Минут через сорок он уже был на тундре. Светать начнет где-то через полчаса, а через час уже совсем рассветет. За это время надо уйти подальше от дороги, в глубь тундры.

Тундра – это огромная пустынная равнина, испещренная кочкарником, покрытым лишайником, ягелем и стелющимися, как плющ, ягодниками. Поэтому в хорошую погоду человека хорошо видно за несколько километров. Деревца, типа хиленькой ивы или чахлой каменной березы, высотой не более двух метров и искривленной так, словно всю свою жизнь она страдала жесточайшим ревматизмом, попадаются здесь очень редко – может быть, одно на пяток квадратных километров. Единственное естественное укрытие здесь – это редкие островки шеломайника, травы в рост человека и выше, встречающиеся в небольших низинках, где почва повлажней. На другой, южной стороне дороги, в пойме реки Большой тундра другая. Там нет кочкарника, густая трава доходит до колена, но почва болотистая, зыбкая. По такой тундре нужно только идти или хоть как-нибудь, но двигаться, хотя бы просто переминаясь с ноги на ногу. Если там постоять без движения с полминуты, можно оказаться по пояс в ледяной воде. Земля в тех местах в буквальном смысле уходит из-под ног, в то же время оставаясь на месте. Там тундра не засасывает, как трясина в болоте, она, прогибаясь под тяжестью, топит свою ношу. Но в те места Сергей ходил редко – только когда хотелось пернатой дичи на стол (утка, большими стаями садящаяся отдохнуть на водную гладь реки Большой с тихим, спокойным течением, представляет из себя идеальную мишень) да за клюквой, которой там в изобилии.

В этой же стороне абсолютно сухо. Лишь в редких распадках бывает сыро, когда в остающиеся после ходока следы медленно просачивается вода и так маленькими лужицами и остается в них, пока мох опять не выпрямится и не примет свое первоначальное, девственное положение. Вообще, тундра хранит следы людей или зверей по несколько дней. И глядя на лисий или медвежий след, никогда нельзя с уверенностью сказать, когда здесь прошло животное – пару часов или пару суток назад. И лишь очень опытные охотники по только им известным приметам могут с точностью определить время, когда данный уголок тундры посетил зверь.

Сергей уверенно двигался между кочкарями в глубь тундры. Небо было чистым, и яркий свет луны, словно луч фонаря, бил сквозь незагазованную, чистейшую атмосферу здешних краев, освещая окрестности. Да Сергею особой помощи от луны и не требовалось, разве чтобы не спотыкаться лишний раз о кочки, в шахматном порядке торчащие из земли вокруг, насколько хватало зрения. Эти места уже им исхожены вдоль и поперек тысячу раз. И кажется, что в любой уголок здешней тундры он смог бы попасть с завязанными глазами. А тундра коварна и обманчива. Вроде бы как можно заблудиться на открытом месте, где многие десятки километров открыты вашему взору? Ан нет. Тундровый пейзаж настолько однообразен, лишен всяких ориентиров, что через час блуждания вы никогда с уверенностью не скажете, проходили вы по этому месту или нет, хотя могли здесь очутиться неоднократно. Единственные естественные ориентиры путешествующему по тундре без компаса – солнце и звезды – тоже не всегда выручают. Здесь нередки времена, когда небо затягивает толстенный слой облаков, когда кажется, что небо упало на землю, и начинается густая противная изморось, называемая в здешних местах гусом. И тогда невозможно не то что увидеть звезды, а даже хотя бы приблизительно определить, в какой стороне находится солнце. Все вокруг становится одинаково серым. Такая погода на тундре может держаться неделю и даже две. И поэтому человек, попавший на тундру случайно и не знакомый с местностью, просто-напросто обречен. Лишь местные охотники, родившиеся и выросшие на берегах этого бескрайнего ягодного океана, могут уйти за десятки километров в тундру и, словно повинуясь встроенному в них биокомпасу, никогда не дающему сбоев, в любую погоду, в любое время суток точно вернутся в то место, откуда начинался их поход. Это так же загадочно, как и поведение лосося, который всегда возвращается на нерест в ту же реку и в ту же самую протоку, где он когда-то сам вылупился из икринки, обретя жизнь.

Светало. Почти прямо из-под ног Сергея с характерным кряканьем вспорхнули две жирные куропатки в пестром оперении и полетели сквозь серые полусумерки подальше от потревожившего их человека.

