Общага голодала. Натурально. Вся. Той стипендии в сорок рублей, что выдавали старосты каждый месяц, хватало, конечно, на чай-хлеб-сахар-макароны-сигареты — но ведь всё это нужно было ещё и купить. А с провиантом в городе было туго: я уже не говорю о том, что из всего этого списка в тот голодный 1989-й год без талонов продавали, разве что, хлеб — но ведь и эти талоны отоварить получалось далеко не всегда. Очереди, очереди, очереди на несколько кварталов и несколько часов — страна развитого донельзя социализма… Как-то, помнится, в магазине на 1-й Совецкой сахару всем желающим не хватило, и тогда возмущённые тётки, отстоявшие за сахаром четыре часа кряду на февральском ветре, перекрыли уличное движение… Улица 1-я Совецкая ведёт из Центра в аэропорт — и по ней на самолёт спешил какой-то важный обкомовский хмырь… Получился конфуз и скандал: обкомовца, вылезшего из членовоза и принявшегося сочным ораторским басом разгонять толпу, чуть не побили те же тётки: в ответ на вопли комсючьего чинуши они заявили, что улица будет перекрыта, пока в магазин не завезут сахар… В результате, сахар завезли — и член, в результате, едва успел на свой рейс…
Но студенты в тот год ещё не перекрывали улиц и не бастовали. Студенты, жившие в общаге приспособились решать проблему пропитания иначе: они узнавали адреса местных однокурсников, живших дома с родителями — и ходили к ним обедать: вроде бы, «случайно» они «заходили на огонёк» — мол, шли тут мимо, да и зашли — в аккурат, в обеденное время. И так — каждый день: то одни однокурсники «случайно» зайдут, то другие, то третьи — и всё к обеду подгадывают. Ну как же их за стол не посадить? — традиции гостеприимства обязывают. Правда, потом кто-то проговорился, что в общаге идёт живейший обмен адресами живущих в городе однокурсников, и, едва ли, не составлен график — кто к кому и в какой день «случайно заглядывает» на обед. А потом об этом узнали и родители студентов-горожан… А узнав, готовы были грудью закрывать входные двери своих квартир, внушая незваным гостям мысль, что «…а его/её нет дома, и будет очень-очень поздно». После этого университетские группы чётко раскололись на «местных» и «приезжих», а в универовских аудиториях и коридорах повисла тяжёлая тишина…
На городской рынок студенты не ходили даже в экскурсионно-познавательных целях: зачем? и без того известно, что кило говядины стоит 25 — 30 рублей, кило свинины — от тридцатки и выше, а про баранину уж и вовсе говорить не хочется… Нет, конечно же, иногда обитатели одной комнаты в складчину покупали тот же кусок говядины, приносили его в общагу, и, закрывшись в своей комнате, варили из неё суп — но запах-то не утаишь!… И, в результате, если ты не достаточно нагл (чтобы послать всех подальше), или не достаточно хитёр (чтобы не поддаться на те увещевания, что доносятся из-за двери), или не обладаешь достаточными физическими габаритами (чтобы, выйдя из комнаты в коридор, сурово спросить: «Ну, чё нада-то?!…») — то ты обречён делить свой, в таких муках сваренный суп, кроме соседей, ещё с двумя-тремя халявщиками из соседних комнат. Халявщиков кормить не хотелось никому — поэтому, традиция тайного суповарения полностью сошла на нет. Голодно было в общаге осенью 1989-го…
…Те двое бурятов студентами не были. Вернее, были, скорее всего — но лет за десять до того. А осенью 1989-го года они были тем, кем были — деревенскими бурятами. А у деревенских бурятов есть такая добрая национальная традиция — мясом питаться. Для этого они занимаются у себя в деревнях и улусах скотоводством, а по осени режут скот, и часть мяса оставляют себе на зиму — а другую часть везут в город и продают на Центральном рынке. Кило говядины стоит 25 — 30 рублей, кило свинины — от тридцатки и выше, а про баранину я уже чуть раньше рассказал…
И вот, эти двое бурятов, забив скот, загружают пару коровьих туш, хрюшку и барашка в бортовой грузовик, и едут в город, на Центральный рынок. Торговать. Из своей деревни выехали они ещё затемно — надеялись попасть в город к обеду — но что-то там у них случилось с машиной, и в результате, в город они въехали только к вечеру, когда рынок закрылся. И по всему выходило, что в городе им придётся заночевать.
