Пенни стояла перед красивыми ажурными воротами и разглядывала величественный особняк, возвышавшийся в глубине участка. Решительно закусив губу, она подхватила свою небольшую дорожную сумку и обернулась к своей спутнице.

— Ну, спасибо, что подбросила меня, Лэнни, — прерывающимся голосом произнесла она. — Думаю, нам пора прощаться.

На фоне роскошных построек в колониальном стиле и сверкающих голубых вод бухты Чарлстона Лэнни выглядела неуместно суперсовременной и независимой. Ее модные фиолетовые хлопчатобумажные брюки с оранжевой отделкой и яркая шляпка казались в этом престижном районе явно неуместными. Она храбрилась, но вид имела довольно-таки подавленный.

— Ты уверена, что поступаешь правильно, дорогая? — в десятый раз тревожно спросила Лэнни. — Твое решение вернуться в Австралию кажется мне просто глупым. Может, все же останешься? Мы могли бы чудно проводить время… Кроме того, вы с Джоном — отличная пара. Ты уверена, что это была не глупая пустячная размолвка, которая ничего не значит?

— Не стоит, Лэнни, — взмолилась, судорожно вздохнув, Пенни. — Я уверена…

— Просто удивительно, что ты все время жила здесь и не знала о существовании дяди, — заметила та, с сожалением пожимая плечами. — И я могу понять твое желание увидеться с ним перед отъездом. Но ты уверена, что не хочешь, чтобы я пошла в этот дом вместе с тобой?

— Нет, спасибо, — с сожалением в голосе ответила Пенни. — Думай), мне лучше явиться туда одной. Но ты — просто прелесть, и мне будет очень недоставать тебя!

— И мне тоже, дорогая.

Они обнялись, и яркая вызывающая шляпка Лэнни слетела на дорогу.

— Черт! — ругнулась она, поднимая и стряхивая ее об ногу.

— Ладно, если передумаешь — сразу же звони мне, и я тут же примчусь за тобой.

— Хорошо, — безнадежно согласилась Пенни. — Пока!

— Адью!

Пока Лэнни шла по набережной и забиралась в машину. Пенни провожала ее взглядом. Затем, испытывая смутное беспокойство, повернулась к воротам. Сейчас она не испытывала никакого удовольствия при мысли о предстоящей встрече с дядей. Она даже не ожидала, что Ричард Эллиот ей понравится. В конце концов, это он помог лишить ее отца Уотерфорд-холла. Наверное, он такой же жадный и бесчестный негодяй, как Джон Миллер. Но все-таки Ричард приходился ей дядей. Преодолеть полмира в поисках близких и не повидаться с ним было бы просто глупо. Нерешительно задержав пальцы на грубой каменной кладке, она наконец прикоснулась к звонку и, выдохнув, надавила кнопку. Резкая трель, казалось, переполошила все вокруг. Пенни ожидала, что это один из тех современных звонков с дистанционным управлением, и ворота откроются по сигналу из дома. Вместо этого повисла тягостная пауза, в течение которой она переминалась с ноги на ногу и обмахивалась уже купленным билетом на самолет. Казалось, прошла вечность, прежде чем из-за угла дома появился старый негр и медленно поплелся по дорожке к воротам. Внимательно оглядев Пенни, он скривил лицо в доброжелательной улыбке.

— Мисс Оуэн, не так ли? Ведь это вы вчера были здесь с мистером Джоном, мэм? Вы ведь его невеста. Да?

Пенни вздрогнула. За последние сутки случилось столько всякого, что ей трудно было поверить, что только вчера они с Джоном стояли на этом самом месте. А уж о том, чтобы объяснять этому человеку все, не могло быть и речи. Поэтому Пенни просто молча кивнула.

— Чем могу служить, мэм? — вежливо поинтересовался садовник.

— Могу я видеть мистера Ричарда Эллиота? — спросила она, собравшись наконец с духом.

— Безусловно, мэм. Проходите, а я пока отыщу его. Думаю, он сейчас на корте.

Пенни проследовала за ним на веранду, где негр учтиво предложил ей присесть в плетеное кресло-качалку, а сам замешкался в смущении.

— В доме сейчас никого, мэм, — извинился он. — А у меня нет ключа. Но вы тут посидите минуточку, а я приглашу мистера Ричарда.

Оставшись одна. Пенни глубоко вздохнула. Вплоть до самой последней минуты гнев заставлял ее действовать. Но теперь ей хотелось просто посидеть и поплакать. Ее стремительное бегство из Уотерфорд-холла осталось практически никем не замеченным. Джон не останавливал ее. В любом случае, тут же одернула себя Пенни, из этого бы ничего не вышло. Ей сравнительно легко удалось заказать билет на полуночный рейс, а Лэнни любезно согласилась подбросить ее до Чарлстона. Фактически, ее отъезду ничего не мешало. Ничего, кроме жутко болезненного чувства, казалось, заполнявшего все ее сердце. Она ощущала себя такой несчастной, никому не нужной, всеми забытой. Казалось, земля разверзлась у нее под ногами. Джон Миллер, мужчина, которого она любила и которому безгранично доверяла, предал ее.

Одно только воспоминание о нем пронзило все ее существо острой горячей болью. И что ее привело в этот особняк, где ее ждет встреча с его приятелем Ричардом, такой же жадной и подлой скотиной, как он сам! Но в душе она лелеяла слабую надежду, что с помощью адвоката она найдет какое-нибудь приемлемое объяснение поступкам Джона. Может быть, он вовсе не так уж виноват, как ей представляется? «Ну и дура же ты. Пенни», — ругала она себя сейчас.

