КСАВЬЕ Бизо смутно ощущает, что происходит что-то серьезное. Речь идет уже даже не о злосчастном исчезнувшем денежном переводе, но о сотне мелких деталей, которые свидетельствуют о том, что жизнь мадам Салерн изменилась. Если хорошенько изучить все эти мелочи, то, по идее, они должны сложиться в некую историю – но какую? Банковский служащий боится доискиваться до истины. Он в отчаянии цепляется за мысль, что скоро все снова пойдет своим чередом. Однако в глубине души он сознает, что катастрофа неминуема. Вместо того чтобы получать каждый месяц перевод на три с половиной тысячи франков, мадам Салерн теперь сама приносит в банк чек на ту же сумму! Пусть так – на первый взгляд результат один и тот же. Но Ксавье Бизо беспокоит то, что чеки, которые проходили через него уже дважды, поступают не в первых числах месяца, а в какие-то произвольные даты и всегда с запозданием. Притом что смиряться с задержками платежей – это совсем не в характере мадам Салерн! К тому же он заметил, что в те два раза, когда она небрежно вынимала чеки из сумочки и протягивала их ему, она покраснела. А ведь мадам Салерн не краснеет, когда с надменным видом вручает ему чеки, полученные от покупателей! Может быть, она торгует не только подарками? Но и собой, например? При мысли об этом Ксавье Бизо ощущает мучительный спазм в груди. Его лицо искажается от ярости. Как же он ненавидит женщин! Но потом он вспоминает о губах мадам Салерн, на которых переливается светло-красная, с оранжевым отливом помада – цвет невинности. Он успокаивается: нет, она ангел, его подозрения смешны… Перед ним вновь возникает ее спокойное лицо. Он забыл о ее новой помаде, придающей губам коричневатый оттенок, более теплый и чувственный. Если бы он об этом вспомнил, то сразу бы все понял… Потому что цвет губной помады – это отражение души женщины. А коричневый – это цвет дьявола. Затем Ксавье Бизо думает о том, что в четверг вечером мадам Салерн обычно ходила в парикмахерскую. За те пять лет, что он знает мадам Салерн, еще ни разу не случалось, чтобы она пропустила хоть один четверг! А теперь она не ходит ни к этому парикмахеру, ни к другому! Вот так – взяла и перестала ходить в парикмахерскую. Нет-нет, она не стала от этого менее красивой – даже наоборот! Просто раньше такого не было. Зато расходы на мясо остались прежними. Значит, перемены нужно искать не в доме Салернов. Нет, конечно, не у них – Ксавье готов дать руку на отсечение. Шлюха! Перед кем ты раздвигаешь свои белые ноги? Больше всего Ксавье Бизо беспокоят ее новые расходы. За последние несколько недель их все больше и больше. Рестораны, модные магазины… Не те, в которых она обычно покупает одежду и нижнее белье, а другие, куда она раньше не ходила. И кстати, раз уж он думает об одежде – что означает целый ворох нижнего белья, который она купила в апреле в «La Perla»? Что, все ее трусики разом износились? Он горько улыбается, ибо не может представить, чтобы мадам Салерн, столь внимательная к мелочам, стирала свои тонкие шелковые трусики в стиральной машине. Ведь даже он знает, что шелковые вещи в стиральную машину лучше не класть.

Он вспоминает о шелковых трусиках, которые купил жене на первую годовщину свадьбы… В те времена у них и стиральной машины-то не было! Хотя, в конце концов, какая разница – ведь она их так ни разу и не надела. Она, видите ли, бережет их для особенных случаев. Каких таких особенных, спрашивается? Хочет дождаться, пока заведет себе любовника? Все женщины – шлюхи! Даже дурнушки норовят унизить вас и растоптать, как червяка! Так что лучше уж выбирать красивых! Но для этого, разумеется, нужны деньги. А поскольку их у него нет, ему и досталась эта мымра, от которой все отворачивались! При воспоминании о Жозиане Бизо банковский служащий чувствует, как в нем закипает гнев. Он говорит себе, что заслуживает лучшего, чем эта мегера, страшная как смертный грех! На самом деле он должен был получить мадам Салерн… Нежную, внимательную, чистую, утонченную… И такую красивую! Такую восхитительную, такую элегантную! При воспоминании об обожаемой женщине лицо Ксавье Бизо омрачается. Потому что такой она была раньше, когда жизнь ее была столь целомудренной, что он читал это на ее лице с той же легкостью, с какой просматривал ее счета… Все было так очевидно! Но прошлого теперь не вернешь!