Скажите, дорогой читатель, что делает в таких случаях под-совецкий человек, принадлежащий к европейскому этносу, оказавшись в чужом городе, где нет ни единой знакомой души? Правильно — идёт ночевать в гостиницу! А теперь усложним задачу: что делает под-совецкий человек, принадлежащий к европейскому этносу осенью 1989 года, оказавшись в городе, где нет ни единого знакомого? идёт в гостиницу, да? Ага, как же! — он приходит в гостиницу, а ему говорят, что свободных местОв нет, и что места бронируются за месяц — и вообще, у него в паспорте районная прописка — «…а из районов мы не селим — только из других регионов сысысэр!» — и остаётся только один выход: ночевать на вокзале, где менты будут обязательно проверять документы — и, не обнаружив у тебя билета, вытолкают в шею или закроют в кутузку. Ибо, нечего на вокзале ошиваться всяким…
Вот поэтому-то, ни одному, мало-мальски уважающему себя буряту — ни осенью 1989 года, ни сейчас — не приходит в голову, оказавшись в чужом городе, тащиться в гостиницу или проводить сомнительную ночь на вокзале. Вместо этого, любой, мало-мальски уважающий себя бурят отправится в ближайшую студенческую общагу! И — знаете, почему? Потому, что каждый бурят — немного, хоть чуть-чуть, но шаман — и знает безотказное шаманское заклинание, благодаря которому ему будет обеспечен в любой студенческой общаге от Санкт-Петербурга до Владивостока и ночлег, и стол, и кров. Гарантия — сто десять процентов! Хотите узнать это старинное шаманское заклинание? Пожалуйста! — только предупреждаю: сколько б вы ни экспериментировали с ним, у вас ничего не получится, потому что вы — не буряты, а следовательно — никакие, на фиг, не шаманы. А у бурята получится! Просто, он придёт в любую общагу, и произнесёт перед первым попавшимся студентом это заклинание: «Буряты здесь живут? Позови!» — и всё! вопрос решён!… разве что, коменде придётся дать немножко, чтобы не орала… А в том, что в каждой студенческой общаге найдётся хоть один студент-бурят, вообще сомневаться не приходится: если кто не знает, буряты — первый в Россиянской Федерации народ по числу имеющих высшее образование на душу населения: у них, кажется, 97 % дипломы имеют… Так что, если вдруг в общаге не окажется ни одного студента-бурята, то это, выражаясь словами известного английского поэта и философа, будет какая-то неправильная общага…
…Короче говоря, те двое, что везли на рынок мясо и застряли в дороге, подчаливают к филфаковской общаге. И произносят своё магическое заклинание. А в общаге живут, среди прочих, двое студентов-бурятов — Гомбо и Зорик, и кто-то из них, в аккурат, в этот момент оказывается поблизости… Дальше — уж совсем просто: Зорик (или это был Гомбо? неважно) подходит к коменде и говорит, что брат, однако, приехал… однако, надо переночевать… брат, однако-то, с другом — так что, пару матрасов пли-из… завтра уедут. А «брат» украдкой суёт коменде нежно-голубую пятёрку со Спасской башней — и вопрос решён!
А, едва оглядевшись в комнате студентов-земляков, гости произносят:
- Однак-то, выпить нада! За знакомство! — и извлекают на свет Божий пару пузырей…
…Я уже говорил в самом начале, что среди других добрых бурятских обычаев, есть один, который мне нравится больше других: буряты питаются мясом. И закусывают тоже. Правда, у Гомбы и Зорика мяса сейчас нет — но это всё фигня: мясо есть у гостей, в кузове машины. И значит, праздник состоится! Правда, гостям не совсем удобно: поднимаясь на четвёртый этаж, они обратили внимание, что остальные студенты смотрят на них как-то… не совсем одобрительно, что-ли… А встреченная ими на площадке между вторым и третьим этажами факультетская красавица Ритка демонстративно отвернула носик — и гости услышали, как она шепнула Наташке: «…Фу-у!… Буряты…» — и что-то там такое про исходивший от них запах сказала. И пошла к себе в комнату — пить жидкий «кофейный напиток» (85 % ячменя, 10 % цикория, 5 % кофе) и читать «Чётки» Ахматовой и «Камень» Мандельштама. Она вообще была эстеткой, Ритка эта — а ты, малыш, пока прервись ненадолго, и сходи, плюнь в глаза тому умнику, который рассказывал тебе, будто в сысысэре все народы были братьями и никакой межнациональной неприязни в помине не было. Была, малыш, была — и никогда никуда не денется. И если ты уже сбегал и плюнул, то мы продолжаем.