Чтобы больше не думать обо всем этом. Пенни постаралась переключить внимание и стала рассматривать окружающую обстановку.

Веранда, на которой она сидела, представляла из себя прекрасное убежище от жары. Расставленные на ней там и сям кресла-качалки, пальмы и папоротники в горшках придавали ей гостеприимный вид. Столь же приятно выглядел и сам дом. Бронзовая дверная ручка в форме львиной головы была надраена до блеска, а окно над дверью отражало солнечные зайчики. Все говорило о том, что здесь тщательно поддерживают порядок. По обе стороны от двери стену прорезали огромные окна, закрытые от жары массивными деревянными жалюзи. Через них Пенни мельком разглядела изысканный интерьер комнат. Казалось, дом был набит старинными вещами. Но повсюду оставались следы того, что перед ней не музей, а дом, в котором живет большая дружная семья. У парадного лежала забытая кем-то доска для скейта, рядом валялись небрежно брошенные кем-то перчатки и пакетик жареного хрустящего картофеля. «Даже если Ричард Эллиот и негодяй, дом для своей семьи он устроил отменно», — подумалось ей.

— Добрый день, мадам. Чем могу служить? — низкий приятный голос прервал ее тягостные размышления.

Пенни в испуге вскочила, вскрикнув от удивления. Стоявший перед ней мужчина вовсе не был похож на негодяя. Скорее, он выглядел вполне дружелюбным респектабельным адвокатом средних лет. Голову мужчины украшали короткие седые волосы, стриженные ежиком, на его лице выделялись прямой и длинный нос и весьма проницательные живые глаза. Белая теннисная униформа лишь придавала ему больше импозантности. Казалось, перед ней во всех отношениях целеустремленный и достойный человек, видимо, привыкший чувствовать себя уверенно в любой ситуации. Протянув ей крепкую загорелую руку, он улыбнулся.

— Я — Ричард Эллиот. А вы?..

— Я — Пенни, — запинаясь выдавила девушка, застигнутая врасплох. — Пенни Оуэн.

Его рукопожатие было твердым и решительным. И к своему удивлению. Пенни вдруг почувствовала, как у нее зарождается симпатия к этому человеку.

— Пенни Оуэн, — повторил он, слегка нахмурившись. Видимо, пытался вспомнить что-то. — Да, Лэрой говорил мне, что вы помолвлены с Джоном Миллером. Это так?

— Да. Нет. То есть… Да, я была помолвлена с Миллером, но только что это все лопнуло. Но я не потому пришла сюда. Видите ли, я думаю, что вы — мой дядя!

— Ваш дядя? — огорошенно переспросил адвокат. Ситуация явно выходила из-под контроля. — Боюсь, что это — ошибка, мадам. В нашей семье нет Оуэнов.

— Я ношу фамилию своей матери, — поспешно объяснила Пенни. — А мой отец Уильям Эллиот из Уотерфорд-холла.

— Вы дочь Билла? — адвокат терял остатки профессиональной невозмутимости.

Пенни, ожидая проявление каких-нибудь родственных чувств, с готовностью кивнула. Но Ричард быстро пришел в себя от ошеломившего его сообщения и теперь держал себя ровно и сдержанно. Ни объятий, ни поцелуев, ни дальнейших расспросов… Он просто стоял, задумчиво разглядывая ее. А через минуту широко распахнул дверь в дом.

— Прошу вас, заходите, — предложил он. Пенни проследовала за ним в обширный холл, стены которого были обшиты сосновыми панелями. В глубине виднелась широкая лестница на второй этаж. Оглядевшись, она заметила, что стены увешаны портретами — какие-то мужчины в париках, камзолах с позолотой и панталонах в важных позах. Женщины, выглядевшие неземными воздушными созданиями в своих тонких, как паутинка, платьях. В углу мерно тикали старинные часы. А строго посредине одной из стен стоял огромный роскошный диван, покрытый золотистым парчовым покрывалом. Но, как бы оживляя эту строгую парадную обстановку, там и сям виднелись следы, оставленные членами семьи Ричарда. Вот рядом с прекрасной бело-голубой фарфоровой вазой валяется смятая обертка от конфеты. Вот яркая коробка от каких-то игр, явно не вписывающаяся во все это великолепие. Сам хозяин, заметив ее изучающий взгляд, сделал недовольное лицо, открыл дверь своего кабинета и указал рукой.

— Прошу сюда, мисс Оуэн. Проходите и садитесь, — пригласил он. — Позвольте полюбопытствовать, что привело вас сюда?

Пенни утонула в роскошном кожаном кресле.

— Прошу вас, называйте меня Пенни, — неуверенно начала она, раздумывая, как приступить к интересующим ее расспросам. И тон, и поведение Ричарда не выказывали особого гостеприимства. У нее даже возникло впечатление, что он многое бы отдал за то, чтобы она поскорее исчезла из его особняка. Понемногу ей стало ясно, что ее появление и расспросы будут встречены здесь без особого восторга. Но, решившись идти до конца. Пенни взяла себя в руки и посмотрела на Ричарда.

— Я не задержу вас надолго, поверьте, — сказала она. — Сегодня вечером я вылетаю домой, в Сидней. И пришла сюда только чтобы увидеть вас.

— Так вам от меня ничего не надо? — спросил Ричард с оттенком удивления в голосе.

— Нет, конечно нет! — протестующе воскликнула Пенни. — Зачем? До сегодняшнего дня я и представления не имела, что вы вообще существуете.

