Гарри. Он же - Игорь. Настоящий Индеец. Бывший (очень давно) студент медицинского института, переквалифицировавшийся в операторы. Невозмутим, статен, могуч, волосат, слегка хмелеет только после первой бутылки водки. Курит исключительно папиросы. Снимать может, будучи пьян в дрова - если находится при этом на земле. Если в воздухе - другое дело (но об этом позже).

 Лет десять назад я потерял его из виду. Случилось это так: у Гарри и его друга и коллеги (не будем уточнять имени, ибо оно для нас не так уж и важно) шёл третий месяц запоя. Оба они - мужики здоровые, мускулистые (потаскай-ка изо дня в день на плечах камеру Panasonic S-VHS и штатив к ней - не так ещё мускулы накачаешь!), поэтому запой проходил у них, как всегда, спокойно и интеллигентно: сначала они тихо-мирно пропили свой расчёт, полученный на телекомпании после увольнения за пьянку, потом несколько раз вежливо заняли деньги у друзей - вежливо предупредив, что занимают на пропой, и когда вернут - неизвестно. Потом продали лишнюю видеокамеру - за нормальные деньги продали, хорошему человеку. Никто не был в обиде. А потом - на третий месяц - проснулись поутру, и решили, что с запоем пора завязывать. И решили эту проблему кардинально: сели в оранжевый, видавший виды, "Москвич - 412", и уехали. Из Иркутска в Сочи. С собой взяли немного денег, документы, записные книжки, зубные щётки и мыло. И оставшуюся в наличии видеокамеру.

 Через месяц они позвонили из Сочи - позвонили тому самому редактору, который уволил их за срыв особо важной съёмки: сообщили, что благополучно устроились на местную телекомпанию, и попросили прислать на них характеристики с бывшего места работы. Особо оговорили, чтобы в характеристиках было указано, что они - индейцы, не пьющие "огненной воды".

 - Да я что угодно про вас напишу, - ответил успевший за три с половиной месяца остыть уволивший их редактор, - только ведь вы там с первой же получки нажрётесь, и все мои характеристики - псу под хвост!...

 - А ты напиши, - невозмутимо возразил индеец Гарри, - а уж за остальное не переживай...

 С той поры Гарри трудится в Сочи - снимает какую-то авторскую передачу. Хорошие операторы везде нужны, а настоящему индейцу - завсегда везде ништяк. В Сочи - особенно.

 А здесь - самое место рассказать о том, как и почему Гарри с треском вылетел с работы. Случилось это так: по заказу областной администрации телекомпания, на которой он трудился, снимала презентационный фильм. По сценарию, видеоряд фильма должен был начаться с панорамных кадров, снятых с высоты птичьего полёта. А поскольку в штате телекомпании собственных птиц не было, пришлось заказывать вертолёт - за хорошие деньги разумеется. Съёмку доверили Гарри - так как, при всём том, что трезвым за последние лет десять его никто не видел, он, всё же, был лучшим на студии оператором. Что есть - то есть.

 Гарри к съёмке отнёсся очень ответственно: уже по дороге на аэродром принял, для храбрости, на грудь. На аэродроме перед взлётом добавил ещё. И совершенно храбрый, сел в кабину. Вертолёт взмыл в воздух, и ушёл на большой круг. А когда приземлился через уж очень недолгое время на землю, из кабины выполз несчастный, еле живой оператор, изгадивший всё, что можно - и собственный костюм, и салон вертолёта, и видеокамеру... А следом выскочил отчаянно матерившийся пилот. Этот день стал для Игорька его последним рабочим днём - и на студии, и в городе...

 Я не помню, кто нас познакомил. Было это, кажется, в самом конце 80-х - я тогда, в аккурат, собирался поступать на журналистику. А у Гарри тогда, в аккурат, заканчивался вялотекущий роман с его мединститутом. " - Вы же - будущие журналисты! - говорил Гарри мне и моему другу, когда мы сидели в его краснознамённой комнате в коммуналке, и пили вино, - вы должны всё это увидеть своими глазами! Значит, решено: завтра я беру вас с собой, и мы идём смотреть, как женщины рожают!...".