Итак, подготовку к празднику жизни гости вместе с хозяевами решили проводить не в комнате, а непосредственно, на кухне: там и места побольше, чтобы мясо разделывать — и плитка помощнее. Гости совсем не думали, что их кулинарные приготовления произведут такой фурор на всё население филологической общаги — а представители принимающей стороны, Гомбо и Зорик, никак не думали, что именно в этот вечер и на этой кухне выдруг обнаружится, что у них в общаге столько друзей! Иначе, чем ещё можно объяснить, что через каждую, буквально, минуту, на пороге кухни появлялся кто-нибудь из здешних обитателей — неважно, однокурсников, или старших — и весело приветствовал их:
- О, привет, Зорик! здорово, старина! Готовите? Праздник у вас? Клёво! Зайдём, поздравим!… - а когда кулинарные приготовления были закончены и вся четвёрка переместилась в комнату, действительно, туда стали заходить и поздравлять, присаживались «на две минуточки», выпивали-закусывали — и, пожелав счастья «имениннику», быстренько убегали…
Через десять минут таких «посиделок». один из «квартирантов», недоумённо глядя на хозяев, спросил:
- Я, однак-то, не понял, парни: у кого из вас день рожденья-то?
- Ни у кого, — невозмутимо ответил Зорик.
- А чо они, однак-то, вас поздравляют всё время? — не унимался гость.
- Жрать хотят, — подал голос тихоня Гомбо, — а у нас мясо, однако…
- Так нада им дать мяса, и пусть сами готовят! — резонно возразил гость, — а то, они у нас всю водку выпьют — а у нас мала. У вас ещё есть, однако, водка?…
- Много давать придётся, — возразил Зорик, — они все жрать хотят, вся общага. А водку у коменды купить можно, если чо…
- Тогда, однако, зови их и скажи: кому, однак-то, мяса надо — пусть к машине идут! А то, не дадут посидеть, однако! Скажи: щас спущусь и дам, кому мяса нада…
…Через час в общаге царило редкое оживление: на всех пяти этажах, в кухнях и в комнатах на плитках студенты варили, тушили, жарили мясо… В своей комнате, украшенной букетом из сухих трав и репродукцией Обри Бёрдслея, откинув прочь репринт Андрея Белого, на кровати страдала от переедания красавица Ритка. На соседней кровати, с томиком Блока в руках, страдала верная подруга Наташа… На насыщение всех голодных ушло больше половины коровьей туши — но приехавшие буряты ничуть не жалели об этом: договорившись с комендой, что они поживут у парней пару дней, они выдали вредной тётке кусок стегна — да ещё и получили с неё пять «полбанок». Праздник продолжался…
…А ещё через два дня гости уехали. Провожать их собралась, едва ли, не вся общага. Зорик и Гомбо — тихие и незаметные прежде троечники — за эти дни вдруг сделались очень уважаемыми в общежитии людьми. Когда грузовик отъехал от крыльца общежития, Гомбо почувствовал, что кто-то осторожно трогает его за плечо. Он обернулся. Рядом стояла факультетская красавица Ритка — эстетка, недотрога и любительница поэзии Серебрянного Века:
- Гомбочка, миленький… Скажи: а ваши буряты к нам ещё приедут? — в глазах у Ритки светилась чистая, почти детская надежда, — скажи, ведь буряты к нам ещё приедут?… правда же?…
…Кто-то говорил мне, что через полгода после этого Ритка вышла за Гомбо замуж. Правда или нет — не знаю.