Адвокат выбросил смятую обертку от конфеты в корзину для бумаг и пристально уставился на девушку. Похоже, он слегка успокоился и стал держать себя более доброжелательно.

— Расскажите мне о себе, пожалуйста, — попросил он. — Где вы росли, как попали сюда, ну и так далее.

Молча выслушал он историю, которую поведала Пенни. О своем детстве в Сиднее. О тщетных усилиях матери превратить их маленькую квартирку в уютное жилище. О своей радости по поводу полученного наследства. Об урагане, разрушившем ее новый домик. Наконец, когда Пенни выдохлась, он пристально посмотрел на нее.

— Вы ни словом не обмолвились о своих отношениях с Джоном Миллером, заметил он.

— Эта помолвка была моей ошибкой, — когда Пенни делала это признание, губы ее предательски задрожали. — Поэтому я расторгла ее, — продолжила она с достоинством.

— Можно полюбопытствовать, почему? К своей досаде. Пенни заметила осуждающий взгляд адвоката. Похоже, в разрыве с Джоном он винил только ее. И тут ей вдруг очень захотелось рассказать все как было — хотя бы для того, чтобы оправдаться в собственных глазах.

— Потому что он сплутовал при покупке Уотерфорд-холла у отца! — резко ответила она.

— Что? — удивление Ричарда выглядело совершенно естественно. — И кто же распространяет такую информацию?

Пенни вздрогнула, но решила продолжать.

— Лилли Макгрегор, — пробормотала она. Ричард даже захлопал в ладоши, услышав имя своей престарелой родственницы.

— Да ведь ей же под сто, и она наполовину выжила из ума! — воскликнул он. — Уж не хотите ли вы сказать, что расторгли помолвку с таким замечательным парнем, как Джон Миллер, только из-за того, что наплела эта…

Он сделал паузу, чтобы обрести равновесие духа, но не смог все-таки удержаться от оценки.

— Ерунда какая-то!

— Это не ерунда! — начала было Пенни. — Джон признал…

Но Ричард повелительным жестом остановил ее.

— Господи, неужели никогда не наступит конец неприятностям, которые может причинять людям этот человек?

— Джон? — в замешательстве переспросила Пенни.

— Нет! Уильям Эллиот! — резко ответил адвокат. — И почему Джон не решился рассказать тебе всю правду?

Пенни чувствовала себя абсолютно сбитой с толку.

— Что вы имеете в виду? — спросила она. — Что он должен был мне рассказать?

— Что тебе известно об отце? — спросил Ричард, мрачно взглянув на нее.

— Н-немного, — призналась Пенни. — Только то, что он был хорош собой, обаятелен, и все любили его…

— И все покрывали его, — продолжил Ричард угрюмо. — По-моему, настал момент поведать правду о твоем замечательном отце, голубушка. Люди покрывают его уже слишком долго. Но есть один человек, который имеет право и должен тебе все рассказать.

С этими словами Ричард встал и решительно зашагал к телефону.

— Ч-что вы д-делаете? — запинаясь прошептала Пенни.

— Звоню Джону Миллеру. А вы, юная леди, будьте любезны сидеть здесь, иначе я буду вынужден привязать вас к креслу!

Джон приехал через полтора часа, и за это время у Пенни была возможность обо всем хорошенько подумать. Ричард не оставлял ее без присмотра, видимо опасаясь побега. Он повел ее на корт, где представил ее своей жене — Ненси, а ей — двух своих сыновей — Аллана и Криса. Все они показались Пенни очень дружелюбными. Наперебой стали расспрашивать об Австралии… Но Пенни не хотелось мешать их уик-энду. Она долго уговаривала их вернуться к игре, и наконец они уступили. А Пенни устроилась на краю корта под тентом и стала наблюдать за их слаженными действиями. Но игра не увлекала ее. Она даже не могла уследить за сменой подач — так была забита другими проблемами ее бедная головка.

Неуемный гнев, заставивший ее молнией ринуться прочь из Уотерфорд-холла и помчаться домой к Лэнни с просьбой подвезти до Чарлстона, уже утих, и на место ему все больше и больше приходили сомнения. Да, она понимала, что Ричард Эллиот был отнюдь не в восторге от своего брата, как многие другие. Но что именно означают его намеки — она понять не могла. А то, что они все же были сделаны, заставляло ее ощущать некоторую неловкость. Все ли было правдой в версии Лилли Макгрегор? Или было нечто такое, о котором старуха могла и не знать? Или умолчать о чем-то? И есть ли хотя бы доля правды в ее словах о том, что Джон Миллер провел ее отца?

Пенни раз за разом перебирала в памяти все известное ей о Джоне, как бы взвешивая его положительные и отрицательные качества. Но это ей давалось безумно тяжело. Вместо холодного и трезвого анализа разум ее, как кадры в кинофильме, воскрешали сцены из их совместной жизни. И она как бы переживала все заново. Джон улыбается… Джон по берегу реки несет ее на плече… Джон укладывает ее в постель при трепетном свете ночника… Джон, промокший насквозь, с блестящим, диким взглядом, возвратился домой в разгар урагана… Джон участвует в ликвидации последствий бури и бросает вызов всему этому хаосу и разрушениям… «Я люблю его, — еще раз осознала Пенни жестокую истину. — Он может быть высокомерным, надменным, скрытным, но я люблю его. И что бы он там ни натворил, это не заставит меня уехать отсюда. Более того, как только он придет, я скажу ему об этом…»

Принятое решение помогло ей хотя бы на время обрести душевное спокойствие. Но когда наконец по дому разнесся мелодичный звон колокольчика, все опасения Пенни вспыхнули с новой силой и она оказалась во власти мрачных предчувствий. «Джон — гордец, — тревожно думала она, — а я незаслуженно оскорбила его. И даже если я буду просить прощения, сможет ли он забыть все? Удастся ли залечить эту рану?» — Нервничая, она устремила взгляд на Ричарда Эллиота, как бы прося его о поддержке. Похоже, он понял ее состояние.