"Эх, добрый ужин улетел", – подумал с сожалением Сергей. Но ружье в разобранном виде еще покоилось в чехле, да и для такой дичи нужна дробь, а в его патронташе сейчас были только "калашовские" патроны с пулями. Собирать ружье было еще рано. Если его вдруг заметят с дороги, а ушел он еще не далеко, то примут за ягодника. А ствол, одноглазо глядящий из-за плеча в небо, с головой выдаст в нем охотника. Поэтому пока вперед и вперед, подальше от людских глаз.

Наконец совсем рассвело, и он, впервые за весь путь, оглянулся назад. В этом месте была ложбина, и Сергей находился в самом ее низу. Дороги видно не было. Он ушел, должно быть, километров за пять-шесть, но знал, что, стоит ему подняться на другой край ложбины, лента гравийки с редкими кубиками словно игрушечных автомобилей опять замаячит на горизонте. Но расстояние уже было достаточным, чтобы не бросаться в глаза, и, не снимая рюкзака с плеч, Сергей присел на одну из кочек, расстегнув чехол, достал оттуда разделенное на две части ружье и привычными, уверенными движениями, быстро соединил их. Теперь у него в руках находилась тускло поблескивающая хромированным покрытием металла и лаком деревянного приклада смертоносная машина под названием "Вепрь".

Сергей вынул из патронташа два магазина, один пристегнул к ружью, а другой, немного расстегнув молнию "Аляски", засунул в нагрудный карман камуфляжа. Затем снял и развязал рюкзак и, туго свернув, засунул в него чехол с оставшимся последним магазином. Завязав рюкзак, опять закинул его за плечи и лишь потом достал папиросу и закурил. Нужно чуть-чуть передохнуть и собраться с мыслями.

Теперь, когда он уже был на тундре, осталось самое важное – найти следы. Затем же – самое трудное – выследить и нагнать зверя, как можно дольше оставаясь для него невидимым и неслышимым, чтобы медведь не заподозрил присутствия человека вплоть до того момента, пока не окажется на убойном расстоянии. А это ох как нелегко! У медведя такие тончайшие слух и нюх, что провести его крайне трудно.

Вопреки многочисленным байкам о его агрессивности, он очень осторожен. Медведь не любит встречаться с человеком и всегда старается избежать этого, как ни странно, используя довольно непопулярный и не делающий ему чести метод – бегство. И лишь немногие останутся на месте, охраняя свои охотничьи угодья, всем своим видом давая понять непрошеному гостю, кто здесь хозяин. И если его не провоцировать, то все этим и закончится. Редкий зверь решится напасть на человека. И вот тут уже вряд ли что сможет помочь горе-охотнику, если у того в руках в этот момент не окажется заряженного пулей или жаканом ружья или при выстреле дрогнет рука. Но об этом лучше и не думать.

Если же вдруг медведь почует человека и уйдет, то все придется начинать сначала. За небольшой промежуток времени этот неутомимый зверь способен преодолеть огромное расстояние, и поиски его могут продлиться не один день и даже закончиться ничем. Сергей же этого себе позволить не мог. Деньги кончались, а банковского счета они с Ларисой не имели. Шкура же и желчь медведя позволят быстро и неплохо заработать.

Вчера днем Сергей выносил мусорное ведро и столкнулся на лестничной клетке с женщиной, живущей этажом ниже. Заядлая ягодница, она как раз вернулась с тундры и стояла у своей двери, ковыряясь ключом в замке. У ее ног лежал полупустой рюкзак с брусникой, а рядом стояло пустое эмалированное ведро. Это несколько удивило Сергея, так как он знал, что соседка никогда не возвращается домой, пока не наберет ягоды во все взятые с собой емкости. На одну пенсию одинокой пенсионерке в наши дни не прожить, вот она и ходит за брусникой, чтобы потом продать ее по дешевке на местном рынке. Какая-никакая, а все прибавка к скудной пенсии.

Сергей поздоровался и, услышав приветствие в ответ, поинтересовался:

– Что-то вы сегодня рановато, Зоя Степановна. Или ягода на тундре закончилась?

Женщина остановилась в проеме открытой двери:

– Да ягоды полно. Косолапый заявился. Надо пару деньков обождать, пока не уберется подальше.

– Косолапый? – Сергей остановился на середине лестничного пролета и удивленно посмотрел на ягодницу. – И далеко?

– Вчерась вроде Валентина его видала. Далече, правда. Мне сегодня поутру сказала, да я не особо поверила. Она ж совсем слепая, могла и валун какой за медведя принять. Ан нет. Сегодня и я на следы наткнулась.

