— И чем еще ты забивал им голову?

— Меня их голова не интересовала. Я взывал к их душе. Люди изголодались, Магнус, но не по вонючему мясу, которым ты их снабжаешь. Они изголодались по правде и справедливости. Они хотят, чтобы душу переполняла радость. Они хотят свободы. А не тех продуктов, которые ты можешь им предложить.

— Чем большую чушь ты несешь, тем приятнее мне будет разделать тебя на куски. Ты самый наглый сукин сын из всех, кого мне доводилось встречать, но у тебя яйца еще не созрели, чтобы тягаться со мной. Я мог бы уважать настоящего мужика. А у тебя просто не все в порядке с головой. Ни одному психу я не позволю разрушить мою империю. Ни один псих не сможет повлиять на умы моих граждан. Но мне любопытно то, что я слышал от своих людей. Они рассказывали мне куда более странные вещи, чем то, что ты сейчас говоришь. Может, ты боишься выдать мне все свои секреты? Думаешь, что я их украду?

Коллинз расхохотался. Это был сиплый грубый хохот. И он никак не вязался с хрупкой внешностью мужчины.

— Заткнись, Коллинз, или я отменю нашу драку, и мы начнем разделывать тебя сию минуту.

Коллинз смахнул слезы, выступившие от смеха, и произнес:

— Все в твоей власти, Магнус. Ты можешь делать со мной, что хочешь и когда захочешь. Но будет жаль, если мне не удастся вышибить тебе все зубы.

«Проклятье, — подумал Магнус, — если так и дальше пойдет, я, пожалуй, начну привыкать к тому, что со мной разговаривают в таком тоне. Чем скорее мы покончим с ним, тем лучше. Этот парень, кажется, переигрывает меня, а этого я допустить не могу. Нет, нет, нет».

— Ладно, оставим, сынок. Расскажи мне лучше, чем ты питаешься.

— Не вижу смысла. Ты все равно не поймешь. Даже простейших принципов.

— Я и не собираюсь ничего понимать, Коллинз. Я просто хочу услышать это из твоих уст. Хочу убедиться, что меня снабжают правдивой информацией.

Коллинз пожал плечами.

— Я питаюсь Господом. Все очень просто. По-другому и не объяснишь. Можно сказать, что я дышу и насыщаюсь светом, но на самом деле я питаюсь Господом.

Взгляд Коллинза смягчился. И это встревожило Магнуса': Никто еще на него так не смотрел. Что было в этом взгляде? Сочувствие? Симпатия? Сострадание?

— Мне бы хотелось, чтобы вы тоже испробовали это на себе, мистер Магнус.

«Теперь он само почтение, — подумал Магнус. — Что же это за фрукт?»

— В мире нет ничего подобного. Я знаю, это изменит ваше представление обо всем на свете, если только вы попробуете. Вот в чем прелесть моих упражнений. Любой, абсолютно любой человек может их выполнять. И именно поэтому я вас не боюсь. Именно поэтому я не боюсь смерти.

Магнус ответил не сразу. Можно было долго спорить о взглядах. Для думающего человека всегда были открыты просторы мысли. Беда в том, что Магнус не любил думать. Он предпочитал действовать. И по действиям оценивал человека. До сих пор Коллинз был просто болтуном. Его странная миссия в заброшенном гараже была не более чем болтовней, и то, что происходило сейчас между ними, тоже было болтовней. Но разница между ними заключалась в том, что Магнус был человеком дела. Это он послал своих людей разыскать Коллинза и привезти его сюда. Когда их тет-а-тет закончится, Магнус приступит к делу и воплотит в жизнь свои угрозы. А пока даже вызов на поединок, который бросил ему Коллинз, был не более чем трепом, и Магнус не сомневался в том, что парень попросту тянет время.

Однако, несмотря на бред, который нес Коллинз, было в нем что-то такое, что нельзя было назвать безумием или психическим отклонением. Такой человек, как Коллинз, если его не остановить, мог бы изменить сознание людей. Магнус был рад, что ему удалось вовремя изолировать пророка, не дожидаясь, пока тот учинит что-то вроде революции. Несомненно, Коллинз обладал даром убеждения. И не был обыкновенным шизофреником. Некоторые его слова пробили брешь в обороне Магнуса. И как раз сейчас он это обдумывал. Каким-то чудом человеку на коленях удалось заинтриговать его.

