К счастью, к великому моему счастью, совецкий союз развалился и приказал долго жить прежде, чем я закончил Университет - иначе, не избежать было ни мне, ни моим сверстникам всех этих месячных "десантов" в подшефные колхозы, житья в спортзалах деревенских школ, ежедневного ковыряния в земле - и прочих сомнительных "удовольствий". Да и в студенческие годы этого "счастья" удалось избежать: на "подшефные поля" нас вывозили, кажется, всего раза три или четыре - а потом эта практика и вовсе прекратилась. Нет, конечно же, приходилось нам выезжать в эти проклятые колхозы и с ночёвкой - но, обычно, выезжали мы дня на три (и, ведь как назло, этими тремя днями были пятница-суббота-воскресенье) - но не на месяц и не на два.
В те годы наше прогрессивное студенчество обнаглело настолько, что прямо задавало вопросы университетской администрации: а для чего мы, собственно, здесь? для того, чтобы овладевать знаниями и учиться журналистскому мастерству - или все эти приёмные экзамены, сдачи сессий, коллоквиумы и семинары нужны только в качестве "побочной дисциплины" при подготовке высококвалифицированных сельскохозяйственных рабочих? Администрация же, в лице нашего зам. декана, Игоря Константиновича П. - прекрасного человека! - лишь разводила руками, и виноватым голосом отвечала, что - надо, мол, ребята... потерпите: скоро это безобразие с отрывом от учёбы отменят... есть такие тенденции... и вообще, может быть, именно эта поездка и будет последней - а там, в колхозе, за уборку урожая вам ещё и заплатят, и кормить будут...
И мы ехали.
Но та поездка, о которой я хочу рассказать сегодня, пришлась не на студенческую юность, а на "школьные годы чудесные". Одноклассникам она запомнилась особо: пожалуй, никогда прежде они не совершали так много глупостей за столь короткое время. Во-первых, они напились молока... Да-да, жирного деревенского молока, две 50-литровых фляги которого сердобольные колхозники привезли прямо в чисто поле, чтобы попотчевать юных "бойцов трудового фронта". Повторяю: жирное деревенское молоко привезли в чисто поле, где панорама обзора ограничивается лишь линией горизонта, а далеко-далеко на северо-западе узкой бровкой виднеется чахлый лесок. До леска не дошёл никто...
Ладно, не будем о грустном и незабываемом - тем более, что я и ещё двое моих друзей при этом не присутствовали и в угощении деревенским молоком участия не принимали - нас откомандировали на центральную усадьбу колхоза, чтобы подготовить место ночлега. Ну, а одноклассники... Их трудно винить: они ведь всю жизнь до этого пили только синенькое жиденькое молочко из магазина. Они ж не знали, какие могут быть последствия от употребления натуральных, экологически чистых продуктов... Жалко ребят.
Вечером следующего дня к нам, расположившимся после работы в центре поля, в ожидании грузовика, который должен был доставить нас в деревню, к месту нашего ночлега, подъехали деревенские пастухи. Человека четыре или пять их было, и сидели они верхом на ладных лошадках знаменитой "будённовской" породы - а вслед за ними, по убранному нами полю, шёл небольшой - голов в тридцать или сорок - табун лошадей. Пастухи были, примерно, наших же лет - а подъехали они к нам с одной лишь целью: разжиться куревом. Нет, это была вовсе не попытка спровоцировать нас на драку - просто, у парней, действительно, кончилось курево. Вот они и подъехали к нам.
Курящие в нашем классе были, поэтому просьба табунщиков была тут же удовлетворена. Парни - наши и деревенские - не торопясь, закурили, и, слово за слово, завязалась у них беседа: деревенские интересовались, кто мы и откуда, да из какой школы, потом вдруг выяснилось, что кто-то из них кого-то из наших через кого-то ещё, вроде, даже знает (ибо, сам Иркутск - это, всего лишь, маленькая деревня) - одним словом, у нас установился с деревенскими межцивилизационный мир и полное взаимопонимание.
