«И дернул же меня черт сообщить о сигнале Байраму!.. — кипятился Слейтон. — Кто меня торопил? Собственная глупость!..». Потом немного успокоился и стал рассуждать здраво: «Подумаешь, Толимак! Ближайшая к Солнечной системе звезда — и ничего больше. А вот Невидимая Вселенная, которая составляет девяносто восемь процентов вещества мироздания, это сенсация всех времен! И я первым поймал сигнал внеземной цивилизации. Миллион световых лет в масштабах Вселенной — это немного! А открытие «туннелей» в космосе, где можно лететь со скоростью, большей световой?.. Представляю себе радость землян, когда информация достигнет Солнечной системы. Газеты, радио, телевидение будут славить имя «Слейтон»! Мои фотографии займут первые полосы и первые экраны».

Пилот облегченно вздохнул и перевел космолет на автоматическое управление. До сеанса связи, назначенного Байрамом, оставалось около восьми часов. «Если командир не вернется в течение этого времени, я могу повернуть космолет к Земле. Тогда и увижу Толимак во всей красе. На режиме жесткой экономии мы дотянем до Солнечной системы. Продовольствия мало, но хватит. Топлива же в космосе хоть отбавляй! Успевай лишь засасывать мириады атомов, частиц пыли, молекулы газа в ядерный реактор. Плохо, если Байрам не вернется!.. И от Патриса что-то нет информации. Он нужен, как специалист-геохимик. Что касается Ганса, он не потребуется! Интересно, как у него сейчас с настроением? Согласится ли немедленно стартовать в обратный путь? Я имею в виду сразу, как только объявится Патрис».

Пилот глянул на табло времени и решительно направился в отсек боевых ракет.

Ганс вздрогнул, откачнулся от дисплея и непроизвольно схватился за лазерный пистолет.

- В следующий раз, если будешь блокировать дверь, — усмехнулся Слейтон, — вместо меня окажется инопланетянин. И тогда не успеешь глазом моргнуть, как тебя схватят.

Ганс спокойно положил оружие:

- Даже при открытой двери проникнуть в отсек невозможно. О приближении человека предупредит сторожевой биоробот. Выходит, он не сработал?

- Ладно, потом разберемся. Есть дела поважней! Срок, назначенный Байрамом, истекает.

— Ну и что!? Что хочешь сказать этим? — насторожился Ганс.

— Пора, видимо, к отлету готовиться? Так было условлено, с ним.

Ганс чуть не задохнулся от возмущения:

— Ты это сказал в здравом уме?! Улететь без Патриса и Байрама.

— Ну, ну, раскипятился! Я лишь выполняю приказ командира. Разве ты не слышал разговор?

— Мало что мог сказать Байрам, — остывая, бурчал космолог. — Это вовсе не означает, что мы согласны принять жертву. Надо подождать еще! Я не верю, что он погиб. Просто у Байрама затруднения с радиосвязью. По этой же причине молчит и Патрис. Возможно, они принимают меры для оказания помощи инопланетянам?

— Ерунда! — сказал Слейтон: — Как они могут спасти разумян, ничего не смысля в проблемах их цивилизации, и жизненных конфликтах.

— А почему ты язвишь, любезный пилот! Разве плохие мысли?

— Я уже высказался, господин космолог, — с улыбкой возразил Слейтон: — Если через двенадцать часов не поступят сообщения от Байрама и Патриса, мы стартуем в направлении Солнечной системы.

Ганса поразило равнодушие, с каким Слейтон говорит о столь серьезном шаге, как уход корабля к Земле.

— Мы не имеем права оставлять их на произвол судьбы, — твердо заявил Ганс: — Это же наши товарищи! Ты не получишь от меня программы движения, а сам ее не составишь: космология у тебя на уровне посредственной отметки. Хотя навигацию знаешь превосходно!.. Надо до конца выяснить причины молчания.