– Так, может, давнишние следы-то? – спросил Сергей, зная, однако, что эта бабуля в следах на тундре разбирается не хуже любого местного охотника – отродясь здесь живет.

– Да я ж позавчера на том месте была, и ничего не было.

– Странно, – задумчиво сказал Сергей. – Вроде год-то не голодный. Чего это его к поселку потянуло?

– Да кто ж его знает, что у него там в его мохнатой башке на уме? – развела руками Зоя Степановна. – А ну как подранок? Еще беду принесет. А может, просто и сам беды от людей еще не поимел и не особо боится.

– Может быть, – согласился Сергей. – А тетя Валя не говорила – молодой, старый?

– Не малой. Говорила, вроде матерый, горбатый. Да что она там, слепая, могла с такой дали рассмотреть? Небось летела оттуда, как в задницу ужаленная. – Женщина даже рассмеялась, представив, как ее пожилая подруга с ведрами наперевес вприпрыжку бежит по частоколу кочкарника.

Сергей в ответ тоже улыбнулся. Известие его заинтересовало. С чего бы это вдруг медведь пришел к поселку? Женщины обычно уходят за ягодой километров на пять от дороги, не дальше. Еще на таком же расстоянии их глаз способен разглядеть на тундре медведя. Значит, километров восемь – десять от поселка. А следы Зоя Степановна видела еще ближе.

Как правило, в сытый для медведя год (а этим летом рыбы в речках да и ягоды на тундре полно) зверь не подходит к человеческому жилью. А тут почти что под боком. Бывает, правда, что раненный каким-нибудь охотником медведь приходит даже в село за легкой добычей – домашней птицей или собаками. Такой может и на человека напасть: ослабевшему зверю на тундре тяжело добывать себе пропитание, вот от голода и отчаяния он и бросается туда, где добыча сама идет в лапы. Но про подранков всегда знают заранее. Если по каким-то причинам охотник не смог добить зверя, слух тут же облетает село, и, как правило, уже после второго-третьего визита в чей-нибудь курятник медведь оказывается в подготовленной местными охотниками западне. Но в последнее время таких случаев не было. Да и охотиться на медведя приходится нечасто – поди найди его в бескрайней тундре. Это для заграничных туристов за валюту специально с вертолетов отслеживают и загоняют зверя прямо под ствол. А тут как ни прибыльна охота на медведя, но выпадает крайне редко. Да и билет на отстрел медведя очень тяжело взять. А браконьерить не каждый отважится – слишком велики за него штрафы. А то и в тюрьму можно угодить. Поэтому медвежья охота – занятие для самых отчаянных.

Так что же потянуло косолапого в гости к людям? Может, и вправду какой молодой медведь пришел с севера тундры, где человеком и не пахнет? Да кто ж его знает, этого зверя!

Перекинувшись с Зоей Степановной еще двумя-тремя общими фразами, Сергей пошел выносить ведро, однако мысль о том, что можно без особого труда недалеко от дома выследить и добыть медведя, уже прочно засела в его голове. И вот он уже на тундре, рядом лежит собранное ружье, и, как говорится, назад дороги нет.

На востоке, над горизонтом, слева от виднеющегося вдали пика вулкана Опала появился край медленно поднимающегося светила. Все вокруг окрасилось в нежно-розовые утренние цвета. Утренняя сентябрьская тундра – это надо видеть! Желто-зелено-красно-белое бескрайнее море в застывших волнах кочкарника. Красные слезы брусники среди белых кудрей ягельника, черные капли крупной шикши – словно черный жемчуг, рассыпанный чьей-то гигантской щедрой рукой. И все это блестит, сверкает, переливается в свете первых лучей восходящего солнца. А наверху – бездонная синь небесного океана такого нежнейшего оттенка, что хочется смотреть и смотреть в его глубины не отрываясь. Воистину: ранняя осень – это самое прекрасное время на тундре, и кто не видел этой красоты, тот многое потерял.

Сергей встал, закинул ружье за плечо и огляделся. Он знал, где самые ягодные места, где-то там, как опытная ягодница, и должна была находиться вчера Зоя Степановна, там и видела медвежьи следы. Туда-то и нужно было сейчас попасть Сергею, чтобы также обнаружить эти следы и по ним определить путь зверя. Конечно, вероятность скорой встречи с ним была очень мала – за сутки косолапый мог уйти за добрую сотню километров. Однако если ягодницы его не спугнули, на что Сергей очень рассчитывал, надежда на успех была. Вряд ли медведь по своей воле откажется от обильного ягодного лакомства и уйдет, не вытоптав и не обобрав все в округе.