Впрочем, у Магнуса была сильная воля. Никому — и Коллинзу в том числе — не под силу было заразить его своими идеями и изменить его сознание. И все же… что-то странное происходило сейчас. В этом тщедушном малом было нечто такое, что влекло к нему. Магнусу хотелось с ним говорить. Он был достаточно силен, чтобы позволить себе поговорить чуть дольше отведенного времени. Ему просто хотелось выяснить все до конца, удовлетворить свое любопытство. А потом он мог разделаться с Коллинзом и забыть его навсегда.

— Хорошо, что я не религиозен, — сказал Магнус. — А то мог бы обвинить тебя в богохульстве. Ты противоречишь всему, что сказано в Книге даров. Господь даровал нам своих детей, чтобы мы могли питаться. Он не призывал нас к тому, чтобы мы ели его.

— Только Господь и есть пища. Только его плоть и есть источник пропитания.

Магнус разочарованно покачал головой.

— Не надо, Коллинз. Со мной это не пройдет. Не пытайся строить из себя чокнутого проповедника «Велфэр». И не читай мне проповеди, я ведь не идиот. — Магнус присел на край возвышения, на котором помещался его стол, и теперь его глаза оказались на одном уровне с глазами его пленника. — Лично я не верю ни единому слову из Псалтыри живота, как и из любой другой священной книги. Я не глупец. Я знаю, что держать проповедников у власти очень важно. Я знаю, насколько важно поддерживать порядок. Я знаю, что правила нужны и религия тоже играет свою роль. Но мне плевать на все эти догмы, и я хочу, чтобы ты знал это. Да, я призываю своих рабочих читать Книгу даров, но лишь потому, что хочу порядка, чтобы все шло как по маслу. Религия «Велфэр» помогает моему бизнесу. А бизнес — это основа основ нашего мира. Он превыше любви, превыше человека и превыше Бога. — Он вытянул шею, чтобы снять напряжение. Он расслаблялся. — Но то, что ты рассказал, интересно. Интересно настолько, что мне хочется узнать чуть больше.

Он наблюдал за Коллинзом, ожидая, что тот тоже расслабится. Он был уверен, что его великодушие, позволившее продлить Коллинзу последние минуты жизни, будет оценено. Но Коллинз, даже если и почувствовал это, виду не показал.

— Расскажи мне о том, как ты питался Господом, Коллинз.

— Что ты хочешь узнать?

— Я хочу понять, что это означает, если означает вообще. Мне интересно, как ты это делаешь.

Коллинз кивнул и на мгновение закрыл глаза.

— Ну, так что?

— Я не могу показать тебе. Именно тебе, тому, кто каждый день сотнями уничтожает Избранных в погоне за богатством и властью. С чего вдруг я стану делиться с тобой?

— Может, я изменюсь. Может, ты обратишь меня в свою веру.

Коллинз пристально на него посмотрел. Потом его лицо просветлело, и он рассмеялся. Магнус засмеялся вместе с ним — громко, раскатисто. Бруно поежился, ему было неуютно. Магнус не обратил на него внимания.

Странный, чересчур громкий смех резко оборвался.

— Ты действительно хочешь знать? — Глаза Коллинза снова впились в Магнуса, и в этом дерзком взгляде сквозило презрение к авторитету. — Думаю, не стоит тратить время, потому что я уже готов принять смерть. Я передал свои знания многим, но не все смогли ими воспользоваться, а ты из тех, кто меньше всего к этому готов. Наверное, для нас обоих будет лучше, если ты сейчас же приступишь к бойне.

— И ты больше не хочешь финального поединка?

— Это не так важно. Я только хотел донести до тебя свои идеи. В конце концов, не имеет значения, получилось у меня или нет. Я уже сделал свой выбор.

— Мы все к этому придем перед смертью, Коллинз. Поверь мне. А сейчас я хочу знать все. Я хочу знать, что ты рассказывал своим слушателям.