— А если ничего не выясним? — спросил пилот: — Что тогда будет, легко понять: мы дождемся гибели космолета и сами пропадем. Этого хочешь?

— Не сгущай краски, — миролюбиво сказал Ганс. — Я убежден, они дадут нам знать о себе. А если не известят, то... то все равно надо ждать! Говорить о гибели экспедиции рановато.

Слейтон выругался сквозь зубы и закричал:

— Ну до чего же упрям!,. Смотри!.. — он ткнул пальцем в монитор, где красными точками обозначались уровни потенциала защитных полей: — Надолго ли хватит энергии, если нас атакуют десятки аппаратов разумян?

— Почему не веришь в их мирные намерения? — сказал Ганс удивленно: — Тебе всюду мерещится угроза. Чего ты боишься?

— Мощи чужой цивилизации, — ответил Слейтон. — Или успел забыть, что пережили в зоне Сингулярности?

Ганс шумно перевел дыхание, извлек из карманчика таблетку астрона и кинул в рот. Гнев стал утихать, пропало и желание дать упрямцу по физиономии.

— Не путай, братец-кролик, цивилизацию этих существ и Сверхразума «невидимой вселенной». Совершенно несопоставимые величины! Знаешь что, Фрэнк Слейтон? У нас есть время — целых двенадцать часов. Может, скоро что-то прояснится? Давай закончим бессмысленную пикировку, а?

— Опасно ждать дольше, — пробурчал Слейтон: — Может, может!.. — Передразнил он космолога. — Одни гадания и пустые надежды.

— Посмотрим, посмотрим, дружок. По-моему, ты переутомился. Иди, поспи, а я подежурю, о кей?

— Благодарю за сочувствие, — огрызнулся пилот: — Вынужден напомнить, что власть на корабле перешла ко мне, раз нет Байрама. Так гласит инструкция, верно? И вот говорю тебе, как командир: «Согласен, довольно споров! Слушай мою команду». — Он помолчал, что-то прикидывая в уме, и закончил деловым тоном: — Мы долетим вон до тех объектов... — Пилот кивнул на экран обзора, где медленно кружились шарики спутников Туманной: — Заберем оттуда живого или мертвого Патриса. Затем поворачиваю космолет в обратный путь. Есть вопросы?

— Нет вопросов, — недовольно сказал Ганс: — Говори, что делать.

— Так-то лучше, — усмехнулся пилот: — Делать надо все по команде. Никакой самодеятельности.

Космолет шел по орбитальной спирали в сплошном тумане. Беспрестанно сигналили индикаторы, предупреждая о роях метеоров и целых обломках вещества. Самонаводящиеся энергопушки превращали метеориты в безобидную пыль, что еще больше усложняло ориентировку в пространстве. Ганс не отрывал глаз от дисплея, высматривая, нет ли поблизости ракет и аппаратов жителей разумного мира. Не потому, что опасался их атаки, а с целью предотвращения новых случайных столкновений. Вообще говоря, космолог не верил в злонамеренность братьев по разуму: они ничего не предприняли даже после гибели ракеты. В словах же пилота о местных «аномалиях» магнитного или гравитационного поля был несомненный резон.

Считывая показания приборов и следящих систем, Ганс пришел к заключению: «Полет корабля в непосредственной близости от поверхности Туманной планеты таит в себе неприятные сюрпризы. Тем более, что неизвестны магнитные полюса, аномалии, многие константы. Наибольшая опасность — наличие туманности, окутывающей планету».

Ганс включил селектор и сообщил о своих размышлениях Слейтону. Тот сначала ничего не сказал. По его озабоченному лицу космолог определил: Слейтон бьется над какой-то проблемой. Жесткие волосы на его макушке (он снял шлем) торчали во все стороны, взгляд беспокойно блуждал по шкалам сотен приборов.

— А если вернется Патрис и не найдет нас в той части орбиты, где оставил корабль? — с непонятной злостью спросил он: — Что будет тогда?