 Комната у Гарри была вся завешана огромными бархатными переходящими красными знамёнами. Комната располагалась в доме старой постройки, где потолки - метра под четыре - и была очень просторной, квадратов двадцать пять. А знамёна были развешаны не вдоль стен, а на роликах крепились к потолку, и служили своеобразными ширмами, делившими огромную комнату на несколько маленьких отсеков. При необходимости - когда собиралось уж очень много гостей - все эти знамёна поднимались к потолку, и комната становилась единой и просторной...

 Окружавший нас знамённый сюрреализм плюс вино плюс юношеский максимал-идиотизм способствовали тому, чтобы мы приняли предложение Гарри, что называется, "на ура" - и на следующий же день он привёл нас в факультетскую гинекологическую клинику, выдал белые халаты - чтобы нас приняли за студентов-медиков - и мы отправились смотреть на роды...

 Я ничего не буду рассказывать про роды. Те, кто рожал, или принимал новорождённых - всё прекрасно знают. Остальным лучше не знать. А на улицу мы вышли совершенно зелёными - и дали друг другу слово, что ежели бы мы были женщинами, то стали бы самыми радикальными феминистками. А невозмутимый Гарри смотрел на нас, и говорил: " - Ничего, сейчас мы немного полечим ваши нервы - а через пару недель я поведу вас на вскрытие трупа. Вы же - будущие журналисты, должны всё увидеть своими глазами!"...

 ...Когда срок, назначенный Гарри подходил к концу, я не только уже справился с собой, и перестал содрогаться при виде молодых мам с колясками, но и начисто забыл про его угрозу насчёт вскрытия. Однако, Гарри не забыл - и однажды ранним утром, подняв телефонную трубку, я услышал его бодрый голос: " - Привет, старина! Ты не забыл? Сегодня у нас - вскрытие трупа! Жду вас с Вовкой через час возле анатомического корпуса, не опаздывай! А потом - ко мне, на шашлыки!"...

 Какое счастье, какое огромное счастье, что в 1989 году в ссср не было сотовых телефонов! Заботившийся о том, чтобы мы успели набрать как можно больше жизненного опыта Гарри, наверное, зазвонил бы меня - а потом обижался, что я проигнорировал такое важное мероприятие!... А так, я просто вышел к назначенному часу из дома, и отправился гулять по книжным магазинам. Когда часа через два я вернулся домой, мне вновь позвонил Гарри:

 - Ну что же ты, старина, не пришёл? Опоздал, что-ли? - я тут же поспешил подтвердить это предположение, - ладно, давай ко мне! Мы с Вовкой уже у меня - только он, почему-то, ни пить, ни есть не может... Ещё в анатомичке ему заплохело, и мы ушли, да... Ну, давай - у нас здесь шашлык, и бутыль медицинского спирта! Ждём!...

 Вовку я застал даже не зелёным, а каким-то фиолетовым. Он, правда, уже успел немного прийти в себя, приняв на грудь пол-стакана spiritusa vini, и едва я зашёл, как он бросился ко мне с воплем:

 - Старичок!!! Ты не представляешь даже, КАК Я ТЕПЕРЬ НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ!!! Ты не представляешь, как...... - далее минуты три несчастный Володька делился впечатлениями от всего увиденного и пережитого.

 - Ну, подумаешь - мозги из трупа извлекли! - философски возразил на это Гарри, - я с него едва скальп снял, а Вовка тут же начал за стены хвататься. А уж когда наш профессор крышку черепа снял... - Гарри затянулся своей "беломориной" - да-а, жаль, что ты не сходил с нами на вскрытие трупа...

 Именно тогда - после скальпирования покойника - Вовка и прозвал его Индейцем. И - пристало.

 ...Вообще, неизвестно ещё, сколько бы относительно вменяемых людей этот гад довёл бы до обмороков и стационаров психушки, если бы его не выгнали из медицинского, и он не ушёл бы работать на телевидение. Так, однажды, он - из самых лучших побуждений, заметим - опоил ещё двоих наших друзей так, что они потом года два вели совершенно трезвый образ жизни - а при одном лишь слове "спирт" им начинали мальчики кровавые мерещиться...