Коллинз закрыл глаза, оборвав невидимую нить, которая связывала его и Магнуса, несмотря на различие в статусе. Магнус воспользовался моментом, чтобы стряхнуть с себя магию его пристального взгляда. Ему хотелось слушать Коллинза, но он должен был оставаться сильным. И не пускать этого ущербного мессию в душу. Он наблюдал за Коллинзом и ожидал, пока тот насладится театральной паузой. Казалось, он не дышал. Магнус присмотрелся внимательнее, пытаясь разглядеть хотя бы малейшее движение его ребер и сухощавой грудной клетки. Но ничего не было. Значит, он умеет задерживать дыхание, подумал Магнус, ну и что с того, черт возьми?

Коллинз открыл глаза.

— Прежде всего тебе необходимо знать, что кругом ложь. Город, книга, «Велфэр». Все это бессмыслица. Как корсеты, безделушки, макияж, лак для волос, к которым прибегает обыкновенная женщина, пытаясь выглядеть привлекательной. Она подводит глаза, наносит тушь на ресницы, чтобы сделать притягательным взгляд, сушит волосы феном, начесывает их, чтобы сделать их пышными, накладывает пудру и румяна, чтобы бледные впалые щеки выглядели здоровее и округлее. Чтобы придать выразительности тонким и несексуальным губам, обводит их карандашом и красит помадой. Надевает нижнее белье «на косточках», пытаясь вылепить фигуру из бесформенного теста. Плотный бюстгальтер поднимает обвислую грудь, подкладные подушечки делают ее пышной. Высокие каблуки удлиняют ноги. Духи маскируют запахи тела, мятные пастилки освежают дурное дыхание. Убери все это, и останется то же самое, что и в твоем городе: бедность, уродство и пошлость.

— Похоже, ты очень хорошо изучил женщин Эбирна, должен заметить, — со смехом сказал Магнус. — Через меня прошли сотни женщин, и я с разочарованием убедился в том, что многие подходят под твое описание.

— Все они пользуются косметикой, созданной на основе твоей продукции. Так что ты тоже часть великого обмана.

Чувство юмора у Коллинза было своеобразным, каким-то избирательным. И Магнус никак не мог в этом разобраться. Коллинз смеялся над перспективой собственной смерти и злился на легкомысленные реплики Магнуса. Но в том, что ему будет не до смеха, когда придет время физической расправы, Магнус не сомневался.

— Продолжай, — поторопил его Магнус.

— Если вернуться к тому, с чего все начиналось…

— Постой, Коллинз. — Магнус жестом остановил его. Ему не хотелось, чтобы Бруно услышал то, что должно было прозвучать. — Бруно, развяжи его. Дай ему стул и какое-нибудь одеяло, что ли.

— Сэр?

— А сам подожди там, в коридоре, пока я не позову тебя.

— Но что, если…

— Отставить, Бруно. Делай, что я говорю.

Верзила наклонился, чтобы снять с рук Коллинза стягивавший их кожаный ремень.

— Мне и так удобно, — заметил Коллинз. — Мне ничего не нужно.

— Ты в моей власти, сынок, и будешь делать то, что тебе велят.

Бруно вышел из кабинета и вернулся с побитым молью одеялом.

— Это лучшее из того, что ты смог найти? — с недовольством спросил Магнус.

— Прошу прощения, сэр, я подумал…

— Исчезни, Бруно. Но не уходи далеко.

Когда Бруно ушел, Магнус принес из угла кабинета деревянный стул с прямой спинкой и поставил его рядом с Коллинзом.

— Устраивайся, — сказал он. — Только не привыкай к комфорту.

Коллинз, обернув одеялом нижнюю часть тела, уселся на стуле, сложив ноги по-турецки, и положил руки на колени. Магнус покачал головой. Мужчина был и впрямь гуттаперчевый.

— Есть вещи, которые не предназначены для чужих ушей, — сказал Магнус.

— Поверьте мне, мистер Магнус, многие уже слышали все это. Слышали, поверили и испытали на себе. Город меняется. Мир меняется.

— Сомневаюсь. Если и меняется, то не из-за какого-то замухрышки вроде тебя. Ты проводил свои тайные сборища и, возможно, сумел переубедить горстку слабовольных людишек, но остальные, все мы, забудем твои слова и пойдем дальше. К тому времени, как я доем твое мясо, высосу мозг из твоих костей, а потом испражнюсь всем этим, ты уже станешь историей. Никто тебя и не вспомнит.