— Иди в кабинет и жди, — распорядился он. — Я пришлю Джона туда. Пробил час для вас обоих разобраться во всем.

Пять минут спустя дверь кабинета медленно отворилась и на пороге молча возник Джон. Пенни бессознательно сжала кулаки. Таким знакомым показалось пугающее выражение его лица — она часто видела его в первые недели знакомства, во время стычек из-за Мерривилля. Мрачный, яростный, надменный. Даже в жесте, которым он прикрыл за собой дверь, сквозил плохо сдерживаемый гнев.

— Ну? — без всяких предисловий холодно произнес он. — Ричард думает, что настало время тебе узнать правду. Но уверена ли ты, что хочешь ее знать?

Пенни спокойно выдержала его взгляд. Она ожидала, что эта их встреча взволнует или расстроит ее. Но вместо этого она лишь почувствовала сильнейшее желание все расставить на свои места.

И как можно скорее. Пенни подошла к Джону и взяла его за руки.

— Да, — тихо сказала она. — Но перед тем как ты мне все расскажешь, Джон, я тоже хочу тебе кое-что сказать. Я тут размышляла о случившемся и хочу, чтобы ты меня правильно понял. Как ни тяжело мне признать свою вину, я действительно очень сожалею, что я не доверяла тебе. Мне не следовало бы верить сплетням, когда мое собственное сердце должно было подсказать совсем другое. Теперь я думаю, что ты не смог бы совершить бесчестный поступок, даже если бы очень захотел.

Какое-то время лицо Джона все еще сохраняло враждебное, холодное выражение, но постепенно оно стало как бы оттаивать. Его нахмуренные брови разгладились, зло прищуренные глаза расширились, и всепрощающая улыбка расцветила его мрачную физиономию.

— Знаешь, у меня тоже есть желание кое-что сказать тебе, мисс Пенни, глухо произнес он. — Ты, конечно, упрямая своенравная девчонка и взрываешься по каждому поводу, как новогодняя хлопушка, но ты — чертовски хороший знаток человеческой души!

Притянув Пенни к себе своими сильными загорелыми руками, он властно обнял ее. Затем поцеловал, и поцелуй этот возродил надежду в сердце девушки. Пенни прижалась к его мощному телу и полностью расслабилась, ощущая как все ее естество понемногу наполняется глубокой и спокойной радостью. Она чувствовала тепло его губ на своих губах, жадно вдыхала терпкий запах одеколона, вслушивалась в глухое биение его сердца. Долго-долго она стояла так, растворяясь в его объятиях, а ее губы непроизвольно продолжали тянуться к нему. Наконец, глухо вздохнув, она выскользнула из его могучих рук.

— А теперь можешь говорить все, что считаешь нужным, — твердо сказала она.

— Черт побери твоего отца, — простонал Джон. — Он не стоит того, чтобы говорить о нем.

— Я уже догадалась об этом, — кисло заметила Пенни. — Но, думаю, я должна знать правду.

— Ты уверена? — их разговор начал напоминать утреннюю, столь печально закончившуюся беседу.

— Да.

Джон принялся расхаживать по комнате и наконец остановился против нее.

— Хорошо, Пенни, — начал он. — Я буду говорить без обиняков. Да, Уильям Эллиот был красивым, обаятельным и приятным человеком. Все именно так, как тебе о нем рассказывали. Но одновременно он был отъявленным мошенником, игроком и пьяницей. Он промотал все свое состояние, спустил все деньги, которые твоя бабушка отложила, чтобы отправить Ричарда учиться в колледж… Его судили за мошенничество в трех штатах. Этого хватит, или продолжать?

Пенни с ужасом во все глаза уставилась на него. Она только приготовилась сказать «я не верю ни одному твоему слову», но так и не смогла ничего вымолвить. Ибо сердцем она чувствовала, что Джон говорит только правду.

— Все сходится, — ошеломленно прошептала она. — Ничего удивительного, что ты повел себя так странно, когда я сказала, что я — дочь Уильямса Эллиота! Мошенник… Пьяница… Три судимости?

Голос ее срывался, и Джон вынужден был снова обнять ее, чтобы предотвратить истерику. Крепко взяв Пенни за плечи, он подвел ее к дивану.

— Любимая, — сказал он, усаживая ее на диван и становясь на колени рядом. — Я так хотел избавить тебя от всего этого. Вот почему и молчал.

— Ты хочешь сказать, что лгал, чтобы оградить меня от этой грязи? спросила Пенни. Голос ее предательски дрожал, и ей пришлось крепко стиснуть зубы, чтобы не разрыдаться.

— Да, — с трудом выдавил из себя Джон. — Знаешь, дорогая, мне было тебя так жаль, и я просто никак не мог решиться тебя разочаровать. Каждый раз, когда ты говорила о своем отце, твое лицо озарялось радостной улыбкой. Да, Билл Эллиот дал тебе немного, но по крайней мере, он оставил тебе иллюзию. Мне не хотелось быть тем человеком, который разрушит твои мечты.

Некоторое время, борясь с подступающими слезами, Пенни молчала.