«Ну и человек?! — с недоумением думал Ганс: — После сумасшедших приключений, которые мы испытали в Сингулярности и при контактах с разными временами и Сверхразумом, Слейтон, по-моему, немного не в себе... О Байраме он совсем забыл! Может, уверен, что его нет в живых?»

— Ты не ответил мне, господин космолог, — напомнил Слейтон: — Над чем ломаешь умную голову?

Ганс вздрогнул и повторил то, что его волновало:

— Почему к нам не доходят радиозапросы Байрама? Над этой загадкой и ломаю мозг!

Пилот сделал рукой неопределенный жест:

— Давай поедим! Может, голова лучше заработает?

Ганс кивнул, и пилот отдал приказ роботу-кулинару: «Приготовить два завтрака, принести в рубку».

В полном молчании съели они завтрак и приступили к кофе.

Слейтон позвал киборга-прибориста и велел представить информацию о координатах движения космолета, о сигналах извне и о наличии каких-либо летающих объектов.

— Зачем тебе это? — спросил Ганс. — Что хочешь узнать такого, о чем не знал раньше?.. — По-моему, просто нервничаешь.

Пилот хотел что-то сказать ему, как вдруг космолет заметно накренился. Вернее, изменилось поле тяжести.

— Вот и сюрприз! — сказал пилот: — Космолет пошел к «земле» по наклонной. Но я ничего не менял в управлении. В чем дело?

Рывками нарастало ускорение, кофейная чашка вырвалась из рук Ганса и разбилась о переборку. В зоопарке «Саванна» всполошились животные... Потом ускорение исчезло, возникла невесомость, хотя не зависела внутри корабля от силы тяготения окружающих тел. Конструкторы создали в свое время массу хитроумных инерционных систем, при любых условиях нейтрализующих антигравитацию. Иными словами, невесомость не должна была сохраниться.

Оба — Слейтон и космолог — с большим трудом добрались до пульта. Пилот успел сесть в кресло, Ганс — нет. Перегрузка вышибла Ганса из рубки в коридор. Дверь сама собой захлопнулась за ним, полет стабилизировался.

Наконец Слейтон заметил отсутствие Ганса. «Куда он делся? Может, ушел в обсерваторию — наблюдать за Сингупярностью?» — Он включил телесвязь. — Черт возьми, где же Ганс!? Неужели в этой суматохе с рывками ускорений к нам проникли инопланетяне и увели горе-космолога?..» Вдруг кто-то постучался в дверь рубки.

Слейтон чуть не подскочил от страха: его домыслы как будто подтверждались. На полусогнутых ногах он бесшумно подкрался к двери рубки и, сжимая в руке лазерный пистолет, тихо сказал:

— Кто стучит? Пароль... Незнакомый голос глухо пробормотал что-то.

— Пароль скажи, если знаешь! — заорал Слейтон. Тот же глухой голос удивленно ответил:

— Ты что, не признаешь своего?! Да это же я, Ганс.

— Не знаю, не знаю, — сухо ответил пилот: — Если ты Ганс, то пройди в отсек боевых ракет и сядь перед экраном. Чтобы я увидел твое лицо.

— В общем ты прав!.. — Помолчав, сказал за дверью космолог: — Ну, жди.

Придя в отсек, Ганс включил телесвязь. На дисплее возникла смехотворная картина: Слейтон, пригнувшись, застыл у двери рубки. Ганс негромко окликнул его:

— Ты чего торчишь перед дверью?! Вернись на место.

Слейтон вздрогнул и оглянулся. Скрывая смущение, проворчал:

— Куда ты запропастился, да еще в такой напряженный момент?

Он вернулся в кресло, уставился в насмешливые голубые глаза космолога.

— А теперь допрашивать буду я, — сказал Ганс: — Почему тебя охватила паника? Ты что-то увидел или ощутил нутром?

— Ничего я не ощущал! Тем более — не паниковал! Я просто выполнял инструкцию. Ну, где ты скрывался?