— Писать историю — очень важное дело, не спорю. Написанная история, как и любое написанное слово, это то, чему люди верят и что помнят. Правда это или ложь, уже не важно.

— А ты не так глуп, как я думал.

— Я величайший глупец на этом свете, — сказал Коллинз. — Я всегда следовал зову внутреннего голоса, который подсказывал мне, что делать. Из-за этого голоса я обрек себя на преждевременную и мучительную смерть. Этот голос никто другой не слышит и не может доказать его существование. Даже я. Но вот что я вам скажу, мистер Магнус, глупость — приятное состояние. Вы видите во мне человека, который готов распрощаться с жизнью ради того, чтобы доказать какую-то мелочь в рядовом споре, но большей свободы и радости я в жизни не знал. — Коллинз усмехнулся сам себе в порыве одному ему ведомого удивления и продолжил: — Я хочу сказать, что вот я сижу здесь и знаю, какая участь меня ждет. Я знаю, что произойдет с вами и городом. А вы, мистер Магнус, не знаете. И даже если я сейчас пойду против собственной воли и расскажу вам, что надо делать, предупрежу вас, вы все равно не послушаете меня и ничего не поймете. Это судьба. Я могу говорить вам все, что захочу, могу поведать вам все нюансы своей миссии, а вы все равно совершите ошибки, уготованные вам судьбой. — Коллинз снова рассмеялся. — Вы даже не представляете, как я сейчас счастлив. Даже под угрозой ножей ваших костоломов. Я с радостью отдаю себя, чтобы другие обрели свободу. Вы могли бы присоединиться к ним, если бы захотели, но я не думаю, что вы это сделаете.

На Магнуса его слова не произвели впечатления, но он восхищался силой этого человека. Впрочем, добыча была не так уж плоха. Коллинз, хотя и был истощен и вел себя дерзко, оказался достойным противником, и Магнус не мог не признать этого. Что ж, тем лучше. Одержав над ним победу, Магнус становился еще сильнее. Собственно, потому все эти годы он и был хозяином завода и города. Он обретал силу поверженных им врагов.

Магнус сунул руку в карман пиджака и достал изящный серебряный портсигар. Открыв его своими толстыми пальцами мясника, он извлек тонкую сигару, зажал ее в зубах и прикурил от свечи, горевшей на столе. Даже свеча была сделана из переработанного жира тех, от кого он в свое время избавился, кого съел, навеки прервав род. Аромат лакрицы и жженых листьев наполнил рот, и Магнус глубоко вдохнул его, прежде чем выпустил струю дыма в сторону Коллинза.

— Продолжай, сынок, — сказал он, — я намерен получить удовольствие от твоего рассказа.

— Знаете, мистер Магнус, мне все равно, будут меня помнить люди или нет. Я сделал все, что было в моих силах, чтобы изменить жизнь в городе. И не нужно оставлять обо мне записи для потомства. Да и потребности не будет вспоминать меня как легенду…

— Неудачную легенду, — сказал Магнус, перебив его и погрозив пальцем-сосиской.

— Удачную или неудачную, неважно. То, что я сделал, имеет значение для сегодняшнего дня. А в будущем этот опыт уже не пригодится. Я не зря заговорил об истории, потому что это объясняет, с чего все началось для горожан. Книга даров — ложь. Ну, как насчет богохульства?

Магнус ухмыльнулся.

— Вот ты говоришь про судьбу. Если бы я первым тебя не поймал, это сделал бы «Велфэр». Не мог же ты, в самом деле, безнаказанно сеять смуту, надеясь дожить до следующего дня рождения.

— Я знаю. Но у каждого из нас своя роль в этой жизни. И я доволен своей.

«Как знаешь, — подумал Магнус. — Храбрись, пока есть возможность, сынок. С тебя быстро слетит спесь, когда я отрежу тебе все, что можно».

— Книга даров была написана людьми, — продолжил Коллинз. — А люди лгут. Люди хотят по-своему представить мир и Бога, поэтому они сочиняют небылицы и выдают их за слово Божье. Горожане охотно верят написанному слову. Я здесь для того, чтобы изменить это. Нужно убрать все эти книги и посмотреть, что останется. Для начала каждый должен в себе разобраться. Тогда мир будет развиваться так, как ему положено.

