда при подобных обстоятельствах. За фирменным блюдом Южной Каролины — горячим и густым крабовым супом последовали устрицы. На смену им пришла очередь горячих и холодных блюд, перемежавшихся со всяческими изысканными закусками. Харви настаивал, чтобы она отведала всех местных деликатесов, и вскоре ее тарелка буквально ломилась от пищи — начиная от жареной индейки, бататов, рисовой запеканки, овощей и мяса со спаржей и кончая вкуснейшей, жаренной на вертеле свининой — любимой едой здешних аристократов.

Но Пенни с таким же успехом могла лакомиться и наждачной бумагой. Она обнаружила, что от соседства с Джоном Миллером она испытывает такое же удовольствие, какое бы испытала, если бы ей предложили закусить в разваливающемся на куски самолете. Не в силах успокоиться, она все время бросала взгляды на чеканный профиль Джона, его мощную шею, его блестящие волосы. Пенни вновь с ужасом поймала себя на мысли, что ей хочется дотронуться до него…

— Так как их все-таки используют? — услышала она обращенный к ней вопрос Харви.

Пенни очнулась от поглощавших ее раздумий и в отчаянье попыталась нащупать внезапно ускользнувшую от нее нить разговора с Андерссоном. Наконец она собралась и продолжила рассказ об австралийских достопримечательностях. Барьерный риф, обитатели морских пучин, акулы?

— О да, — оживленно ответила она. — Мы их употребляем в пищу. Я просто обожаю их запеченными в тесте.

Харви ужаснулся.

— Ядовитых и колючих морских звезд? — недоверчиво переспросил он.

Теперь пришел черед его собеседницы искать выход из положения.

— Извините, — смущенно промолвила Пенни. — Боюсь, я слегка отвлеклась. Однако, мистер Андерс-сон, вы упомянули, что ваше хобби — генеалогия. Вам случайно ничего не известно о семье Эллиотов? Мой отец…

— Харви, ведь это вы возглавляли судебное расследование в Андерсе прошлой осенью? — неожиданно вмешался в их беседу Джон Миллер. Оказалось, он внимательно следил за происходящим. — Если так, то позвольте мне выразить вам свое восхищение. — Он посчитал необходимым сделать для Пенни пояснение. Думаю, этого парня ловили по трем штатам. Он угонял машины и перекрашивал их.

Пенни вспыхнула, а Харви, скромно пожав плечами, уверил Джона, что «это было совсем несложно». Больше у нее не было возможности вернуться к интересующему ее вопросу, так как вскоре появились лакеи с новой переменой блюд. Подошло время десерта. И к тому времени, когда Джон пичкал ее ореховым тортом, Харви уже переключился на свою другую визави.

— Какого… ты встрял? — прошипела Пенни, когда Джон, освободившись от сливочника, передал его дальше.

— Дорогая, этот парень — такой зануда! Можно умереть от скуки, как он начнет рассуждать о генеалогии. Думаю, я оказал всем неоценимую услугу, переключив его внимание с этого предмета. Однако смотри, как он счастлив пококетничать с Энн Уокер, своей соседкой.

— Это точно, — с кислым видом согласилась Пенни. — Она наверняка не ест морских звезд.

— Что?

— А, не обращай внимания. Когда же этот обед кончится?

И пытка эта тянулась для Пенни почти до одиннадцати часов ночи. Ни теплое гостеприимство, ни изысканные блюда, ни великолепие собравшегося общества ничто не могло доставить ей удовольствия, так велико было испытываемое ею напряжение. Весь вечер она могла наблюдать, какой металлический блеск появлялся во взгляде Джона, как только он обращался в ее сторону. О, он без труда мог пустить в ход все свое обаяние, когда имел дело с кем-нибудь другим, но не с ней. В этом случае, казалось, на смену обаянию приходит желание унизить и оскорбить. Одна только мысль, что она здесь, рядом в его власти, действовала на него возбуждающе. Несколько раз за эти часы Джон окидывал ее взглядом, заставлявшим Пенни чувствовать себя рабыней, выставленной на торги. А яростные ответные взгляды только доставляли ему удовольствие.

Пенни все больше охватывала паника, стоило ей только вспомнить предупреждение мисс Кокс о традиционном завершении обеда. Вернее о том, что запланировано на потом… Любовные игры! Что она там говорила? Разбредаются по углам? Целуются? Неужели Джон действительно пойдет на то, чтобы окончательно смешать ее с грязью. Очевидно, он все еще зол на ее своеобразное «гостеприимство», но, наверняка, он не посмеет мстить таким образом? Или посмеет? Пенни бросила на него осторожный взгляд, увидела пальцы, крепко сжимавшие ножку бокала с шампанским, прищуренные зеленые глаза и кривую улыбку. «О да, он посмеет», подумала она с замиранием сердца. Страх охватил се. «Что бы там ни случилось, он меня сегодня не получит», яростно поклялась себе Пенни.