И тут вдруг, один из наших одноклассников, Андрей по прозвищу Длинный, вдруг начал проявлять интерес к конскому поголовью колхоза. Он любил пустить пыль в глаза, этот Длинный: был он законченным снобом и пижоном, если уж говорить честно... Вот и в тот вечер - видимо, решив продемонстрировать перед "дерёвней", а заодно, и перед нами, свою "крутость", Андрей, с видом заправского лошадника, стал поглаживать одну из лошадок по морде и нести какую-то чушь насчёт того, что высшее счастье для настоящего мужчины - вскочить на коня, и мчаться, мчаться вперёд...
- Да ты на лошади-то когда нибудь сидел? - с недоверием спросили его деревенские.
- Ну, если бы не сидел, - не моргнув глазом, ответил Андрюха, - то, наверное, не говорил бы...
Интонация, с которой это было сказано, видимо, задела наших общих знакомых - и один из них, взяв свою лошадку под уздцы, подвёл её к Андрею:
- Ну, если хочешь, можешь прокатиться. Только не бей её: она норовистая, будешь бить - выбросит, да и затоптать может...
Андрей вскочил на коня. По тому, как он это красиво сделал, мы сразу поняли, что в седло наш одноклассник садится не в первый раз. Ну, а он уже, вжившись в роль какого-то гусара или ковбоя, помахал нам рукой, послал девчонкам воздушный поцелуй - и пустил лошадку по полю в галоп. На фоне закатного неба всадник, скачущий куда-то вдаль, к горизонту, смотрелся просто потрясающе! И я уверен, что в тот момент не только я, но и все наши парни (да, скорее всего, и девчонки тоже) мечтали оказаться на его месте: вот так нестись, нестись куда-то, догоняя закат...
Тем временем, подошёл грузовик, на котором нам предстояло ехать в деревню, к месту нашей ночёвки. Естественно, мы стали беспокоиться за умчавшегося чёрт знает куда, Андрея: тут же кто-то принялся уговаривать водителя грузовика подождать немного: мол, у нас тут одноклассник отправился дикого мустанга объезжать, вот-вот должен вернуться... Колхозный же водитель, будучи натурой цельной, тут же в красках сообщил нам, что он думает про понаехавших из города ковбоях, и - вообще, о всяких, из города понаехавших... Для него, для этого водителя, город, видимо, прочно ассоциировался со вселенским злом - и он поспешил поведать об этом нам.
- Да вы езжайте, не ждите его! - остановили монолог односельчанина табунщики, никуда он не денется, лошадь его сама сюда привезёт! А мы пока покурим - вы нам только сигарет оставьте - дождёмся его, а потом вместе с ним и в село вернёмся. Вы же в школе ночевать будете? Вот к школе вашего ковбоя и доставим!
...Мы уже вернулись с поля, уже отмылись под умывальником, уже поужинали - а нашего одноклассника всё не было. Куда он мог деться? На улице уже стояла осенняя темнота, и беспокойство наше всё росло. Наконец, где-то, ближе к полуночи, мы услышали доносившийся с улицы стук копыт. Все, кто ещё не уснул, выскочили на улицу - и увидели группу всадников, во главе которой ехал наш Андрей. Лицо его, отчего-то, красное и распухшее, выражало полнейшее блаженство и умиротворение:
- Вы не представляете, как здОрово я прокатился! Это такой кайф!... - наш одноклассник соскочил с лошади, сделал пару шагов - и чуть не растянулся во весь рост. С трудом, раскорячивая ноги, он подошёл к крыльцу: - Надеюсь, мой ужин меня дождался?...
...Когда он, с трудом передвигаясь, вошёл в школьное здание, сопровождавшие его ребята-табунщики рассказали нам, чем было вызвано столь долгое отсутствие Андрея. Лошадь, на которую они усадили нашего друга, действительно, была "с норовом" - и они очень хорошо знали этот норов. Дело всё в том, что лошадка эта очень любила купаться, и у неё даже было излюбленное место для купания - заросшая старица реки, находившаяся в паре километров от того места, где Андрей оседлал её. Лошадь была послушная и умная: она беспрекословно слушалась своего хозяина - но, едва поняв, что в седле сидит вовсе не хозяин, а какой-то "левый" пассажир, лошадка рассудила так, что Андрюха ей - никакой не указ. И, взяв с места, поскакала к своей любимой заводи - купаться!