— Неужели? — с иронией произнес нисколько не впечатленный Магнус. — Ну и что с того, Коллинз? Какое мне дело до этих книг? Книга даров служит моим целям. Она делает мой бизнес необходимым для всех. В свою очередь я поддерживаю «Велфэр» — плачу им ежемесячные взносы, и весьма щедрые. Иногда помогаю им избавляться от мусора вроде тебя. И все счастливы. Всё работает.

— Да, но все неправильно. «Велфэр» порочен. То, что проповедники говорят людям, — ложь, и то, что вы делаете, — тоже. Мне иногда даже трудно поверить, насколько далеко мы ушли от простой правды и справедливости. Вы не можете убить свой собственный народ, мистер Магнус. И разумеется, не можете всю жизнь прожить за его счет.

Магнус поднял ладони в примирительном жесте.

— Коллинз, Коллинз… Успокойся, сынок. Нет понятия «собственный народ», как ты изволил выразиться. С точки зрения горожан и проповедников «Велфэр», быки и коровы — священные дети Господа и его подарок нам. Они дают нам пропитание, силу, чтобы мы могли исполнять волю Божью. Мы оба знаем, что все это чушь. Если хочешь знать мое мнение… для меня это просто животные. Они существуют исключительно для нашей выгоды.

Коллинз был бледен. Магнус впервые увидел его лицо таким серьезным. Так вот в чем суть, подумал он, вот где слабое место Коллинза.

— Только не говори мне, что ты никогда не ел великолепный бифштекс с кровью или колбасу на завтрак. А как насчет тоста с паштетом?

Коллинз опустил взгляд, не ответив.

— Ну же, Коллинз. Признайся, сынок. Расскажи своему дяде Магнусу всю правду.

Коллинз вскинул голову; из его глаз текли слезы.

— Когда я был ребенком, я все время ел мясо. Моя мать хотела, чтобы я рос сильным и здоровым. Как и все остальные, она верила, что только мясо может дать силу и здоровье.

— Ах да, если тебя мать заставляла… я хочу сказать, что ты, выходит, ни при чем. В конце концов, ты был маленьким мальчиком. И еще не дорос до истины. Я несправедлив к тебе. Я даже и не рассчитывал на твое признание в том, что ты охотно ел мясо Избранных на протяжении нескольких лет своей жизни. Я и предположить не мог, что ты несешь на своих плечах такое бремя. Все эти страдания, нищета, убожество, эксплуатация. Ты просто был одним из десяти тысяч поедающих мясо, и, разумеется, тебя нельзя в этом винить. Маленького невинного мальчика. Это было бы… чересчур. Ты согласен?

Слезы на лице Коллинза испарились, как будто их и не было. Его лицо обрело прежний здоровый вид и прежнее спокойствие. Магнус был разочарован.

— Я заплачу за это, — сказал Коллинз. — И, как я уже говорил об этом тысячам людей, заплачу с радостью. Я ел мясо десятилетиями, мистер Магнус, если хотите знать. Я ел его и после того, как покинул родительский дом. Но я никогда не переставал думать о том, откуда оно приходит. В подсознании всегда жила мысль о том, что, возможно, мы неправильно добываем себе пропитание. Мы узнали об Избранных, священных дарах Господа, еще в школе. Сходство между ними и нами казалось очевидным, но учителя и проповедники старательно делали упор на различиях — отсутствии волос, деформированных конечностях, невозможности общаться с нами и друг с другом. Но у меня всегда были сомнения. Я уверен, что они есть у каждого, — до тех пор, пока мы не хороним их в дебрях Книги. Я задумался о том, какими должны быть пастбища и перерабатывающий завод. Конечно, было трудно; ведь нет никакой информации о жизни Избранных. Вернее, она недоступна для простых смертных. Для начала мне все пришлось придумывать самому.

Коллинз сделал короткую паузу и снова заговорил:

— Чтобы добыть мясо, нужно кого-то убить. Это было мое первое открытие. Сам не знаю, почему мне понадобилось столько времени, чтобы дойти до такой простой истины. Ты должен вырастить живое существо, кормить его, ухаживать за ним. А потом придумать способ убить его и нарезать на куски. Я очень долго над этим размышлял. Как убивать? Ножом? Или ударить битой? А может, застрелить? Все это мне пришлось воображать.