Но, в действительности, у нее не было никаких шансов, чтобы вырваться из крепких лап Джона. Желая заставить своих гостей разделиться на пары, хозяйка пошла на хитрость, каждый из них получил конверт, в который был вложен листочек с написанной половинкой какого-нибудь известного детского стишка. После ужина гости смешались в танцевальном зале, выкрикивая их и разыскивая своего партнера. Чувствуя себя в невыносимо глупом и опасном положении. Пенни бродила по залу — блея «Бе-е, бе-е» — именно это значилось на полученном ей листочке. И она была уверена, что злой рок пошлет ей встречу с тем, кого она и боялась, и хотела.

Ее блуждания продолжались недолго.

— Привет, — знакомый хрипловатый голос настиг ее, несмотря на предчувствия, неожиданно. Он смотрел на нее оскорбительно улыбаясь. — Думаю, ты уже догадалась, что Черная Овечка — это я.

В глазах у девушки от ужаса все померкло.

— Я не стану в этом участвовать, — еле слышно прошептала она.

— Не сомневаюсь, — ответил он. Взял Пенни за руку, бесстрастно направляясь к выходу. — Но вы забыли попросить меня разрешить вам это, мадам!

Лицо Пенни залилось краской.

— Твоего разрешения? — переспросила она с яростью в голосе. — Я не нуждаюсь ни в каких твоих разрешениях, Джон Миллер!

Джон зловеще ухмыльнулся.

— Еще как нуждаетесь, мисс Пенни, — хрипло продолжал он. Тебя пригласили на этот бал только потому, что я этого пожелал. И если ты хочешь, чтобы хоть кто-нибудь из приличных людей, начиная с этого дня, обращал на тебя внимание, тебе придется подчиниться мне во всем. Так что, милая, ты будешь делать все в точности, как я скажу, как бы ты к этому ни относилась. И это будет включать и поцелуи в кустах, если я этого пожелаю!

— Ты отвратителен, — сказала Пенни, вложив в свои слова все испытываемые ею чувства.

Крепко удерживая возмущенную девушку за руку, он вышел с ней на газон. Пенни попыталась вырваться, но Джон только крепче прижимал ее к себе и усмехался. И вновь близость с его мощным телом всколыхнула все ее естество. Да и ночь — ясная, теплая полная чувственных ароматов, казалось, приглашала заняться любовью. Трава мягко шелестела у них под ногами, а могучие дубы, укутанные испанским мхом, казались в призрачном лунном свете сказочными великанами. В наступившей тишине отчетливо слышался стрекот цикад, да иногда шелестела крыльями пролетавшая ночная птица. Продвигаясь вперед, они случайно наткнулись на одну из парочек — молодого человека во фраке и девушку в платье каштанового цвета, которые самозабвенно целовались. Пенни в ярости отвернулась. Наконец они пересекли лужайку и приблизились к мосту через пруд. Все это время Джон крепко держал ее за руку, но здесь он ослабил хватку и ей удалось освободиться.

— Ты не думаешь, что пора прекратить все эти светские условности, раздраженно спросила она, выдергивая руку.

— Почему? — недоумевающе спросил Джон, пожимая плечами. — Я получаю большое удовольствие, прогуливаясь с тобой под руку.

Он и не пытался скрывать насмешливых ноток, сквозивших в его голосе, и это еще больше возмутило Пенни.

— Идиотизм, — накопившийся гнев наконец нашел выход. — Что за бред играть в такие дурацкие игры. Вся эта ерунда с пародией на прошлый век! И как этой миссис Кокс пришло в голову выбрать тебя мне в кавалеры, в конце концов!

— Не вини ее, — Джон вновь пожал плечами. — Она всегда так поступает, стараясь помочь любовникам.

— Но мы-то с тобой не любовники! — воскликнула Пенни.

— Но, может быть, могли бы… — не закончив фразы, он положил руку на ее полуобнаженную грудь и нежно приник к ее телу. — Что скажешь?

Некоторое время Пенни не могла сказать ничего. Ее сердце неистово билось прямо под ладонью Джона, голос осел. Она растерялась, но потеря дара речи не лишила ее решимости к сопротивлению. Пенни всхлипнула, размахнулась и влепила Джону полновесную пощечину. Не ожидавший ничего подобного Миллер отшатнулся и инстинктивно загородил лицо рукой.

— Так да или нет? — первый отпор, видимо, не помешал его настойчивому домогательству.

— Неужели для тебя не существует слова «нет»? — яростно выдохнула она.

Джон невесело рассмеялся и привлек ее к себе.