— В обсерватории, дружище, в обсерватории. Я включил фототелескоп и кинокамеры, успел снять на цветную пленку часть Туманной планеты, освещенную локатором со спутника. И если сейчас же объявишь мне благодарность в приказе, я, так и быть, покажу тебе отснятый фильм.

— Ага!.. — сказал пилот, расплываясь в улыбке: — Наконец-то внятно все объяснил. А какая благодарность ожидает меня?

— За что?!. — удивился притворно Ганс.

— Но я же спас космолет от падения на планету.

— Хорошо, хорошо, я благодарю тебя. Ты здорово проделал маневр.

— Значит, мы оба неплохо исполнили свои обязанности, - сказал Слейтон недовольным тоном: — Так что хватит петь друг другу дифирамбы!.. Хочу просмотреть фильм.

— Где желаешь смотреть?

— В обсерватории. Космолет поставлю на автоматическое управление.

- Давай, быстро явись!..

Едва Слейтон вошел в обсерваторию, киборг включил киноэкран. Появилась темно-коричневая равнина, поросшая желтоватыми растениями. Верхушки деревьев напоминали клубки спутанных проводов и упирались в туманную «крышу» — небо планеты. Многие растения казались высохшими, будто перенесли жестокую засуху.

— Видишь, на них висят какие-то плоды, — сказал пилот.

Затем медленно поползли «кадры» — еще более странные. Это были бесчисленные скопления шевелящихся огромных существ. Чем-то они напоминали рыб, выброшенных океаном на берега суши.

Следующая картинка изображала «ландшафт» колонн на безграничном пепелище. Там и сям виднелись белеющие груды скелетов.

Пораженный Слейтон даже привстал:

— Смотри, смотри!.. Это как пейзаж Куликова поля или полей второй мировой войны после многодневных ожесточенных боев.

— Не совсем так, — ответил Ганс: — Поле или равнина усеяна ярко-серыми шарами. Каждый из них побольше страусиного яйца.

«Кадр» проплыл, возник другой: среди обугленных руин валялись те же белые скелеты, что были и в первых кадрах. Затем четко проявилась далекая линия горизонта, на котором клубилась «стена» непонятной мглы. И в заключение — большое озеро. Над ним висели белесые испарения, как будто озеро состояло из кипящей воды.

Лента кончилась.

Оба космонавта молчали, «переваривая» странную информацию.

— Что ты обо всем этом думаешь? — спросил пилот.

— Ничего определенного!.. Я знаю столько же, сколько и ты. В то же время все пейзажи наводят на мысль о военных действиях. Может быть, здесь когда-то была ядерная схватка?

Слейтон установил на «дремавшего» в углу обсерватории киборга и надолго задумался. На лице пилота ясно виделись признаки благодушия.

— Ты, наверное, принимал недавно пси-таблетки, которые дал тебе Патрис? — спросил Ганс.

— Да, да, — механически ответил Слейтон. — А кто отключил этого киборга? — Он кивнул на истукана в углу.

— Я не отключал, — сказал пилот.

— Вероятно, сам отключился под воздействием электромагнитных возмущений извне. — Космолог встал, подошел к кибор-гу и врубил энергию. Истукан ожил, принялся убирать отсек.

Что касается пси-таблеток, благотворно повлиявших на самочувствие Слейтона, то препарат синтезировал Патрис еще в те дни, когда изучал в Космоцентре новейшую фармакологию. Ему пришлось сделать тысячи проб, прежде чем нащупана была единственная химическая реакция, которая вызвала сцепление молекул и атомов реагирующих соединений. В начале Патрис испытал препарат на себе! И ему было непривычно чувствовать, как самые неприятные сотрудники, окружавшие его в лаборатории, вдруг стали казаться милыми, близкими друзьями. Готовясь к путешествию на космолете «Гагарин», африканец взял с собой не сколько пачек «пси-таблеток». Больше получить на успел, поскольку синтез был чрезвычайно длителен и сложен.