День за днём шёл Желудино с братьями по роще и никак не мог увидеть Бездумкина. Зато следы его встречались на каждом шагу… Первыми попались на глаза пять молодых клёнов, которые весной дружно зазеленели, потом зацвели и хотели прожить много лет, а теперь, в середине лета, уже умирали… Резные листья стали серыми, гремучими, как железо, и осыпались. На стволе каждого клёна смертельная рана – вырезанная кольцом кора. А ниже большие буквы, тоже вырезанные: «О. П. Г. Б.»—«оставил память Гений Бирюлькин».

Потом желудята шли мимо разорённых птичьих гнёзд, засыхающих кустов сирени с изломанными, выкрученными ветвями. Видели вырванные с корнем и тут же брошенные цветы.

Когда они за один день увидели три развороченных муравейника, у которых бегали, суетились муравьи, пытаясь спасти засыпанных землёй товарищей, Желугавчик заволновался:

– А что с Архелаей?.. Завернём к ней?!

Братья были почти у цели, когда дорогу им преградила муравьиная река. Муравьи, наверно, шли издалека и очень устали. Молча, не суетясь, обтекали препятствия. Видно, они уходили из родных мест навсегда, потому что уносили с собой самое дорогое – муравьиные яйца…

Желудино спрашивал, откуда они идут. Но муравьи молчали.

Желугавчик допытывался, не знают ли они что-нибудь о муравейнике Архелаи. Но и он не получил ответа.

Только когда уже все прошли, замыкающий колонну крупный муравей неохотно остановился на секунду и сказал:

– Что спрашивать о том, чего нет?.. Их судьба ужасна!..

Желугавчик бросился вперёд и вдруг остановился как вкопанный… Архелая так гордилась своим многоэтажным подземным городом с сотнями улиц, галерей, переходов, с тысячами трудолюбивых жителей. Амазонки во главе со своей предводительницей, не щадя себя, защищали город от врагов… А теперь на месте муравейника высилась куча бурой выжженной земли, покрытой пеплом.

Среди тёмно-бурых комочков сгоревших муравьев Желугавчик отыскал несколько ещё живых и от них узнал, что, когда Бездумкин разжёг на муравейнике костёр, Архелаи с амазонками в городе не было. Но, получив тревожный сигнал, они вернулись и, не раздумывая, бросились в огонь спасать малышей, только что вышедших из яиц… Да так и сгорели, не смогли пробиться сквозь пламя…

Желугавчик долго плакал. А потом всю дорогу думал: как наказать Бездумкина?..

Тополиная аллея встретила их молчанием. Ни песенки, ни весёлой птичьей возни. Ни одного скворца!.. Десятка полтора деревянных домиков, сделанных для них школьниками, разломано. Одни, качаясь, висят вверх дном, у других сорвана крыша, от третьих осталась на тополе только крепко прикрученная проволокой задняя стенка, а всё остальное: досточки с круглым отверстием летка, соломенная подстилка, осколки скорлупы разбитых яичек – валяются на земле… Даже уцелевшие скворечники висят сумрачные, нежилые. Хозяева в ужасе бежали из них…

Едва отошли от разграбленного, покинутого города скворцов, Желугавчик, который уныло плёлся позади всех, вдруг насторожился, поднял ушки топориком и кинулся в кусты. Чуть погодя оттуда донёсся его крик:

– Желудино! Помоги мне!

Братья побежали на голос. Желугавчик суетился над лежащей на спине Стрекозой с большими прозрачными крыльями. Пытался поставить её на ноги. Стрекоза тихо стонала:

– Ох… задыхаюсь… умираю… Больно!..

– Желудино, я не умею. Помоги. Я могу её поранить зубами. Это же та Стрекоза. Помнишь? Она хорошая.

Братья склонились над ней. Громадные бирюзовые глаза Стрекозы выражали боль и страдание. В её брюшко глубоко врезалась суровая нитка, другой конец которой был привязан к ветке куста.

Желудино ловкими пальцами развязал узел. Стрекоза вздохнула с облегчением и сказала хриплым шёпотом:

– Спасибо… И прошу вас: не верьте человеку! Он ласковым голосом звал меня: «Зинчик! Зинчик! Сядь на мизинчик!..» А когда я поверила и села, он вот что со мной сделал… Если бы не вы… Ни когда не верьте людям!

– Ер-рун-да! – сердито сказал Желудино. – Я тоже человечек. И человеки бывают хорошие!.. Кто тебя привязал?

– Бездумкин…

– Так бы и говорила!.. Нечего на всех сваливать! Бездумкин – плохой. А человеки – хорошие! Вот.

Они пожелали Стрекозе быстрее поправляться и пошли смотреть канаву, где раньше жили кваки.

Лучше бы они туда не ходили… Из взбаламученной воды, как многочисленные острова, виднелись брошенные булыжники. На поверхности плавали палки, стрелы с наконечниками из гвоздей, пронзившие что-то грязно-зелёное, неживое, неподвижное… На берегу валялись раздавленные жуки-водолюбы, крохотные лягушатки с оторванными лапками…

– Стойте, малыши, а то вы спать не будете, – сказал Желудино и братьев к канаве не подпустил…

Все, кого Желудино с братьями встречали в роще, жаловались на Бездумкина… Одна только гусеница Каналья, которая за это время успела уже состариться, похвалила его. Свесилась с ветки и, не переставая жевать, прошепелявила:

– Глуп-пош-шти!.. Молодеч, Беж-ждумкин… Птич раж-жогнал… Теперь нам, гуш-шеничам, крашшота-а!..

– Цыц, Каналья! Или я проткну тебя шпагой! – крикнул Желудино.

Каналья испугалась и проворно спряталась за недоеденный лист…