- Мы вам не стали ничего говорить, - смеялись табунщики, - покурили после вашего отъезда, сгоношили костёр, чайку вскипятили - а потом поехали вашего "ковбоя" выручать. Как мы думали, так и оказалось: лошадь стоит по брюхо в воде, а ваш друг сидит на ней, матерится и руками машет - комаров отгоняет! А лошадь - счастливая!... Ну, мы ей свистнули - она и выскочила на берег, и мы в деревню поехали. А ваш друг проклинал всё на свете и рассказывал, как он целый час пытался уговорить конягу выйти на берег. Кстати, с него теперь - бутылка самогонки, за спасение!
Услышав слово "самогонка", кое-кто из наших навострил уши - а деревенские табунщики уже подробно объясняли нашим дуракам, кто где в деревне продаёт "огненную воду". А когда ещё пара наших сорви-голов выразила своё желание отведать этой "амброзии" прямо сейчас, табунщики охотно согласились сопроводить их к какому-то дедушке, у которого, по их словам, "не самогонка - слеза!"
...Честно говоря, я полагал, что неудачный опыт с деревенским молоком этих придурков чему-то научил. Оказалось - ничуть не бывало! - купив у старика-самогонщика трёхлитровую банку его "продукции", несколько человек из нашего класса в компании этих самых табунщиков бражничали, едва ли, не до утра. А утром мы сочли боевые потери: семеро человек пребывало в состоянии не просто глубокого, но глубочайшего похмелья - а восьмой, вдобавок ко всему, отсвечивал во все стороны ярким "фонарём", который красовался вокруг его левого глаза. Причём, не только сам Димка, но и никто из ночных бражников так и не смог вспомнить, за что же этот Димка получил в глаз: понятно, что, как всегда, ляпнул что-нибудь не то - но подробности ночной потасовки совершенно выветрились из народной памяти.
Глядя на всё это безобразие, мы испытывали счастье лишь по одному-единственному поводу: что в колхоз вместе с нами отрядили ехать не нашего классного руководителя, а школьного физрука и военрука: эти двое с первого же дня нашего пребывания в колхозе, с серьёзным видом заявили нам, что мы, мол, люди взрослые - и выразили благочестивую надежду, что никаких эксцессов не будет. После этого физрук и военрук, видимо, сами протоптали тропинку к местным самогонщикам - по крайней мере, в наши дела они не совались. Вот это-то обстоятельство и радовало нас, когда мы созерцали мучения наших одноклассников, болевших с похмелья: все прекрасно понимали, что будь здесь наш классный руководитель - имел бы место немаленький скандалец...
Ладно. Впереди нас ожидал грузовик, очередное морковное (или капустное? неважно) поле, целый день ковыряния в земле - ничего интересного, одним словом. К обеду наши пьяницы немного пришли в себя - а уже ближе к вечеру, Димка (тот самый, что получил накануне в глаз) подошёл ко мне, и тоном заговорщика произнёс:
- Старичок! Ты же у нас любишь всякие старинные штучки? - я кивнул, - так вот, у того старика, у которого мы вчера самогонку покупали, в сенях висит старинный саксофон! Я, когда мы в первый раз к нему заходили, и не заметил - а потом, когда пошли за второй банкой, заметил! Надо тебе попробовать эту трубу у него сторговать!...
"Ишь ты! - подумал я, - значит, у вас ещё и "продолжение банкета" вчера было! А Димка, - думаю дальше, - тот ещё герой: за что в глаз получил, не помнит - а про какой-то "старинный саксофон" помнит!" Но я тут же одёрнул себя: какой, на фиг, "старинный саксофон" в сибирской деревне? откуда?!... Максимум, что там может быть - какая-нибудь труба образца 1980-го года, из колхозного духового оркестра, которую дедушка-самогонщик спёр на змеевик для своего аппарата, или на блёсна для рыбалки. Но - на всякий случай! - я решил, что вечером, когда вернёмся в деревню, надо будет сходить и проверить, что там за колхозные саксофонисты Димке примерещились.
- Ладно, - говорю, - приедем в деревню - сходим к вашему отравителю, посмотрим.