— Но он оставил мне Мерривилль, — наконец выдавила из себя она. — И немного денег в придачу. Должно быть, он помнил обо мне.

Джон поднялся с колен и устремил на нее суровый взгляд.

— Пенни, отец даже этого тебе не оставлял, — жестко сказал он. — Ладно, если уж правду — то до конца. Знай, что Мерривилль принадлежал твоей бабушке. А она по завещанию оставила все Уильяму. Если бы он остался жив, то, можешь быть спокойна, спустил бы и это… А получилось так, что они оба погибли в огне. И даже это, вероятно, произошло по его вине. Пожарные полагали, что он пьяный заснул с сигаретой в руке, и от этого и вспыхнул пожар. Но что еще хуже — он не позаботился оставить хоть какое-нибудь завещание. И ты унаследовала его имущество просто потому, что ты — его единственный ребенок. А вовсе не из-за того, что он заботился о тебе.

— А как же стало известно, что я существую на свете, если он даже не оставил завещания? — подавленно спросила она.

— Думаю, однажды он признался Ричарду, что оставил в Австралии беременную жену, — пожимая плечами ответил Джон. — А уж тот настоял, чтобы поверенный Ричарда попытался разыскать тебя, хотя сам не хотел иметь с тобой ничего общего. Возможно, он полагал, что ты унаследовала пороки своего отца. Сейчас, после знакомства с тобой, полагаю, его мнение изменилось.

Какое-то время Пенни молчала, пытаясь унять нервную дрожь.

— Понятно, — выдохнула она наконец. — А что там произошло при продаже Уотерфорд-холла? Думаю, и в этом случае отец повел себя не лучшим образом?

— Дорогая, нет нужды… — поморщившись, как от зубной боли, начал Джон.

— Нет, есть! — яростно прервала его Пенни. — Слышать все это — просто ужасно, Джон, и меня просто тошнит от всей этой грязи, но я должна знать правду. Что же произошло на самом деле?

Джон долго всматривался ей в лицо и наконец согласно кивнул.

— Твой отец только занимал у меня, — начал он свои объяснения. — И никогда ничего не возвращал. А однажды ко мне пришла твоя бабушка, умоляя купить Уотерфорд-холл. Она рассказала мне весьма гнусную историю. Твой отец растратил деньги какой-то фирмы в Вирджинии и, если бы он в короткий срок не вернул их, ему опять грозила бы тюрьма. И единственный способ выпутаться — продать плантации. Но он никак на это не соглашался. Тогда бабушка настояла, чтобы я потребовал выкупа закладных, тем самым вынудив Билла продать поместье. Ричард тоже согласился, что это — лучший вариант. Тогда я честно выплатил твоему отцу причитающиеся ему суммы, но он всем и всегда рассказывал эту историю совсем по-другому…

Пенни горько расхохоталась.

— Все эти годы я пыталась представить себе отца, — сказала она печально, немного успокоившись. — Но мне никогда не могло даже придти в голову, что я дочь обыкновенного преступника. Теперь мне понятно, почему мать ни за что не хотела упоминать даже его имя.

— Ну, едва ли это удивительно, — кивнув, согласился Джон. — Если учесть, что он сбежал, прихватив все ее денежки.

— А это-то ты откуда знаешь? — вздрогнув, спросила шокированная Пенни.

Лукавая улыбка заиграла на его чувственных губах.

— Я говорил с ней после того, как ты умчалась сегодня утром, — ответил он довольно. — Похоже, она очень приятная дама. Во всяком случае, мы с ней все обсудили.

— Зачем ты звонил моей маме? — озадаченно спросила Пенни.

Джон слегка смутился, но ответил.

— Я подумал, что если не сумею перехватить тебя в аэропорту, то хоть она сможет передать весточку от меня, когда ты вернешься в Австралию.

— Да? — растерянно переспросила Пенни. Затем, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно более нейтрально, поинтересовалась. — Значит, ты намеревался перехватить меня в аэропорту?

— Эта мысль приходила мне в голову, — небрежно признался Джон.

— И что же ты хотел мне передать через маму? — с нерешительной улыбкой спросила Пенни.

Джон углубился в изучение корешков свода законов, которыми были заставлены полки кабинета. Затем он откашлялся и заговорил так, как будто обсуждал важную сделку — твердо и решительно.

— Ну, просто я сказал ей, что я люблю тебя больше всего на свете. И что я все равно хочу жениться на тебе. Согласен на любые условия.

Услышав эти слова, Пенни от радости чуть было не лишилась чувств.

— О, Джон! — воскликнула она, вскакивая на ноги и бросаясь к нему в объятья.

На мгновение наступила тишина, нарушаемая лишь бьющимися в унисон любящими сердцами, а затем послышались сдавленные рыдания.

— Родная моя, ну что ты? — испуганно спросил Джон. — Неужели ты не пойдешь за меня замуж?

— Пойду, конечно, пойду! — причитала Пенни, судорожно сглатывая слезы. Но как же это возможно, после того, что ты мне сейчас рассказал!? Вся округа будет судачить о том, что ты женился на дочери мошенника. Твое имя окажется втоптанным в грязь!

— Даже если бы кто-то и посмел так сказать, все равно это не имело бы ни малейшего значения, — легонько встряхнув ее, сказал Джон. — Но никто не посмеет. Как бы непрактична ни была твоя бабушка, она всегда заботилась о добром имени Эллиотов. И Ричард тоже. И даже твоему отцу, похоже, оно не было безразлично. Ни разу он не пошел под суд под своим настоящим именем. Поэтому никто в наших краях не имеет ни малейшего представления, что он был не просто неудачником. Кроме Брэнды Сью.

