Однажды появилась уже знакомая мне пожилая женщина в роговых очках. Улыбаясь, она сказала, что меня просят наверх. Когда я входил в металлическую дверь напротив моей комнаты, Голл и Сэд стояли возле кают-компании и насмешливо смотрели в мою сторону. Я расценил это как выражение раздражавшего меня превосходства в знании чего-то, чего я пока не знаю.

Верхний этаж ничем не отличался от того, на котором я провел почти две недели. Он был таким же длинным, и одна стена так же сияла белым кафелем. Зато противоположная, стеклянная, походила на бесконечную витрину современного магазина, и за этой витриной размещалась лаборатория…

Мы вошли в помещение, расположенное в самом конце над библиотекой первого этажа, и моя провожатая, оставив меня одного, скрылась. Здесь все было очень просто, как в приемной директора небольшого предприятия или конторы: два кресла, секретер и шкаф с бумагами. Едва я подумал, что за секретером не хватает красивой секретарши, как из той самой двери, за которой исчезла женщина в очках, появилась хорошенькая девушка.

— Присядьте, пожалуйста. Профессор Боллер сейчас вас примет.

Встретил меня человек, мало походивший на профессора. Для этого он выглядел слишком молодо, даже как-то легкомысленно. Таких высоких, широкоплечих юнцов с коротко остриженными волосами, одетых более чем небрежно, я часто видел в ночных клубах и барах. Они терлись по углам, сосали коктейли и болтали со своими разукрашенными подружками. Этот сидел в обществе уже знакомой мне очкастой дамы, и когда я вошел, весело мне подмигнул и указал на кресло.

— Думаю, вам изрядно осточертело слоняться без дела.

Я собрался было начать давно заготовленную тираду о бестактности опытов над людьми, но он не дал мне опомниться.

— Сегодня мы начнем работать. Прежде всего, я хочу ввести вас в курс того, что у нас здесь делается. Кстати, очень хорошо, что у вас хватило терпения полистать книжки в библиотеке. Это облегчит разговор.

Он встал и прошелся по кабинету.

— Сначала несколько вопросов. Во-первых, вы следили за исследованиями биохимиков и биофизиков в области всяких там молекулярных основ жизни, наследственности и прочее?

Вопрос был задан с наглой небрежностью.

— Допустим, — процедил я сквозь зубы.

— Отлично. Как психиатр, вы, конечно, знаете, что память хранится записанной на длиннющих молекулах этого, как его…

Он вопросительно посмотрел на даму.

— Рибонуклеиновая кислота, — подсказала она.

— И вам следовало бы это знать, — съязвил я. Он махнул рукой и скривился.

— Никогда не мог выговорить ни одного названия органического вещества. Как начнешь: три-семь-альфа-этил-изо-пропилено… А! — махнул он рукой. — Важно, что все это состоит из водорода, углерода, кислорода и прочее. Это проще, не правда ли? В университете у меня всегда с органикой были нелады… Так вот, в конечном счете, молекулярные основы жизни — чепуха нулевого приближения. Что глубже? Глубже — это атомы.

— Атомные основы жизни? — насмешливо спросил я.

— Не смейтесь. И это не предел! Атомы тоже состоят из кое-чего!

— Ядерные основы жизни?!

Теперь я уже откровенно смеялся. Но юнец нисколько не смутился. Он подошел ко мне и, подняв указательный палец кверху, назидательно произнес:

— Вы забываете, что ядро состоит из элементарных частиц. Их — тьма-тьмущая. Больше трехсот — и все они состоят друг из друга, в общем, жуткая вакханалия, в которой еще никто не разобрался. Скорее всего, эти частицы — квантовые уровни чего-то еще.

В это время в кабинет вошла секретарша и доложила:

— У третьего опять срыв…

— Срыв? Скажите Фелеку, пусть переселит его обратно.

Секретарша кивнула и удалилась.

— Так на чем мы остановились? Да, на втором вопросе. Вы хоть что-нибудь помните из физики элементарных частиц?

Я не выдержал:

— Послушайте, профессор, мне известно, что я здесь вовсе не для того, чтобы сдавать экзамены по физике. Вы собирались производить надо мной какие-то опыты, так вот, начинайте без этих дурацких вопросов!

Он удивленно округлил глаза, потом взглянул на уставившуюся в меня своими огромными очками даму и пожал плечами.

— Неужели вы думаете, что для опытов нам нужны дураки? Я должен убедиться, что имею дело с умным человеком. Во всяком случае, понимающим, что с ним хотят делать. Иначе эти, как вы их называете, — опыты пойдут насмарку.

Почему-то мне вспомнился университетский профессор физики, не такой молодой, как этот, но чем-то его напоминавший. Ну да, он был таким же наглым и циничным. Я его ненавидел в течение всего времени, пока он читал свой курс.

А позднее по совершеннейшей случайности мне пришлось быть свидетелем, как его хоронили на фронте. Вражеская мина оторвала ему голову. Ее, эту голову, начиненную формулами и физическими законами, несли за гробом отдельно. Говорят, он был отважным офицером…

— А может быть, начать прямо с вводного?.. Женщина в очках подошла ко мне.

— Мне известно, что у вас есть кое-какие трудности психологического порядка… «Опыты» над людьми — аморально, и все такое. Поверьте мне, ничего страшного или вредного для вашего здоровья не будет. Вы и сами скоро убедитесь, что это удивительно интересно. Например, сейчас сам профессор Боллер будет участвовать в опыте вместе с вами. Не так ли, профессор?

— Валяйте. Пошли, Пэй. Давайте, так сказать, поменяемся на несколько минут местами.

Проходя мимо секретарши, он бросил:

— Минут десять меня не будет. Если позвонит Фелек, пусть загонят третьего на прежнее место.

Когда мы вошли в лабораторию, где все приборы были включены и гудели, как живые, он беспечно продолжал болтать:

— Это искровая камера. Это шикарный электромагнит на полмиллиона эрстед. Это дрянь, а не ЭПР. Вот конфетка — счетчик нейтрино. А теперь, Пэй, сюда. Становитесь на эту железку рядом со мной. Да не бойтесь, я вас не укушу. Кэролл, валяйте!