Я устроился на газогенераторную станцию, куда на грузовиках свозили экскременты и кишки Избранных. После нескольких недель работы я понял, как много живых существ нужно умертвить, чтобы получить столько отходов для переработки их в метан. Я пытался сосчитать в уме, но не получилось. Мне стало тошно, мистер Магнус. Тошно при мысли о том, сколько животных убито и сколько еще ждут своей очереди, чтобы их потрохов и дерьма хватило на обеспечение города электричеством.

И вот однажды я разговорился с каким-то пьяницей в Заброшенном квартале. Выяснилось, что он бывший упаковщик мяса. Он и рассказал мне о том, что творится на заводе. Рассказал все, что знал, о том, как вы ведете свой бизнес, мистер Магнус. И в тот день я решил идти другой дорогой.

Сигарный дым висел между ними, как будто связывая их. Магнус бесстрастно слушал Коллинза. Тот продолжал:

— Первое, что я сделал, это перестал есть мясо. Было нелегко. В городе мало того, чем можно прокормиться. Зерно, которое мы выращиваем, в основном идет на корм Избранным. Есть, конечно, овощи, но мясники продают их только как украшение к мясу. Пара стручков фасоли и маленькая картофелина идут на гарнир к бифштексу, капустный лист — к отбивной, лук — к печенке, петрушкой приправляют начинку пирогов. Добыть достаточно овощей, чтобы приготовить сытное блюдо, было практически невозможно, тем более под пристальным оком проповедников. Месяцами я собирал семена, чтобы устроить свой огород. Но есть места, куда можно обратиться. Вы будете удивлены, узнав, как много людей в городе любят овощи больше, чем мясо. Хотя они никогда в этом не признаются в компании, а может, и в кругу семьи, но они есть. А еще вегетарианцы — люди, которые ушли из жилых кварталов и перебрались в заброшенные уголки города, чтобы прожить до конца дней своих без куска мяса. Они тихие отшельники, мистер Магнус, такие же, как я. Но у них есть простые радости. И это можно увидеть в их глазах. Они как будто излучают чувство облегчения и уверенность в том, что их жертва не напрасна… Эти люди приняли меня. Настоящие люди нашего города. Это они первыми разглядели ложь в заповедях Книги даров.

«Я вышибу из тебя сведения о том, где они обитают, прежде чем ты умрешь», — подумал Магнус. Улыбка тронула его губы, но Коллинз, казалось, этого не заметил. Он рассказывал:

— Среди них был один древний старик. Проверить было невозможно, но он утверждал, что ему сто одиннадцать лет. Какова средняя продолжительность жизни мужчин в Эбирне? Сорок пять лет? Пятьдесят?

Магнус пожал плечами и промолчал.

— Я никогда не встречал ни мужчин, ни женщин, доживших до шестидесяти, а вы? — Коллинз посмотрел на Мясного Барона. — И тому есть одна простая причина. Мясо вызывает болезнь. Плоть Избранных ядовита. Исключив мясо из рациона, можно прожить более здоровую и долгую жизнь. Только представьте себе, мистер Магнус, что можно прожить вдвое больше. Исключив всего лишь один продукт из питания.

Магнус выпустил дым и сказал:

— Послушай, Коллинз, давай ближе к делу. Не пытайся навязать мне пустую дискуссию. Я производитель, переработчик, оптовик и продавец. А ты всего лишь продукт. Если тебя нужно будет продать, я это сделаю. Иными словами, я — мясник, а ты — мясо. И тебе же будет лучше, если ты это запомнишь.

— Вы хотели знать подробности, и я вам их сообщаю. Исключение мяса из числа потребляемых продуктов — самый естественный способ продлить жизнь.

Магнус расхохотался.

— Но твою это не продлило.

Коллинз принял эту реплику кивком головы и продолжил:

— Так вот этот старик многому научился за годы своей добровольной ссылки. Поначалу было особенно трудно выживать без мяса. Долгое время он был на грани истощения. Пост был вынужденный, но благодаря ему он обнаружил, что стал мудрее и умнее. Отказ не только от мяса, но и от пищи вообще изменил его сознание, открыл новые горизонты мысли…

— Ты хочешь сказать, что от голода он сошел с ума? — перебил его Магнус, явно довольный своими репликами, казавшимися ему удачными.