— Брэнды? — в испуге переспросила Пенни.

— Но и об этом не стоит беспокоиться, — заверил ее Джон. — Она не знает всей правды. Я тщательно расспрашивал ее тогда, на Мертл-Бич, и мне стало ясно, что ей недостаточно много известно, чтобы причинить нам вред.

Пенни испытующе взглянула на него и подозрительно спросила:

— Джон, а что вы вместе с ней делали на Мертл-Бич?

— Ну, уж во всяком случае не кувыркались вместе в стогу сена, — раскатисто расхохотавшись, сказал Джон. — Хотя она и предлагала заняться любовью. Когда я отправился разыскивать тебя, она последовала за мной, нашла меня и предложила сделку.

— Сделку? — встревоженно переспросила Пенни недоумевая.

Вспоминая эти события, Джон устало улыбнулся.

— Ну, она хотела, чтобы я бросил тебя и вернулся к ней. Иначе она угрожала предать огласке подробности дела, которое страховая компания возбудила против твоего отца.

— Какого еще дела? — тревога Пенни вновь начала нарастать.

— Мне понятен твой испуг, — ответил Джон. — Я и сам был несколько встревожен, когда она мне так сказала. Но все оказалось совсем не так уж плохо. Похоже, в компании раскусили последствия пары сделок, заключенных твоим отцом. Они были почти уверены, что дело нечисто и даже начали расследование. Но твой отец погиб, когда оно было в самом начале. Во всяком случае, им не удалось добыть каких-либо серьезных улик для возбуждения судебного преследования. И дело закрыли.

Пенни понемногу приходила в себя, вслушиваясь в успокаивающие слова Джона.

— Ах, дорогой, слушать тебя для меня такое удовольствие, — признавалась она. — Я беспокоилась не столько из-за отца, сколько из-за тебя. Я ведь действительно подумала, что ты с Брэндой… там, на Мертл-Бич… — она стала запинаться. — Ну в общем, что ты опять сошелся с ней.

Джон запустил свои сильные пальцы в пушистые светлые волосы девушки и притянул ее к себе.

— Вы оскорбляете меня, мисс Пенни! — глухо пробормотал он. — Для меня не существует других женщин, кроме тебя. По-моему, я влюбился в тебя с первого же взгляда…

— Правда? — недоверчиво переспросила Пенни.

— Конечно, — подтвердил Джон с озорной усмешкой. — Когда я впервые увидел тебя на берегу реки, лежащей с закрытыми глазами и умоляющей о пощаде! О! Я понял это сразу же. Никогда еще в жизни я не встречал женщины, которая заставила бы меня столько смеяться!

— Ну вот, ты опять взялся за свое! — негодующе закричала Пенни, пытаясь высвободиться из его объятий.

Но сильные руки Джона удерживали ее надежнее, чем стальные канаты. Он осторожно целовал волосы, глаза, лоб, шею девушки своими чувственными губами, и она млела и таяла от пьянящего ощущения близости с ним.

— А так же я понял, что никогда раньше не встречал более красивой, привлекательной и чувственной женщины, чем ты, — продолжал он нашептывать ей на ушко полным страсти голосом. — Женщины, которая не дрогнула в минуту опасности, и сохраняла при этом очаровательную улыбку на своих прекрасных губах. Женщины, с которой я готов быть рядом и в скорби и в радости…

— Ах, Джон, — растроганно прошептала Пенни. Она осторожно дотронулась кончиками пальцев до его волевого подбородка, прикоснулась к его чувственным губам и улыбнулась, ощутив, что его плоть трепещет от страстного желания.

— Когда же ты действительно полюбил меня? — настаивала она. — Отвечай серьезно!

— Черт возьми! — приникнув губами к ее руке, начал он. — Не могу сказать тебе точно, но знаешь, ты действительно понравилась мне почти с первого взгляда. Когда я нес тебя в спальню в ту первую ночь — помнишь? — ты практически была без сознания. Я пытался устроить тебя на кровати и споткнулся. Ты застонала и приподнялась. Я понял, что сделал тебе больно. Я не собирался целовать тебя, просто хотел по-дружески ободрить. И уж точно не был готов к тому, что земля поплывет у меня под ногами, как только я прикоснусь к тебе. Ты была такой беспомощной, такой трепетной и желанной, когда лежала на кровати при мерцающем свете керосиновой лампы. Я понял, что должен быть с тобой, обладать тобой. Одна мысль, что с тобой рядом может быть другой мужчина, выводила меня из себя… И я решил, что ты будешь моей. Пенни!

— И ты почти добился своего, если мне не изменяет память, — подковырнула его Пенни.

— Знаю, — признался Джон. — И не могу тебе описать, как я был всем этим напуган. В конце концов, ты была не в себе и вряд ли осознавала, что делаешь. Потом я твердил себе, что это все было лишь минутным наваждением, что всему этому грош цена…

Но утром я пришел в ужас, когда осознал, что хочу тебя так же сильно, как и ночью… Знаешь, я не новичок в этих делах, но здесь было нечто иное… Потому что я желал обладать не только твоим телом. Мне было необходимо знать о тебе все… Я хотел знать все твои самые сокровенные мысли… Должен был узнать о тебе все — что ты любишь, откуда ты родом, кто твои родители…

— И тогда я сказала, что мой отец — Уильям Элиот, — сухо заметила Пенни.