...Старикан, отравивший накануне своей косорыловкой половину мальчишек из нашего класса, встретил нас с Димкой приветливо:
- Ну что? За молочком пришли? - он хитро подмигнул Димке, - за молочком из-под бешеной коровки?
- Да нет, - слегка передёрнувшись, Димка кивнул в мою сторону, - вот парень из нашего класса, он разную старину собирает. Так вот, он хотел посмотреть на саксофон, который у Вас в сенях висит...
Дед провёл нас в сени, и я увидел... саксофон! Настоящий, огромный джазовый саксофон - его посеребрённое тело потускнело от времени - но, всё же, было видно, что когда-то этот сакс был настоящим красавцем! Ремня у него не было - вместо ремня, в кольца была продета верёвка - и, прицепленный к вбитому в стену гвоздю, концертный саксофон висел в деревенских сенях, рядом с берёзовыми вениками для бани, телогрейкой и ещё каким-то хламом. Картина, достойная кисти великого Дали...
Я подошёл ближе, протянул руки к инструменту. Сбоку отчётливо различалось клеймо знаменитой фирмы Ammatti, а дальше шла какая-то надпись, выгравированная по-немецки. Я уже протянул руки, чтобы снять саксофон с гвоздя, как вдруг услышал:
- Те-те-те! Не трогать! Смотреть можно, а снимать - ни-ни! Пущай висит, где висит!
- Откуда он у Вас? - я обернулся к старику, - зачем он Вам? Может быть, договоримся? Я бы его купил у Вас?
- Пущай висит, где висит! - хитро глядя на меня, повторил дед, - откель он здесь висит, я не знаю - но он тут всегда висел! Батя мой энтот дом в 1927 году купил - так этот транбом здесь тогда уже висел, вот и пускай висит дальше. Меня в армию забирали - он тут висел; я с войны вернулся - он тут висел! Ужо шестой десяток лет здесь висит - вот и пусть висит дальше!
Все наши попытки вести дальнейшие переговоры о приобретении саксофона вредный старикашка пресёк очень радикально: просто, взял - да и вытолкал нас за дверь, а потом и прочь со двора, за калитку. На прощание сказал только:
- Молочка от бешенной коровки захочете - в окошко стукнете! А транбом - пущай висит, где висит!...
...Вот, собственно, и всё. Уже почти четверть века с того времени миновала - а "транбом", который я увидел тогда в сенях у старика-самогонщика, до сих пор не даёт мне покоя. Откуда он? как попал в далёкую сибирскую деревню? Ветром гражданской войны занесло его сюда - или, может быть, был он привезён в качестве трофея с войны Мiровой?... Но ведь, с другой стороны, массовая популярность джаза началась несколько позже - уже на рубеже 1920-х - 30-х - примерно, в то время, когда отец жадного старикашки купил этот дом. А ведь, если верить этому дедку, "транбом" уже тогда висел на стене - остался от прежних хозяев, и висел... И - опять вопросы: зачем притащил кто-то этот музыкальный инструмент - с Мiровой ли, с гражданской войны - в сибирскую деревню? собирался учиться играть - или схватил первую попавшуюся блестящую диковинку?... Нет у меня ответов на эти вопросы.
...Как-то раз, сидя в баре Дома Актёра, я рассказал эту историю Володе Антипову - актёру Иркутского Музыкального театра и саксофонисту рок-группы "Стихия". Лучше бы и не рассказывал: мало того, что Вовке настроение испортил - так ещё и себе испортил жизнь: Володя тогда в меня, буквально, вцепился, требуя, чтобы я вспомнил название той деревни, где произошла эта история - и до сих пор, каждый раз, когда мы встречаемся, Антипов смотрит на меня с надеждой в глазах, и задаёт один и тот же вопрос: " - Ромка, а ты не вспомнил, как та деревня называлась?" - и мне стыдно смотреть другу в глаза: " - Не вспомнил..." - отвечаю я ему всякий раз.
А где-то, в какой-то из деревень Иркутской области, может быть, так и висит на стене в сенях потускневший саксофон Ammatti - ждёт своего хозяина... А может быть, и не висит: может, давным-давно распилили его на блёсны для рыбалки. Если это так, то очень жаль...