— Конечно, вам это хочется представить именно так. Ничего лучшего вы придумать не можете, да и зачем? Но невежество не заменяет опыт, мистер Магнус. Ничто не сравнится с выстраданным знанием. Уверен, уж в этом вы со мной согласитесь.

— Никто и никогда не разговаривал со мной, как ты сегодня, Коллинз. Когда с тобой будет покончено, это будет железной гарантией того, что подобное больше не повторится. Немного «истории» о тебе на самом деле может сослужить мне неплохую службу. Я предложу «Велфэр» написать о тебе несколько строчек в Книге даров, чтобы тебя не забывали. Черт возьми, и меня ведь можно вписать в историю. Пусть я предстану безжалостным правителем, а ты моим строптивым подданным. Сказка будет жить вечно в назидание глупцам, чтобы знали, что происходит с теми, кто не уважает власть.

— Что ж, это станет очередным вымыслом Книги даров.

— Заканчивай свою историю, Коллинз, да побыстрее. Я уже устал.

— Да, собственно, больше и нечего рассказывать. Старик…

— Кстати, как его зовут?

— Это не важно.

— Для меня важно.

— Он уже умер, мистер Магнус. И не сможет причинить вам вреда.

— От голода, наверное?

— Почти. Он ушел мирно, во сне. Ему было сто семнадцать лет.

— Мне нужно знать его имя.

— Нет.

Магнус заскрипел зубами.

— Ты пожалеешь, что не умер во сне, Коллинз, — сказал он.

Коллинз кивнул.

— Я знаю.

На мгновение Магнусу показалось, что Коллинз испугался. Но нет, он ошибся. Это был не страх, а смирение. Покорность. Похоже, парень чересчур расслабился. Магнусу вдруг пришло в голову, что такое хладнокровие не может быть случайным. А что, если у Коллинза есть план? Возможно ли, чтобы на его стороне была группа каких-нибудь тощих вегетарианцев-активистов, которые готовы сражаться и умереть за своего лидера так же, как его, Магнуса, охранники и головорезы — за него? Предположение, конечно, было смелое. Но оно имело право на жизнь. Во всяком случае, оно многое объясняло в поведении Коллинза. Может, он собирался послать какой-то сигнал своим голодным оборванцам? Что-нибудь вроде той драки, которую он замышлял в самом начале. Магнус был вынужден заново оценить масштаб фигуры Коллинза. Он явно не все ему рассказал и даже не собирался этого делать. Что, если Коллинз позволил арестовать себя именно по этой причине?

Магнус попытался придать своему лицу невозмутимое выражение. «Если в засаде у особняка засела банда, нужно срочно спускать его в подвал, — подумал Магнус, — прежде чем они воспользуются моей неподготовленностью». Черт, как же он так сглупил? Он недооценил своего врага. Нет уж, это точно в первый и последний раз, мысленно поклялся он себе. Ничего подобного больше не повторится. Никаких дружеских бесед. Никаких дискуссий. Коллинз был последним. Но Магнусу хотелось узнать еще немного.

Он взял со стола маленький медный колокольчик и позвонил. Звук был чистым и пронзительным. Уже через мгновение послышался топот на лестнице, потом — в коридоре, и запыхавшийся Бруно ворвался в кабинет.

— Все в порядке, сэр? — выдохнул он.

— Да, Бруно. Все отлично. Будь любезен, зашторь окна.

— Сэр?

— Шторы, Бруно. Уже темнеет, и я не хочу, чтобы после шести окна оставались незашторенными.

— Но, конечно, Джастер…

— Джастер сейчас накрывает на стол. Задерни эти чертовы шторы!

— Хорошо. — Бруно подбежал к каждому из трех окон и задернул тяжелые пыльные шторы. — Что-нибудь еще, сэр?

— Да. Подойди сюда.

Бруно подошел и замер рядом с хозяином. Магнус сделал ему знак наклониться. Бруно приблизил ухо к губам хозяина и кивнул, получив приказ.

— И еще, Бруно, — прошептал Магнус. — Как можно тише, сынок.

Бруно снова кивнул и вышел из кабинета, даже не взглянув на Коллинза.

— Что-то не так? — спросил Коллинз.

— Только для тебя, сынок. Только для тебя. Почему бы тебе не закончить свою сказку?