— Да-а, — протянул Джон, промолчав с минуту. — И это было мне на руку. В какой-то степени я даже обрадовался этому. Я старался уверить себя, что ты похожа на него — ничего из себя не представляешь, порхаешь по жизни и тянешь из окружающих… Но уже тогда я инстинктивно почувствовал, что ты — не такая, что я ошибаюсь. Более того, мне почти сразу же стало ясно, что ты честная, верная и искренняя. Но все же я пытался убедить себя в обратном, постоянно твердя, что ты легкомысленная, беспутная и бесчестная.

— Ну и зачем тебе он был нужен, этот самообман? — в растерянности спросила Пенни.

— Потому что он давал мне возможность подавить свое все более крепнущее чувство, — вздохнув, признался Джон. — Никогда раньше не встречал я женщины, способной подчинить меня своей воле. И никогда и ни к кому я не испытывал такой нежности, как к тебе. Мои родители были со мной довольно суровы, да и ВВС, прямо скажем, не институт благородных девиц… Кроме того, я абсолютно не был уверен, что значу для тебя столько же… Не надеялся на то, что ты испытываешь такое же влечение… В конце концов, каждый раз, когда я приходил навести мосты, дверь захлопывалась перед моим носом… Знала бы ты, как меня это бесило!

— Нет, это ты меня постоянно третировал, всякий раз начиная разговор о продаже земли, — смеясь возразила Пенни. — Но почему же ты не пригласил меня в кино или еще куда-нибудь? К тому же подчеркнуто был со мной нелюбезен.

— Не знаю, — смущенно признался Джон. — Думаю, что я тогда пытался чувствовать себя хозяином положения. А мне следовало бы понять, что командовать тобой — то же самое, что пытаться сладить с тайфуном. Но как бы там ни было, через какое-то время мне стало ясно, что пока ты не перестанешь захлопывать перед моим носом дверь, у нас с тобой ничего не получится.

Это признание вновь заставило Пенни заливисто рассмеяться.

— И поэтому ты принудил Вильму Кокс пригласить меня на бал? — поддразнила его она.

— Не совсем так, — обиженно сказал Джон. — И лишь только я начал говорить тебе о любви, как явилась эта… Брэнда!

— Джон, это не правда! — возразила Пенни. — Ты не сказал мне ни слова о любви!

— Значит, я имел это в виду! — с досадой воскликнул Джон. — Черт, я думал, что это тебе известно! Неужели ты считала, что я так просто возьму — и признаюсь?

— О, Джон, — простонала Пенни. — Подумай, если бы ты так и поступил, скольких бы неприятностей удалось нам избежать! Но я считала, что ты просто хочешь заставить Брэнду ревновать.

— Пенни, — страстно прошептал Джон. — С тех пор как я узнал тебя, Брэнда кажется мне такой же чувственной, женственной и желанной как… кукла Барби! Если хочешь знать, то я просто обрадовался, когда поползли слухи о ее шашнях с Грэгом Олденом!

— Да, жаль, что я этого не знала, — вздохнув призналась Пенни. — Тогда бы мне не пришлось скрываться на Мертл-Бич. Да, если бы ты только отважился сказать правду…

— Может быть, оно и к лучшему, — сказал Джон, пожимая плечами. — Потому что именно в эти страшные дни мне стало ясно, что я не просто хочу обладать тобой… Я осознал, что должен непременно жениться на тебе! Но, конечно, не успел я тебя отыскать, как ты снова исчезла!

— Но я бы никогда не поступила так, если бы ты попытался раскрыть мне глаза и не был бы таким скрытным, — виновато возразила она.

— А я только всего-навсего хотел оградить тебя от всех этих гадких подробностей, — отозвался Джон, пристально вглядываясь ей в глаза.

— Теперь я знаю это, — произнесла тихо Пенни, ответив ему таким же долгим взглядом. — Но это было сущее мучение — думать, как ты путаешься с этой дрянью… Тем более что ты производил впечатление сильного справедливого мужчины, способного защитить меня. Но я всегда предпочитала знать правду пусть самую горькую, чем страдать от неуверенности и неопределенности. Поэтому в будущем между нами не должно быть никаких секретов! Договорились?

— Больше никаких секретов, — обреченно согласился Джон.

Его теплые настойчивые губы прильнули к ее губам. Пенни казалось, что стены кабинета уносятся куда-то в бесконечность, а она парит в пространстве, вся исполненная радостного трепета. Руки Джона нежно убаюкивали ее, а ее тело полыхало в приятной истоме от прикосновений его мощного торса. Время для них перестало существовать. И только резкий стук в дверь вывел их из этого блаженного состояния.

— Войдите, — неохотно позволил Джон.

На пороге появился Ричард Эллиот с хитрой и слегка насмешливой улыбкой на устах.

— Ну, Пенни, — начал он торжественно. — Ненси говорит, что не может больше задерживать ленч ни на минуту. У тебя есть право выбора. Так что, стоит ли открывать шампанское и мы отметим вашу помолвку, или везти тебя в аэропорт?

Пенни глухо засмеялась и поудобнее устроилась на широкой груди Джона.

— Шампанского, дядя Ричард! — решительно произнесла она.

Поздним вечером они возвратились в Уотерфорд-холл. Огненный шар солнца уже уходил за горизонт, могучие дубы отбрасывали на дорогу причудливые тени. Легкий дымок из труб возносился легкими струйками в темнеющее небо. В конце аллеи во всем своем великолепии возвышался старинный особняк, и отблески заката мерцали в его зеркальных окнах.

— Боже, как хорошо дома, — сказала Пенни, когда машина затормозила перед подъездом.