 Он пригласил ребят на своё ночное дежурство в клинику. Вместе с ним дежурили ещё три симпатичных студентки, и всё это обещало закончиться чем-то интересным - тем более, что Индеец намекнул, что и spiritus vini будет наличествовать. Эти двое и клюнули. И всё было бы хорошо, если бы не оказалось, что девушки пьют медицинский спирт наравне с парнями - и не пьянеют!... В результате, стратегический запас спирта, которого, по предположению Индейца, должно было хватить на всю ночь, был выпит за час. И души всех присутствовавших властно требовали продолжения банкета. И тогда, пошептавшись между собой, девушки заявили:

 - Эх, чего там! Гуляй, душа! Игорь, сходи, принеси нам ребёновки!...

 Те мои друзья, которые рассказывали об этом, потом проклинали себя за то, что пропустили мимо ушей слово "ребёновка" - мало-ли, что за сленг здесь, да может, и послышалось... А Гарри, меж тем, вернулся с полной конической колбой спирта, и приступил к процессу его разведения. Затем выпили по первой. Затем - закусили, и выпили по второй. И тут одна из девушек говорит:

 - Эх, Игорь! Отлично ты ребёновку развёл! Хороша!

 - Да у Игорька всегда знатная ребёновка получается! Он по ребёновке - спец!...

 И здесь, наконец, многократно произнесённое новое слово дошло до сознания ребят - и они захотели немедленно узнать, что же такое они пьют, в конце концов. И они обращаются к присутствующим с вопросом - а когда в ответ слышат дружный смех, то ставят вопрос уже и ребром. И опять смех.

 - Вообще-то, - произносит здесь Индеец, - это наша маленькая врачебная тайна. Но вам, так и быть, я её открою. Только прежде выпейте ещё - чтобы впечатление не было слишком ошеломляющим. Короче, на посошок - и пошли!...

 И они пьют ещё по сто грамм этой ребёновки, и встают, и Индеец ведёт их показывать, откуда он принёс полную колбу спирта. Они заходят в какой-то кабинет, и, включив свет, Индеец указывает им на шкаф, заполненный банками с туго притёртыми пробками, и тоном лектора сообщает:

 - Вот в этих сосудах хранятся заспиртованные уродцы-выкидыши, а вон там - ...

 Я уверен: он не хотел ничего плохого. Да и повезло ребятам: всё же, рядом с ними были почти настоящие врачи - поэтому, обморок не был долгим. Когда они пришли в себя, то они уже лежали на кушетках в ординаторской, а красавицы-медички нежно хлопали их по щекам, и спрашивали:

 - Ну, всё в порядке? Как ты?... Вот - выпей быстренько, и полегчает!...

 При слове "выпей" один из моих друзей снова провалился в беспамятство. А второй услышал, что пока они валялись в отключке, было, среди прочего, решено, чтобы не портить праздник, выслать Индейца на ночную трассу - и там он продал какому-то таксисту целый литр чистейшей ребёновки, а на вырученные деньги купил у другого таксиста две или три бутылки самодельной, воняющей ацетоном, водки. И вот теперь, вместо нормальной, чистой и надёжной, многократно проверенной и совершенно безопасной ребёновки, они вынуждены пить какую-то подозрительную отраву... А всё - из-за чьёго-то чрезмерного и неуместного любопытства...

 Как я уже говорил, оба моих друга после этого случая не брали в рот спиртного года два. Но и после, когда они оказывались в одной компании с Индейцем, и тот, и другой обязательно уточняли, кто принёс те бутылки, которые выставлены на столе... Так, на всякий случай.

 Телевизионная эпопея Индейца - не менее увлекательна и разнообразна, но я ограничусь пока этой предысторией. Единственное, на что мне хочется обратить внимание тех, кто прочёл этот рассказ - так это то, что во всех этих (и многих других) историях Индеец никогда не делал ничего, чтобы жестоко подшутить над друзьями, или сделать им гадость. Все его намерения были невинны и чисты, как ребёновка как слеза ребёнка - только вот, выходило из этого всегда чёрт знает, что...