Камчатский медведь довольно ленив и ни за что не променяет сытное пастбище на переход, который неизвестно что еще принесет. А ягодники сами боятся хозяина тундры не меньше, чем он их. И поэтому, ощутив только признаки встречи с ним, сразу же улепетывают со всех ног еще до того, как медведь сможет почуять присутствие непрошеных гостей. Но тот, даже и учуяв неопытных или беспечных ягодников, будет держать определенную дистанцию, по мере приближения людей постепенно отходя в тундру. Для охотника же важно обнаружить присутствие зверя до того, как тот почует его.

Сергей поднялся на противоположный край ложбины и метрах в пятистах к западу разглядел одиноко торчащий посреди тундры, скрученный неизвестно какими силами чахлый стволик уже облетевшей ивы. Он знал, что эта ива служит ориентиром для местных сборщиков брусники. Вокруг этого деревца кочки просто усеяны темно-красными бусинами брусники. В этот-то ягодный Клондайк Сергей и направился.

Метров за двести до ориентира ему стали попадаться взъерошенные кочки с торчащими во всех направлениях кустиками брусничника, напоминающие головы женщин, только что сделавших "химию". Да, медведь собирает бруснику намного тщательней, чем человек.

Собирать ягоду вручную – долгое и нудное занятие. Но человек всегда старается обхитрить природу. Вот и здесь человеческая смекалка в угоду лености пришла ему на помошь. Люди изобрели так называемый "комбайн", а попросту обыкновенный ручной совок, устроенный таким образом, что помогает ягоднику в десятки раз увеличить производительность. Но в погоне за количеством, с усилием выдирая совком ягоду из густых зарослей брусничника, люди с корнем выдирают и сам брусничник, чем наносят непоправимый вред ягодным угодьям. Чтобы залатать раны, нанесенные человеком, природа потом тратит не один год. Поэтому еще не так давно сплошь усеянная вкусной и полезной ягодой тундра теперь нечасто радует вот такими брусничными полянами. Но если местные сборщики ягоды хоть как-то стараются обходиться с бесценными дарами природы поаккуратней, то приезжие любители дармовщинки вовсе о том не заботятся. По выходным здесь бывает целое паломничество из областного центра и Елизовского района. На тамошних рынках стоимость ведра брусники доходит до пятисот рублей. Вот и едут сюда горожане на рейсовых автобусах и частных авто поднабраться здоровья и прихватить еще и на продажу, не особо заботясь о том, что останется после них детям и внукам.

Сергей медленно двигался между взъерошенных кочек, внимательно рассматривая землю под ногами. Но пока попадались только узенькие тропиночки, проделанные мышками-полевками от норки к норке, множество следов человека. В одном месте он приметил следы от лапок горностая. А вот и лисий след, правда, уже давнишний. И прямо на этой тропке – кучка лисьего помета, как знак презрения к человеку, который решит пойти за добычей по этому следу.

Около часа Сергей проколесил в округе в бесплодных поисках медвежьих следов и уже хотел было двинуться глубже в тундру, но вдруг заметил, как оборвались людские следы. Дальше было такое же красное море ягоды, но туда человек не пошел. Что это? То ли здесь вечер застал ягодника и надвигающиеся сумерки погнали его назад, к цивилизации, в теплый и спокойный уют родного дома, то ли что-то помешало или напугало его. Не в этом ли месте вчера Зоя Степановна закончила сбор ягоды?

Сергей стал передвигаться медленней, еще ниже склоняясь над землей и еще внимательней вглядываясь в пространство между кочками. Вот на ковре из жухлой травы с переплетениями брусничника он заметил какие-то следы. Но на таком покрытии точно определить, чей это след – то ли медведя, то ли человека в "болотнике" сорок шестого размера, – невозможно.

Сергей пошел дальше. Вмятины от чьих-то ног (или лап) были едва различимы, а иной раз терялись и вовсе. Но вот следы вышли на влажный мшаник, и первый же четко отпечатанный след не оставил никакого сомнения о своей принадлежности: очень похожий на след босого человека, только много шире и глубоко вдавленный в мох под весом своего владельца, с характерными вмятинами от когтей в месте, где должны были заканчиваться пальцы. Сергей неоднократно видел такие следы и знал, кому они принадлежат.