— Я готов услышать «нет», но только не от тебя, вот что я знаю наверняка, — страстно начал он. — Я хочу тебя. Пенни. Я желаю тебя столь сильно, что безумная потребность обладать тобой просто сжигает меня! Весь прошлый месяц я ночами мечтал о тебе, представляя, как ты там одна в этом хлипком домишке, страстно мечтал увидеть тебя…

Пенни ощущала, как его нежные пальцы гладят ей волосы, затем, возбуждая, он начал покрывать поцелуями ее шею. Его шероховатая кожа прикасалась к ней, будоражила кровь. Он снова ласково поцеловал ее. Сначала раз. Потом другой. И вновь вся его непреодолимая страсть подчинила всю ее целиком. В который раз она осознала, что, как бы ни ненавидела его, он обладает способностью невыносимо возбуждать ее. Пенни застонала и, собрав остатки воли, попыталась оттолкнуть Джона.

— О Джон, пожалуйста! — почти простонала она. — Не поступай так со мной. Я знаю, ты хочешь лишь унизить меня, а я не смогу этого вынести.

Вначале глаза ее спутника при серебристом лунном свете призывно блестели. Пенни умоляюще посмотрела на него и увидела, как внезапно лицо его сковала маска гнева. Его могучие руки все крепче сжимали ее плечи.

— Ты действительно так думаешь? — его осипший голос сейчас похож был на рычанье.

— Но ведь это правда, не так ли?

— Это только часть правды… Но есть и еще кое-что.

— Что ты имеешь в виду? — в голосе Пенни боролись надежда и отчаянье.

— Только то, что в тебе есть нечто, сводящее меня с ума. И я вижу, что с тобой происходит то же самое. Похоже, ты думаешь, что ненавидишь меня, как кошка собаку, но на самом деле это не так. Ты ошибаешься. Между нами действительно что-то есть. Пенни… Нечто очень сильное, особенное. И уж наверняка это — не ненависть.

Затаив дыхание, Пенни неуверенно глядела ему в глаза. Голова ее кружилась, казалось, что девушка вот-вот потеряет сознание. Неужели он действительно пытается объясниться с ней? Неужели она для него действительно что-то значит? Мысль эта была столь нова и пугающе привлекательна, что она невольно подняла руки, как бы заслоняясь от нее.

— Ты опять собираешься дать мне пощечину? — в голосе Джона теперь не слышалось и тени насмешки.

— О Джон, — Пенни виновато вздрогнула, неуверенно прикасаясь пальцами к его щеке. — Я не очень сильно тебя ударила, правда, — прошептала она.

— Это была только вспышка эмоций, — ответил он. — Обычный стресс. Конечно, если ты меня поцелуешь, мне станет намного легче.

Пенни в замешательстве колебалась. Затем, привстав на цыпочки, она потянулась к нему и прикоснулась губами к его щеке. Джон слегка склонил голову, и она ощутила на своих губах тепло его мягкого поцелуя. Время для Пенни остановилось.

Она вся отдалась блаженным ощущениям. Все ее тело охватил страстный трепет, когда Джон умело, настойчиво и ритмично начал гладить ей плечи и спину. Волны глубокого пульсирующего возбуждения наполняли все ее тело. Их поцелуй был мучительно чувственен, и губы не отрывались от губ, пока хватило дыханья.

Но вот Пенни опустилась на землю.

— Ох, Джон, — после продолжительного выдоха сказала девушка. — Ты ужасно бессовестный!

— Страшно бессовестный, — подтвердил он, нежно целуя ее ладонь. — Но я так тосковал без тебя, Пенни, что готов был на все — только бы вновь увидеть.

Пенни недоверчиво улыбнулась. Услышать такие слова от вечно самоуверенного Джона Миллера? Да в это и поверить было невозможно!

— Правда? — голос девушки дрожал.

— Правда, — подтвердил Джон, зарываясь лицом в ее густые пшеничные волосы. — Ты необыкновенная девушка, Пенни Оуэн. Я никогда не встречал такой.

С полминуты Пенни внимательно вглядывалась в его возбужденное лицо. И то, что она увидела, заставило ее усомниться — в действительности ли она так страстно ненавидит этого человека. Внезапно ее враждебность сменилась нахлынувшей волной нежности.

— И ты тоже необыкновенный парень, Джон Миллер, — прошептала она неуверенно. — Я тоже никогда не встречала такого, как ты.

— Ну не трогательная ли сценка? — прозвенел чей-то голосок позади них. Держу пари, что никогда не слышала ничего более приторного!

Пенни в ужасе обернулась, ожидая увидеть какого-нибудь призрака. Эдакую зловещую темноволосую женщину в платье цвета бордо с кринолином и подсвечником в руках. Но это был не призрак. Она увидела женщину с лицом, таким же совершенным и невыразительным, как у манекена, рекламирующего дамское белье. Все мускулы этой маски окаменели, и только васильковые глаза светились бешеной яростью, когда ее взгляд упирался в Пенни. Она инстинктивно отпрянула, почувствовав, что Джон сжал ее руку, как бы отводя от нее опасность. Казалось, что появление незнакомки его совершенно не обеспокоило. Похоже, он даже обрадовался этому.

— А, привет, — сказал он, усмехаясь. — Рад видеть тебя снова, Брэнда Сью.