Виктор Ежиков приехал из Внукова в крайне подавленном состоянии. Он побывал в Киеве с единственной целью – купить сыну авиабилет за рубеж. На семейном совете было решено, что если за Евгением сейчас нет наблюдения, он может на автомашине покинуть Москву, доехать до какой-нибудь второстепенной железнодорожной станции и там сесть в поезд до столицы Украины. Пограничный контроль пока отсутствует, и чекисты уже не смогут поставить на его пути барьер. Ну, а в Киеве надо только не зевать и не пропустить рейс, на который куплен билет по его загранпаспорту.
Билет был действительно куплен довольно легко. Девушка за стеклом кассы сначала потребовала было лицезреть владельца паспорта, но сразу успокоилась, обнаружив в нем пятьдесят долларов. Но дальше дело пошло не так успешно. Папику нужно было убить несколько часов до самолета на Москву, и он стал бродить по центру города, заходя в магазины и кафе. Навыки наблюдения за окружением у него были еще по прежней работе, поэтому он сначала заподозрил неладное, а потом, метнувшись в проходные дворы, убедился, что подозрения не напрасны. Его водили люди украинской службы безопасности. Что же получается? Значит, Москва настолько плотно следит за семьей, что проконтролировала его вылет на Украину и попросила местных чекистов «принять» его прямо с самолета?
Холодный пот прошиб Ежикова: он крупно подвел сына, купив ему билет в Турцию, в единственную страну, которая выдает визы по прибытию на ее территорию. Теперь Лубянка будет знать о намерениях вывести Евгения из под ее колпака. Черт побери! Самодеятельность здесь не поможет. Надо требовать от СИС эвакуации Евгения. Может быть, сделать так же, как при спасении Гордиевского? Ведь того вывезли в Финляндию в багажнике дипломатического автомобиля.
Отцу было очень тяжело рассказывать сыну о неудаче. Он видел, что любое напряжение нервов вызывает у Евгения припадок, ускоряющий прием новой дозы наркотика. Теперь младший Ежиков пользовался только самым дорогим кокаином, деньги на который ему давал родитель. Но это мало облегчало положение. Зависимость была настолько сильной, что и не специалисту было видно – парню осталось ходить по земле совсем недолго. И без того хрупкого сложения, он окончательно отощал, под глазами его темнели круги, лицо сморщилось и постарело. Однако лечиться Евгений отказывался, хотя в мутной воде перестройки можно было избежать постановки на учет в наркологическом диспансере и подыскать приватно практикующего специалиста. Он уже перешагнул тот рубеж, когда у наркомана еще имеется хоть немного воли для борьбы за себя. Лечить его можно было только в стационаре принудительными мерами. Но помещения в стационар опасался и отец, понимавший, что это тоже разновидность взятия сына под арест. Оттуда на свободу можно было уже и не выбраться. Поэтому оба решили надавить на англичан и категорически потребовать от них вывода «Джета» из России.
В то же время, отец очень опасался, что психика Евгения может сломаться в любой момент. Младший Ежиков без инъекции наркотика превращался в жалкое, измученное болью существо. «Джет» еще ходил на работу, но мало что делал там, и вопрос о его увольнении назревал даже в то необязательное и развращенное время. Все, на что парню хватало сил, было составление шифровальных таблиц для переписки с резидентурой СИС. Но и в отношениях с англичанами возникли серьезные проблемы. В отработке линии поведения со своим источником англичане решили, что он капризничает, и выбрали бескомпромиссную жесткость. Йенсен знал, что Евгений «балуется» наркотиками, но вся серьезность проблемы ему не была известна. Получая по радио суровые требования работать, сопровождаемые угрозами снять с довольствия, Ежиков все глубже ненавидел своих руководителей и впадал в отчаяние.
«Джет» – куратору
требую неотложного вывода в великобританию тчк считаю свое положение отчаянным тчк прошу в следующем сеансе сообщить мне условия выезда из россии тчк
куратор – «Джету»
дорогой друг тчк ваши опасения напрасны зпт они порождены вашей усталостью тчк пожалуйста потерпите еще немного тчк ваше терпение щедро вознаграждается тчк на ваш счет в банке переведено еще десять тысяч долларов тчк нам необходимо знать кандидатов в формирующийся состав кабинета министров тчк ваши искренние друзья тчк
«Джет» – куратору
требую немедленной встречи по условиям явки якорь тчк рассчитываю на встрече получить переправочные документы тчк информацию передавать не буду тчк
куратор – «Джету»
дорогой друг воскл зн по условиям контракта в случае отказа от выполнения заданий ваши счета аннулируются тчк просим вас соблюдать благоразумие тчк ждем информации на следующем сеансе тчк
«Джет» – куратору
если в вас есть хотя бы что-то человеческое зпт умоляю о встрече тчк не могу больше ждать тчк
куратор – «Джету»
дорогой друг воскл знк мы не потерпим шантажа с вашей стороны тчк продолжайте работать зпт время вашего отъезда еще не пришло тчк
«Джет» – куратору
будьте вы прокляты зпт скоты тчк
Евгений Викторович Ежиков поджег составленную им цифровую таблицу с ответом резидентуре СИС, дождался, пока она сгорит в пепельнице, затем пошел в туалетную комнату, где уже стояла наполненная ванна, медленно разделся и погрузился в горячую воду. Полежал немного, глядя на свое исхудавшее, бледное тело и тонкие исколотые руки. Несмотря на тепло, на него стал надвигаться озноб новой «ломки». Он вслушивался в тупые и частые удары сердца, которое требовало допинга, смотрел на выступавшие из воды острые коленные чашечки синеватого цвета, на член, высохший, словно вылущенный стручок, и понимал, что все это уже не существует. Потом протянул руку к табурету, на котором лежал заряженный шприц. Ему не было страшно думать о смерти. Смерть вселилась в него полным распадом обессилевшей души, отчаянной болезнью тела, безразличием к окружающему миру. Жизнь его уже закончилась и предстояло только поставить точку. Слабыми пальцами Ежик взял шприц и дрожащей рукой долго пытался попасть в увядшую вену. Наконец это ему удалось, и он стал медленно вводить сверхдозу наркотика, желая лишь, чтобы все быстрее закончилось. Он не мог больше бороться за себя и уходил туда, где ни с кем не надо бороться. Сонливая благодать накатила на него, и он стал погружаться в сладкий сон, из которого нет возврата.