— Точно, — согласился Джон, многозначительно поглядывая на нее. — Это был долгий день. Ты не думаешь, что нам лучше пораньше лечь спать?

— Почему бы и нет? — лукаво усмехнувшись, ответила Пенни. — Я смертельно устала. Пожалуй, я усну, как только доберусь до постели.

— Усну… — пробормотал Джон, бросив на нее еще один столь же многозначительный взгляд. — Ну уж нет. Пожалуй, это единственное, чего тебе не удастся сделать, дорогая.

И пять минут спустя она уже лежала, раскинувшись на огромной кровати под балдахином. Закат пламенел за высокими окнами, придавая ее прекрасному обнаженному телу необычный шоколадный оттенок. Джон стоял рядом, и его темные волосы, казалось, сияли в отсветах вечернего светила. Глаза его горели огнем желания, когда он всматривался в ее прекрасные черты. Взгляд этот будоражил и обещал многое… Сгорая от нетерпения, она потянулась к нему. Он чуть помедлил, наслаждаясь этой восхитительной картиной.

— Ах, дорогая, — страстно прошептал он. — Я так долго ждал этого…

— Ты говоришь так, будто бы мы впервые… — Пенни запнулась, ощущая странную робость.

— Так оно и есть, — голос Джона дрожал от нарастающего возбуждения. Теперь мы полностью принадлежим друг другу. И ты сейчас будешь моей, Пенни! Сейчас!

Джон яростно отбросил покрывала и приник к пылающему телу Пенни. Стремительно растянувшись рядом с ней, он заключил в свои трепещущие ладони ее упругие груди. Пенни почувствовала все нарастающее возбуждение, когда он начал ритмично гладить ей соски. Она ощущала, как с каждым его легким прикосновением они все более набухают. Через несколько мгновений он приник к ее груди своими теплыми губами. Пенни попыталась, задыхаясь, замедлить приближение неизбежного и продлить его страстные ласки, но Джон, яростно зарычав, всем телом прижал ее к пышным подушкам.

— Лежи смирно, — приказал он, — позволь мне насладиться тобой!

До сегодняшнего дня Пенни и представить себе не могла, что любовь может быть такой прекрасной и изысканно совершенной. Вскоре каждая клеточка ее тела дрожала, пульсировала и билась под чувственными ласками Джона. А сила и мощь его божественного тела пробуждали в ней страсть невероятной силы. Сладострастно постанывая, она все плотнее прижималась к нему, как бы растворяясь в его желании… Она ощущала только, как бешено колотится его сердце. Все, о чем мечтала она сейчас, все, о чем она мечтала всегда, — это принадлежать ему! Если бы только он сейчас вошел в нее своей теплой мужской силой, она бы забылась в огненной вспышке наслаждения. Крепко обняв его, она приникла губами к его груди — яростно, протяжно, с тяжелой чувственной силой.

— Возьми меня, Джон! — умоляюще выдохнула она. — Я так тебя люблю. Ах, сделай это сейчас!

Пенни услышала его хриплый глубокий вздох. Его теплые губы прижались к ее уху, и от этого прикосновения огонь пробежал по всему ее телу.

— Я тоже люблю тебя. Пенни, — прошептал он. — Ты будешь моей — сейчас и навсегда.

Застонав, он изо всех сил прижал ее к себе. Любовь его была яростной, как ураган, и бурной, как поток водопада. Не замечая ничего вокруг, они бурно искали удовлетворения, как две половинки наконец воссоединившегося целого. Каждый из них, удовлетворяя другого, испытывал мучительную радость. В середине этого яростного любовного танца Пенни ощутила поднимающуюся гигантскую волну нарастающего восторга, заполняющего все ее существо. Это безумно прекрасное чувство искало выхода и наконец прорвалось. В изнеможении она застонала:

— Джон! Джон!.. Ах, любовь моя, как я счастлива!

Тогда он еще крепче схватил ее, притянул к себе и одними губами выдохнул ее имя. И это было единственным ответом, который был ей нужен, которого она так ждала!

Примерно еще через час, когда они возвратились на землю, перед их глазами предстала картина учиненного в спальне погрома. Перевернутая лампа. Разорванные на куски тонкие простыни. Сорванный балдахин. Но это не занимало их. Мысли любовников были устремлены в будущее. Внезапно Пенни вскочила с кровати и принялась копаться в своей одежде, несказанно удивив этим Джона.

— Куда ты направляешься? — спросил он в недоумении.

— Хочу кое-что сделать, пока совсем не стемнело, — объяснила она. Вообще-то ты мог бы встать и помочь мне. Просто приходи на лужайку, как только будешь готов.

— Как пожелаете, мадам, — галантно промолвил он со вздохом.

Когда минут через пять он вышел на лужайку, то заметил, что Пенни на корточках возится в центре той самой клумбы в форме сердца, устроенной ее пра-пра-прадедом.

— О Господи, да что ты тут делаешь? — смутно различая ее во все сгущающихся сумерках, спросил он, приближаясь.

Ее лицо, озаренное последними лучами заходящего солнца, сияло довольной улыбкой.

— Сажаю семена, которые мы купили с тобой в Чарлстоне, — объяснила она, поднимаясь и отряхивая землю. — Хочу, чтобы в этом доме всегда жила любовь!

Немного помедлив, она одним прыжком решилась перемахнуть через клумбу. Но у самого края потеряла равновесие и пошатнулась. Джон поймал ее, схватил в объятья, прижал к себе и страстно приник к ее губам. Потом озорно улыбнулся.

— Думаю, мы с тобой об этом позаботимся, — уверенно пообещал он.